Чувство вины.
Гуннарссон-младшая вышла из маленького садика при поместье и увидела на террасе какую-то возню. Приблизившись ближе, там оказался старший брат с матерью, рьяно что-то обсуждая, судя по жестикуляции брата и его эмоциям, было ясно, что он недоволен ; хмурый отцовский взгляд, который передался ему, каждый кто посещал их поместье удивлялся их схожести. Губы, дрожащие от злости, нежели чем от страха. Гильда улыбнулась своим мыслям о схожести брата и отца, несмотря на то, что Найджел ей утверждал, что он ничуть не похож на отца. Это не завораживало, больше удивляло, обычно Найджел спокойный юноша, можно сказать молчаливый, а здесь, Найджел проявляет бурные эмоции. А мать, уставшим взглядом смиряла сына. Гильда приблизилась к террасе, Найджел обратил на неё внимание, в его глазах утихла буря, спокойная гримаса вернулась к Найджелу. Он посмотрел на руки сестры. Они были в ссадинах, а на одной виднелся порез, видимо от камня или ещё чего похуже… Гуннарссон-младший не особо любит перекладывать на себя вину, он не из таких людей. Но здесь, смотря на эти ссадины, синяки и измученный вид сестры, у него ноет сердце, от злости сжимается кулак, он винит самого себя в том, что не отправился в академию вместе с сестрой. Он чувствует себя виноватым. Найджел тяжело вздохнул, Гильда услышала вздох в отличие от матери и склонила голову набок. Найджел молчал. Гильда тоже. Мать прислушиваясь к щебетанию птичек и прикрывая глаза от ветерка, сказала : — Найджел, езжай в академию. — Мама! Гильда останется одна! — Гильда – взрослая девочка, я доверяю своей дочери. — Но ма.. — Нет. Найджел, тебе надо получать знания, ты, будущий глава, Гильде же стоит восстанавливать силы, лекарь ей сказал находиться в поместье, пока она не поправиться. — Я мог бы приглядеть за ней.. — Гильда удивлённо оглядела братца, страх, что сковывал её всё это время, начал отступать, на душе стало теплее от слов брата. Он волнуется за неё. — Найджел, не стоит обо мне беспокоиться. — обмолвилась девушка. — Тебя всё ещё мучают ночные кошмары и ты винишь себя за то, что господина Дона убили. — Я.. ты прав.. Госпожа Гуннарссон встала, подошла к дочери, — Гильда, мы с твоим отцом уедем в гости к семьи Агасси́с, приедем к ужину, — Госпожа Гуннарссон заправила за ухо прядь волос дочери и с нежностью посмотрела на неё, — слишком не переутомляйся. — Хорошо, мама.* * *
Нэт Холд сидел на просторной веранде за роскошным белым роялем и негромко наигрывал что-то из Баха. Только что он убил ещё одного человека на дуэли. Какого там по счёту? Двадцать седьмого или больше? Или меньше? Нэт давно перестал считать. Он вообще не был садистом; никогда не получал удовольствия от смертей, что делал сам. Он дрался только когда защищался, или защищал кого-то. Так вообще Нэт — безнадёжный романтик, в прошлом — невероятный бабник. Сейчас, в свои шестнадцать лет, он уже успел познать, как говориться, все горести любви, и что тем более — потерять девственность. С последней Нэт распрощался ещё где-то лет в тринадцать вместе с его возраста тихой, скромной леди: её отец был дружен с отцом парня и как-то раз гостил в доме Холдов. А Нэт, и эта юная леди сели за общий стол, сидели и друг на друга смотрели. Потом — рюмка, ещё рюмка, за ней ещё рюмка, шпаги, солома на полу в зале — и Нэт показал, что способен противостоять взрослым мужчинам. А она весь вечер смотрела на него, практически не отрываясь. Парень, подвыпив, не замечал этого. Позже — танцы, бал. Они танцевали вместе польку и краковяк. Хотели ещё мазурку и вальс, но в самый последний момент эту леди у него из под носа увёл какой-то молодой человек из побочной ветки Холд. Он подобострастно изогнулся в книксене, пристроил льстивую улыбочку, и протянул этой ещё совсем девочке руку: — Мадемуазель, позвольте представиться: граф Арис де Роберт де Холд. Соизволит ли юная миледи потанцевать со мной? — и цокнул языком, сверкнул глазами. — Конечно, как изволите, господин де Роберт — смущённо ответила она и умоляющим взглядом посмотрела на Нэта. Тот кивнул и отошёл к столику с напитками, делая равнодушный вид, налил себе бокал амонтильядо, хотя пристально продолжал за этой парой следить. Вскоре, он заметил, что Арис не зря подошёл именно к Анко (а именно так её и звали): этот молодой хлыщ, делая вид будто хочет во время того или иного па перехватить по ловчее талию своей партнёрши, просто откровенно говоря, лапал её за все места, до которых мог дотянуться. Пару раз во власти его пальцев оказалась ещё не сильно выросшая грудь госпожи Анко. И при этом при всём, на лице Ариса сохранялась милая невинная улыбка. А Анко, если и чувствовала что-то, то не подавала вида. Вот снова — новые музыкальные пассажи, и пары всё кружатся, кружатся… а чёртов Арис… он уже не смущаясь, держит её за задницу. Причём, ни как-то просто, а буквально вцепившись. И с каждым разом спускается ниже, к середине ягодиц… А что же она? Глаза закрыты, губа закушена, и всё её естество дрожит от отвращения и стыда. Нэт сжал эфес шпаги, зубы скрипнули: да кем этот подонок себя мнит! Как он смеет так себя вести с дамой! Мысленно пообещав набить морду Арису, Нэт, он же носач, вернулся к бокалу и принялся потягивать винцо, казавшееся очень старым, но невероятно вкусным. Оно было некрепким, прохладным, неспешно, как бы растягивая удовольствие, разливалось по внутренностям, оставляя после себя очень приятные ощущения в области желудка. Как бы щекотало, как бы согревало и одновременно заполняло собой и органы, и сознание и взор с душой … И так стало Нэту хорошо, что решил он пойти пройтись и подышать свежим вечерним воздухом: поместье Холд-Уокер-Стритстаун находилось далеко за городом, в райском местечке, под названием Кумби-Тресси, тихом небольшом районьчике на берегу реки Тайз. Там прошло его "счастливое" детство (никто за ним не смотрел, и будучи мальчиком, Нэт был занят тем, чем считал нужным), и не менее "радостное" отрочество. Почему в кавычках? Да потому, что никому не было дела до бедного паренька, кроме горячо любившей его матери, Марии. А отец, Нэмо Холд, дал сыну пару уроков фехтования и ему это надоело. Он вообще считал Нэта нежеланным ребёнком — от этого и такое отношение. Из своей нелёгкой судьбы Нэт вынес одно очень полезное правило: сам себе не поможешь — никто тебе не поможет. А ещё: если не ты — то тебя. И в мире нету справедливости. К тринадцати годам ему надоела такая жизнь, когда на тебя всем похрену, и он решил это прекратить: с пятью фунтами в кармане и шпагой на боку Нэт тайком уехал от семьи в город и пропал там. Отец его поискал-поискал да и плюнул. А вот Нэт даром времени не терял: надо было зарабатывать как-то. Ещё во время проживания в Холд-Уокер-Стритстаун, Нэт неплохо играл на фортепиано. Занятие для заработка пришло в голову само собой: либо играть на вечерах, либо давать частные уроки. Он выбрал и то и другое: по выходным — играть, по будням — учить. Так, первые полгода, перебиваясь с хлеба на воду, постоянно откладывая деньги, он, кое-как сводя концы с концами в небольшой комнате, скопил весьма приличную сумму, купил себе хорошую рекламу. Уже тогда он был хорошо известен как исполнитель, поэтому, мог поднять ставку за игру. Оставив карьеру учителя, Нэт вдруг, с удивлением обнаружил сильную привязанность к шпаге. Он каждый четверг ходил упражняться в фехтовальном зале и маэстро, Джеймс Ратри, отмечал высокий уровень подготовки и талант у парня. Маэстро даже разрешил Нэту тренироваться бесплатно, лишь бы только он не сменил зал. Нэт и не собирался. Сейчас это было так, не серьёзно, хобби. Настоящего себя он видел за клавиатурой рояля. Так вот, прекратив с уроками, Нэт целиком и полностью отдался исполнительству. Играл он самозабвенно, на многих концертах, во многих домах знатных господ, за приличные деньги. Конечно, и для бедняков Нэт дал несколько выступлений. Слава, как пианиста, стала приходить к нему, и он даже немного потеснил уже известных, опытных конкурентов. Прибыль с этого он получал неслабую, и с каждым месяцем она возрастала. Это, конечно же, не устраивало других музыкантов. И однажды на Нэта было совершено покушение… После этого все газеты в городе раструбили, мол, "четырнадцати летний граф Нэт Холд тёплым августовским вечером насмерть заколол троих неизвестных, напавших на него". Ещё через неделю — новое известие: "Юный господин Нэт Холд вновь показал класс владения шпагой на дуэли с господином С." А потом… Подобные новости стали выходить раз в три дня: Нэту понравилось ссориться и драться, поэтому теперь он перестал играть в милого воспитанного мальчика и избегать схваток. Наоборот, вывести его на конфликт стало очень легко: мозгов-то у него было ещё маловато. А вот шпага в руке уже лежала твёрдо и разила чётко туда, куда направлял хозяин. И не было от той шпаги никакого спасения. Однако, вскоре ему надоело. Как ни как, пятнадцать лет, пора и судьбой заняться. Не смотря на признание в городе как пианиста, он более не чувствовал тяги к фортепиано. Да и в шпаге он перестал видеть удовольствие: драться, конечно, он не перестал, но делал это теперь как то машинально, без цели, только чтоб чем-нибудь заняться, заполнить свою жизнь, которая ему уже порядком наскучила. Ни одного серьёзного противника. Где уж там веселье? И на какое-то время Нэт возвращается в родовое поместье, в Холд-Уокер-Стритстаун, к семье под крыло. Там его со слезами на глазах горячо обнимает мать; дружески хлопает по плечу отец и приглашает за общий стол; уважительно кланяются горничные. Нэмо, ранее не переносивший сына на дух, был теперь горд его успехом, и решил помочь: Нэт был устроен в "Grace Field", как хотел когда-то. И снова: город, кони, трактиры, шпаги и на этот раз учёба. Вся его исполнительская слава уже куда-то улетучилась, вот и жил Нэт дальше у двоюродного брата Герберта, а точнее, у родной тётки Хайаты. Возвращаясь к тому самому, памятному вечеру: гулял Нэт полчаса, не больше, но хмель из головы так и не выветрился. Пришлось возвращаться: становилось прохладно. Проходя по первому этажу, заглянул в зал, но Ариса или Анко не обнаружил, недовольный, налил себе простого ягодного пунша, вновь встал, облокотился на колонну, обвёл взглядом танцующие пары: не нравилась ему эта ситуация, ох и не нравилась. Мало ли, что этот Арис задумал. Хотя, понятно было, что он задумал, и мог уже приступить к выполнению своего пошлого плана. Мог уже выполнить. Лишь только эта мысль пришла к нему, Нэт похолодел: прямо сейчас с Анко что-то происходит! Не может всё быть так просто! Сейчас точно Арис не бездействует! Нэт вдруг сорвался с места и решительно побежал в коридор. Там он их не обнаружил, но прекрасно понимал, что здесь их и не будет: слишком уж открытое место для приставаний. Нужно найти что-то поукромнее. Точно, второй этаж! Там сейчас никого нет! Все гости на первом. Значит, там и только там! Нэт, со скоростью, которую он только вообще был в состоянии иметь, больно хлопая шпагой по ногам, взлетел по лестнице не второй этаж, и с ветром в ушах понёсся вдоль комнат, ибо уже видел свои цели: Арис стоял к нему спиной, обеими руками обхватив брыкающуюся Анко. Почему она не кричала? Не могла. Изо рта вырывались лишь сдавленные стоны, да что-то похожее на тихий плач: этот ублюдок заткнул ей чем-то рот. Рука сама медленно сползла вниз на эфес шпаги, сжала рукоять, щёлкнул предохранитель. Арис ничего не услышал. Нэт думал, что сейчас он его и завалит, но душу закралось сомнение в себе: а сможет ли он убить? На это нужно ведь немало сил и воли. А если его обвинят в убийстве? Садиться в двенадцать лет ему не хотелось. К счастью, Арис вдруг обернулся. Около минуты хранилось молчание. Сперва удивление, затем шок, затем ужас, и, наконец, смятение отразилось на лице графа де Роберт. Он настолько сильно растерялся, что просто не знал как поступить, и что предпринять. Нэт же быстро опомнился, и грозно двинулся на своего соперника. Арис невольно отступил сперва, но тут же пришёл в себя, и гневно воскликнул: — А ты ещё кто такой? Отойди, я не собираюсь тратить своё время на тебя! -Ублюдок — зашипел, сжимая кулаки Нэт — Убери от неё свои руки! Или я тебя прикончу! — Как ты можешь прикончить меня, мальчишка? Ты всего лишь мелкий надоедливый урод, которому я сейчас сломаю нежную шейку двумя пальцами! Пш-шёл вон, рвань несчастная! — и Арис со всей силы толкнул Нэта в грудь обеими ладонями. Тот кубарем полетел назад, в тёмный коридор. Когда наконец-то его полёт остановился, Нэт попытался встать, и вдруг с удивлением понял, что сделать этого не сможет. В голове сразу всё начинало идти кругом, глаза застилал непонятный туман. От такой смеси подкашивались ноги. Огромным усилием воли мальчик заставил себя встать и продержаться на ногах больше десяти секунд. Арис, между тем, стоял и ухмылялся: — Ну, как ощущения? Добавки захотел, ты, зародыш? — и замахнулся для удара. То, что произошло дальше, навсегда осталось в памяти и у леди Анко, и у Нэта: последний, как-то машинально шагнул в сторону и, собрав всю свою волю в кулак, а силы — в мышцы, ударил Ариса боковым с правой в челюсть. От неожиданности, тот потерял контроль над своим телом, и просто, как будто его ударили бревном под колени, подлетел в воздух и хлопнулся на пол. Нэт стоял рядом и тихо пребывал в какой-то прострации: этот выпад был для него самого настолько неожидан, что в первые несколько секунд он даже не мог что-то подумать. Просто стоял с глазами-блюдцами и смотрел, как медленно поднимается на ноги его враг. Нэт вновь быстро оклемался, схватил всё ещё не отошедшую от шока Анко за руку, буквально впихнул её в, по счастливой случайности здесь оказавшуюся, комнату и закрыл дверь. Арис уже встал и потирал руки в предвкушении, как он сейчас набьёт морду этому мальчишке. — Вот мы и одни, мелкий урод. Ты охренел. Тебе конец — в лунном свете блеснуло тонкое лезвие шпаги. Коротко щёлкнул предохранитель на ножнах, ещё стальной блеск, ночную тишину разрезал истеричный свист клинка, звон, искра, шорох ткани, секунда — и какой-то противный мычащий звук на мгновение повис в воздухе. Луна осветила две тени: одна стояла на коленях, а другая держала первую за шиворот и от её руки в горло первой шёл длинный тонкий предмет… Всё происходило спонтанно: Нэт поднырнул под удар, вытащил шпагу, на развороте скрестились оружия двух соперников; далее он вдруг резко схватил Ариса за камзол и дёрнул вниз, сбив ему шпагу с курса. И ударил в горло. Граф Арис де Роберт де Холд окончил свою жизнь безо всяких мучений. Нэт вытер клинок платком. "И всё? Так просто? Неужели это… так легко… сделать?… Убить человека?" Впрочем, тогда у него всё ещё была та самая прострация, поэтому, ничего, кроме равнодушного внутреннего голоса, непрестанно твердившего: "Я убил человека", он не слышал и просто прошёл в комнату. Анко сидела на кровати и, закрыв лицо руками, плакала. Нэт присел рядом, обнял за плечи, и что-то зашептал, пытаясь её успокоить. Прошло около тридцати минут — и она уснула, упав парню головой на колени. Нэт же решил не испытывать судьбу, и пойти в зал, чтобы всё рассказать, а то мало ли. Что уж ему в его неспокойную головушку пришло — никому неведомо. Вот только решил наш герой свою "принцессу, от злобного дракона-Ариса спасённую", на руках в спальню её отнести. На руки-то взял, вообще как пушинку, сделал шаг, ноги сами в стороны разъехались — и полетела наша парочка кубарем на пол. И упали-то они как удачно: Нэт ей прямо между ног оказался, сверху. Анко, конечно, проснулась, но, вместо того, чтоб наградить нахала дамским укусом аля "Куда попадёт" и истерично завизжать, она просто лежала под ним и улыбалась. Нэт? А что Нэт? Нет, вы скажите пожалуйста, что Нэт? Не дурак ли он, упустить такой шанс? Естественно, как только он понял, в какой позе оказался, все его мужские инстинкты единогласно сказали: "В атаку!" — и Нэт жадно набросился на невинную Анко, которая, оказывается, была только за, сперва яростно зацеловывая в губы, в щёки, в грудь, пока небольшую, но в настоящую женскую грудь, от вида которой у него звёздочки в глазах плясали; а потом быстро, яростно и всё-таки аккуратно раздел, разделся сам и вместе они нырнули под одеяло, продолжив свои любовные утехи там. Анко это всё жутко нравилось. Она не стеснялась хихикать, улыбаться; извивалась как змея на сковороде, выгибалась как кошка, и самое главное — визжала, откровенно визжала, не стесняясь быть услышанной: такое удовольствие приносила ей её самая первая близость! Она сама старалась устроиться поудобнее, дважды меняла позу, разочарованно ворча, когда на эти мгновения приятная заполненность исчезала, и одобрительно, громко стонала, когда Нэт снова оказывался в ней. Надо сказать, и он не оплошал: даже в такой ситуации, как первый раз, он не сорвался, как бешенный, а вспомнил своим вечно холодным рассудком, что у девственниц есть пелева. Когда он вошёл во всю длину, Анко чуть не закричала от резкой, пронзающей всё тело боли в промежности, потекли непроизвольно слёзы. Нэт остался неподвижен, но страстно и осторожно впился ей в губы, отвлекая от непрятных ощущений. Прошла минута, она привыкла и Нэт начал двигаться, сначала медленно, потом всё быстрее и быстрее. У Анко потемнело в глазах, когда он нашёл тот самый, правильный угол, и она крепко зажмурилась, подаваясь вперёд, как бы сама насаживаясь глубже… У Нэта голову сорвало, когда он начал понемногу познавать женское тело. Внутри девчонки было мокро и жарко, а главное — невообразимо тесно, и от этой самой тесноты было огромно желание движения, близости, прикосновения, свободы! …и вместе с тем так не хотелось потерять эти ощущения… Партнёры стонали, требовали "Ещё!" или "Быстрее!", иногда дело ограничивалось обычным "Ах!" и "Ммм!", и вскоре оба упали без сил. Всё же, что ни говори, каким бы Нэт не оказался классным любовником, он был всего тринадцатилетним мальчиком, а потому его хватило лишь на двадцать минут с небольшим. Анко выдохлась ещё раньше. Когда на самом пике, Нэт вдруг почувствовал слабую пульсацию, он вспомнил, что если сейчас не выйти из неё — через время он выйдет, точнее, вылетит из дома, толкнулся последний раз — и вышел, изливаясь на простыни. Анко рухнула на подушку и тут же уснула. Нэт ещё примерно час приходил в себя, затем вытер кровать, лёг с девушкой рядом и практически сразу унёсся к Морфею. Проснулись они, можно сказать, одновременно: тогда было только-только половина пятого утра. Первым был, конечно, Нэт. Он открыл глаза, сделал глубокий вдох, минут пять полежал, окончательно просыпаясь, и вдруг резко сел на кровати, спиной к окну. Помассировал виски: голову вдруг, схватило так, чуть ли не до потери сознания. Пришлось немного посидеть, прежде чем появилась возможность нормально собраться с мыслями и по человечески думать. Хотя и выпил Нэт вчера немало, да и ночка выдалась бурной, много сил было потеряно, он помнил всё, что с ним происходило во всех подробностях. Как он убил Ариса. Как спал с Анко. Помнил, что вчера много выпил. Помнил — и ничуть не краснел. Просто к сексу он отнёсся спокойно, без пафоса, не считая это чем-то таким похабным, или запретным, или недосягаемым. Секс для него за одну ночь стал обыденным событием, таким, не примечательным… Нэт повернулся назад к окну: на улице было ещё очень тихо, поместье пока спало. Туман сошёл, хотя остались серые застилающие облака, какие бывают по утрам, закрывая солнце. "Наверное, народ здорово перепился, если мы всё ещё тут. Так бы нашу пропажу заметили ещё ночью, чёрт их дери. Арис … Что делать с этим сучёнком? Обычно отговориться вряд ли выйдет. Так, ладно, для начала — нужно бы одеться". — Думаете? — раздалось вдруг рядом. Нэт обернулся: Анко уже проснулась, и сидела, закутавшись в одеяло. Нэт мельком оглядел её: волосы растрёпанны, глаза заспанные, на одной губе была едва заметная ранка. "Это я её так?" — подумал парень — "Что-то не помню, чтоб я её кусал". — С добрым утром, госпожа Митараши. — Мы, кажется, договаривались, что вы будете звать меня просто Анко. — Как вы порой бываете правы… чёрт, а я ведь и вправду об этом позабыл. — Господин де Холд… — Нэт. — Ах да, точно. Нэт, ты… вы… вы же не думаете, что то, что было меж… — То, что произошло между нами не подлежит огласке, это я знаю — Нэт перебил её, отвёл взгляд — не маленький, в конце концов… — Я не об этом. Скажите мне честно… вы?… — Я? — Да-да, вы! Скажите же… о, чёрт… — Вы что-то хотите попросить? — Нэт вскинул брови: она выглядела крайне смущённой. Всё её лицо залила краска, Анко закрыла глаза: — Господин Нэт, вы… вы только скажите мне честно-честно! А иначе мы оба будем страдать! — Да что же я такое должен сказать, Анко? Объяснитесь, я не понимаю! — Вы… вы… — О боги, Анко, ну, не тяните уже, что вы хотите услышать от меня? — Нэт стал понемногу терять терпение. Она же всё никак не могла решиться, лишь только мямлила, еле выговаривая слова. — Вы… я… нет, вы… я, и вообще… — Анко! Скажите чётко и ясно, что от меня требуется! Клянусь вам — он вдруг взял её за подбородок, приподнял её лицо, по доброму заглянул в глаза — Я не стану над вами смеяться или как-то задевать вас. Я постараюсь сказать всё, что знаю. Итак, какой был ваш вопрос? — Я… — Ну-у-у? — Но ведь… — Анко. — Н-нэт… скажите мне честно, вы ведь… любите меня?… — и отвернулась к стенке. Нэт знал, что она обязательно это спросит. Готовился к такому вопросу. Изучение психологии помогло ему понять, почему же секс так сближает людей, и почему его воспринимают как что-то недосягаемое, запретное. Ответ уже был готов: — Нет — и он отвернулся. Не хотел её расстраивать или смущать, хотя отчаянно продолжал себе внушать, что она ему безразлична. — Зачем вы тогда за… занялись со мной… любовью? — а вот этого Нэт не ожидал. Нет, он знал, что Анко обязательно его спросит, зачем, но не готовился к такому тону. Он рассчитывал, что она будет его упрекать; или обидится; или жутко разозлится, раскричится, расстроится, отхлестает его по лицу и убежит. Нет! Так нельзя! И всё же… — Не обязательно любить, чтобы удовлетворять себя и партнёра. — Как вы можете… заниматься… этим с той, которую не любите? — с этого Нэт вообще встал в ступор. Он вроде бы знал ответ, а вроде и, как только снова проматывал его в голове, понимал, что если скажет, то будет в её глазах навсегда дураком. А если промолчит — то будет нерешительным. И поэтому не знал, что предпринять. Равнодушно ответил: — Важно ведь просто получить удовольствие. — Понятно… — она погрустнела, Нэт уже успел пожалеть, что сказал эту глупость — Не хотите ли ещё раз? Парень молча повернулся к Анко. Сказала она это так, как будто была обычной шлюхой, стремящейся прыгнуть к клиенту в койку, отработать свою работу, получить деньги, и уйти уже к другому, ублажать нового заказчика. Так же молча Нэт снова оглядел её: всё ещё прикрытая одним лишь одеялом, она смотрела на него самым своим невинным взглядом, что-то по типу: "А что тут такого? Что я сказала не так?". Её белокурые локоны закрывали плечи. Лишь тонкие руки придерживали ткань, дабы она полностью не открыла всю свою женскую красоту и тайну мужским взорам и не дала повода им для возбуждения. Нэт за ночь насмотрелся на эту красоту, поэтому, он лишь хмыкнул, и отвернулся: — Нет, не хочу. Спасибо — он ведь хотел. И понимал, что она это понимает. Что его дёрнуло отказаться от предложения вновь взять это принявшее его тело, опять, как в ночь познать красоту настоящей женщины, и вкусить любви и удовольствия по самое не хочу? — Понятно — заметно погрустнела Анко — Отвернитесь тогда, я сейчас оденусь. — Да чего я там не видел? — в голос усмехнулся Нэт. Он встал и через пять минут они оба были одеты. Нэт, ни слова не говоря, вышел из комнаты. До всеобщего пробуждения нужно было как-то убить время. У него даже возникла идея вернуться к Анко, которая пошла прогуляться по саду, и повторить их "ночные проделки", но, почему-то, передумал (осёл). Думая съездить покататься на лошадке в добрые английские злаковые поля, от которых всего два дня без перерыва галопом — и доберёшься уже до самой Шотландии, его посетила одна гениальная мысль: "А не навестить ли мне миледи Митараши? Помнится, она хотела пойти в сад". Конечно, они встретились, и гуляли так до того момента, как не ударил колокол на башенке замка Холд-Уокер-Стритстаун, и не возвестил истеричный голос глашатого страшную новость, от которой поднялся в поместье невообразимый гвалт: "Арис убит!". — Тьфу, твою мать. Ну, даже года не прошло, хватились птички птенчика своего. Ох, и кутерьма же сейчас начнётся, едят его мухи! — он сплюнул травинку, повернулся к Анко — Ну, миледи Митараши, на этом позвольте откланяться, я пойду, сдамся. — В смысле "сдамся"?! Что значит "сдамся"?! — перепугалась Анко, сильно побледнела — Вы меня так не пугайте, Нэт! Не шутите так больше! — А я и не шучу — улыбнулся он в ответ — Лучше и вправду пойти и всё рассказать, а то потом я могу сесть за укрывательство дуэли. — С ума сошли?! Вас же осудят на смерть! — За дуэль — не осудят. — И кто это сможет доказать?! Вы об этом подумали, как т… — Вы. Вы и докажете. Вправду, факт дуэли был сегодня же доказан, и Нэт не пострадал. Наоборот, он даже получил поощрение от властей за проявленное благородство и храбрость. Но главное — сблизился с Анко и теперь они каждое утро гуляли по саду вместе. Без какого-либо пафоса, поцелуев, признаний и прочего. Конечно, некая романтика в их отношениях присутствовала, но не более, чем ходить под руку. Впрочем, и это приносило им искреннее удовольствие. Вот только недолго идиллии было суждено продолжаться. Нэта начал жутко бесить отец, который постоянно ставил сыну палки в колёса. Нэту, естественно, это быстро надоело. Вся его натура кричала, что нужно это прекращать. Другого выхода, кроме как сбежать не было. А может, надо было убить? Родного отца? Какой бы сволочью он бы ни был, Нэт бы не смог его убить. Да даже подлым ударом в спину — да он просто был неспособен на подлость. И презирал тех людей, кто оправдывал подобный народ. Поэтому, он решил бежать. Конечно, был один человек, который знал эту тайну. Анко. Она и более никого. Знала и молчала, лишь порой доставляла необходимые данные. Только погрустнела она с того момента, и не сразу понял наш кавалер, отчего же. А когда всё-таки понял, то … не изменил своего решения. Не из-за эгоизма, а из-за твёрдого характера. Он прекрасно понимал, что она чувствует к нему, но сам был не готов. Поэтому и не менял. Простились они молча. Под покровом ночи, Нэт кошкой метнулся к окну, тенью спрыгнул с третьего этажа на уже подготовленную внизу лошадь, хотел сорваться с места в карьер, да так и замер: возле стремян стояла она. Молча. И он тоже молчал. — Уже уезжаете? — Анко была равнодушна. — Да, прямо сейчас — ответил парень. — Тогда прощайте. И надолго вы собираетесь исчезнуть? — теперь она была иронична. Нэт уловил это, и едва сдержал смешок. — Не знаю. Может, на год. Может, на два. Может, на пять. А может и навсегда. Почему, кстати, прощайте? — Мне кажется, что мы больше не увидимся. — Почему это? Вам, разве, не хочется со мной встретиться снова? — Хочется. Но у меня такое предчувствие, будто мы видим друг друга в последний раз. Поэтому я и говорю "прощайте". — Звучит как-то обречённо. — Что поделать. Интуиция у меня такая. — Она вас подводила когда-нибудь? — Иногда, но редко. — Понятно… Они оба замолчали. Так прошла минута. — Сверчки, экие заразы, завели шарманку на ночь глядя. Дня им, что-ли не хватило? — неуверенно начал Нэт, не зная, что сказать. — Они не поют днём. Они поют только ночью — безразлично ответила Анко и отвернулась, пытаясь скрыть свои настоящие эмоции. Нэт и это заметил: — Долбанное стрекотание называется пением? — Каждый поёт по своему. — Вы так в этом уверены? — По вам знаю. — Причём тут я? Что вы хотите этим сказать, Анко? — Лишь то, что сказала. — К чему бы такие разговоры? — Ваш характер. — Вот как… — он не понял. Пытался. Но не понял. Прошла ещё минута. Снова безсловесная. Один не знал, что сказать, другая – не хотела говорить. Так и готовы были простоять всю ночь, не расходясь: им было трудно расстаться. — Ну, ладно, поеду я, наверное, миледи Митараши. Прощайте и не забывайте вашего покорного слугу, вспоминайте обо мне время от времени… — и собирался уже ехать. — Значит, всё-таки, уезжаете? — Анко бросила, неповорачиваясь. — Да, ми… Анко, я всё обдумал, и решил, что лучше всего будет свалить отсюда к чёрту, а что там будет – посмотрим. — Жаль. Вы и вправду так уверены в своём решении? — Нет, не уверен — вздохнул Нэт. — Зачем тогда едете, раз не уверены? — Анко, это лучший вариант. А насчёт уверенности… в жизни мы не можем быть уверенны до конца вообще ни в чём. Так что… — Вы хотите уехать? — Нет. — Поцелуете меня на прощание? — Нет. — и Нэт снова вздохнул. — Почему? — хоть в темноте Нэт и не видел её лица, был точно уверен, что она чуть улыбнулась. — Потому, что если я вас поцелую, то… то не смогу уехать. Увы, такова, значит, судьба… — Ну, ладно, вам решать. Не дай Бог нам когда-нибудь пожалеть о своём решении, принятом ранее. Прощайте, господин де Холд. Прощайте и пусть Господь поможет вам на вашем пути. — Ну, к чему же… — Прощайте! — Нэт понял, что ещё секунда и Анко будет плакать. — До свидания! — и он унёсся в ночь. А вот потом… А потом – всё было сказано выше: город, уроки музыки, дуэли, снова возвращение домой на несколько лет, академия… Сейчас Нэт сидел на веранде, и только-только начинал понимать, что она имела ввиду о его характере. Но, как всегда, не был уверен до конца. Ведь для него то, что он думал – было естественно. Не отступать. Не сдаваться. Не плакать. Не жалеть. Не оборачиваться назад – иначе мир тебя искалечит, поимеет и выкинет на свои задворки, потому, что ты оказался слаб. Нэт этого всего хлебнул ещё в детстве, но в отличие от других брошенных детей, он рано понял, что никому не нужен. И очень хорошо научился оставаться спокойным, и мгновенно трезво оценить ситуацию. Это и помогло ему одерживать столько побед. Но, как бы Нэт Холд не был холоден и безэмоционален, он был всего лишь ребёнок. Кое-что его, всё-таки, обуяло: дуэли и ссоры. Попробовал один раз – понравилось и ещё как. Кровь. Расчёт. Сталь. Азарт. Чёрт, как же это всё прекрасно! Нэт в погрузился в эту чудную музыку пуль и шпаг, напрочь позабыв о всём остальном мире. С холодным взглядом и пламенным сердцем бросался он в бой. И разил своим оружием точно в цель. Вот только… …Надоело ему это всё. Любому занятию, любому интересу бывает предел. Так же и Нэт. Со временем, для него фехтование превратилось во что-то привычное, рутиное, серое. Каждодневно сражаться вошло в привычку. Он стал драться намного реже и делал это теперь без вообще какого-либо удовольствия, как что-то такое, что делается регулярно. Жизнь потеряла свои краски, потеряла смысл… Не было цели, не было мечты, не было пути… Нет, мечта была: быть побеждённым в честном поединке. Когда-то давно, он уже испытал то чувство, когда находится тот, кто оказался сильнее тебя. И этот кто-то сделает какой-нибудь эффектный приём и ты почувствуешь холодную сталь у горла. Чувства и эмоции захлестнут тебя, будет очень стыдно и в то же время – приятно. Приятно от того, что нашёлся тот, кто превзошёл тебя или ты не дотянулся до кого-то. Появится мотивация, тяга к работе… Нэту было нужно лишь ощутить чувство поражения, а мотивации в купе с железной силой воли ему хватало. В жизни Нэта Холда свет давно погас, и был лишь тёмный мрачный коридор, по которому он не как вор на цыпочках пробирался, а шёл с гордо поднятой головой, свечой в одной руке и шпагой в другой. Шёл, смотря лишь строго перед собой. Без намерения повернуть назад или остановиться. И не было тому коридору конца или края. Темнота, темнота, темнота, бесконечная темнота… И бесконечно было его непоколебимое стремление пролить на эту темноту свет.* * *
Зак разглядывал самого себя в зеркале, вид был не из лучших ; круги под глазами, опущенные уголки губ, сухие и обкусанные губы, сведённые брови к переносице. За все эти дни он успел поистереть, хотя это и не в его характере. Много злился, перекладывал вину на себя, чуть ли не рвал волосы на голове. Малютка Фил всё это время наблюдал за старшим братом, естественно младший волновался за состояние Зака. Старался угостить старшего конфетами, которые купил ему отец, показывал свои новые игрушки, предлагал прогуляться в саду и половить бабочек, но Фил только и слышал отказ. Родители находились в ссоре. Мать каждую ночь плакала и молилась иконам. Отец всё время находился в кабинете, изредка выходя оттуда, чтобы поужинать или же уехать по своим делам. В семье Домингес произошла трагедия, тронувшая весь город, каждая аристократическая семья соболезновала через письма, встречи. Зак в академии только и чувствовал сочувствующие хлопки по плечу от своих товарищей. — Фил, уйди! — резко обернулся Зак. — Зак.. ты пойдёшь в.. в академию..? — Да! А теперь уйди! — мальчик опустил голову, кивнул и аккуратно закрыл дверь с лёгким щелчком. Зак сделал несколько вздохов и выдохов для успокоения, собрался вроде бы с мыслями, вышел из своей комнаты с равнодушным видом. Зак решался переступить порог академии, засматривался на внушительное строение, где-то сбоку на него поглядывали ученики академии, знающие что в семьи Домингес произошло горе. Не теряя ни минуты, Зак направился внутрь, где его ждали товарищи. Так думал Зак. В последние дни он ни с кем не разговаривал, Домингес не ожидал, что не будет никому навязываться. Желания не было и в основном он проводил учебное время один. Даже Анна – его возлюбленная не могла скрасить эти дни. Она и не старалась. Училась, разговаривала с Эммануэ́лем и с некоторыми леди из её класса. Хотя иногда Зак и ловил сочувствующие взгляды Камбер. Зак вошёл в кабинет, так чего он не ожидал увидеть, так это Нэта разговаривающего с Рэем. На удивление черноволосый сын маркиза, молча слушал Холда, практически не выражал никаких эмоций, хотя иногда и мелькали огоньки интереса, но они сразу же угасали, будь воля Рэя, он бы перебил Нэта, тем самым показав отсутствие этикета и неуважение к собеседнику, на скулах Рэя заиграли желваки. Домингес не стал мяться у прохода и быстрыми шагами прошёл в кабинет, не поднимая головы, сутулившись и не обороняя ни единого слова. — Домингес сегодня какой-то.. м-м.. не такой как всегда. — проговорил Нэт, глядя из-под тишка на Зака. Рэй не бросил даже взгляда в сторону сына графа. Гарньé-Пажéс заскучал, уже ни так заинтересовано слушал монолог своего «друга», он слишком много говорит. — Где Дон? — внезапно спросил Рэй, медленно озираясь. — Пажéс, ты разве не знаешь?! — Нэт чуть не соскочил со стула. — Нет, а должен? — Холд продолжал удивлённо смотреть на своего товарища, пока тот вопросительно наклонил голову набок, Холд схватился за сердце. Он явно был ошарашен. — Не томи, Холд, меня это начинает доводить. — Кхм.. Дон погиб.. — И при каких же обстоятельств этот полоумный помер? — Пажéс, имей уважение, — шикнул на него носач, параллельно смотря на Домингеса, — ты хоть знаешь, что будет если он услышит? — Рэй закатил глаза. Зак встал, Нэт затаился, но смуглый юноша даже бровью не повёл в сторону черноволосого и рыжего(тёмно-рыжего) парня. Домингес направился в сторону Найджела, который разговаривал с Эммануэ́лем насчёт Гильды. Некоторые отрывки их разговора проскакивали мимо ушей парня. Зак подошёл сзади Найджела, сказал : — Твоя сестра осталась в живых? Гуннарссон слегка вздрогнул, обернулся. — Да. Твой брат спас её, если бы не о.. — Да-да, Гуннарссон, знаю, если бы не он, то твоя сестричка кормила бы червей под землёй. А так, их кормит Дон. — Зак.. — А что не так? Я всегда буду выбирать свою семью. Как и ты. — Домингес, твой брат – герой, ты должен гордиться им. — Чем гордиться? Тем, что этот дурак пошёл туда один? Да, и вправду герой, только вот матушка с отцом нас не этому учили. Найджел набрал воздуха в грудь, понимающим взглядом взглянул на сына графа. — Ничего не изменить, Домингес. — Мне нужно поговорить с твоей сестрой. — Зачем? — Чем она зацепила моего брата, что этот мелкий подлец решил погеройствовать и в конце-концов где оказался? Правильно, в могиле, Найджел. — Гильда никогда не смотрела в сторону Дона, не думаю, что она даже знала о его существовании.. — Вот как.. получается Дон погиб не за что? — смуглый юноша поддался вперёд, Найджел отступил на один шаг, кулаки были сжаты. — Зак.. ты не понимаешь.. — Я не понимаю? Мне кажется это ты не понимаешь, Гуннарссон. — Домингес сузил глаза, присматриваясь к сыну барона. Наблюдавшись за всем этим, Свон молчал, не подавая вида, что он здесь находиться и слушает и возможно даже подстраховывая ситуацию, но что он сможет сделать? — Надеюсь, твоя сестра хотя бы уронит слезинку на похоронах моего брата.