Для того, кто умел верить

      Это только кажется, что нет ничего сложного, чтобы сообщить родным о своем скором уходе. Горевать ведь надо тебе, а не им — это ведь ты не успел что-то сделать в своей жизни: не повидал весь свет, не прыгнул с парашютом, не побывал на спектакле любимого артиста. Не прочитал все купленные когда-то книги, которые до сих пор стоят на полке так ни разу и не открытыми. Не досмотрел любимый сериал, потому что новые серии выйдут, когда тебя уже не будет.       Но вот ты снова и снова ставишь себя на место дорогого человека, и эта мысль уже не кажется тебе такой логичной. Ты для них не просто набор качеств, совмещенных с определенной внешностью, весовыми параметрами, высоким или низким голосом. И уж точно мало похож на хомячка или золотую рыбку, от потери которых мир не изменится.       Светлана прекрасно понимала, что в жизни дочери она занимает значительную часть, и была готова, что Лиля может уйти в отрицание, услышав новость. Но если не рассказать ей, она никогда не простит. Принципиальная, гордая — и какой бы сильной не была их почти родственная связь, она может даже не прийти попрощаться. Потом, конечно, будет рыдать, заново всё переживая, но слишком поздно.       Накануне отъезда Светлана набралась храбрости поговорить с дочерью. Та пребывала в прекрасном расположении духа, меньше всего хотелось портить Лиле настроение именно сейчас, но тянуть было уже некуда. Аккуратно попросила Полину оставить их на некоторое время в квартире наедине, и, улучив подходящий момент, зашла в комнату дочери.       — Милая, мне требуется обсудить с тобой серьезную вещь, — настроена она была максимально. Взяла табурет и села за письменный стол, за которым девушка в данный момент делала наброски цветными карандашами.       — Мама, что случилось? — обеспокоенно спросила девушка, убрав в сторону работу. — Всё хорошо?       — Не совсем. Ты помнишь, как несколько лет назад я обследовалась в Москве в кардиоцентре?       Лиля нахмурила лоб, вспоминая:       — Да, что-то с сердцем было. Но потом же всё прошло, ничего не беспокоило. Или я не права?       — Нет, мне становилось всё хуже.       — Почему ты не говорила мне? - растерялась Лиля.       — Не хотела беспокоить. У тебя экзамены бесконечные, всегда на взводе. Еще одной тревогой больше — зачем? Уже в твоё отсутствие лежала в больнице, — поймала недоуменный взгляд, — но тебе не говорила ничего, конечно. И сюда приехала не просто так, консультировалась у одного из лучших кардиологов страны.       — И?       — Прогнозы неутешительные.       — Сколько?       Светлана не сразу поняла вопрос.       Медленно, словно по слогам, Лиля повторила:       — Сколько осталось времени?       — Дни, недели, дают максимум полгода.       Лиля встала и оперлась руками о стол, глубоко вдыхая-выдыхая с осознанием, что в данной ситуации волновать маму сверх того, что есть, — глупо и неоправданно. Ругаться, что не сказала раньше? Что это даст?       Мысли крутились в голове, как заведённый волчок.       — Что-то можно сделать? Операция? Таблетки? Выход должен же быть.       — Его нет, Лиль, — тихо ответила Светлана.       — Как же так, мама? Как же так? — сквозь проступившие слезы спросила Лиля. Ей с трудом давались слова. — Это же неправильно. Так не должно быть. Ты же… ты же молодая, красивая, у тебя вся жизнь впереди.       Светлана взяла с себя слово, что не разревется перед дочкой. Она не хотела, чтобы потом, вспоминая, Лиля вновь и вновь представляла её расстроенное лицо.       — Так случается, милая. Ты должна быть сильной.       — А я не хочу, — Лиля рухнула на кровать и ударила кулаком по подушке, словно этот кусок хлопка был виноват в том, что происходило. — Как же было хорошо быть маленькой девочкой, вы с папой живы-здоровы, я звонко хохочу, ты смеешься в ответ. И нет никакой боли.       Светлана молчала.       — Как я буду без тебя? — почти шепотом, в отчаянии, спросила Лиля, не ожидая ответа. Его и не последовало.       Лиля приняла твердое решение: она поедет вместе с мамой в Курск, не принимая никаких возражений. Быстро собрала чемодан, накидав в него самое необходимое. Набрала Ярскую, будучи уверенной, что та не разрешит уйти в длинный отпуск за свой счет: «Скажет увольняйся — значит уволюсь. Что меня здесь держит?». На удивление, после объяснений, что у мамы проблемы со здоровьем, Ирина отпустила с легкостью, предупредила, что распорядится, чтобы бухгалтерия перечислила средства за двадцать восемь дней в счет ежегодного отпуска.       Ира ошиблась в одном: Лиле потребовалось из этого срока только две недели.