Убитый Пересмешник.
Прошло несколько дней.
Гильда уже и не помнит сколько дней она находится в плену. Дни отсчитать не в силах, понять какое время суток – нет возможности. Девушку поселили в комнату без окон, двери были, но настолько сильно заперты, что не пропускали даже свет от свечи. Кормили Гуннарссон как последнюю свинью – всякими объедками. Воды давали мало. Бедняжка понимала, что исхудала. Прислонившись к холодной стене спиной, она сгорбилась, слёзы снова потекли по её щеке. В полупустой комнате слышалось тихое хныканье. Гильда всё думала о том, что больше никогда не увидит свою матушку с отцом, брата. Гильда беспокоилась о друзьях. Как они там? Чем заняты? Скучают ли они по ней? Ответы на эти вопросы она получить не сможет, хотя где-то в душе была частичка надежды, она хотела верить что её отпустят, пускай не сегодня и не завтра, но когда-нибудь отпустят. Гуннарссон вытерла слёзы грязным рукавом, девушка понимала что что-то надо делать, но сил почти не оставалось, клонило в сон. Сейчас ей больше всего хотелось оказаться в родном поместье, лечь в свою тёплую постель и просто-напросто уснуть, видеть сны. Такая обычная мечта, но не для человека, которого оставили без свободы и лишили солнечных лучей, в полном одиночестве. Гильда до сих пор удивлялась тому, что не сошла с ума. Дверь со скрипом открылась, зашёл человек одеты полностью в чёрные одеяния, до того что его лицо не было видно. Кинул заржавевший поднос с какой-то похлёбкой, половина содержимого оказалась на полу. Девушка съёжилась, осталась на месте. — Ешь – это твоя последняя нормальная жратва. Глаза девушки округлились, она стала чаще моргать, чтобы не заплакать. — Ч-что..? — хриплым голосом спросила бедняжка. — Ешь сказал. — лицо мужчины не было видно, но было понятно что он нахмурился из-за вопроса. Медленным шагом вышел в коридор и с грохотом закрыл дверь. Гуннарссон вздрогнула.* * *
Дон подсел к Рэю, тот не удостоил своего товарища взглядом. Домингес качнул столом, тем самым взбесив Гарньé-Пажéса. — Угомонись! — рыкнул молодой человек, Дон моментально остолбенел и сквозь зубы проговорил : — Извини.. Взяв сумку с фолиантами, Домингес отодвинул стул и сел рядом с рыжиком, мальчишка встрепенулся и своими большими зелёными глазами вглядывался в тревожного Дона. — Эммануэ́ль, ты же писал письма леди Гуннарссон? — поинтересовался Дон с лёгкой ноткой тревожности. — Да, день назад отправил одно, ответ так и не пришёл.. — Дон нахмурился. — Найджел! Найджел! — парнишка резко повернулся в сторону Домингеса, лениво встал и подошёл к столу, где сидел Свон и Домингес. — Чего тебе? — Гуннарссон выглядел уставшим, мешки под глазами и затравленный взгляд. — Где леди Гуннарссон? — Я не знаю, то есть.. м-м, она болеет, да.. — Найджел кивнул своим мыслям, молча пошёл к своему месту, прекрасно понимая, что Дон смотрит прямо ему в затылок. — Слышал?! — Что именно, Дон? — Эммануэ́ль заметил как у Домингеса трясутся руки. — Он сам не знает.. — прошептал Дон. — Что не знает, Дон? — Свон закрыл лицо от тёплых лучей солнца. Конец осени, листья давным-давно лежат на траве и на грязной от дождя земле. Холод наступил с середины октября, и снег должен был вот-вот выпасть, но его всё не видать и не видать. Солнышко появилось из-за грозных туч, а значит, дождь будет не скоро. Домингес прищурился и до него, как-будто какое-то прозрение пришло. Мысль была очень плоха в своей реализации, но это было единственное, что пришло в дурную головушку Дона. — Эммануэ́ль, ты же хороший парнишка.. — Дон с надеждой в глазах посмотрел в зелёные глаза юноши. Он промолчал. — Ты ведь сможешь меня прикрыть? — Что ты имеешь в виду? — но след от Дона простыл.* * *
Дон скакал во весь опор. Вкладывал в удары ног по бокам коня все силы. Оба были в мыле: и бедный конь, и бедный Дон. Но парень не чувствовал усталости. Он продолжал лупить несчастное животное каблуками, раздирая тому кожу до мяса, и мутным взглядом всматривался в бегущую впереди дорожную ленту. Гильда могла поехать только здесь и нигде больше: это была самая короткая дорога от поместья Гуннарсонов до чёртовой академии; а если это так, то скоро он должен будет наткнуться на её карету. Думать Дон умел не особо хорошо, точнее, он вообще старался не думать, просто делать: меньше нагрузки, меньше сил тратится. В трудных ситуациях вообще ни в какую, мозг как будто отключался и отказывался включаться обратно, мысли путались в голове, как мальки на мелководье, никак не могли собраться в одну правильную. Сколько бы его не учил отец, как бы ни рассказывал, оставался Дон простаком, хотя порой что-нибудь и он понимал. Вот и сейчас, как-то слишком просто всё получалось: Гильда "просто"приболела, а он "всего лишь" не верит в это. Да и зная её темпераментность, Дон рассчитывал, что девушка, или её мать дала бы знать преподавателям. Да и Нейджел не в курсе “Не нравится мне всё это…” Но, как бы ни хотелось, что бы всё было, как надо, в душе Дон понимал: что-то случилось. Что-то явно не очень хорошее. Или очень не хорошее … Плохое было у него предчувствие. "Гильда! Только бы с тобой всё было хорошо! Гильда! Где же ты, любимая!? Держись! Я иду!" И снова пришпорил коня, полетел быстрее ветра. Вот очередной поворот, конь в сторону; камень. Яма. Поваленное дерево – всё брал. С наскока. Не тормозя, не останавливая скакуна, летел, как на крыльях. Шпага, плохо пристёгнутая, больно била по ногам, наверняка оставляя грубые синяки; плащ развевался на ветру, словно флаг; шляпа… чинно лежала на тумбочке в комнате, забытая. Дон резко натянул поводья: за очередным поворотом он увидел одиноко стоящую карету с гербом Гуннарсон. Сердце глухо ухнуло, надсадно провалилось вглубь груди, и, как бы порываясь встать на место, забилось часто-часто, поднимаясь вверх. Подъехав поближе, взору открылась такая картина: обе дверцы были сорваны с петель, шторки изорваны и смяты, их обрывки валялись на полу кареты. А снаружи, на козлах, сидел убитый кучер. Грудь была прострелена в трёх местах, руки безвольно свесились, голова упала на бок; все карманы были вывернуты. Видно, хотели унести ценнное. А вот лакей, похоже, пытался сопротивляться: все руки были измазаны в крови, нанесено множество колотых ранений, зубы выбиты; бедняга лежал на боку, а под ним растеклась алая лужа… Также, судя по сему, эти тела лежат здесь ни один день.. У Дона задёргался глаз: Гильды здесь нет! Её похитили! Увели в неизвестном направлении! Посмели прикоснуться к ней! Возможно, уже изнасиловали! Сжались кулаки, заскрипели зубы. "Выродки. Ублюдки. Сволочи. Не прощу!" И Дон спрыгнул на землю. Осмотрелся. Прикинул, что к чему. Совсем было отчаившись, Дон сел на ступеньку экипажа, как вдруг заметил примятые кусты слева от дороги. Встал, подошёл, заглянул туда, но ничего странного не увидел. Решил снова проверить экипаж, и, о небеса! Вожжи были обрезаны, поэтому, коней, что везли повозку, и не было. Дон снова вернулся к кустам, посмотрел, пригляделся: едва заметная вереница следов уводила в лесную чащу. "Нападали, стало быть, отсюда. Понятно. Вот значит как!" Мозг вдруг остыл, заработал невероятно чётко и ясно; мысли теперь были понятны и просты, сводясь все к одной: догнать и уничтожить. Вызрело то, что было ранее. Вся ярость, весь кипеж, вся жажда мести. Вызрело. И превратилось в холодную рассчётливую ненависть. Дон окинул взглядом местность, вздохнул, хлопнул по шее своего коня Баязета, и отпустил со словами: — Скачи, друг, куда знаешь. — тот лишь грустно смотрел на хозяина и не двигался с места; и от этого тоскливого, пронизывающего душу и тело взгляда, который заглядывал в самые-самые глубины сознания, становилось так погано на сердце … Дон не выдержал. Не смог снести этот взгляд. Лишь ткнул верного своего друга в гриву, да отвязал седло — Баязет.. Скачи, друг, скачи … — и отвернулся, ибо даже коню не смог показать слёз. Тот всё понял, фыркнул на прощание, развернулся и медленно побрёл прочь. Дон подождал, пока он скроется за поворотом, ещё раз вытер лицо, поправил шпагу и пистолеты на поясе; его взгляд снова сделался холодным и сосредоточенным, когда парень пробирался сквозь лес по следам: — Гильда… — тихо шептал он.* * *
Рэй гулял с Анной после занятий. Вообще, она попросила его рассказать о себе ни с того ни с сего. Сперва он был мягко говоря в шоке, как же, Камбер да сама проявила такую инициативу — это что-то новенькое, стоящее выше обычного мышления и понимания. Рэй, конечно, не был против. Он важно, неторопливо ответил, что как раз свободен и не против составить компанию такой прелестной юной особе, тем более, что слово женщины — святое для него. Поэтому, Анна уговорила возницу своего "кабриолета" подождать её пару часов, естественно, отсыпав ему десяток монет на пиво, чем он оставался весьма и весьма доволен и обещал выпить за её здоровье. — И вот, мне, наконец, ничего не оставалось, кроме как пустить в ход грубую мужскую силу — сделав акцент на последних трёх словах, Рэй продолжил своё повествование о том, как когда-то в детстве, он защищал неизвестную ему девочку от каких-то мальчишек. Половину, он, естественно, приукрасил, а другую половину – просто-напросто выдумал, но… от мужчин ничего другого не ожидать. Анна, конечно, верила любому его слову, тихонько поддакивала или кивала, а в глазах её был неподдельный интерес. Рэй же, пользуясь её доверием, не краснея, продолжал заливать, мол, их было трое, а он только один, но, всё равно бросился в атаку и, отчаянно дравшись, обратил своих презренных трусливых соперников в бегство. А эта девочка, будто бы, со слезами на глазах, поблагодарила его за спасение поцелуем, и, засмущавшись, убежала. А он остался и долго смотрел ей в след, надеясь, что их пути ещё пересекутся. — Но, времена меняются, секунды сменяются минутами, минуты часами, часы – днями, дни превращаются в недели, а те в месяцы, а месяцы – в года, но… — Вы больше не встретили эту таинственную незнакомку? — Анна грустно улыбнулась, и не дав Рэю договорить, виновато выговаривая слова, продолжила — А жалко. — Жалко у пч… и правда, вы, пожалуй, правы… — Рэй хотел ответить привычной заученной фразой "Жалко у пчёлки", но вовремя сдержался: вспомнил, что рядом дама. — А вам бы хотелось её снова увидеть? — Анна вдруг сделала самый невинный вид, на которой только была способна, и заглянула парню в лицо. Оно выглядело шокированным. "Чёрт!", но Рэй быстро совладал с собой и беспечно ответил: — Да… а, впрочем, всё равно. Это, скорее, будет похоже на встречу двух друзей, да и о чём нам говорить? Как будто не о чём. —Вот так легко вы говорите это словосочетание "всё равно"? Даже без тени понимания сознания сказанного? — Камбер вскинула брови. Действительно, так просто сказать, что тебе всё равно – нужно иметь немалую силу воли. Рэй и это просчитал; сделав грустный вид, но сверкнув глазами, цокнув языком, ответил в стиле Нэта, с огоньком и тривильностью: — Жизнь заставила! — и подмигнул. Анна вся сразу закраснела, опустила глаза: — Оу, вот так, значит… — Кхм-кхм, ребята, фортуна сегодня решительно нам улыбается: по-моему, мы сейчас можем здорово повеселиться! — чей-то грубый голос вывел её из раздумий. Анна подняла голову: прямо перед ними стояли трое молодых людей в чёрном, и очень недобро ухмылялись. — Господин маркиз, у вас великолепный вкус! — прогоготал один из них, довольно скаля зубы. — Арнольд, вы бог! — вторил ему другой. Средний, по-видимому, главный среди этой троицы, шагнул вперёд, и девушка похолодела: он положил ей свою потную, огромную ладонь на щёку, мило улыбаясь и погладил несколько раз. — Миледи, что такая кисуня, как вы, делает с таким петухом? Разве же нет вам более достойной компании, чем этот недоумок? — не отрывая взгляда, спросил этот "заводила", похабным голосом. Анна, вся бледная, как смерть, стояла ни жива ни мертва, и только могла, вмиг осипнув, вымолвить: — Я… — О нет, дорогая моя, слов не нужно: я и без них знаю, что вы хотели сказать. Не буду, затягивать и предлагаю с нами пройтись. Ну же, идёмте? — его рука медленно упала ей на плечо и затем на талию, притягивая её к себе. Анна от страха забыла как дышать. И только круглыми глазами смотрела на своего неожиданного "жениха", который уже откровенно, не боясь заполучить, облизнулся, как кошка на мышь, и вытянул губы в поцелуе. По правде говоря — он был довольно красив, лет двадцать пять на вид. Греческое лицо, курчавые чёрные волосы, серьга в ухе — красавец одним словом, молодец. И этот молодец… Раздался хлёсткий удар: Рэй опомнился и со всей силы огрел того по локтю. Этот главный, он же Арнольд, не ожидал такой наглости, и невольно дёрнулся в сторону. Рэй, внешне сохраняя спокойствие, встал перед девушкой, закрывая её от посягательств злоумышленников и, как можно ровнее, произнёс: — Сударь, я бы посоветовал вам быть аккуратнее с руками, особенно, когда дело касается чужих невест (вот же хитрюга). — Т-ты … м-мальчишка … да как ты смеешь! — Арнольд был в ярости: как! Какой-то мелкий засранец, который небось ещё и девки-то не имел, смеет препятствовать ему! Ему! Маркизу Арнольду де Барри! Непростительно! Это оскорбление! — Я тебя… да… да как ты посмел, щенок! Ах ты, м-маленький урод! Да… я тебя в порошок перетру, ебанько ты недобитый, а… — Сударь, наш разговор не имеет смысла. Идите с дороги, вы мне не нравитесь. Всего доброго! — Рэй плечом подвинул Арнольда с пути, подал руку Анне — Миледи, прошу, не слушайте этого идиота, просто спокойно идите за мной. — Я… хорошо… — Анна не смело двинулась за ним. — Стоять! — Арнольд и его дружки загородили проход паре — Сударыня, соизвольте отсчитать ровно три секунды — и вы навсегда избавитесь от этого недостойного мусора, что сейчас смеет прикасаться к вашей высочайше прекрасной ручке. Ты, уебень! — Арнольд резко схватил Рэя за воротник, притянул к себе — Ещё раз я тебя с ней рядом увижу — подвешу за трусы на фонарном столбе. Понял меня, сопляк? Не слышу ответа! — маркиз рычал, ведь не понимал, почему его слова не имеют действия: этот наглый мальчишка, который имел дерзость что-то вякнуть и начать возражать ему, маркизу де Барри, был абсолютно спокоен даже сейчас и не спускал с лица улыбку. — Сэр, я бы попросил бы вас быть чуть повежливее, это раз. Отпустить меня, это два. И оставить мою невесту в покое, это три. А ещё… — Заткнись! — в бешенстве Арнольд ударил парня наотмашь и разжал пальцы. Рэй полетел на мостовую. В полёте он получил неслабый пинок под рёбра, упал, задыхаясь. — Рот заткни, ушлёпок и только попробуй что-то мне там высказать или что-нибудь ещё. Так вот, запомни: сейчас ты – никто, абсолютно никто, просто жалкое ничтожество. А я — твой бог и повелитель, и что сейчас с тобой сделаю — решать только мне. Значит так, последнее предупреждение – молча встал и ушёл. Что до невесты, то – было ваше, стало наше. Понял меня, говно? Не слышу! — Вот что за народ, ну нихрена нормального отношения не понимают. Говоришь им, говоришь; учишь их, учишь – как в стену горохом. Н-на! — и поднявшийся Рэй показал, что может ударить не только тех, кто не даёт сдачи. Его кулак очень недружелюбно и максимально понятно хрустнул, размятый, и не успел Арнольд вообще что либо сообразить, как молниеносный всесокрушающий удар в глаз свалил его на землю. На секунду весь мир куда-то завертелся, закрутился, перемешался с вместе со звуками в одно единое целое и вдруг исчез. Совсем. Осталась только темнота, которая секунду спустя тоже куда-то испарилась и Арнольд кое-как пришёл в себя. Пока что он не мог различить, в каком положении он находится, бьют ли его ещё и который сейчас час. Но тот факт, что он жив и может видеть уже радовал. Через несколько секунд он уже был на ногах и потирал ушиб, в то время, пока его дружки визгом извещали Рэя, кто он такой и на чём сейчас будет вертеться. — Ну, парень, прости. Я давал тебе шанс — ты не воспользовался моей милостью. Я пытался решить проблему мирно – ты не захотел этого. И смел ослушаться меня. Теперь ты покойник — Арнольд медленно надвигался на оппонента. Его товарищи, хищно улыбаясь, следовали за ним. — Благодарю за разговор, позвольте откланяться… — Нет уж, так не выйдет! Как он меня бесит! — Арнольд держался до последнего, чтобы не сорваться и не выместить всю злобу на прохожих, но, чёрт! Пресвятая дева Мария, любому человеческому терпению бывает предел. Этот мальчишка спокоен, как удав и даже не думает не то, чтобы испугаться, но хотя бы просто потревожиться – нет, ничуть! Он просто глупо улыбается и хлопает глазами, выстраивая невинный взгляд. За этим взглядом кроется скрытая угроза… — Слышь ты, зародыш! Ты – урод. Понял? Будешь отвечать за свои слова! Ну, что, страшно? — Арнольд вдруг достал шпагу и приставил парню к носу. Рэй, не дрогнув, вытащил свою. Маркиз потемнел: — Парни, так, а ну ка, чего стоим? Не одному же мне с ним возиться! — Всегда готовы! — оставшиеся его напарники обнажили оружие. Рэй закусил губу, отступил назад: одно дело – драться один на один, и совсем другое – один на троих. И эта разница ему совсем не нравилась. Три клинка против одного – такая себе расстановка. — Анна, — обратился Рэй к девушке. Она вздрогнула и подняла на него свои наполненые слезами глаза. Рэй постоянно куда-то улетал, стоило ему заглянуть в эти глаза, как будто в сон или в небо, но сейчас он сумел сдержаться: ситуация была совершенно не та, в которой было уместно куда-то улетать, — Анна, послушайте меня. Идите к академии и езжайте домой; про меня не думайте. Я их задержу и вас они не тронут. Помощь звать не надо: это дуэль. — Н-нет… — Анна. Уходите немедленно, сейчас здесь будет очень жарко. Меня двести процентов убьют, и лучше вам не видеть всех жестоких подробностей — и шпага в руку легла твёрдо. — Нет, я не могу… — Прошу вас, сделайте это ради меня. — Р-рэй… ты, ой, вы… вы не понимаете… — Я всё понимаю, Анна. Поэтому и прошу. — Я… я не могу… — Хах, великий воин, посмотрите на него! Тебя не слушает собственная невеста, о чём ты будешь нам говорить! — Я не буду вам что-то говорить, я буду с вами сражаться — Рэй не шутил. По его интонации было понятно, что он готов. Готов убивать. И, если того потребуется, быть убитым самому – в своей победе он не был уверен. Но вот точно знал одно – Анну он будет защищать до последней капли крови, чего бы ему это ни стоило. А сейчас… Рэй сжал эфес. Примерился. Зафиксировал противников. Вспомнил вдруг краем мозга, неожиданно, как бы между прочим: «Закон глупости: стадо — не единое целое. Закон лени: каждый в стаде хочет, чтобы другие за него выполнили его работу. Закон страха: никому из стада не захочется наскочить на твой клинок». — Ну, вот и всё? Как теперь собрался действовать? — Как всегда действовал. — Постой-ка, ты же не хочешь сказать, что и вправду собираешься драться? — Конечно, собираюсь, надо же за слова отвечать. — Нас трое! А ты только один! И только Рэй собирался раскрыть рот, чтобы ответить, как же ему всё равно, сколько их там, трое, пятеро, семеро, да хоть десять – он всё равно будет драться, как вдруг, неожиданно за спиной раздался знакомый спокойный голос, от звука которого Рэй забыл, как дышать и только твердил себе внутри: "Вот это сюрприз!" —А мне кажется, что нас двое! — у парня глаза на лоб полезли от шока, ну никак он не ожидал увидеть здесь его. Норман. Норман Арлерт. Самая светлая, в двух смыслах, голова академии собственной персоной. Кажется, он готов к битве: шпага — в руке, ножны — на земле, пиджак со шляпой — хрен знает где, но только ни на нём. Норман был разодет во всё белое: штаны белые, рубашка белая, шляпа и пиджак тоже были белыми, и даже бабочка — белой. Вот жилетка и сапоги — они резко чёрные, как контраст. Да и речь его сейчас даже не, а очень резко, слишком резко контрастировала с той, что Рэю приходилось слышать ранее… — Мать моя, это ещё что за фрукт такой выискался? — недовольно, брезгливо поморщившись, проронил Арнольд. Норман среагировал мгновенно: — Мать твоя в канаве была последний раз, а до этого была в чулках. Чего вылупился на меня, бля, долбоёб залупоглазый? Пиздуй в ебеня, хуйло чмошное, бля, на глаза мне попадись – я тебя по частям разберу, ни один лекарь обратно не соберёт, уебан в жопу ёбаный, мать твою в Парижской гостинице имел во все дыры. — А… — Арнольд попытался что-то сказать, Норман не позволил: — Рот заткни, пока говорить можешь, пока я тебе член туда не сунул. Повторяю тебе, вали отсюда, чепушило ушастое, не то я яйца тебе оторву, а точно, забыл, прости: у тебя же их нет! — Э… — Ты глухой или где? Я что, по китайски говорю? Ясно же сказал: пошёл нахер отсюда, хуесос, что из сказанного не понятно? — Да… — Пизда. Считаю до трёх – и я тебя ушатаю. Раз. — А… — Хуй на. Два. — Я не по… — Я тоже не понял, какого чёрта ты ещё здесь. Три. Ну, держись, скотина, тебя предупреждали… — Норман примерился, крутанул пару раз шпагу в руке, и хотел было нападать, как тихо стоящий рядом Рэй услышал как сквозь туман ещё один голос: — Так-так-так, что тут происходит, господа? — к группе Арнольда неспешно подходил ещё один "академик": уже как-то раз нам знакомый Нэт Холд. К каким-то событиям он точно сейчас не готовился: шёл прогулочным шагом, с грустным видом, с каким-то местным мотивчиком и травинкой в зубах. — Так что такое случилось? В чём дело? — спросил Нэт, не меняя тона, подав руку друзьям. — А, так, ничего. Просто встретились тут пять человек, у кого зубы есть лишние, и ждут, что дальше будет. И кстати: вот эта тройня докопалась до Рэя и госпожи Камбер. Надо набить им ебальник. — Докопались до госпожи Камбер и Рэя? — задумчиво переспросил Нэт. Голос его не источал опасности, хотя и был полностью лишён эмоций. Взгляд потускнел, руки нервно дрогнули: — Нет, ну за такое ебальник набить, конечно, надо. Теперь нас, по-моему, трое. А? Тут только Рэй чуть-чуть очнулся, понял, что к чему, посмотрел и страшно удивился: — Эй, Арлерт! Залупа носатая! Вы-то здесь что забыли, матерь божья, о господи, как вы меня все зае… действуете мне на нервы! — Рэй закрыл руками лицо. Столько всего нового за пару минут? Как-то неожиданно. И, конечно, не совсем приятно, как ни крути. Но, всё равно, радостная улыбка наконец-то заняла место на лице парня, рот растянулся до ушей. — Что я тут делал? — переспросил Норман — Да ничего, за тобой и Анной подглядывал. — А я ждал, пока эти трое подонков на тебя нападут — решил поддержать шутку Нэт — Видишь, как мы вовремя. — Вижу. Центрального не трогать. Я с ним сам разберусь. — Понял. Начинаем! — весело выкрикнул Норман, в левой руке у него оказался кинжал, а сам он резко выскочил вперёд, на одного из шайки Арнольда и своим бешенным натиском сразу оттеснил его на противоположную сторону улицы. — Вижу цель, не вижу преград — Нэт оставался спокойным, поманив за собой второго человека Арнольда. Они деликатно отошли в сторону, поклонились: — Сударь, я буду иметь честь атаковать вас! — заученная для Нэта фраза прозвучала даже как-то торжественно. Но, когда его соперник снял шляпу, он оказался пятидесятилетним стариком, с длинными седыми локонами, в чёрном камзоле, расшитым золотыми галунами, и с серебряными часами на цепочке, на которых была выгравирована надпись: "La familie de Pennoro". «Испанец?» — про себя подумал Нэт и добавил: «Учтём». Старик тоже был спокоен. А в поединке он и вовсе оказался совсем неспешным: движения его были плавными и неторопливыми, и вёл схватку он как-будто чересчур вяло и незаинтересованно. Укол-укол – выпад вверх – и удар! Но опять эта мягкая рука старика любезно поддела шпагу Нэта снизу и отправила её удар куда-то в никуда. Парень стиснул зубы. Он на своём веку уже встречал опытных фехтовальщиков, и с уверенностью мог сказать, что перед ним – яркий их пример. Потому, что как бы Нэт не пытался старика задеть, тот не давал возможности даже себя поцарапать. И постоянно: так мягко, деликатно, даже вежливо. В конце концов, полминуты спустя его терпение лопнуло. Холд азартно перебросил шпагу из руки в руку, и сделал выпад с присядом на колено, усиленный вращением клинка, как ему казалось, смертельный для данного случая. Это был один из его ударов, которым обычно заканчивался поединок. Очень часто в пылу сражения противник терял и осторожность, тогда как Нэт в большинстве случаев оставался хладнокровен, трезво рассудив однажды: со спокойной головой мозг работает лучше. Это, в общем-то, и было залогом практически всех его многочисленных побед. Хотя, и техника у Нэта была очень хороша, всё же, в основном он брал головой. А сейчас он понадеялся на свой удар, ведь этот приём почти всегда срабатывал. "Есть! Попал! Добрался таки! Да-а-а-а!" — победивший Холд возликовал на секунду, и его разум тоже затмили эмоции, как и у многих тех, кого он до этого сразил. Вдруг… все мысли куда-то улетели, Нэт открыл глаза. Никого не было видно и ничего не было слышно, разве только расплывчатая его рука со шпагой и кирпичная мостовая. Старика тоже в поле зрения не было. "Странно. Очень странно, а где же, чёрт его дери, испанец? Он должен же быть зде… Чёрт! Нет! Ни за что! Не может всё быть так просто! Мой клинок не достиг цели, я не мог это пропустить! А если он уже готовится к атаке?! А если не готовится" — эти все мысли пронеслись в голове Нэта где-то за полсекунды, но он в это время усиленно продолжал соображать дальше — "А если так, то… чёрт, как учил отец: не знаешь, где опасность – значит просто перекатись". Так он и сделал бы, если б не почувствовал с ужасом, что его руки что-то крепко сдавливает, что плотное, что-то тёмное, непонятное… Куда бы он ни рвался, эта непонятная субстанция не отпускала его, и даже наоборот: всё больше затягивала его в себя, неизвестно как, неизвестно куда. И в этот момент ноги его подкосились, и Нэт, потеряв равновесие, рухнул на землю… Рэй дрался, естественно с Арнольдом. Уже около минуты они ловко и очень эмоционально орудовали шпагами, стараясь причинить вред друг другу, и всё безрезультатно. В отличии от их правых соседей, Нэта и старика-испанца, здесь битва шла гораздо менее тактично и куда более резко: перекаты сменялись подножками, батманы – бесчисленным множеством финтов и других приёмов, а уж что говорить про простые удары руками-ногами да толчки – того и Господь не сосчитает. Надо сказать, везде ещё были и свои звуки: испанец и Нэт дрались молча; Рэй и Арнольд громко дышали, порой выкрикивали что-то типа "Ах ты!", "Мать твою!", ну, и такое прочее подходящее. Всё это шло вперемешку со звоном оружия, топотом ног, треском рвущейся ткани, женскими выкриками из толпы "Смерть врагам короля!" и ещё трёхэтажным матом Нормана, который, не жалея слов, ругал своего соперника на чём свет стоит. Рэй краем сознания удивлялся не на шутку: спокойный, безмятежный Норман, который всегда был с дамами на "вы", никогда не употреблял слов крепче "дурака", а от одного только слуха про нарушение дисциплины бледнел, крестился, и бежал прочь от этого места, сейчас орал отборным (такого даже сам Рэй не знал) на всю улицу, и размахивал шпагой, предаваясь дуэли, а не чтению Библии или смиренной молитве в соборе святого Кристиана. Туда Норман ездил каждый день после занятий и полчаса молился. Рэй его как-то раз словил на этом занятии, и смеялся втихомолку до сих пор. Что до самого Нормана, то у него вообще было чёрта с три чего разобрать: вот тебе сложнейший выпад с параллельной обороной; и рядом с ним – вращение на поле боя! Что это такое? Кто их фехтованию учил? Где их мозги? Чем они соображают? Непонятно. Шпага сверху – блок кинжалом, резко увёл влево вниз, не отпуская, сделал выпад – удар был отбит ножом. Заново. Норман делает несколько последовательных атак по разным частям тела аля кинжал – шпага, всё мимо: противник спокойно парировал, и наконец решился сам на атаку. Как медведь, набросился он на Нормана, погнал назад, прижимая к стене. Белоголовый не ожидал такого напора, растерялся, сам чуть ли не бегом побежал к ближайшему дому. Шпага лихорадочно заплясала в руках, в глазах с азартом смешался страх, заполнил собой сознание парня… Когда Нэт потерял равновесие, он своим холодным разумом успел подумать, что ему сейчас конец; так же, он ещё и попрощался с матерью, с отцом, со своим старым роялем, загородным поместьем Холдов и ещё много с чем. Но, ему повезло, так как эта чёрная субстанция, захватившая Нэта в свой плен, его и спасла: уже лёжа на земле, он вдруг почувствовал, как что-то тонкое и холодное коснулось его колена, и со звоном ткнулось в мостовую. Нэт даже не успел что-либо подумать или сообразить, как его натренированные ноги уже сделали инстинктивно простое комбо: этот неизвестный предмет был ими захвачен и с силой дёрнут куда-то в сторону. Далее, словно в замедленной съёмке, выплыло из глубин сознания и само привело себя к действию слово: "Перекатись". Перекатился. Кувырок назад – и Нэт на ногах. Субстанция в виде плаща старика, который тот так удачно накинул парню на голову, и не будь на то Господня воля – заколол бы, сейчас валялась в стороне. Сам старик недовольно улыбался: сорвался его идеальный, испытанный в боях, план. Накинул на противника или на его оружие свой плащ – и победа твоя. Вот только против Нэта это не сработает. Просто он уже не раз с таким встречался, и знает, как в таком случае правильно действовать. Практикуется в уличных боях очень часто. "Плащ? "La familie de Pennoro"? Ещё и в ухе серьга? Пират какой-то, чёрт его дери. Что за стиль такой… Стоп, чего же я такой тупой? Ну как можно было не узнать дестрезу? Совсем от рук отбился. Ладно, ждите, господин пират, сейчас я вам покажу настоящую схватку" — и да, показал. Нэт вообще не учил фехтовальные стили. Он просто анализировал их секреты, принципы, приёмы и придумывал противодействие. В купе с его замечательной техникой, отточенной реакцией и вообще, талантом гения, Нэт делался непобедимым. В мгновение ока он и старик поменялись ролями, и теперь начинал бесится испанец: нет, Нэт ни в коем случае не стал так же мягок и осторожен, как его противник, даже, скорее, наоборот. Теперь он стал куда более напористей, в сто раз активней. Но главное: старик перестал защищаться, начал больше атаковать. С одной оговоркой: все его атаки были абсолютно безрезультатны. Он даже бил не в ту сторону: парень постоянно оказывался с другого направления, а его удары испанец еле успевал заметить и сдерживал в самый последний момент. Сам Нэт, на самом деле, имел уже сто раз возможность убить старика, но, почему-то, не делал этого и ждал. Но чего? "Один. Давай, скорее" — мысленно подгонял его парень, снова простейшим нижним уходя из под удара, и атакуя в ноги. Старик подпыгнул, развернулся , прыжок, отведённая рука — мимо. Нэт снова оказался сзади. С разворота старик рубанул — и опять это был пустой воздух. "Четыре. Ещё быстрей давай, чёртов испанец, абсолютно не торопится, это не культурно" — возможности для смертельного выпада ещё не было,, поэтому Нэт со скукой на лице продолжал тянуть время. Наконец, счёт его перекатов достиг десятка: "Десять. Фу-ух, почти половина. Вот, давай и-и-и … Одиннадцать! Да-а-а! Не прошло и года, вы молодец, господин пират, вы это сделали! Наконец-то! Гордость Испании!" — в душе Нэт ликовал: половина его плана исполнена. Осталось ждать ещё столько же. Какая скукотища… "Двенадцать. Тринадцать. Пятнадцать. Семнадцать. Двадцать. Двадцать один. Только попробуй сейчас развернуться влево. Начали. Двадцать …" — мысленно произнёс Нэт, в последний раз перекатываясь испанцу за спину и подготавливая тот самый свой смертельный удар. Как и следовало плану – опасаясь удара сзади, старик развернулся именно через правое плечо. Это была фатальная ошибка. И увы, слишком поздно понятая. Шпага испанца опять прошла мимо, вот только теперь Нэт никуда не делся, как делал ранее. Он ждал, распластавшись низко над землёй, своей минуты. И дождался её: весь старик на секунду оказался открыт. В следующую секунду клинок бесстрашного Нэта Холда воткнулся старику в рёбра. Парень несколько раз прокрутил оружие внутри своей жертвы, и с треском выдернул. "… Два…" . Он тяжело дышал, глядя на убитого испанца. Он победил. Прокручивая в голове поединок, Нэт пришёл к выводу, что имеет дело с лихим бойцом и в данном случае пытаться победить его в открытом бою, полагаясь только на свою пускай и идеальную технику – это самоубийство. Парень, для верности, в этом убедился (когда чуть не погиб с плащом на голове) и сразу стал серьёзнее. Победу ему принёс его испытанный в боях приём: ещё будучи мальчиком, Нэт открыл одну удивительную вещь: если двадцать один раз повторить одно и то же действие в течении короткого времени, то оно гарантированно входит в привычку. Нэт стал искать лазейку "одинаковости" в своём сопернике, применил пару-тройку финтов и заметил, что когда он оказывается сзади, то старик рубит всегда с правого плеча. Этим он и воспользовался: перекатом заходил сзади, а после вражеского удара отскакивал в сторону – и затем повторял схему. И так двадцать один раз. На двадцать второй он отскакивать не стал: испанец ждал его не там. Он ждал парня в стороне, так уже было настроено его сознание. Нэт просто пригнулся. Когда старик разворачивался, тогда Нэт и ударил. В упор. Такой удар отразить было, увы, не возможно. Скорее всего, испанец даже не понял, что произошло: так быстро всё получилось. Нет, он ещё жив: дёрнулся, и приоткрыл глаза. Нэт посмотрел на него. Старик едва заметно улыбнулся: — Не будет ли нескромно спросить ваше имя, юный господин? Где вы так нау… чи… лись — Знайте же сеньор — спокойно, немного гордо ответствовал победитель — Вы проиграли графу Нэту Холду, из главной ветки клана Холд. Где я учился? Фехтовальные залы родового поместья Холд и местные улицы. — Великолепно… Роскошно… Восхитительно… я горжусь вами, молодой человек в знак уважения… по… звольте мне пожать вашу… умелую руку, и… — далее у старика не было сил говорить. Он лишь смог вытянуть свою крепкую, венистую руку вверх, и измученно прикрыл глаза. Нэт довершил пожатие, и не отпускал, пока старик окончательно не испустил дух. Когда он наконец затих, то Нэт встал, вытер шпаги платочком, испанскую вложил в ножны, и положил хозяину на грудь. — Покойтесь с миром, сеньор де Пенноро. Спасибо вам за такое доставленное мне удовольствие. И повернулся к друзьям: — Господа, кому нужна помощь? — Кхм.. — отозвался Норман и добавил через секунду. — Я уже закончил! И да, он тоже победил. Как выяснилось, когда его прижали к стене, он изловчился, и двинул своим крепким лбом противнику в нос. Пока тот гнулся и стонал, Норман выбил у него шпагу и сломал об колено. Хотя, слишком рано он расслабился: враг не сдавался и крайне подло и неожиданно оставил белоголовому ножевой порез во весь живот, чуть выше пояса. Норман уже был легко ранен в бедро, и дваждщы задет в шею, поэтому это его жутко взбесило. И не успел его соперник, крепкий молодой чуть полный парень лет 20-21, что либо предпринять, как красный от возбуждения и ярости Арлерт со всей своей немногочисленной дури влепил ему смачный удар ногой в лицо. Естественно, ни один человек в мире не устоит перед ударом подкованного сапога. Этот самый парень был не исключением. Со страшнымм воплями он свалился на землю, и Норман уже немного переборщил: наступил на руки. А потом вдруг с силой вогнал ему шпагу в мякоть чуть выше таза, так, что она звякнула об мостовую, проткнув плоть насквозь. И сразу выдернул. Парень заорал, как будто ему гвоздём в глаз ткнули, схватился за раненый бок, закрыл глаза. Нет, он жив, и его жизни ничто не угрожает: рана в мякоть, органы не задеты. Но как же это больно! — У-ух, блять, хорошо-то как! Иэх, вот так, ёпт. Эй, Пажес! Ты там как, живой или не живой? — рыкнул Норман, едва отдышавшись. — Нормально! — крикнул Рэй в ответ. Когда Арнольд понял, что проиграл, что девчонка ему не достанется, и друзья-сообщники ему не помогут, он страшно разозлился. — Т-ты! М-мерзавец м-мелкий! Да… как ты посмел, мальчишка! — как же он визжал тогда, сорвав голос. Наконец, сзади подошёл Нэт: — Рэй, помочь? — Отъебись! — зло проговорил Рэй и тихо сказал — Он мой. Арнольд как безумный орал и размахивал шпагой без всякого плана, лишь бы только задеть своего соперника. Рэй успешно уворачивался, Нэт и Норман стояли в стороне, с тревогой смотря за своим другом. Пока что Рэй был невозмутим, но чувствовалось, что каждый новый шаг даётся ему с трудом: он уже был серьёзно ранен в левую руку насквозь выше локтя и потерял много крови. Арнольду тоже досталось в живот, ему тоже не сладко. Под адреналином маркиз практически не чувствовал боли и усталости и продолжал активно теснить соперника. Рэй оступился, чуть не упал, но чудом устоял на ногах. Этого замешательства хватило, чтоб получить сильный удар в колено шпагой, и упасть; еле перекатиться и, встав, стонать от боли. Тут Норман уже всерьёз встревожился: — Друг Рэй, может, мы всё-таки вмешаемся… — Только через мой труп! — гневно перебил его темноволосый, и тяжело дыша, добавил — Этого я убью сам… — Да… — Арнольд не успел договорить, так как обессилевший Рэй, собрав все остатки своей энергии, бросился в яростную атаку, через десять секунд окончившуюся его победой: он имитировал удар в лоб, и в последний момент увёл вниз. Арнольд, уставший, раненый, хоть и заметил опасность, отразить сил не хватило. Получил вторую рану рядом с первой. — О-о-о, а, кха… э, кха… — продолжать бой в таком состоянии Арнольд уже не мог. Он вскрикнул, выронил шпагу, которая зазвенела, как колокольчики в оркестре при первых ударах, застонал и повалился на мостовую, зажимая кровоточащие порезы руками. Рэй, выпучив глаза, стоял, согнувшись и уперевшись в колени. Он не мог поверить, что их нереально долгая дуэль наконец-то закончилась, и желал сейчас только одного: отдохнуть. Упасть здесь и сдохнуть от усталости. Вот не вставать, и помереть. Однако, перед этим нужно было закончить одно дело… Рэй нехотя выпрямился, расправил плечи; в его взгляде сперва промелькнула, а потом и вовсе чёртиками заплясала настоящая огненная ненависть. Он зло посмотрел на лежащего на земле Арнольда, нетвёрдыми шагамм подошёл к нему, остановился. Нэт и Норман забеспокоились, но решили не вмешиваться. Рэй взял шпагу в руку, перевернул остриём вниз, занёс для удара: — Сдохни, урод! -Не надо! — парень обернулся. Анна, что всё это время стояла в стороне, пытаясь мудрыми словами вразумить дерущихся молодых людей, сейчас практически плакала. Она всхлипывала, вытирала слёзы рукавом, дрожала как смерть, но не отпускала его руку, дабы не пролилась больше бесполезная кровь. Да, око за око, зуб за зуб – но вечно же нельзя будет только сражаться, убивать и мстить. Когда-то же нужно остановиться. — Леди Анна… — Господин Пажес! — Анна уже не скрывала слёз — Не надо! Хватит с вас крови… пожалуйста! Я прошу вас! — Рэй. Остановись, не надо. Потом о содеянном будешь сожалеть всю жизнь, по себе знаю, — подошёл Нэт и положил другу руку на плечо, надавил и заставил того опустить шпагу, — успокойся. Он своё получил. В другой раз не полезет. Рэй понял, что если он сейчас не послушается, ничего хорошего не произойдёт. Конечно, всё спишут на дуэль, но зачем добивать уже поверженного соперника? Это будет абсолютно бессмысленное убийство, кому оно надо? Ему? Анне? Нэту? Норману? Или кому-то ещё? Никому. Абсолютно никому. Безосновательная кровь и боль. Чьи-то слёзы и крики… их в мире и так достаточно, не надо делать ещё больше. Однако, Рэй был бы не Рэй, если бы не ворчал: — Молчи, Холд. Не говори мне про убийства. Вот лежит там один, кто тебе дорогу переехал … — и он кивнул в сторону лежащего в двадцати шагах старика. Нэт, однако, был абсолютно спокоен, и не подавал хотя бы признаков эмоций, кроме своей идиотской улыбки. — Дурак ты, Рэй. Даже самых простых вещей не понимаешь. И не пытаешься. Ну, ничего, придёт время, станешь старше — поймёшь. — Так, ну-ка, ты, козёл носатый, давай, поясни: чего это я там такого не понимаю?! — вмиг взвился Рэй. Опираясь на Анну, он подошёл к нему, бесцеремонно ткнул кулаком в грудь: — Ты, залу … хрен красножо … красновласый! Давай-давай, рассказывай, чего я там не понял, почему я такой тупой? Нет, не отвертишься! — Рэй, заебал ты, понял? Холд дело говорит, а ты… — вдруг, откуда ни возьмись, подошёл Норман. — Арлерт, я бы попросил — прошипел Нэт — У тебя же из пасти один мат хлещет! — Прости — виновато тихонько извинился Норман — Хотел выглядеть никак слабак. У меня получилось? — Нет — смотря ему в глаза, прямо ответил Нэт — ты выглядел как бескультурный необразованный идиот. Вот честно. Больше никогда так не делай. — Хорошо. Рэй от сильного кровотечения потерял сознание. Благо из толпы выскочил какой-то низенький полноватый седой человечек с сумкой, назвавшийся лекарем. Первым делом он осмотрел испанца, покачал головой: — Убит. Колотая глубокая проникающая рана. — Помогите! Скорее, я не знаю, что мне делать! Рэй! Рэй! — Анна уже плакала. Доне теряя времени, подбежал к ней, взял пульс у молодого герцога: — Он жив. Джейми, обработай господина. — Есть — ответил неизвестно откуда появившийся невысокий молодой мужчина, судя по всему — ассистент. Сам доктор в это время осматривал и перевязывал Арнольда. Толпа начала понемногу расходиться. Нэт, взяв у какой-то сердобольной женщины белое полотенце, перевязывал Норману его пробитую руку. — Страшно было? — участливо спросил Холд, накладывая новый слой ткани на кровоточащую рану. Норман стиснул, в глазах проскользнула искорка боли и безумия. Но он не дёрнулся и не закричал, не показывая, как ему плохо. Про себя Нэт отметил, что когда-нибудь этот парень станет очень счастливым человеком. — Нет, не страшно — беззаботно ответил Норман и добавил — Я это как-то рефлекторно, даже не подумал, и в дуэль полез. — Ладно, допустим, я тебе верю. Это, Арлерт! Ты откуда вообще подобных выражений набрался? Я минимум половину впервые слышал! — Посиди в притоне в районе Баджери, может и не такого наберёшься. -Ты ходил в притон?! — поразился Нэт, только закончив с повязкой. — Ну, да… я думал, пригодится. — Зачем?! — Я думал, людям хорошо, когда они умеют выражаться. — Так ты ходил на Баджери только за тем, чтобы научиться материться?! — Да.— скромно потупился Норман и уже с гордостью добавил — Моё мастерство мата возросло в несколько раз! — Ну ты даёшь… Когда полчаса спустя троица теперь друзей и Анна, покидали это место, Нэт украдкой смотрел на Нормана: "Странный парень, этот Арлерт: за матом в притон пошёл. Где такого найти ещё? Но, зато он не пай-мальчик, как я думал…" Норман думал примерно то же самое: "Нэт Холд, что он такое? Как-то я на него внимания не обращал, а он, оказывается, силён в фехтовании. А сам, вроде, и не особо приметен. Надо про него узнать побольше…" Впрочем, никакого негатива, чисто любопытство. Арлерт-младший закашлял, обратили внимание все. Норман ото всех отвернулся, достал из пиджака платок и стал кашлять в него. Он почувствовал как по спине хлопают, медленно повернулся к тому, кто его хлопал – это был Нэт. Взгляд Нормана изменился, стал враждебным. — Не трогай меня. — рыкнул Норман в сторону Нэта из-за чего у носатого товарища округлились глаза и он моментально одёрнул свою руку. Норман снова отвернулся, продолжая откашливаться. Когда он закончил, то глаза метнулись на красные пятна на платке, Норман равнодушным жестом сложил платок и спрятал в карман пиджака. — Всё хорошо, Норман? — Да, всё отлично, я просто подавился..* * *
Поиски бандитов не заняли много времени: всего час. Идя по следам, Дон почуял запах жареной утки и вскоре вышел к какой-то жалкой полуразваленной лачуге. Возле неё сидели люди и жарили мясо на костре. Дон незамеченным скользнул за дерево, посчитал их: шестеро. — Эй, Гуго, принеси всем выпить! Да заодно проведай нашу добычу, не сбежала ли, дрянь такая. Все руки мне ободрала, тварь, по дороге. Да поторопись! — лениво протянул человек в широкополой шляпе, развалясь на шкуре. — Сейчас будет, Лукас! — скорее прорычал, чем пробасил тот, кого звали Гуго. Это был огромного роста великан, с сединой в волосах, и мускулами как у медведя. Он тяжело встал, и неторопливо направился к лачуге. Дон невольно сглотнул: неохота к такому на кулак попасться! Из оружия двое вил, остальное – шпаги, есть мушкет. “Чёрт, а вот это уже серьёзно. Как даст, хер его дери… мало не покажется. Да и вилы как-то надо убрать пораньше, чтоб проблем не иметь. Но, вот где Гильда? Где они её прячут? Внутри? Что с ней? Господи, о господи! Зачем этот здоровяк пошёл туда? А если… Гильда и вправду там…” — Дон почувствовал, как у него сердце начинает вновь замирать и "прыгать": явный признак потери душевного спокойствия и равновесия. Пришлось приложить усилия, чтобы подавить эти ощущения и вздохнуть спокойно. И всё же, внутри остался неприятный осадок, имя ему – тревога. Тревога за дорогого человека, жизнь которого сейчас в опасности и зависит она только от тебя. И никак от этой самой гнетущей тревоги было не избавится. И разрастаться она начала, заполняя сердце молодого дворянина Дона, так что не стал он ждать, а просто выскочил из-за своего укрытия с пистолетами в руках… Б-бах! Первый выстрел сразил одного из бандитов. Б-бах! Второй раздробил рёбра тому самому Гуго, который по неосторожности выскочил из лачуги и был убит на повал попаданием в грудь. Дон обнажил шпагу, и, пока враги не успели опомниться, перекатился, короткий взмах клинка – и количество противников сократилось ещё на одного. В чём-в чём, а вот в шпаге Дон был и вправду силён. Какой-то особо умный, даже не вооружившись, просто голыми руками попытался схватить парня и повалить на землю; за что и поплатился пробитой насквозь левой рукой. Загнулся, застонал, а больше не активничал. Остальные были более умные, не полезли на рожон. Выхватили шпаги и начались у них с Доном железные разговоры. Окружили его все трое, и начали активно пытаться провести удачную атаку, чтобы хотя бы задеть своего активно сопротивляющегося оппонента; да только всё бесполезно. Хотя их клинки и летали по всему полю боя, постоянно оказываясь то сверху, то снизу, то ещё где. Дон парировал абсолютно любую попытку нанести себе вред и иногда даже сам атаковал. Пока тоже безрезультатно. Через минуту ему это надоело: играть в фехтование с мужланами, которые шпагу-то держать в руках не умеют – такое себе занятие для того, кто обучался этому искусству с малолетства. Тот, что с пробитой рукой, держа оружие одной правой, снова бросился в атаку. Это была фатальная ошибка: уходя от удара в сторону, Дон пригнулся, выкинул клинок перед собой и бандит сам на него наткнулся. Взвизгнул, упал на землю лицом вниз, пару раз хватанул ртом воздух и затих. Лукас и его напарник хотели было помочь товарищу, но смелости не хватило. Дон же, воспользовавшись их замешательством, поднялся, молниеносный выпад – и Лукас остался один. Последний его человек, даже не вскрикнув, повалился наземь И тут главаря взял страх. Его взгляд забегал, как бы ища помощи, руки судорожно задёргались, словно в припадке, голова затряслась… Дон сделал шаг и Лукас немедленно отступил назад. Дон снова сделал шаг, Лукас выронил шпагу, оступился, упал на задницу. От страха он потерял возможность говорить и соображать, и теперь только пятился назад всеми конечностями, распахнув глаза и брызгая слюной. Вид его был очень жалок. — Ну, что, как ощущения? — Дон улыбался, хотя было понятно, что через секунду он начнёт орать. — Н-ненад-до… П-пожалуйста, н-ненад-до… — пролепетал Лукас, пытаясь уползти от медленно наступающего на него парня. А тот всё шёл и шёл, и никак не хотел остановиться… — Не надо? Не надо, значит, вот как заговорил, сука! Ну, ладно. Не надо, так не надо. Один вопрос — Дон в одно мгновение нагнал свою "жертву", нагнулся, рывком поднял того в воздух как пушинку какую-то, и, хорошенько встряхнув полумёртвого от страха преступника, продолжил — куда вы её дели? Что с ней? — и разжал пальцы. Лукас мешком свалился на землю, не поднимаясь, стал целовать парню ноги, попутно что-то бормоча, за что и получил носком сапога в нос; отлетел на пару метров, и всё равно бросился Дону к ногам. Тот их невольно отдёрнул, отступил назад, но потом опомнился, и снова заехал бандиту по зубам. — Повторяю свой вопрос: куда вы дели ту девушку, на которую напали по дороге от поместья Гуннарсон? Отвечай, собака! Чего молчишь, ты, сукин сын?! — и целый град ударов высыпался Лукасу на голову. — Ай-ай-ай, благородный господин, не надо бить несчастного Лукаса, Лукас всё расскажет, всё-всё от и до расскажет, ничего не утаит от благородного господина! — Говори быстрей! — новый пинок в рёбра. — Мы ничего не сделали плохого госпоже! Совсем ничего! Клянусь, мы ничего страшного не сотворили, тьфу-тьфу-тьфу, Лукас даёт честное слово; пусть любой наплюёт на могилы моих отца и матери, а и всех братьев, если я солгал! Госпожа в безопасности, мы ничем её не обидели, никак и ничем не обидели, разрази меня Провидение, ес… А, кха, а-а-а! — и Лукас зашёлся криком, так как остервенелый Дон принялся бить его ногами по лицу со всей силы. — Куда. Вы. Её. Дели. Ёб. Вашу. Мать. Сука. Сука! Сука!!! — с каждым разом всё сильней и сильней… — Она в доме! — неожиданно выпалил бандит и замер; получил новый удар, под дых. — Если её там нет, я не знаю, что с тобой сделаю. Веди, и только попробуй попытаться убежать — в порошок сотру — Никак не обману господина, никак не обману, ей богу, ни з-за что не обману! — Лукас еле перебирал ногами. — Шевелись, урод! — Дон пнул того в зад. — Бегу-бегу! — чудом устояв на ногах, преступник теперь полетел быстрее ветра. Вскоре они подошли к старому гнилому охотничьему домику. Лукас трясся, как осиновый лист на ветру. Подойдя к лачуге, он указал пальцем на дверь: — Тут! — и зажмурился, ожидая, что Дон в порыве ярости его прирежет. Однако, Дон не собирался никого резать или убивать, помутнев от гнева, схватив за горло несчастного мужчину, прорычал: — Кто там, кроме неё? — и сдавил тому горло. — Там никого нет! Клянусь, т-т-то есть, н-никого, к-кр-роме г-госпожи! Там т-только он-на! — Врёшь! — полными ненависти глазами Дон посмотрел перепуганному Лукасу в лицо. Тот побледнел ещё больше, чуть не заплакал, срывающимся голосом, заорал: — Никак не может быть, чтоб я врал, разве ж я дурак, чтоб врать, благородный господин, умоляю вас, послушайте Лукаса, Лукас не врёт, Лукас говорит только чистейшую правду, внури дома только пойманная госпожа, никого больше, ни мухи-и б-больше-е! Лукас больше никогда не обманет господина-а-а! — и завыл. Дон рывком толкнул дверь, и замер на пороге: в углу, на голых брёвнах, сгорбившись, сидела Гильда. Волосы свалялись, одежда была истрёпана, местами порвана, кой-где – испачкана. Только сейчас Дон заметил, что плечи девушки нервно подрагивали: она плакала, закрыв лицо руками, не оборачиваясь, то ли от страха, то ли от холода, впрочем, сейчас это было не важно. Дон, как безумный, обернулся на всё ещё трясущегося Лукаса, прошептал ему, замирая от ярости: — Беги отсюда, а не то я из тебя колбасу сделаю — и, отвернувшись, позвал — леди Гуннарсон… Лукас с полу слова понял, что ему сейчас может непоздоровиться, и припустил бежать от своего убежища без оглядки. Гильда продолжала плакать. Дон тихо подошёл к ней, присел рядом, положил ей руку на плечо: — Леди Гуннарсон… Леди Гуннарсон, это же я, Дон Домингес… — но она ничего не ответила, лишь беззвучно всхлипнула. Дон растерялся. Он-то думал, что она будет безумно рада, бросится ему на шею, зацелует и они вместе дойдут за оставшийся день до академии. А вместо этого… — Гильда, Гильда, ну зачем же так?… Всё уже закончилось, вам больше ничего не угрожает, слёзы уже не уместны… успокойтесь, ну, не надо так, ну, всё-всё… — что-то невнятно лепетал парень, пытаясь её успокоить и это, как ни странно, помогло. Гильда вдруг притихла, перестала дрожать, и подняла на Дона свои красные, опухшие глаза. И впервые за всё их недолгое знакомство, Дон увидел в них печаль. Да такую огромную и, что сам, до конца не понимая, что он делает, обнял девушку и крепко к себе прижал. А Гильда не стала просто сидеть и ничего не делать: разревелась прямо в голос, уткнувшись парню в плечо. Минут через пять, когда она перестала плакать, лишь дрожать, Дон встал и поднял её на ноги. Гильда ещё всхлипывала, шмыгала носом, дрожала, но больше слёз видно не было. Дон чуть постоял, не зная с чего начать: — Ну, вот, значит… — но не закончил. Не имел для этого возможности, так как Гильда, до этого робкая, не смелая девушка, вдруг молча, но яростно впилась ему в губы. Это был удар грома среди ясного неба. Дон, который о хотя бы её улыбке в свою сторону мог только мечтать, сейчас получил от неё страстный поцелуй в губы. Мало того, в такой неожиданной обстановке! Тот самый воин, который ещё пять минут назад не побоялся выйти против шестерых разбойников в одиночку, сейчас стоял, как вкопанный, не смея пошевелиться, стоял с глазами-блюдцами, и чувствовал, что начинает терять сознание: так всё было для него неожиданно и ново! Эмоции вдруг захлестнули парня, вскружили голову, порезали сердце, и его бросило в жар, потом в холод; а потом, когда пелена перед глазами рассеялась, он вдруг прозревшим взором увидел Гильду, которая безмятежно улыбалась, прижавшись щекой к его груди… От вида её миленького личика у Дона окончательно сорвало крышу: вообще потеряв способность соображать, он осторожно двумя пальцами приподнял Гильду за подбородок и заглянул в счастливые, не по детски счастливые от спасения глаза. И она так тепло улыбнулась своему спасителю… — Господин Домингес! Господин Домингес, это же вы! Господи, как я рада! Спасибо, спасибо вам! Как хорошо, что вы пришли! — кажется, Гильда только сейчас поняла, тот, кто её освободил и спас, был ни кто иной, как Дон Домингес собственной персоной; тот самый лопоухий парень, который каждый божий день дарил ей розы, приглашал на кофе, и ходил часами по пятам. — Ну-ну, к чему такие формальности, госпожа Гуннарсон? Я Дон, для вас просто Дон, а… — А я тогда просто Гильда! И не называйте меня по фамилии, иначе я обижусь! — Хорошо, тогда вы зовите меня на ты. — И ты тоже. Ну? С минуту, они друг на друга смотрели, не зная, что делать дальше. Потом Дон нерешительно спросил: — Гильда, они… причинили ва…, ой, то есть тебе боль? — от смущения у парня заплетался язык. — Нет, они не успели. Ой, слава Богу, что всё хорошо закончилось! — Гильда вновь заплакала. Дон уже и не знал, что делать, поэтому просто очень аккуратно и нежно обнял. Девушка ответила взаимностью, и продолжала лить слёзы: — Он-ни … м-меня … ч … ч-чуть н-не и-знас-силов-валииии! — и снова она рыдала. — Кто?! Кто посмел?! — вскипел негодованием Дон — Какая досада, что все бандиты уже мертвы, а я не могу посмотреть в лицо этого ублюдка! Кто он был?! Хоть и после смерти, но я прокляну его! — Он-н … т-товарищи назвали ег-го … точно, Лукас! — Лукас!!! Подонок, мать его! Чёртов везучий дьявол! Ах, я, пустая голова, позор и стыд клана Домингесов! Как так получилось?! Ведь это именно его я и оставил! Дал убежать подпольной крысе! Как я мог?! Позор! Позор мне и презрение! Ничего, попадётся мне – кости нахер переломаю! — в такую ярость Дон ещё не входил. Нет, ну, было как-то раз: Фил свистнул у него сотню пистолей золотом и накупил сладостей, так Дон его чуть не убил. Но больше — ни-ни. Не выходило так разгневаться. А сейчас… — Я его замочу. Убью гада! — он обернулся к Гильде, взгляд его горел огнём — Оставайтесь здесь, госпожа Гуннарсон! — от гнева парень забыл, что минуту назад обещал говорить "ты" — Я догоню этого подонка и свершу над ним правосудие за содеянные пред вами злодеяния! Он ответит за каждое совершённое преступление по самым строгим меркам! — и хотел бежать вслед за исчезнувшим Лукасом, Гильда не пустила: — Дон, пожалуйста, не убегай! — жалобно попросила она — Мне будет очень страшно без тебя! Прошу, не оставляй меня одну, мне будет страшно! — и хотела выплакаться в третий раз, но не вышло: слёз не хватило. Так и сидела, чуть подрагивая, и просящим взглядом смотрела на Дона, не выпуская его рукав. А сам Дон снова, уже в который раз, растерялся и стоял возле двери, не зная, что делать: вырвав рукав, бежать или оставаться здесь и поддаться воле девчонки, перед которой он был абсолютно бессилен… А она, видимо, это знала, и пользовалась своей "силой": Дон снова почувствовал её губы в опасной близости от своих. Однако, вместе с этим была и возможность эту дистанцию уничтожить… Парень не знал, как поступить: если он сейчас останется сидеть – это будет проявление нерешительности. Если "уничтожит расстояние"… что будет – неизвестно. “Чёрт, как всё сложно … точнее, почему всё так сложно?! Так, ладно, идём в атаку.” Их губы вновь сомкнулись, только на этот раз не так яростно, а более нежно, заботливо, словно доставляя друг другу удовольствие. Гильда прикрыла глаза, и обняла Дона за шею. Ей было хорошо. А вот Дон понял, что делает что-то не то. Точнее, уже сделал. Стоило им только повторить поцелуй, как он почувствовал, что у него вновь сносит голову. Все его мысли, чувства, эмоции, всё, что наполняло его, всё это резко смешалось в один клубок, закрутилось и переместилось в одну точку, вниз живота, от которой по всему телу волнами растекалось тепло и наслаждение. С одной стороны это было хорошо: молодой человек испытывал такую эйфорию, хоть глаза на задницу натяни. А с другой: Дон чувствовал, что ещё чуть-чуть – и он сорвётся, заломит ей руки, завалит на спину и трахнет прямо на полу в хижине, не заботясь ни о её ощущениях, ни о комфорте. Он всё это знал и не хотел, чтобы дошло до такого. Чёрт, ну почему, почему так сложно разорвать этот… грёбаный поцелуй! “Чёрт, началось … Нет-нет, только не это!” А её рука очень медленно и плавно скользнула парню с шеи на рубашку, и расстегнула первую пуговицу… “Всё, приплыл.” Успел подумать Дон, вдруг… она прекратила сама. Просто отстранилась. Дон удивлённо хлопал глазами, Гильда смотрела на него и молчала. “Да блин, на самом интересном месте.” Наконец, она заговорила: — Эм, прошу прощения, дорогой господин Дон, но я не могу так.. — на последних трёх словах, девушка улыбнулась. — Э-э-э, как прикажете , леди Гуннарсон, э… — Я Гильда! — Понял! Как скажешь, дорогая Гильда, но не лучше ли нам будет идти в поместье Гуннарсонов? До туда, насколько мне известно, ближе. — Точно! А я дура и забыла! Идём ко мне домой и я познакомлю тебя с родителями! Пускай знают в лицо моего спасителя! — Возражений в принципе не имею, вот только … что скажет ваш отец, или мать, если узнают, что с вами произошло… — Ну же, идёмте! — Мало ли, какая будет их реакция… — Никакой не будет их реакции! Идёмте же, а не то я обижусь! — Ладно, иду-иду! Иэх, Дон, а если бы ты мог смотреть через стены… Иэх, а если бы ты был быстр, как лань и ловок, как обезьяна… Иэх, а если бы ты предсказывал будущее, то ни за что бы не вышел в эту дверь, смеясь, об руку с любимой девушкой. Последнее, что он успел заметить — это смотрящий на него в упор ствол мушкета в руках ухмыляющегося Лукаса… Сердце куда-то упало, в голове успела промелькнуть запоздалая мысль. “Твою ж… вот и всё…” Устало подумал Дон, машинально отталкивая застывшую Гильду подальше и вставая перед ней. “Вот и всё…” Раздался хлопок выстрела, резкая жгучая боль пронзила рёбра под сердцем, колени подогнулись, но… не на того напал бандит Лукас, намереваясь одним выстрелом прервать жизнь того, кто защищает свою любовь: падая, Дон успел вытащить свой кинжал и всей тяжестью навалился на преступника, всадив тому в грудь нож по рукоять. Он успел услышать истошный вопль Гильды, увидеть её лицо, прежде чем глаза застелил туман, успел прошептать одно единственное слово, имя, самое прекрасное для него имя: — Гильда… — и затих навсегда. И сколько бы Гильда не плакала, не кричала, сколько бы не звала, не трясла за плечи – он не отзывался. Лежал, не шевелясь, с улыбкой на лице, а под ним медленно растекалась алая лужа… Тогда Гильда обняла его, почти легла сверху – никак не отреагировал: горячее сердце храброго молодого дворянина Дона Домингеса перестало биться навеки… Тогда казалось, что крик девушки слышали все обитатели леса. Она упала на колени рядом с Доном. — Дон! Дон! Прошу встань! Прошу! — девушка схватилась за грудки парня, стала его трясти. — Дон! Потекли слёзы по щекам, не желая отпускать своего спасителя, девушка понимала, что ей надо скорее бежать за помощью. Она встала, обещая самой себе, что обязательно вернётся за Доном, но только когда позовёт помощь. Медленно встав и собрав волю в кулак, девушка присматривалась к чаще, лес ей казался знакомым, по крайней мере деревья, ведь именно такой вид деревьев рос подле поместья Гуннарссонов. Вытерев слёзы грязным рукавом, огляделась вокруг - все мертвы.. и даже Дон. Он был достоин лучшей жизни, пускай на вид был похож на обыкновенного балабола, весельчака, Гильде доверия Домингес не внушал до этого момента. Гильда резко обернулась на шорох, но это оказалась обыкновенная белка. Гуннарссон выдохнула. На раздумья времени совсем нет, надо спешить как можно скорее. Гильда обратила внимание на следы разбойников от куда они шли, пойдя по ним она вышла к извилистой тропинке с выпирающими из-под земли корнями. Она медленно побрела по тропинке, вглядываясь, смотря под ноги, чтобы не наткнуться и не упасть. Казалось, что путь пройден, но там оказались ещё две еле заметные тропинки. Будь у Гильды очки, она бы их точно издалека заприметила. Присев на корточки, она смотрела на следы, ей показалось, что тропинка, которая справа, там были свежие следы. Она побрела дальше. Наконец, девушка вышла из-за высоких, заросших кустов на главную дорогу, где обычно её возил экипаж в академию. Не скрывая своей радости, юная леди чуть не расплакалась, но всё же сдержалась. Сил бегать не было, Гильда шла, шла и шла, пока не показались знакомые ворота, калитка, которая обычно была заперта, сейчас приоткрыта как-будто подзывая к себе Гуннарссон. Ускорив шаг, она добралась до неё и дотронулась, на глазах выступили слёзы, то ли радости, то ли грусти. Она дома. Ступив на территорию поместья, она увидела на крыльце старшего брата, увидеть выражение лица брата Гильда не могла, всё казалось расплывчатым и это всё было не только из-за слёз. Кричать сил тоже не было, она просто поспешила к нему, чуть ли не падая с ног. Девушка прекрасно понимала, что брат удивлён и напуган, он спускался к ней и побежал на встречу. — Гильда! — закричал Найджел, улыбаясь сестрице. Найджел крепко обнял родную сестру, Гильда не сдерживала эмоций и заплакала в плечо братца, хватаясь за ткань его одежды. — Н-Найджел.. Там.. Там.. Дон! — Что?! Где?!