Всё сложилось иначе

Ибрагим бесшумно подошёл к Нигяр, которая, улыбаясь, рассматривала скрипку. Мужчина взглянул на Хатун. Несмотря на интересное положение, женщина выглядела хорошо. Её шелковистые, мягкие каштановые волосы, собранные в локоны, прямая спина с небольшим прогибом, слегка опухшая талия, её нежные руки, серо-зелёные глаза и губы, словно лепестки алых роз, заставляли сердце Ибрагима биться быстрее. Она была прекрасна, как звезда, спустившаяся с небес на землю по просьбе Аллаха, чтобы освещать этот тусклый мир... Мужчина готов был часами находиться с ней, но это невозможно из-за государственных дел и...чувства вины к Хатидже, которая страстно любила его. Но любовь к Нигяр растворяла вину, превращая её в живой и сладостный напиток для сердца Ибрагима. Нигяр была его музой, счастьем и радостью. Залюбовавшись, визирь не заметил, как обнял женщину за талию. Она вздрогнула от неожиданности, повернулась и тяжело выдохнула: — Паша... Зачем вы так пугаете? — Красавица моя, прости, пожалуйста, я не хотел, — Ибрагим нежно поцеловал её в лоб, затем в живот. — Тебя скрипка заинтересовала? — Да, — кивнула Нигяр, на щеках её появился лёгкий румянец. — Вот бы вы сыграли что-нибудь... — Конечно, — он мягко выпустил Нигяр из объятий и, взяв скрипку в руки, тихо сказал: — Это скрипка моей мамы... Пару недель назад Нико нашёл её и отправил мне... Я всегда мечтал играть на этой скрипке... Но мне не сравниться с мастерством мамы... Её произведения были идеальными, не то что мои... — Паша, не думайте так... — Тут и думать не нужно... Ладно, я сыграю, только... — он оценивающе провел рукой по волосу смычка. — Нужно натереть канифолью, иначе будет не музыка, а какой-то скрип... — Вам помочь? — спросила Нигяр. — Спасибо, я справлюсь сам, — Ибрагим достал из футляра канифоль, завернутую в кусок ткани, и пару раз осторожно провел ею по волосу смычка. — Паша, можно спросить? — Нигяр, — визирь положил канифоль в футляр и повернулся к женщине, — обращайся ко мне по имени, мы ведь не во дворце и не в общественном месте. Считай, что это приказ, — улыбнулся он. — Хорошо, Ибрагим, — сказала Нигяр. — Спросить хотела, а для чего нужна канифоль? — Канифоль увеличивает сцепление со струнами, за счет чего улучшается качество звука,  — пояснил визирь. — Ну вот, настроил скрипку, теперь можно и играть. Нигяр, присаживайся, — заботливо сказал Ибрагим, указав любимой на тахту, стоящую возле стола. Женщина немного замялась, но на тахту присела, после чего подняла взгляд на Пашу, ожидая начала его игры.   Ибрагим взял скрипку за гриф левой рукой и, поддерживая подбородком, начал проводить смычком по струнам, держа его прямо и слегка надавливая. Сначала мужчина играл медленные гаммы, постепенно увеличивая темп. Вскоре в покоях зазвучала плавная, нежная музыка, которая своей чудесной мелодией зачаровывала и Ибрагима, и Нигяр. В глазах женщины заблестели слёзы: игра была настолько виртуозной и прекрасной, что тронула её.   Хатун сидела неподвижно, слушая музыку и не замечая, как слезы катилась по щекам, блестя, словно маленькие алмазы. Визирь играл от всего сердца, посвящая эту мелодию маме и Нигяр, — двум самым родным и любимым людям. В каждую ноту он вкладывал частичку своей души, и музыка звучала красиво и завораживающе. Ибрагим так же, как и начал, медленно и спокойно закончил свою игру. Пару секунд возлюбленные пребывали в молчании, которое решилась нарушить Нигяр, встав с тахты и восхищённо сказав: — Вы прекрасно сыграли! Мне очень понравилось! Ибрагим печально улыбнулся, с трепетом завернул скрипку в платок и  положил её в футляр. — Не сравниться мне с игрой мамы...Я плохо играю... — Нет, вы прекрасно играете! Правда, — искренне произнесла женщина. — Да? — спросил Ибрагим. — Никто в государстве не может играть так, как вы! Ваша музыка лечит душу, дарит умиротворение и гармонию, — Нигяр подошла к Паше, который думал о её словах, придавших ему немного уверенности в себе. — Она очень красивая! И если вы будете постоянно так думать, то у вас пропадает интерес и желание играть. Зачем вы будете заниматься тем, что кажется вам  плохим и ужасным? — Нигяр... — Аллах свидетель, вы очень талантливый скрипач! Игра на скрипке — ваш дар и талант! — Но… Ладно, — Ибрагим убрал скрипку в шкаф, повернулся к Нигяр и, слабо улыбнувшись, пробормотал:  — Спасибо тебе... Никто никогда не говорил мне так... Всё, хватит об этом. И... Ибрагим осёкся, услышав стук в дверь. — Войдите. Дверь отворилась: порог комнаты осторожно переступил стражник-янычар с закрытым полотенцем подносом в руках и, склонив голову в знак уважения к Паше, сказал: — Паша Хазретлери, ваш ужин. Аги передали поднос и сказали, что никаких ядовитых веществ нет, проверил главный дегустатор. Мне отнести поднос на стол или отдать вам? — Отнеси на стол. Махмуд-ага, — обратился к юноше визирь, наблюдая за тем, как янычар ставит поднос на стол, — вы отправили гонца с письмом для Повелителя? — Да, Паша. К утреннему намазу письмо будет доставлено в дворец Топкапы,  — Махмуд убрал полотенце, прикрывавшее тарелки с едой. — Будут приказания? — Нет, можешь идти. Ибрагим проводил взглядом стражника, который быстро удалился из комнаты, закрыв за собой дверь, а затем осторожно дотронулся до талии Нигяр, чтобы привлечь к себе её внимание. Женщина перевела взгляд на Ибрагима, который чувствовал, что потихоньку и медленно утопает в её глазах, похожих на спокойное, любимое и глубокое Эгейское море. Мужчина никогда не испытывал такого, смотря в глаза Хатидже: они были словно два тёмно-коричневых агата, твёрдых, бездушных и бесчувственных. Вновь залюбовавшись Нигяр, визирь тепло улыбнулся, но потом вспомнил, что хотел позвать возлюбленную на ужин. — Нигяр, пойдём ужинать. — Пойдёмте. Ибрагим и Нигяр сели за небольшой, обрамленный скатертью цвета кофе столик, находившийся напротив камина, и принялись раскладывать тарелки с подноса, наполненные едой. Вскоре возлюбленные накрыли стол, посмотрев на который можно было удивиться от того, как он похож на пестрый ковёр. На нем стояли халва, фрукты, щербет, пахлава, пекмес, борек, рис с мясом и овощами, хлеб и, наверное, самое главное блюдо, находившиеся посередине и закрытое крышкой, рахат-лукум— любимая сладость Нигяр. К сожалению, в Чаталджа не делают такого рахат-лукума, который нравится женщине, поэтому Ибрагим решил обрадовать возлюбленную, заказав  для неё десерт из кухни Султана в Топкапы. Ибрагим знал, что ореховый лукум Нигяр полюбила случайно, ещё два года назад, когда они начали встречаться с ней по вечерам, после работы, сильно выматывающей и трудной. В один из таких вечеров Ибрагим и Нигяр решили поужинать вместе, насладиться обществом друг друга и отдохнуть от всех забот и дел. Перед встречей женщина решила взять немного еды с кухни: ни желания, ни сил готовить самой не было. Добросердечный и весёлый Шекер-ага — главный повар кухни Султана, приготовил ей много угощений, среди которых по ошибке оказался рахат-лукум с орехами, предназначенный для Айше-Хафсы-Султан. Во время ужина, открыв вазочку и увидев, что это не тот лукум, возлюбленные удивились, но десерт попробовали. Ореховый рахат-лукум очень понравился Нигяр из-за своего интересного сочетания: лукума из розовой воды и арахиса. Визирь вышел из раздумий, а женщина заинтересовалась вазой, закрытой крышкой. — Ибрагим, а что стоит в середине стола? Ибрагим загадочно взглянул на неё:  — Посмотри. Нигяр подняла крышку и, увидев свой любимый десерт, заулыбалась от радости. Она и представить не могла, что вновь попробует этот ореховый рахат-лукум спустя три месяца, что вновь вкусит его приятную сладость. — Ибрагим... А где вы... — Заказал его с Султанской кухни специально для тебя. Тут не готовят лукум с орехами, а ты очень любишь его, решил порадовать тебя, — улыбнулся Ибрагим. — Нигяр, можешь на "ты" обращаться. Ни к чему эта официальность и уважительность, ты мне очень близкий человек. Я люблю тебя всем сердцем и доверяю тебе. Хорошо? — Хорошо... Спасибо вам... Ой, то есть тебе, Ибрагим... Я... Я и подумать не могла об этом... Рахат-лукум я очень люблю, а тебя ещё сильнее... — шаловливо улыбнулась женщина и её глаза заблестели, как две яркие звезды. Ибрагим притянул любимую к себе, положил руку на её живот и с трепетом поцеловал Нигяр в уголок губ. Хатун прильнула к груди визиря, вдохнув его чарующий, родной и ароматный запах, после чего прислушалась к ровному дыханию. Находясь рядом с Ибрагимом,  Нигяр  чувствовала неземное счастье, которое словно густой и сладкий мед растекалось в её сердце, питало энергией и жизненными силами. Что лучше объятий с любимым человеком, поцелуев и  сладостных часов, проведённых с ним?