Всё сложилось иначе

Хатидже сидела на тахте, смотря на стену пустым безжизненным взглядом, и теребила в руках  платок, расшитый узором в виде тюльпана. Длительная разлука с мужем очень плохо влияла на принцессу. Женщина запустила себя: перестала есть и спать, не обращала внимания на свой внешний вид, не замечала того, что происходит вокруг неё. В душе Хатидже была печаль, утешить которую мог бы только Ибрагим. Утешиться бы она могла, даже если бы издали увидела его. Она не знала, сколько прошло времени  с отъезда мужа: для неё остановилось всё. Жизнь без Ибрагима казалась Хатидже бессмысленной, и в последнее время Султанше приходили навязчивые мысли, которые были ужасными и опасными. "А если... "— думала Хатидже, смотря на свои тонкие запястья, опутанные золотыми браслетами, после чего переводила взгляд к маленькому треснувшему зеркалу, лежавшему на туалетном столике. Вдруг женщина представила, как она разбивает зеркальце, и оно раскалывается на множество осколков; затем берет один из них, подносит к запястью и... — Нет... — пробормотала Хатидже, помотав головой. — Нет, нет... Женщина боялась повторить свою ошибку,  которую она совершила четыре года назад, после гибели её восьмимесячного сына — Мехмеда. В девятый день траура Хатидже потеряла над собой контроль и, взяв кинжал, порезала вены на руках. Если бы не Нигяр-Калфа, вовремя заподозрившая неладное, Султанша бы предстала перед Аллахом и сейчас лежала бы в мечети Айя-София, в чёрном  гробу, накрытым бархатом с золотым орнаментом. Несмотря на то, что раны зажили за месяц, от них остались шрамы на всю жизнь. Хатидже никогда не забудет тех глубоких ран, из которых текла горячая кровь на мраморный холодный пол, образуя темно-красные лужицы. Без Ибрагима принцессе было плохо: она чувствовала себя птицей, которой испепелили крылья, после чего закрыли в клетке, лишив свободы. Даже счастливый и беззаботный смех Османа и Хуриджихан не поднимал ей настроения, только печалил женщину ещё сильнее. Поддержку Хатидже оказывала Гюльфем-Хатун, которая выслушивала все, что говорила госпожа, относилась к ней с пониманием и теплом, старалась подбодрить её. Гюльфем была слишком привязана к Султанше и не могла бросить подругу в трудное для неё время, зная, каково это: на длительное время расстаться с любимым человеком. Сегодня утром Хатидже принесли радостные вести — Валиде Султан после нескольких месяцев молчания вновь начала разговаривать. Хафса Султан после инсульта восстанавливалась медленно, постепенно, но прогресс её лечения был налицо и с каждым днём увеличивался, что очень радовало жителей дворца Топкапы и султанскую семью. Но даже новость о восстановлении здоровья матери не очень сильно обрадовала Хатидже. Принцессу поглотила тьма, полная ревности и желания быть рядом с Ибрагимом, постоянно становясь плотнее и одурманивая Хатидже, словно яд. Неожиданно дверь покоев Султанши отворилась, и в комнату осторожно зашла Гюльфем-Хатун, обеспокоенно смотря на подругу.   — Хатидже-Султан, — тихо сказала Гюльфем, — как вы? Султанша устало взглянула на женщину, которая присела рядом с ней, и пробормотала: — Всё нормально... только я... боюсь... Боюсь, что вновь сделаю что-то... не очень хорошее... То, что уже делала... — Госпожа, нет, даже не думайте о таком! — в голосе Хатун звучала тревога. — Всё будет хорошо, главное, не отчаиваться. — Гюльфем, не могу я думать о хорошем, когда не знаю, что с ним и где он... Расставание с любимым — пытка для меня... Я не смогу прожить ещё месяц без Ибрагима, мне так не хватает его... Уж лучше избавиться от всех этих страданий… Аллах… — Хатидже, вы ещё не знаете? — спросила женщина, и на её губах промелькнула улыбка. — Не знаю чего? Мне уже сообщили о здоровье Валиде, если ты об этом. — Нет, Госпожа, у меня есть для вас прекрасные вести, — произнесла Гюльфем. — О чем ты? — вопросила Хатидже. — Говори скорее, Гюльфем, не томи. — Госпожа моя, все хорошо! Аллах услышал ваши молитвы! Ибрагим-Паша... Он приезжает через неделю!