***
В одиннадцатом часу Феликса вернули в палату, а Хенджин, забрав свои вещи, уехал домой. Наконец-то, можно отдохнуть и поспать. Сегодня ночью этого сделать почти не получилось. Завтра должно быть много дел, а сегодня его выходной, единственный на неделе, спасибо, что он вообще есть. Выйдя на улицу к своей машине, Хван закурил, вытягивая из сигареты весь едкий дым, который пробирался до клеток мозга, давая забыться хоть на некоторое время. Но все время когда-то заканчивается, поэтому через минут пять сигарета, докуренная до фильтра, летит в урну. Сев в свой черный глянцевый мерседес, доктор включил какую-то музыку, чтобы заполнить эту вдоволь комфортную тишину, но мысли закричали о небольшой догадке вместе с резким звучанием музыкального инструмента из колонок машины. «А что, если можно будет забрать Феликса к себе.. Только, чтобы сделать это, нужна опека. Будет проблематично», — мысли тут же превратились в действия, и первое, что додумался сделать парень, это поехать к матери Ли.***
Звонок в дверь. С той стороны слышны неторопливые шаги, и уже через секунду дверь открывается, а за ней стоит худощавая женщина лет под сорок. Ее волосы такие же светлые, как и у Феликса, а кожа сияла своей болезненностью. Было несложно догадаться, что это мать того самого белоснежного психа. — Добрый день, — поклонившись в знак приветствия, а женщина тем временем робко поклонилась в ответ, не отрывая ладонь от дверной ручки. — Я могу Вам чем-то помочь? — спросила она с милой улыбкой, вглядываясь в лицо доктора. — Да. Я хотел бы с Вами поговорить насчет Ли Феликса. Женщина сразу изменилась в лице. Оно стало каким-то грустным, искаженном в обиде и непонимании, но она сразу стерла эти эмоции со своего лица, повесив в глазах тонну безразличия. Она меняла их так же хорошо и быстро, как и Ли — сомнений, что она его мать, не было вообще. — Проходите, — сказала она, отходя в сторону и пропуская нежданного гостя. — Спасибо, — кинул Хван, прошмыгивая в глубь квартирки. Прямо по коридору двойная распахнутая наполовину стеклянная дверь. За ней гостиная с длинными тяжелыми бордовыми шторами, которые сразу бросались в глаза. Стол почти в центре, он сдвинут немного к стене и покрыт полупрозрачной тканью. Небольшой кожаный диванчик, а на нем раскиданы подушки разных цветов. Телевизор и полки для книг. Все это так красиво сочеталось, что Хенджин раскинул глаза в удивление, но как только женщина зашла, он сразу перевел взгляд на нее. — Присаживайтесь, — указав жестом на диванчик позади парня. Сама она села на другой край, осматривая тусклым взглядом темных глаз своего гостя. — Что Вы хотите знать о.. нем? — женщина не произнесла имени своего сына и как-то брезгливо поморщилась, а после и вовсе перевела взгляд в пол. — Вы же знаете, что он госпитализирован в психиатрическую больницу, — прозвучало это больше утвердительно, чем вопросительно. — Я его врач, — выговорил Хван и поймал на себе удивленный взгляд. — Доктор, значит. Что Вы от меня хотите? — бросила она в ответ с нескрываемой неприязнью. — Вы единственный его опекун? — Хенджин не намерен долго тянуть, ему нужно было четко понять, как действовать дальше. Добровольно или с помощью. Естественно, не божьей. В ответ мать кратко кивнула. — Я не буду долго разговаривать насчет всего этого, но сначала спрошу. Какие у Вас отношения с Феликсом? Женщина подняла свой взгляд куда-то на потолок и издала нервный смешок. В глазах у нее, когда док только увиделся с ней, было столько грусти, боли, обиды, а сейчас —безразличие и еле заметная неприязнь. И, возможно, не только к своему сыну. — Нет у нас отношений. Не было у меня времени. А как только оно у меня появились, он возненавидел меня. Поддался в какую-то секту. Стал сумасшедшим, кричал ночами, плакал постоянно. И когда мне позвонили из больницы, что у него на спине вырезано какое-то существо, я поняла: нельзя терпеть. Теперь он у вас в психушке, — женщина говорила это так спокойно, будто разговаривала о погоде. В ее глазах читалась ненависть к сыну с самого его рождения, а как психолог, Хван точно может сказать, что оставалась она с ним, и то не всегда, только из-за жалости. — Что ж.. Не буду долго все объяснять, — вставая с дивана и поправляя свое пальто. — Я хочу стать опекуном Вашего сына. Не родителем — опекуном. Он совершеннолетний, и ему нужен человек, который будет за ним следить. Его болезнь не проявляется настолько сильно, но Вы приняли решение отдать его в психиатрическую больницу. Я же хочу вытащить его оттуда, — доктор сглотнул вязкую слюну после речи. — Вам нужно отказаться от родительских прав. Это все, что от Вас требуется, — заявил окончательно док. А та лишь распахнула шире глаза, но продолжила сидеть на своем месте. В глазах напротив можно было заметить недоумение, но оно вновь быстро пропало, а с губ сорвалось краткое и отрезанное: — Нет. Хван лишь кивнул в ответ, а после вышел из квартиры, отправляясь в неплановый заезд к одному знакомому.