I won't hurt you (unless you ask me to)

Юнги паркуется около небольшого бара, название которого на вывеске можно было разглядеть только под включённым недалеко фонарём. Он выходит из машины и проверяет время на часах, там скромное «22:34». Помещение встречает его тихим галдежом и запахом алкоголя, что распивает тут каждый первый, расположившись за столиками или барной стойкой. Это неплохое место для отдыха, недорогих напитков и встречи с друзьями после тяжёлого дня. Юнги не знает, почему именно этот бар из всех в Сеуле стал особенным, но грех жаловаться: не особо хотелось переться на край города только для того, чтобы заказать бутылку пива на весь вечер. Он виляет между другими посетителями, обходя столики, и движется почти в самую отдалённую часть, скрытую в тени. Глаза цепляются за две сидящие фигуры, и настроение Юнги довольно быстро поднимается до отметки «неплохо». В руках Хосока стакан, с предположительно его любимым виски, на лице широкая улыбка, обращённая в сторону своего собеседника, да и в целом поза расслабленная. Юнги может даже с расстояния услышать его смех на очередную глупую шутку Сокджина, который отпивает из бутылки пиво и качается на ножках стула. На нём очередная белая рубашка, расстёгнутая только на две верхние пуговицы, а сзади висит чёрный пиджак, и Юнги никогда не упустит шанса пошутить про этот офисный имидж. Они как будто во второсортном сериале, где мужчины-трудоголики после рабочего дня идут обязательно выпить и посплетничать в бар поблизости: в любом случае, мужчины в этом преуспевают даже получше женщин. Хосок первый, кто замечает приближающегося к ним Юнги. Он поднимает вверх руку всё с той же улыбкой на губах, а Джин ждёт, пока новоприбывший присядет на свободный стул и схватиться за уже купленную бутылку пива. Боже, он скучал по этому отвратительному вкусу. — Как приятно видеть знакомые лица в этой дыре, — с насмешкой комментирует Сокджин, чокаясь с Юнги, который вздыхает и молча мотает головой. И вот по чему он точно не скучал. Хосок хлопает по плечу и опускает с глухим стуком стакан на стол, скрещивая руки и обращая всё внимание на Юнги. — Вижу, что у нашего Доминанта выдался неплохой вечерок, да? — интересуется он и наблюдает, как друг делает ещё один глоток. Они хотят веселья, понимает Юнги. Интересного пересказа о сегодняшней сессии в «Чёрном лебеде», потому что это всегда хорошая тема для разговоров — их личная жизнь, полностью отличающаяся от того, что происходит на работе изо дня в день с перерывом на один выходной. К сожалению, у Юнги сегодня мало запала на такие вещи, потому что в голове бардак, а на языке ничего конкретного и не вертится. Он чувствует, что немного вышел из колеи и не готов вернуться к воспоминаниям часовой давности вот так сразу. С другой стороны Сокджин и Хосок никогда не оставляли ему выбора. — Ну же, Юнгичи, — говорит самый старший. — Я устал слушать нытьё Хосока про его больные колени и мышцы, — упомянутый надувает губы, но, в общем-то, не обижается. — Хоть ты скрась этот вечер, у тебя-то он наверняка вышел получше, — он приподнимает бровь, как бы говоря: «А? А? Да? Я ведь прав?». «Получше — громкое слово», подумал Юнги, поглаживая горлышко бутылки с задумчивостью. Чёрные пушистые волосы и карие оленьи глаза дают о себе знать до сих пор, и это порождает сомнение и обычную человеческую заинтересованность. Юнги не знает, что думать. Нет ни единой негативной мысли, как и положительной, честно говоря. Уже примерно понятно, что на этот счёт скажут Хосок с Сокджином, поэтому нет особого смысла обсуждать. Но им нужны страсти, как и всегда, и на данный момент Юнги нечего им дать. — Я думал, что Хосок недавно хорошо провёл время с одной сабой, — припоминает Юнги, вопросительно хмыкая. Хосок пожимает плечами, улыбаясь, и не спешит отрицать сказанное. — Почему бы ему сначала не рассказать про свои маленькие похождения? — он предпринимает попытку отвести от себя внимание, и она с крахом проваливается. — Что там может быть интересного? — фыркает Джин. — Меня флагелляцией и воск-плеем не удивишь, — и на его лице такое довольное выражение, что с губ Юнги слетает смешок, пока Хосок с долей скептицизма закатывает глаза и подпирает кулаком щёку, полностью отворачиваясь от старшего. Иногда Юнги всё ещё интересно, как эти двое находят общий язык и сохраняют отношения, будучи настолько разными. К сожалению, отбросить свою вторую роль в этом обществе бывает тяжело, но Хосок и Сокджин заставили это работать, несмотря ни на что, и всё же: они противоположны во взглядах на одни и те же вещи. Их динамика для Юнги непонятна, так как вряд ли он когда-нибудь решится связать себя с другим Доминантом, но эти двое — другой разговор. Влюблённые, глупые, — отчаянные в своём желании быть вместе. Юнги уважает и принимает их выбор, испытывая искреннее счастье за своих друзей, даже если иногда со стороны кажется, что между Джином и Хосоком постоянные конфликты и грубые передразнивания. Каким бы жестоким по своей натуре Доминантом Сокджин не был — ни одна из его насмешек в сторону своего партнёра не является правдивой. Хосок никак не реагирует на тяжёлую ладонь на своём бедре, а Юнги устало кивает головой. Ничего не меняется. — Если я скажу, что провёл всё отведённое на сессию время занимаясь только афтеркером, то это достаточно сильно тебя удивит? — тихо спрашивает Юнги, толкаясь языком во внутреннюю сторону щеки и сразу же делая глоток пива, пока два друга пытаются осмыслить сказанное и скрыть свой шок. Впрочем, у них это не получается. Случившееся сегодня — не такая уж и большая редкость, признаться честно. Юнги уже имел похожий опыт, был вполне им удовлетворён и не особо жаловался. В конце концов, ему за это платят, и он всегда рад позаботиться о нуждающемся сабе. Несмотря на это, такие заведения, как «Чёрный лебедь» не предназначены для предоставления услуг, направленных конкретно на афтеркер от Доминанта. Он предусматривается как что-то само собой разумеющееся после окончания сессии, однако отдельно проводится довольно редко. Юнги знаком с Доминантами, которые не получают от афтеркера над сабмиссивами почти ничего. По его скромному мнению, такие личности не больше, чем эгоисты, жаждущие только самоудовлетворения и утоления собственного Голода. Для Юнги проведение афтеркера над нижним похоже на вишенку на торте в конце сессии: он любит видеть, как человек в его объятиях расслабляется, ему нравится ухаживать за ними, гладить по спине или голове, говоря всякие комплименты и как хорошо они постарались. Дропы сабмиссива — яркий признак того, что Доминант не выполнил свою работу до конца. Заставил своего нижнего упасть и пройти через Ад наяву, не позаботившись о том, чтобы помочь тому спуститься после взрыва всех этих эндорфинов. Для Юнги афтеркер работает в обе стороны, хоть и сосредоточен в первую очередь только на сабмиссиве. Увидев сегодня Джейкея, он сделал почти мгновенный вывод о его состоянии, поэтому никакой речи о проведении сессии не шло. И Юнги не был разочарован этим открытием. Больше всего заботил вопрос, как этот молодой парень так долго держался на плаву, как сильно давил на себя и оттягивал поход в «Чёрный лебедь», только что бы… что? Да, быть верным своим принципам. Принципам, с которыми Юнги встречался всего раза два у сабмиссивов за свои годы. — Они в порядке? — спрашивает Хосок, и он смотрит на друга максимально серьёзным взглядом. Джин молчит, видимо, утратив весь свой запал на шутки, потому что разговор принял довольно неожиданные повороты. Юнги пожимает плечами, неуверенный в своём ответе. Был ли Джейкей в порядке, когда поспешно одевался и убегал из комнаты? Был ли он в порядке, когда с заметным отчаянием цеплялся за ногу Шуги и тёрся щекой о предоставленное бедро? Юнги повторно предложил переместиться на кровать, обняться или обеспечить любой другой близкий контакт, на что получил мотание головой. Он не мог заставить Джейкея сделать что-то, что касалось афтеркера, поэтому пришлось просто остаться в том же положении, больше не предпринимая попыток пообщаться. Парень захлопнул за собой дверь, ничего не сказав напоследок, даже тихого «до свидания», и Юнги лишь может предположить, что эти полтора часа не особо помогли. От этой мысли он чувствовал себя немного ужасно. — Не знаю, Хоба, — всё-таки заставил себя сказать мужчина, потирая переносицу в жесте усталости. — Не похоже, что эта сессия прошла хорошо, — он сглатывает, вспоминая тот эмоциональный взрыв сабмиссива, злобные ответы и напряжение во всём теле. Кажется, что в какой-то момент всё стало чуть лучше, но всё равно недостаточно. Юнги просто видел это по лицу Джейкея, когда тот вставал с колен по истечению оплаченного на сессию времени. Джин и Хосок наверняка даже через гул бара слышат подавленный голос друга, поэтому подтягиваются на стульях и тихо говорят: — Хён, расскажи поподробнее? — просит Хосок, отодвигая свой стакан с алкоголем в сторону. Юнги замечает, что Джин кивает, как бы подталкивая к ответу. Наверное, им стоит рассказать всё с самого начала: когда Юнги только пришёл в «Чёрный лебедь» около семи вечера, как и запланировал ещё несколько дней назад. Голод его не особо беспокоил, эта сессия была запланирована только потому, что нужно было заменить Тэмина. Несмотря на это, он был рад предоставленному шансу расслабиться после тяжёлой недели. Юнги соскучился по ощущению гладкой кожи в своей ладони, чувству власти над кем-то, эта почти первобытная потребность взять, смотреть, истязать, наслаждаться, слушать. Он не хотел сосредотачиваться на мониторе компьютера хотя бы свободный час, вместо этого отдав всего себя покорному нижнему, умоляющему о большем. Миён была приветлива и вежлива, спросила про самочувствие, поддержала короткую светскую беседу, а после протянула анкету со скромными словами: «Вы ещё не встречались с этим клиентом, но он ходит сюда почти год. Удивительно, что ваши расписания совпали впервые». Юнги не знаком со всеми постояльцами данного заведения, да ему это особо и не надо, так как сам работает здесь не совсем официально. Иногда новые клиенты — это хорошо. В ту минуту у Юнги вспыхнул интерес, потому что — неизведанность. Нельзя предсказать, каким будет этот саб, какие его границы, насколько он послушен, как много ему надо дать, чтобы тот сломался под рукой Юнги, потеряв всякий стыд и обнажившись полностью. С другой стороны, иногда эта непредсказуемость пугает, потому что Юнги не тот, кто быстро привыкает к новым изменениям в своей жизни. Конечно, так или иначе это случится, но рано или поздно — зависит только от него. И Юнги предпочёл бы отстрочить такие вещи. Глазами мужчина пробежался по основной информации на листе: зацепился за псевдоним и половую принадлежность, а после позволил хмурости появиться на лице, когда в графах «Практикую» и «Не практикую»» не нашёл почти ничего. То есть, абсолютно ничего. Как этот Джейкей мог ходить сюда почти год и иметь за своей спиной опыт лишь с поркой, подвешиванием, бондажом и сенсорной депривацией? Юнги не осуждал, вовсе нет, просто был удивлён, не более. Он с приподнятыми бровями посмотрел на улыбающуюся Миён, потряс листком в воздухе и спросил: — Ты уверена, что его надо ко мне? — в пожеланиях к сессии Джейкей указал лишь наказание спанкингом, и Юнги, опять же, не привык к осуждению, просто обычно он занимается чем-то менее лайтовым. Ему не хотелось брать под сомнение всю эту распределительную вещь клиентов определённым Доминантам, обычно привыкнув просто соглашаться, но тогда... Тогда он правда засомневался. — Может быть, это уже было каким-то звоночком, Юнгичи, — прерывает рассказ Сокджин, вздыхая. Юнги цокает, отпивает пиво и молчит. Может быть. Время отмотать уже не получится. — Он был клиентом Тэмин-щи, и я не мог просто взять и отказаться, учитывая, что изначально пришёл на его замену в этот вечер, — и ему за это платят, конечно же. Сокджин недоволен ответом, но проглатывает это и кивает, махнув рукой, позволяя Юнги продолжить рассказ. — Что пошло не так? — интересуется Хосок по правую руку, слегка наклонив голову вбок. — Ты ему не понравился? — Юнги усмехается, думая про себя, что это ещё мягко сказано. Кажется, Джейкей возненавидел его в буквальном смысле этого слова, хоть Юнги так до конца и не понял, что такого он сделал. Почему Джейкей был так против разговоров? Он обронил какую-то фразу про чтение лекций, и Юнги задаётся вопросом, действительно ли это выглядело со стороны именно так: нудные монологи, надоедающие уже через две минуты. Юнги пришлось объяснять такие очевидные вещи потому, что по Джейкею было видно, что он совсем их не понимает. Возможно, из-за отсутствия опыта, возможно, из-за отсутствия самих знаний об этих элементарных вещах. — Подчиняться равносильно унижению, — безэмоционально повторил Юнги, прежде чем прижаться губами к горлышку бутылки, допивая её в два глотка. В тишине, нависшей над их столиком, он опускает стекло на деревянную поверхность и гипнотизирует её взглядом, добавляя: — Вот, что он мне сказал, когда я спросил, зачем он опускается на колени. Юнги не психолог, стоит отметить. Его работа — сидеть в студии главного здания Hybe и творить, а не копаться в головах у других людей. Несмотря на это, нельзя отрицать его любовь к книгам про психологию и острые социальные темы. Конечно, после прочтения подобной литературы Юнги не начал резко понимать натуру человека, с которым разговаривает, и не изъявил желания рыться в чужих детских травмах. У него своих тараканов достаточно, и они стоят обсуждения с психотерапевтом, поэтому в таких делах он просто умывает руки. Так или иначе, причина сказанного Джейкеем явно находится где-то глубоко у него в голове, а не на поверхности. Юнги знает состояние, когда твоё тело во время сессии в какой-то момент перестаёт регулироваться мозгом, и ты многое уже перестаёшь осмысливать и обдумывать так чётко, как до этого. Мышечная память, может быть, выступает на первый план, или то, что спрятано в темноте твоего сознания, что-то первобытное, что необразованные люди назвали это инстинктами. Юнги знает своё дело, потому и замечает моменты, когда саб в его власти перестаёт думать, а просто делает: под влиянием контроля, ощущению доминирования со стороны своего Верхнего или просто принятого решения отдаться в чужие руки, отпустить себя. Джейкей за всю сессию делал это всего пару раз, и то почти сразу же выныривая обратно в свою голову. Юнги может предположить, что парень имеет слабость к ласкам и играм с его волосами, а также ему свойственно искать якорь в близком контакте: прижиматься щекой к бедру или обхватывать руками ногу Дома. То, как его массивные плечи, крепкая спина и высокий рост переставали играть первостепенную роль, делая из него что-то меньшее, податливое, только заставляли Юнги удостовериться в том, что перед ним сабмиссив. Джейкей хотел подчиняться. Он хотел тянуться к Юнги, как к своему Доминанту, хотел слышать похвалу, принимать комплименты, следовать простым приказам, вроде того, чтобы съесть шоколадку, и даже весь его бушующий эмоциональный фон не смог этого спрятать. Этот парень боролся с собой каждую чёртову секунду сессии, даже во время афтеркера, не падая в комфорт полностью, как и должен был, и Юнги это немного расстраивало. Он не мог заставить Джейкея сделать то, что тот не хотел. Встречая мальчишку впервые, не зная его границы, то, сколько давления он выдержит, и даже без обсуждения вещей, стоящих на первом месте, Юнги мог лишь снимать кожуру, не дотрагиваясь до мякоти. Ко всему прочему, возможное подчинение в ответ на доминирование могло быть недобровольным. При всём уважении, думает Юнги, ничего из случившегося и так не было добровольным. Он может только догадываться и строить предположения, как Джейкей с такими внутренними позициями и мнением насчёт своей части личности мог прийти в «Чёрный лебедь», как он вообще мог так долго продержаться и не сойти с ума, упав в бездну Голода и сабдропа. Это не совсем его дело, не теперь, когда он вышел из той комнаты. Молчание со стороны Джина и Хосока громче любых слов, и примерно такой реакции Юнги и ожидал. Они удивлены, но пока не падают со стула, есть шанс на продолжение диалога. Джин первый, кто прочищает горло и тянет короткое «эм», пока Хосок просто моргает с приоткрытым ртом. Насколько может судить Юнги, за многие годы и обширный опыт за спиной его друзья никогда с таким не сталкивались: удача свыше, не иначе. И всё же, это не означает, что они не знали о существовании таких личностей, отрицающих свои потребности в том или ином виде динамики. На самом деле, таких людей больше, чем можно представить, и Юнги считает это всего лишь ещё одной стороной нынешнего общества, которое всё также подвержено стереотипам и стигмам. Свитч — роль, являющаяся по мнению многих золотой серединой, но есть и сторонники, которые отрицают её существование, что до ужаса нелепо. Каждый день ты проходишь мимо десятков людей, чей тест однажды определил их свитчами, основываясь на личностных качествах. Даже после заявления от психологов и врачей со всего мира, подтверждающих возможное наличие предрасположенности и к доминированию, и к подчинению в разной степени у человека, люди умудряются думать, что везде обман или какой-то заговор. С принятием у себя чётко доминантной или сабмиссивной стороны всё чуть сложнее, и Юнги отчасти понимает эти причины. Влияние общественности, медиа, друзей или даже родителей — достаточно одного лишь брошенного вскользь выражения, имеющего негативный оттенок в сторону мужчины-сабмиссива или женщины-доминанта, может быть, даже свитча, который ранее не подавал ни единого намёка на свою неоднозначную динамику, и твоя голова запомнит это на всю жизнь. Последствия очевидны: появившиеся сомнения, обдумывание своей роли, вопрос «кто я» и правильно ли это, а после ненависть к себе и отрицание той части своей личности, которую уже невозможно переписать. Джейкей — не первый мужчина-саб, который считает подчинение унижением, и не Юнги с этим разбираться. Не Юнги в этом копаться, не ему даже задумываться о чужих внутренних проблемах, и всё же. И всё же он думает об этом сейчас, хоть и не собирается ничего предпринимать. Это не его сфера деятельности, так какого же чёрта? — Так ты просто… что? — наконец спрашивает Джин, облизывая губы и приподнимая бровь. — Оставил всё так, как есть? Юнги не понимает вопроса. А он должен был что-то сделать? — Малец был на грани дропа, — говорит он, смотря на друзей. Те хмурятся, говоря о своём мнении на этот счёт, хоть оно и имеет малый вес. — Он написал в пожеланиях о наказании, — Юнги выделяет последнее слово, а потом недовольно цокает. — Я даже не уверен, что он бы понял за что его наказывают, но этого было бы достаточно, чтобы немного утолить его Голод до следующего раза. Юнги не любит бессмысленные наказания. Он не против, чтобы они присутствовали в отношениях, но только в том случае, если сабмиссив понимает их причину, если знает, почему его наказывают. Понимал ли это Джейкей? Или посчитал данную практику одной из самых лёгких, чтобы получить нужную долю доминирования над собой? Юнги этого уже не узнает. — Хорошо, значит… — Хосок расставляет по полочкам всё услышанное и приходит к правильному выводу: — Из-за его дропа ты не провёл сессию, вместо этого просто устроив афтеркер на протяжении всего оплаченного времени? — в его голосе были нотки удивления, перемешанного с восхищением, пока Сокджин сохранял нейтралитет по поводу всего произошедшего. Юнги кивнул. Ему особо нечего было больше добавить. — Так ты вроде какого-то супергероя, готового всегда прийти на помощь сабам? — попытка Джина пошутить воспринимается Юнги слишком серьёзно, за что тот сразу же жалеет. — Если бы ты видел его, хён, — твердит Юнги, качая головой. — Вы знаете, насколько сильно я не люблю видеть людей в дропах, и я клянусь вам, если бы я хотя бы не попытался помочь ему, он был упал, — может быть, он слишком самоуверен, переоценивает свои способности всё замечать и анализировать, но у него есть опыт. Опыт, который не стереть по щелчку пальцев, и очень часто именно наличие оного не позволяет ему совершать огромных ошибок сейчас. — Я терпел его неуважение, дерзость, грубость и наглость, даже позволил повысить на меня голос и ослушаться, и если бы было всё по-другому, то это бы не сошло ему с рук так просто. Юнги не настолько жестокий Верхний, как, к примеру, Сокджин. Наверное, между своими друзьями он занимает позицию где-то между ними. Не такой уж и мягкий, как Хосок, но имеющий чёткие правила, которые должен соблюдать саб или саба. Непослушание равно наказанию, и именно поэтому чаще всего ему приходится иметь дело с кем-то более-менее послушным. Несмотря на это, у Юнги есть слабость к дерзким сабмиссивам, которых нужно ставить на место: в них есть что-то притягательное, особенно в том, как они любят проверять выдержку Юнги, а в конце умоляют о прощении и «никогда больше так не делать». Будь Джейкей в более стабильном состоянии, то ему после сессии было бы трудно даже встать, не то что ходить. Юнги может терпеть наглость нижнего, пока это не переходит границы, и, как он и сказал Джейкею, тот перешёл их почти с самого начала. — Юнгичи, насколько же ты был очарован этим парнем? — с усмешкой спрашивает Джин, но вовсе не издевательской или передразнивающей, наоборот, чуть ласковой. Юнги прячет шею за приподнятыми плечами, опуская голову ещё ниже, и не спешит сразу же что-то отрицать или оправдываться. Был ли Джейкей очаровательным? Да, бесспорно, у этого парня есть свой шарм: красота и привлекательность, которой нельзя не позавидовать, отличное спортивное тело, чёртов рукав татуировок и пирсинг. Может быть, Юнги даже признается, что ему немного повезло встретить кого-то такого, как Джейкей, да ещё и заполучить его на коленях в своих ногах. С другой стороны, если заглядывать глубже, с этим парнем наверняка много проблем. Была ли вся эта дерзость и неуважение лишь симптомами надвигающегося дропа? А если нет? Юнги не может судить, почти ничего не зная об этом ребёнке, поэтому оставляет всё так, как есть. Это всё равно ни к чему не приведёт. — Ладно, хорошо, — прерывает Хосок с новой волной энтузиазма и хватает Юнги за руку, встряхивая его для привлечения внимания. — Лучше скажи мне, собираетесь ли вы снова встретиться, — он играет бровями, намекая на что-то большее, и Юнги заглядывает в карие глаза друга, кажущиеся почти чёрными в плохо освещенном баре, и открыто смеётся. Ещё одна встреча с Джейкеем звучит ещё более нереальным, чем повышение на работе. Дело не в Юнги, конечно же нет, он-то совсем не против уделить этому маленькому принцу ещё немного своего времени, потому что в голове так и возникают новые сценарии, что он мог бы с ним сделать. Что насчёт самого Джейкея? Вспоминая то презрение и ненависть на его лице, обращенные только на Юнги, шансов мало. Их нет, думает мужчина, мотая головой на вопрос Хосока. Тот сразу же сдувается, увидев реакцию хёна, и скучающе подпирает щёку рукой: он сто процентов ожидал другого ответа. — Что такого смешного я спросил? — бурчит он, закатывая глаза. — Первые сессии никогда не проходят идеально, может быть, у вас есть возможность узнать друг друга получше. — Ради чего? — интересуется Юнги в ответ, вопросительно промычав. — Чтобы я покопался в его голове без всякого на то желания? — он мотает головой, откидывается на спинку стула и прокручивает кольцо на пальце. — Нет, Хоба, не думаю, что наша встреча была изначально чем-то хорошим, а уж на повторение я и не рассчитываю. Джейкей сделает всё, чтобы в следующий раз его не приставили к Шуге. Юнги уверен, что мальчишка готов даже отказаться от встречи, если не будет другого Доминанта на выбор: кажется, тот готов будет на всё, только бы избежать ещё одной сессии с ним. Предсказуемо и ожидаемо с учётом того, что Юнги сегодня о себе выслушал. — Но ты хочешь? — заговорщицки спрашивает Сокджин, наклоняясь над столом и окидывая своего друга взглядом. Юнги выдерживает зрительный контакт с безэмоциональным выражением лица. Он знает, какой ответ от него ждут, поэтому и молчит. Джин облизывает губы, однобоко улыбаясь. — Не пойми меня неправильно, Юнгичи, но у тебя всегда была любовь к чему-то такому. Хосок в стороне опускает голову со вздохом, как будто он знает, о чём говорит его партнёр, в отличие от Юнги, хмурящего брови на хёна. «К чему-то такому» слишком обширное выражение, чтобы в голове появились хоть какие-то догадки. Он ждёт. И ждёт. Пока терпение не лопается, и с губ не срывается: — К чему? — Джин пожимает плечами на вопрос, возвращаясь в начальное положение. Юнги хочет саморучно застегнуть эти грёбанные пуговицы на белой рубашке, да так, чтобы перекрыть старшему кислород, хотя знает, что это невозможно. Чёртов клерк, да откуда у него ещё есть силы на передразнивания после рабочего дня? Хосок поглядывает то на Юнги, то на Сокджина, следя за молчаливым разговором двух мужчин, и когда последний продолжает молчать, то берёт дальше всё в свои руки. — Джин-хён имеет в виду твои наклонности к… — пытается подобрать подходящее слово. — Обучению неопытных саб, если так можно выразиться. Юнги не успевает ответить, когда вышеупомянутый добавляет: — Brat tamer, — по-английски говорит Сокджин, строя полное лицо невинности. — Разве я не прав? — он мягко смеётся. — Тебе всегда нравилась идея открывать кому-то эти новые неизведанные стороны БДСМ и ДС-отношений, даже не пытайся отрицать, — прерывает от попытки друга как-то ответить. — Ставить на место наглых, дерзких саб, потому что, по твоему не скромному мнению, послушные и покладистые — довольно скучные. Ну и пристрастия же у тебя, милый, хотя никакого осуждения. Слух цепляется за сказанный термин, который имеет место быть в БДСМ культуре, и реакция следует незамедлительно. Юнги отводит взгляд, прикусывает внутреннюю сторону щеки и думает, что в их разговоре ещё никогда подобная тема не всплывала. В этом не было нужды. Все они рано или поздно имели дело с брэт-сабами, но, в отличие от Юнги, Хосок и Джин не были фанатами проводить с ними сессии. Слишком проблематично, как они говорили, и берёт куда больше энергии, чем обычно, а потому и чувствуешь себя эмоционально выжатым лимоном на следующий день. Что касается аспекта обучения, то за это Юнги тоже почти никогда не брался. Исключая свой первый опыт ДС-отношений в девятнадцать, он больше не спешил брать такую огромную ответственность на себя. Возможно, из-за недостатка опыта, а возможно и из-за отсутствия внутренних ресурсов. Джейкей — отличный кандидат, Юнги знает это, и Сокджин, видимо, тоже имеет основания так предполагать. Для него неопытный сабмиссив равносильно слову «плохой», и на этой почве не раз вспыхивал конфликт, к концу которого они всё равно оставались при своём мнении. — Наш разговор об этом не более, чем гипотетические предположения, — со вздохом подводит итог Юнги, мотая головой. — Мы никогда больше с ним не встретимся, и я не возьму его под своё крыло, потому что ему нужен психотерапевт, а не Доминант, которого он возненавидел почти с первой же минуты. — Ну, — Хосок дёргает головой, не зная, что ответить. — Никогда не говори «никогда». Сокджин издаёт смешок, тянется за пивом и допивает до дна, вальяжно растянувшись на стуле. Юнги цокает языком и отворачивается, не доверяя словам друзей. В памяти мелькают чернила на руке, обхватывающие предплечье и бицепс, длинные пушистые волосы и карие глаза, смотрящие снизу вверх со злостью и презрением. Красивый и в каком-то смысле невинный, ему хочется многое показать, отдать, но вместе с тем и взять, присвоить себе. — Да у тебя проблемы, как я погляжу, — и Юнги ненавидит эту всезнающую улыбку Сокджина.

***

Чонгук с усталым вздохом бросает телефон на одеяло рядом с собой, прижимаясь щекой к прохладной поверхности подушки. Он оглядывает свою комнату с мыслью, что давно стоит прибраться, особенно на столе, и поднимается с кровати одним резким движением, касаясь голыми ступнями мягкого ковра. Он чувствует себя хомяком в клетке, который на протяжении часа крутится в колесе без особого смысла. Чонгук ощущает усталость во всём теле, а попытки отдохнуть проваливаются: сон не хочет идти, удерживать концентрацию на пролистывании ленты в соц. сетях становится сложнее с каждой минутой, а уж про учёбу и говорить не стоит — он смотрит истуканом в конспекты, пока в голове полная тишина. Чонгук привык к конечностям, налитым свинцом и не поддающимся контролю, к боли в висках, как будто их протыкает сотни иголок в секунду, и к вечному желанию не вставать с кровати вообще. У него есть обязанности и дела, и лишь квартплата и шанс вылететь из университета останавливает от постоянного ничегонеделанья. Чонгук устал, признаться честно, и хуже этого его обременяет тот факт, что он знает причину. Как и то, что у него не так много вариантов решения данной проблемы. С его похода в «Чёрный лебедь» прошло две недели. Шестнадцать дней, если быть точным, и это как раз тот период, когда всё начинается становиться хуже каждый месяц. Сколько бы Чонгук не говорил, что привык к этому, Чимин был прав, когда в ответ твердил, что к этому нельзя привыкнуть. Невыносимо становится после истечения трёх недель, когда эмоциональные горки вступают в полную силу, и Чонгук уже начал сам определять, когда срывается на друзей и коллег по работе. Первый тревожный звоночек, намекающий только на одну вещь. Парень выходит из своей комнаты и направляется в сторону кухни, совмещенной с гостиной, и не удивляется, когда видит расположившихся на диване Тэхёна и Намджуна. Они оба чем-то заняты в телефонах, может быть, пытаются убить время в интернете, как и Чонгук несколько минут назад. Намджун разлёгся на груди Тэхёна, обнимая его рукой, в которой держит гаджет, а нижние конечности переплетены так, что не совсем понятно где чьи. Это та комфортная картина, которая приносит Чонгуку чувство спокойствия. Какой бы безумной и нестабильной его жизнь не казалась, кое-что всегда остаётся неизменным — его трое лучших друзей. Кимы не обращают внимания на появившегося Чонгука до тех пор, пока тот не ставит на стол с громким звуком банку Нутеллы и маленькую ложку, присаживаясь за стол. Не самый лучший выбор позднего обеда, но сил на готовку нет. Тэхён первый, кто отрывается от телефона и задирает голову, чтобы посмотреть на Чонгука, а после него приподнимается уже и Намджун. Никто из них не собирается ходить вокруг да около, задавая вопрос сразу в лоб: — Не можешь найти себе места? — звучит низкий голос Тэхёна, и на его вопрос Чонгук только мычит, как будто не понимает, о чём идёт речь. Очевидно, что он строит из себя дурачка. Чонгук не может найти себе места только в том случае, когда начинает чувствовать на себе признаки приближающегося Голода, а за ним — и сабдропа. Из раза в раз он пытается сделать вид, что с ним всё в порядке, но вряд ли от друзей, с которыми ты живёшь,возможно что-то скрыть, потому что те замечают малейшие изменения в его поведении. — Просто вышел перекусить, Тэ, — отвечает Чонгук, облизывая ложку и ковыряясь в шоколадной пасте. Он даже не особо хочет кушать, но стоит сделать хотя бы видимость, что его состояние не влияет на такие первостепенные потребности, как еда или сон. Чонгук пытается жить обычной жизнью, которой живут его друзья, давно не сталкивающиеся с Голодом. Другой вопрос в том, насколько хорошо у него это получается. Он слышит, как Намджун вздыхает и поднимается с груди своего партнёра, кладя телефон на маленький столик рядом с диваном. Чонгук ещё сильнее пялится на банку Нутеллы, как будто пытается заставить её самовоспламениться, но проваливается, когда слышит звук отодвигающегося стула перед собой. Хорошо, чёрт возьми, вот и время поучительных реплик от друзей. Намджун выглядит пушистым и мягким, и хоть убейте Чонгука за использование таких странных эпитетов в сторону хёна, но он не собирается извиняться. Намджун всегда похож на меховой шарик, умоляющий только одним своим видом погладить его или обнять, прижаться поближе и уткнуться в него носом, утонув в комфортном солнечном тепле. Чонгук знает, что сейчас последует, но всё равно расслабляется в присутствии друга, уже заранее зная, что проиграл эту битву. Он будет сидеть здесь и слушать, потому что Намджун делает всё из лучших побуждений. Никто не заботится о Чонгуке сильнее, чем Намджун. Факт, с которым нет смысла спорить. — Прошло две недели, — озвучивает вслух старший, поднимая бровь в ответ на пожимание плечами. Что Чонгук может ответить? Да, прошло, да, две недели, и что с того? Конец света всё ещё не наступил, хотя он чувствует себя так, будто его вот-вот размажут по асфальту. — Что будешь делать? Чонгук машет ложкой в своей руке куда-то в сторону, скучающим голосом отвечая: — Надо доделать проект по учёбе на послезавтра, подготовиться к семинару мистера Пака, в целом, там еще по мелочи. Сходить в магазин, прибраться в комнате, позвонить Джебому и обговорить график работы на следующую неделю…— он игнорирует громкий вздох Тэхёна, подошедшего к столу, и мотание головой Намджуна, говорящее о его усталости. — Ты не можешь продолжать плести эту чушь, — говорит Тэхён, звуча так, будто не верит в происходящее: Чонгук снова пытается уйти от разговора и строит из себя глупого. После произошедшего все они знают, какая тема будет всплывать в беседах в первую очередь, и как бы сильно младшему это не нравилось, он никак не отвертится. Чонгук загребает ещё одну порцию нутеллы на ложку и отправляет её в рот, мыча на слова друга. Он отрубился почти сразу же, как голова коснулась подушки, и у него не было времени нормально обдумать сессию, Шугу и слова хёнов. Сейчас же у него нет желания, но итог один — никакого обсуждения его планов, касаемо «встреч». — Я знаю, что ты делаешь, — в отличие от Чонгука, Намджун строить из себя глупого не намерен. — И я понимаю, почему, но это не решит твои проблемы. — У меня нет проблем, — немного резко отвечает в ответ парень, поднимая взгляд на друзей. — Мне хочется, чтобы вы поняли именно это, хёны, и из какой бы сильной любви это не прорастало, пожалуйста, хватит использовать на мне свои психологические штучки. Намджун поджимает губы, слегка задетый тоном Чонгука, и пытается стать чуть меньше, сидя на стуле. Он плох в том, чтобы вести конфронтации, сдаётся довольно легко, потому что не видит смысла в конфликтах, и даже сейчас, желающий выразить своё недовольство, всё равно отступает при виде резко возведённых стен Чонгука. В отличие от Тэхёна, который не будет терпеть такое отношение. — Помни, с кем ты разговариваешь, — голос ровный и тихий, но Чонгук слышит эти предупреждающие нотки, из-за которых руки посещает стадо мурашек, исчезающих на затылке секундой позже. Тэхён опасен, каким бы иногда милым и добрым он не был. По мнению Чонгука тот является одним из самых ярких примеров свитча, умеющих переключаться за мгновение. Иногда это поражает и заставляет побаиваться. — Мы не пытаемся использовать на тебе свои «психологические штучки», — продолжает Тэхён, показывая кавычки в воздухе руками. — Мы хотим помочь тебе, потому что мы твои друзья и беспокоимся о тебе. Намджун рядом кивает, более неуверенно, чем всё, что он делал до этого. Чонгук хочет извиниться, чувствует укол совести, что задел своего хёна, но продолжает сидеть и проглатывать упрёки молча. — Гук-а, пойми, — начинает Намджун, на лице которого мелькает боль и волнение, настолько сильное, что приходится съёжиться. — Если я… если мы, — исправляется он, — однажды снова увидим тебя, потерявшимся в том ужасном месте, съёжившимся на кровати и рыдающим, то я не уверен, что мы снова сможем справиться с этим. Я знаю, каково это, я знаю, что ты чувствуешь, потому что я был там, — он выделяет последнее слово, смотря широко распахнутыми глазами на молчаливого Чонгука. — И всё, что я когда-либо желал для тебя — чтобы ты никогда не был одинок и навсегда забыл, что такое дропы. Они все знают, что это невозможно. Даже имея постоянного Доминанта иногда предвидеть падение невозможно, но Чонгук понимает, что имеет в виду Намджун. Те дропы, которые вызваны Голодом, те дропы, которые приходится проходить в одиночестве, самостоятельно, без Его поддержки, без Его слов, без Его прикосновений. Ненавидеть себя за то, кем ты являешься, и рядом нет человека, который смог бы переубедить тебя. У Чонгука есть его хёны, его добрые хёны, готовые быть рядом в любую минуту, но они — не Он. Не эта выдуманная фигура Верхнего, к которому испытываешь привязанность, глубже любого другого чувства, перемешанную с преданностью, любовью, восхищением, желанием отдать ему всего себя и подчиниться, получить взамен всё, что Тот посчитает нужным и достойным. Намджун знает, в чем нуждается Чонгук, но он никогда не сможет дать ему это, потому что не является Доминантом. Как бы сильно Чонгук хотел, чтобы всё было по-другому: проще и легче. Вспоминать о своём последнем дропе стыдно и страшно, поэтому Чонгук не позволяет себе упасть в эту огромную яму снова. Тогда он выплакал всё, что было можно, возненавидел каждую свою частичку, умоляя кого угодно избавить его от этого пожирающего чувства, и сомневался, что когда-нибудь снова проснётся одним ранним утром без пустоты в груди и накатывающей депрессии, ставшей почти родной. Может быть, дело было не только в дропе, возможно, даже вне этого состояния его преследуют эти ужасающие мысли, которым нет конца, и падение — лишь ещё один шаг назад, вместо того, чтобы идти вперёд. Чонгук не знает, кто пострадал тогда сильнее — он или его друзья, которым пришлось иметь с ним дело в таком состоянии. И сколько бы раз он не говорил слова благодарности, всё казалось блеклым, чтобы полностью описать испытываемые им чувства по отношению к своим хёнам. Намджун прав: Чонгук тоже не смог бы ещё раз выдержать боль на их лицах, зная, что он — её главная причина. — Намджун-хён, — произносит младший, не зная, что может ответить на его слова. Иногда кажется, что Намджун до сих пор застрял в воспоминаниях о том ужасном времени, в чувстве беспомощности и страха, и Тэхён, стоящий рядом, видимо тоже это понимает, поэтому кладёт ладонь на плечо своего сабмиссива в успокаивающем жесте. — Мы не принуждаем тебя, — подхватывает Тэхён. — Мы никогда бы не хотели тебя заставлять что-либо делать, особенно, если это касается твоей личной жизни, — Чонгук кивает, прекрасно об этом зная. Может быть, иногда хёны могли показаться гиперопекающими, но у них были на то причины, и их было легко понять. — Если бы был только другой способ, далёкий от всей этой штуки с динамикой и БДСМ-стороной, то мы бы поддержали тебя, и мне жаль, что этого способа нет. — Я знаю, — тихо признаётся Чонгук, опуская взгляд в стол. Банка Нутеллы с ложкой отодвигаются в сторону, и парень со вздохом трёт себе лицо руками, на секунду сжимая переносицу от начавшейся головной боли. Он ненавидел эти разговоры, стоило напомнить ещё раз. Но Намджун и Тэхён не дадут так легко соскользнуть с темы. — Если я запишусь на ближайшее время на ещё одну сессию, то вы будете счастливы? — спрашивает Чонгук, смотря на хёнов. Тэхён наклоняет голову в сторону и кротко улыбается, но выглядит слегка разочарованным, как и Намджун, вздыхающий рядом. — Дело не в нас, Гук-а, а в тебе. — Да, конечно, как скажете, — соглашается младший, не в силах начинать спор. — Я позвоню сегодня в «Чёрный лебедь», хотя не уверен, что у них есть окно на ближайшую неделю. Неделя — большой срок, особенно с учётом того, как быстро Чонгук падает. Добавьте к этому ещё постоянный стресс и усталость из-за работы и учёбы, и получится не самый лучший исход. Чонгуку приходится лишь надеяться, что эта сессия пройдёт нормально. Не хорошо, но так, как он обычно привык: строго по анкете и без лишних вопросов. Это удовлетворит и его, и хёнов хотя бы на ещё две недели. Чонгук встаёт изо стола со скрипом стула по полу, молча убирает свой поздний обед в холодильник, а ложку — в раковину, и оборачивается на наблюдающих за ним Намджун и Тэхёна. Их взгляды говорят обо всем, что не произносится вслух: поддержка, забота, волнение, любовь. Иногда Чонгук чувствует себя их ребёнком, за которым нужен глаз да глаз, и с одной стороны это приносит спокойствие — рядом всегда будут люди, которые его не оставят, с другой же — он становится для них обузой в какие-то моменты. — Я правда позвоню, хорошо? — успокаивает их парень. — Я не хочу снова задеть вас в порыве злости, которую я даже не могу контролировать, — в голосе слышна вина и сожаление, и Тэхён с Намджуном смягчаются. — Не хочу заводить разговор с тобой об этом снова, но, — находит в себе уверенность Намджун, поглядывая снизу вверх на Чонгука, который терпеливо ждёт. — На здравую голову, пока ты можешь себе это позволить, обдумай возможность провести сессию с тем Шугой. Секунда. Две. Три. Сабмиссивы ведут молчаливый разговор, в течение которого никакого маленького взрыва со стороны младшего из них не происходит. Чонгук только напрягает челюсть и слегка хмурится. Он ожидал упоминания Шуги с того самого вечера, потому что эти трое были настолько в восторге от незнакомца-Доминанта, хваля его подход к сессии и состоянию Чонгука, что Тот не мог не всплыть в разговоре снова. Чонгук удивлён, что Намджун не стал искать обходные пути, чтобы поговорить о Шуге снова. Тогда они позволили ему опустить эту тему, смирившись с его чётким ответом «нет» на предложение провести ещё один экшен с Ним. Сейчас, кажется, два Кима настроены решительнее. Тэхён рядом напряжён, как будто вот-вот ждёт ответной бурной реакции, но Чонгук, к счастью, остаётся спокойным, и так же спокойно задаёт вопрос: — Почему? Почему именно Шуга? Почему именно сейчас? Почему хёны думают, что Он был так хорош? Чонгук не увидел в Нём ничего, чего бы не было в любом другом Доминанте, работающем в «Чёрном лебеде». Те, конечно, имели другой подход к проведению сессии и больше делали, чем говорили, потому что время не резиновое, и каждый был там по собственным причинам. Работники, в данном случае, ради денег. Шуга не был особенным. — Мы думаем, что Он может многое тебе показать, — тихо отвечает Тэхён. В нём нет стальной уверенности, это не больше, чем предположение, основанное не понятно на чём. Чонгук хочет оспорить, сказать, что это какая-то чушь: никто из его друзей не видел Шугу, откуда им делать такие выводы? И всё же, следующие слова ставят в ступор: — Научить тебя чему-то. — Тебе просто нужно показать, вот и всё. — Показать что? — Кем ты на самом деле являешься. Чонгук сглатывает, в тревоге потирая пальцы, и напирает: — Почему Он? — под его взглядом хёны смолкают, и можно было бы подумать, что они загнаны в угол, и у них нет ответа на вопрос. Гук был прав, эта идея бессмысленна, но Намджун выглядит так, будто просто не хочет говорить, и это вызывает лёгкое раздражение. Скрывать что-то сейчас? Это не совсем подходящая ситуация. — Разве Он не показался тебе другим? — «стреляет» в ответ Тэхён, приподнимая бровь. Его лицо почти ничего не выражает, кроме любопытства, которое толкает Чонгука закатать глаза. «Другой» может иметь много смыслов, и не понятно, о чём конкретно ведётся речь. Да, Шуга был другим, потому что это был первый с Ним опыт, и всё, что Тот делал — было другим, незнакомым, новым. Шуга более терпелив, чем Чонгук привык, разговорчив и искусно умеет переключаться между своими мягкой и доминантной сторонами. — Нет? — отвечает младший, посмеиваясь от абсурдности разговора. — Ещё более невыносимым, разве что, но это вовсе не добавляет ему очков. Он пробил планку «Самая Заносчивая Доминантная Задница», и если вы хотите, чтобы вместо сессии я снова ел шоколад на коленях и пил воду, то могли бы просто спросить меня, когда у меня выходной, — Тэхён издаёт смешок, позабавленный сказанным, а Намджун выглядит так, будто проиграл партию в шахматы. Спустя две недели эмоции от Той сессии немного притупились. Чонгук не чувствует, будто катается по волнам, сбивающим его с ног, и даже самую малость признаёт, что погорячился: стоило держать язык за зубами или хотя бы сказать Шуге о том, что ему не нравится, прежде чем развести цирк посреди комнаты. С другой стороны, его можно оправдать накатывающим дропом, но вряд ли это будет работать каждый раз, стоит выставить себя мудаком. Хорошо, Чонгук даже готов извиниться за своё поведение. И если раньше эта идея была лишь в теории, то, согласись он на предложение хёнов, придётся выполнять её на практике. Может быть, в разговорчивости Шуги стоило искать плюсы, а не минусы; при всём своём нежелании тратить оплаченное время на слова, имея на руках контракт, предоставленный заведением, со всеми «да» и «нет», ничего не работает так, как беседы вслух. Хёны научили этому Чонгука и не дают ему лишний раз сбежать, закрывшись в своей коробке, и Чимин, к слову, умеет быть очень настойчивым. Шуга — незнакомый человек, найти с которым общий язык придётся постараться, но… если это в итоге приведёт к тому, чего Чонгук хочет получить от сессии? Если сказать прямо: «меньше слов, больше дела»? Конечно, судя по прошлому опыту, Тот может снова включить заезженную пластинку с «это не то, в чём ты нуждаешься», но всегда стоит попытаться. От попытки мир не схлопнется, по крайней мере, это то, на что надеется Чонгук. Он всё ещё не доверяет этому Доминанту. Нет причин, мелькает в голове, но если с Ним можно договориться и проводить короткие сессии так же, как с Тэмином, то… это не плохо. Всё ещё унизительно и ненавистно, но терпимо. К каждому Верхнему нужен свой подход, вряд ли в этом они сильно отличаются от Нижних. — Запись, Чонгук, — твёрдо говорит Тэхён, поглядывая на младшего. — Сегодня. Иначе нам придётся подключить к этому Чимина, и ты не хочешь, чтобы он… — Я понял, — быстро прерывает Чонгук, вскидывая руки в воздух. — Я спрошу про свободное окно у Шуги, и если у него нет времени, — он делает паузу. — Я запишусь к Тэмину. Намджун издаёт тихий гул, не до конца удовлетворённый такой возможностью, но возразить ничего не может. Не всегда есть привилегия в «Чёрном лебеде» записываться к тому Доминанту, которому ты хочешь, или на какую-то конкретную дату и время — хороший рейтинг имеет и свои минусы в виде большой посещаемости. Тэхён еще секунду выдерживает зрительный контакт с Чонгуком, пока со вздохом не кивает и не опускает плечи. Полагая, что на этом разговор окончен, Чонгук проходит мимо в свою комнату, хотя всё его нутро кричит, чтобы он не возвращался в очередную спираль надвигающегося Голода за закрытыми дверьми. Знакомые гудки заполняют тишину, и кровать под Чонгуком скрипит, стоит ему поёрзать на месте от слабого чувства тревожности в груди. Он делал это далеко не первый раз, даже не второй и не пятый, но каждый раз ловит себя на мысли, что слишком нервничает. Ничего не стоит просто позвонить и уточнить дату, задать два лёгких вопроса и поблагодарить, после повесив трубку. Может быть, сейчас всё сложнее потому, что Чонгуку придётся интересоваться Шугой, и Миён наверняка помнит, как быстро он выбежал после Той сессии. Зачем ему снова проситься на запись именно к Нему? Чонгук не хочет признаваться самому себе, что согласился на предложение хёнов не потому, что они так прекрасно уговаривают, а потому что сам хотел снова увидеться с тем, кто смог вынести его мудачество на протяжении часа. Чонгук помнит, какой учтивой и понимающей была Миён в самый первый их разговор по телефону. Тогда, с трясущимися руками, дрожащим голосом и страхом, заполнившим всю грудную клетку, он смог пробормотать только приветствие и извинения за столь поздний звонок: кажется, тогда был час ночи. Возможно, Миён не первый раз сталкивалась с таким клиентом, из её уст всё звучало легко и понятно, когда после своего вопроса «это ваша первая запись?» получила короткое «да». Спустя год волнение и неуверенность пропали, потому что у Чонгука появился заученный текст на такие случаи, и сейчас, слушая гудки, он понимает, что не может идти по старому сценарию. Чёртов Шуга. — Здравствуйте, Вас приветствует «Чёрный лебедь», чем могу помочь? — приветливость в голосе Миён — то, с чем Чонгук ещё может справиться. Он прочищает горло, прижимает телефон сильнее к уху и бегает взглядом по комнате, подбирая слова: — Здравствуйте, Миён-щи, я, эм… это Чонгук. Джейкей, если помните, — когда-нибудь он умрёт от всей этой неловкости. — О, — узнавание слышится в голосе девушки, и она немного отходит от своего рабочего имиджа. — Чон Чонгук-щи, да, я помню вас. Вы звоните по какой-то причине? — следует вопрос, и парень уже хочет ответить, но Миён продолжает с нарастающим волнением. — В прошлый раз вы так быстро выбежали из комнаты, могу ли я поинтересоваться, связано ли это с нашим Доминантом, Шугой-щи? У вас возникли какие-то проблемы? Чонгук знает, что, скорее всего, Миён спрашивает это для репутации «Чёрного лебедя», потому что если ответ был бы положительным, и кто-нибудь из клиентов решил написать жалобу, это плохо сказалось бы на общем рейтинге заведения. Доминанта же, скорее всего, могли даже уволить; Чонгук не знает, справедливо ли это, но ситуации бывают разные. — Эм, нет, нет, — с губ срывается неловкий смешок. — Шуга-щи, он, — пауза. — У нас не возникло никаких проблем во время сессии, — если не считать, что вся сессия была одной большой проблемой. — Я просто очень спешил, знаете, так что… вот, да. Миён сначала молчит, обдумывая полученный невнятный ответ, а после связь заполняет понимающее мычание. — Если у вас нет никаких жалоб, то, полагаю, вы звоните на запись? — слышно, как щёлкает мышка и быстрое набирание чего-то на клавиатуре. — Да, я хотел бы записаться на ближайшее время. И… — давай же, Чонгук, один вопрос, чего он тебе стоит? — Мне хотелось бы узнать про расписание Шуга-щи… Он свободен на этой неделе? — Вы ведь знаете, что Шуга-щи у нас здесь не на постоянной основе, только в какие-то критичные ситуации или когда ему самому нужна сессия… — Да, да, я понимаю, — громче нужного вскрикивает Чонгук и морщится, осаждая себя. — Поэтому я и, ну, спрашиваю, потому что понимаю, как, наверное, тяжело к нему попасть. Миён не спешит отвечать, только вздыхает в трубку и снова щёлкает мышкой. Чонгук впервые просит записать себя к какому-то конкретному Доминанту, и тот факт, что это именно Шуга — Дом, который в «Чёрном лебеде» даже не на полную ставку, всё усложняет. В любом случае, хёны получат вполне правдивый ответ, не придётся даже ничего придумывать и врать им. Чонгука всё вполне устраивает. — Послушайте, Чонгук-щи, — мягко говорит девушка. — На эту неделю у Шуги-щи нет ни одной записи, и он сам не изъявил желание провести сессию, поэтому я не могу ответить вам сейчас, можно ли к нему попасть, — с каждым словом Чонгук понимает, что не стоило, в общем-то, даже и допускать мысли, что с Ним можно устроить встречу. — Но, — разрушает все доводы Миён. — Если эта сессия так вам необходима именно с этим Доминантом, то я могу попробовать позвонить ему. Полагаю, он помнит вас, потому что за две недели он больше никого не брал. Мозг Чонгука хочется зацепиться за последние слова, задать себе вопрос, из-за него ли Шуга не принимал клиентов уже две недели, но это просто смешно. Чонгук — один из десятков, кто приходит в «Чёрный лебедь» для экшенов, и не стоит даже допускать мысли, что он стал кем-то особенным для Него. — О, — тихо произносит парень в трубку, поджимая губы. — Если это, эм… возможно сделать, то я буду благодарен. — Хорошо, — отвечает Миён. — Я проинформирую вас по поводу записи ещё раз, так как это обязательная процедура. Как только у меня получится дозвониться до Шуги-щи, то отправлю вам на почту письмо со всей необходимой информацией, а также реквизитами для оплаты, если Он согласится... Пожалуйста, скажите, есть ли какие-то изменения в вашей анкете, которые вы хотели бы внести? И какой день недели вам был бы предпочтительнее? — Нет, никаких изменений в анкету вносить не надо. Насчёт дня недели — нет никаких предпочтений, но по времени лучше вечером, — отвечает Чонгук. — Ваши пожелания на данную сессию? На этом вопросе парень стопорится, открывая рот, но не зная, что ответить. Тишина повисает в трубке на несколько секунд, и их не хватает, чтобы обдумать. Что Чонгук хочет получить от этой сессии? Если в тот раз он полагал, что может получить некую форму наказания за своё поведение, и Шуга дал ему отворот-поворот, то кто сказал, что в этот раз эти «пожелания» исполнятся? Чонгук хочет, чтобы его наказали. Пренебрежение своим здоровьем, ментальным и физическим, игнорирование своих потребностей, стоящих на равне с едой и сном — добавить к этому ужасное поведение по отношению к своим друзьям и коллегам, на которых он срывается в плохие дни, и плохое отношение к Нему во время первой встречи… Часть его отчётливо понимает, что ему нужен кто-то, кто скажет, что его действия неправильны. Так делать нельзя. Чонгук хочет, чтобы Доминант помог ему понять совершённые ошибки и закрепить «урок». Но если Шуга снова откажет ему? — Наказание, — на свой страх и риск всё же отвечает он. — Порка, лёгкий бондаж, ничего большего, — слышится клавиатура, а после вежливый голос, произносящий: — Принято к сведению. Все ваши пожелания будут переданы Доминанту. Если Шуга-щи по каким-то причинам откажет вам в проведении сессии, то я постараюсь перенаправить вас на Тэмин-щи, — в груди Чонгука при этих словах что-то тяжелеет, стоит ему услышать имя Верхнего, с которым знаком уже не первый месяц. «Он не мог понять твои потребности даже спустя столько сессий, что вы с ним провели» Был ли Чимин прав? — Эм... спасибо, — выдавливает из себя Чонгук, кивая, хотя его никто не видит. — Спасибо, Миён-щи, до свидания. — До свидания, Чонгук-щи. Спасибо, что воспользовались услугами «Чёрного лебедя». Мы всегда рады видеть вас в стенах нашего заведения, — отрепетированная речь, за которой следуют гудки. Чонгук смотрит на завершённый звонок на экране своего телефона и блокирует его, кидая на кровать рядом с собой. Он прячет лицо в ладонях, наклоняясь корпусом вперёд и упираясь локтями в колени, пока в голове крутится мысль, стоило ли это того. Готов ли он встретиться с Шугой снова, услышать Его голос, почувствовать Его руки на своей обнажённой коже и терять маленькую частицу себя, вслушиваясь в Его приказы. Может быть, рациональная его часть и не готова к этому: чувство стыда и ненависти к самому себе не угасает, а всегда теплится маленьким огоньком в пространстве разума, тогда как вторая — скрытая большую часть времени — бьётся в импульсе нужды и желания. Желания снова опуститься на колени и прижаться щекой к мягкому бедру Доминанта. День «Икс» был назначен на пятницу: письмо пришло на следующий день после звонка Чонгука, и тот был удивлён подобной оперативности, а еще больше тем фактом, что Шуга согласился на сессию. Среди строчек затесалось скромное «Шуга с пониманием отнесся к вашему выбору его в качестве Доминанта и будет рад принять вас как своего сабмиссива на время сессии». Чонгук закатил глаза, когда прошёлся ещё раз по письму, а после закрыл его, получив всю необходимую информацию. Сложно сказать, что он испытывал по этому поводу: страх, неуверенность или предвкушение. Ещё две недели назад Чонгук клялся себе, что не вернётся к Шуге, даже посмел сказать Ему в лицо эти слова на повышенных тонах, нагрубив. Посмотрите на него сейчас — добровольно шагает за врата Ада, пока позади него счастливо прыгают хёны. Те, впрочем, новости восприняли с улыбками на губах, но без каких-либо громких возгласов. Они просто искренне порадовались, утешая нервничающего донсена на диване. Просто поговори с ним. Скажи ему. Выслушай его. Коммуникация между Чимином, Тэхёном и Намджуном работала благодаря их долгим отношениям и труду, который они вложили. Их ситуация отличалась от того, с чем столкнутся Чонгук — с незнакомым Доминантом, с человеком, чьё лицо он даже не видел полностью. Достигнуть с ним какого-то взаимопонимания для проведения полноценной сессии? Чонгук не смеётся, нет, он просто слишком сильно сомневается, что это возможно. Шуга хоть и кажется понимающим, но доверия всё ещё не вызывает. Это то, с какими мыслями Чонгук заходит в «Чёрный Лебедь» и встречает Миён, кивающую ему в знак приветствия. Между ними всё происходит по-старому: перебрасывание минутной вежливости, напоминание уже выученных постоянными клиентами правил данного заведения, а после пожелания удачной сессии. Хоть с Миён у Чонгука и возникли какие-то приятельские отношения за почти год знакомства, она всё-таки не позволяет себе задать личные вопросы и поинтересоваться, с чего вдруг Чонгук запросил именно Шугу. Признаться честно, Чонгук бы ей и не смог ответить. Можно ли сказать, что это только из-за его друзей? Но окончательное решение принимал он и только он: никто бы из хёнов не смог по-настоящему заставить его. В этот раз перед его взором предстаёт дверь со скромной цифрой четыре наверху. Он был в ней всего один раз, с Тэмином, и планировка комнаты, если он помнит, отличается от седьмой лишь другим расположением ванной, а также наличием дивана в углу, а не только двуспальной кровати. В ней предоставлено меньше девайсов, если сравнивать с тем, что Чонгук видел во время Той сессии, и это немного успокаивает: у Шуги будет меньше выбора и сценариев для такой практики, как порка. Витающий аромат благовоний в коридоре лишь лёгким шлейфом успевает проскользнуть в четвёртую комнату, прежде чем Чонгук закрывает за собой дверь и отрывает себя от внешнего мира на ближайший час. Тусклое освещение, зажжённые свечи с каким-то яблочно-коричным запахом и абсолютная тишина, нарушенная только громким выдохом сабмиссива, стоит ему кинуть взгляд на диван и расположившегося на нём Шугу. В этот раз Он сидит менее скромно, чем в их первую встречу: ноги слегка расставлены в стороны, рядом на подлокотнике висит тёмно-синяя куртка, а на маленьком столике слева — стакан с каким-то напитком. Чонгук знает, что это не алкоголь, может быть, обычная кола. Чёрная маска является неизменной деталью образа, как и брюки; рубашка, разве что, в этот раз тёмно-бордовая и расстёгнута на две верхние пуговицы, а рукава закатаны. Чонгук не видит во взгляде, направленном на него, и капли удивления. Может быть, Шуга был уверен ещё тогда, что он вернётся, и эта мысль вызывает раздражение. Если бы не друзья, то Чонгук никогда не подумал бы прийти сюда вновь, так что всё это — удачное стечение обстоятельств, и Его самоуверенность абсолютно не сыграла в этом никакой роли. Чонгук уверен. Он делает шаг вперёд и отпускает ручку двери, молча подходя к Нему поближе. Шуга следит за его движениями, запрокинув одну руку на спинку дивана, а вторую расположив на своём бедре. Когда Чонгук останавливается в нескольких шагах от Него, то Он всё-таки с тихим вздохом нарушает тишину: — Добрый вечер, Джейкей. Я рад снова тебя видеть, — Чонгук поднимает в ответ бровь, ища подвох. Рад видеть, конечно же. Ответить тем же — признак вежливости, но вместе с тем это будет ложью. Лгать Доминанту — плохо, повторяет про себя парень в очередной раз. Поэтому он останавливается на вполне нейтральных словах: — Добрый вечер, — никакого «сэр», потому что Чонгук не уверен, что это будет уместно. Они ещё не начали сессию, будет ли уместно называть Его «Шугой»? Чонгук решает промолчать. Доминант тянется к столику и берёт в руки стакан, делая медленный глоток и позволяя секундной паузе нависнуть между ними. Чонгук скрепляет руки в замок за спиной и топчется на месте, не особо зная, что ему делать. История повторяется, как и в Тот раз: с Тэмином никогда подобных заминок не было, Чонгук всегда знал, как ему следует поступать, зайдя в комнату. С Шугой же он просто ждёт каких-то слов или намёка. — Приятно видеть, что ты в лучшем расположении духа, чем две недели назад, — заговаривает мужчина, оглядывая сабмиссива перед собой взглядом, но особо нигде не задерживается. Чонгук не хочет знать, как Доминант так быстро понял о его более стабильном состоянии, но, на самом деле, можно было просто догадаться. Две недели — не тот рубеж, после которого всё становится плохо. Чонгук хочет в это верить. — Д-да… — заикается парень, кивая. Что ещё он может ответить? — Сейчас всё не так уж и плохо. Шуга мычит, отставляет стакан в сторону и со вздохом жестом просит Чонгука подойти поближе. Саб следует приказу лишь потому, что больше не знает других вариантов, и стоит ему оказаться в шаге от мужчины, как Тот тут же указывает на диван и говорит: — Присаживайся, Джейкей, нам о многом нужно поговорить, — он выделяет последнее слово и смотрит на Чонгука в ожидании реакции, но её не следует. Чонгук с готовностью кивает, хоть это и выглядит немного устало. Он был готов к этому, ясно? И он хочет поговорить, потому что, ну, он ведь уже думал об этом, ведь так? Теперь ему необходимо сделать маленький шаг навстречу, чтобы из этих встреч получилось что-то путное, а не как в Тот раз. Вряд ли Шуга позволит случиться тому бардаку снова. Диван, обитый кожей, под весом парня издаёт характерный звук, и Чонгук старается стать как можно меньше на своём месте, поглядывая на Доминанта, который, конечно же, выглядит более расслабленным. Почему Чонгук тот, кто всегда нервничает? Это начинает бесить. — Время, потраченное сейчас на обсуждение некоторых вещей, не входит в общее время для сессии, — объясняет Шуга, и, оу, это приносит Чонгуку немного облегчения. Его деньги не пропадут зря. — Поэтому нам некуда спешить, если только, у тебя нет никаких срочных планов, — он смотрит на саба и, получая в ответ короткое «нет» мотанием головы, кивает. — Хорошо. Тогда, думаю, тебе сейчас придётся немного поработать своим ртом, и в этот раз без каких-либо оскорблений и обвинений в мою сторону. Предупреждение, скрытое в низком баритоне, Чонгук распознает сразу же, и спешит сказать хоть что-то, прежде чем момент будет упущен: — Насчёт этого, — начинает он, прикусывая щёку изнутри. — Может быть, уже поздно, но… я прошу извинения за то, что произошло в тот раз, — пытаться найти слова, а после связать их во что-то нормальное кажется непосильной задачей, но Чонгук всё равно старается, смотря на свои руки. — Я был зол и на грани дропа, и да, это не является хорошим оправданием моему поступку, но та встреча прошла не так, как я думал, — он морщится и сдерживает желание обнять себя за торс. — И я ненавижу все эти сессии, и ещё Вы… Чонгук резко замолкает с осознанием того, что начинает теряться и, наверное, он рассказал то, что не должен был. Он знает, что Шуга смотрит на него, чувствует это, но не находит в себе сил установить зрительный контакт. Ковёр под ногами не такой мягкий, как в седьмой комнате. И здесь чуть прохладнее, чем было там, почему? — Сейчас ты не кажешься тем, кем был в прошлую нашу встречу, — озвучивает свои мысли Шуга. — Дроп очень сильно влияет на твой эмоциональный фон, — Чонгук не знает, должен ли он как-то подтверждать или отрицать это, но всё равно понимает, что ему слегка некомфортно от услышанного: его сканируют, как какого-то пациента, да и ещё и кто? Незнакомец. Оставшись без ответа, Шуга продолжает: — Спасибо за твои извинения, — он звучит искренним? — Я принимаю их. И хочу сказать, что мне тоже следует извиниться за свои слова, — Чонгук поднимает взгляд на Доминанта, смотря на него с интересом. — Я знаю, что дропы довольно личная вещь, и мне не следовало делать какие-то выводы о твоём состоянии, учитывая, что мы не знаем друг друга. Чонгук хмурится, но кивает, примерно понимая, о чём Он говорит. Это приятно — слышать извинения, и вместе с тем сложно осознать, что Доминант признаёт свою вину. Если у Шуги дошли до этого мозги, может, он не такой уж и мудак. — Спасибо, полагаю, — медленно произносит Чонгук. — Насчёт всего остального, Джейкей, — голос Шуги приобретает немного более серьёзные нотки, чем до этого. — Я понимаю, что прошлая сессия не прошла так, как ты ожидал, как ты хотел, — на этих словах Чонгук сжимает челюсть, вспоминая разговор с хёнами. Шуга бы никогда не провёл экшен так, как Чонгук того хотел, не так ли? Тогда зачем… — И мне жаль, что мы не смогли найти общее видение происходящего. — В этом была и моя вина, — решает вставить своё слово Чонгук. Возможно он не так уж и силён в этих Д/с отношениях и то, как они работают, никогда не имея своего Доминанта, но хёны являются хорошим примером, за которым Чонгук наблюдает уже давно. И он знает, что вина лежит на обоих партнёрах в большинстве случаев, и та сессия — яркий тому пример. — Твоё нежелание разговаривать со мной, — подтверждает Шуга. — Да, всё могло пойти куда лучше, если бы ты пошёл тогда мне навстречу и мы бы всё обсудили. — Но это... — начинает Чонгук с непонятно откуда взявшимся желанием защититься, хотя его рациональная часть полагает, что Шуга не пытался обвинить его в чём-то, только озвучил известный факт. И не то чтобы Чонгук не согласен с этим, просто Шуга действительно не понимает, почему он так среагировал? Доминант видит вспыхнувшую искру в парне, а потому молча смотрит и ждёт. Чонгук хочет донести до Него свою точку зрения, раз у них сейчас минутка откровений. — Послушайте, у меня есть свои причины, по которым я ненавижу все эти… — парень обводит руками комнату, — вещи. Я хожу сюда только по острой необходимости, и тогда я люблю, когда всё проходит быстро и без лишних проблем, — твёрдо говорит Чонгук, внимательно следя за тем, чтобы Шуга слышал его. — Но Вы начали тратить оплаченное мной время на какие-то разговоры, нежели выполнять свою работу. С Тэмин-щи никогда такого не было, и я и привык к этому, поэтому ждал, что и с Вами всё пройдёт так же, — он выделяет последние слова голосом, надеясь, что его поймут. В течение некоторого времени Шуга переваривает сказанное, и Чонгук позволяет ему это, прокручивая в голове собственные слова, надеясь, что он смог чётко и ясно изложить желаемое. Доминант может не понять его, но Он хотя бы будет знать, в чём была причина злости Чонгука в прошлый раз. — Но я не Тэмин, — бросает в ответ Шуга, и на это нечего особо ответить. — Я не знаю, как он проводит сессии с клиентами, но ты должен знать, что у меня свой взгляд на такие вещи, — Чонгук не выдерживает интенсивного зрительного контакта и отводит глаза в сторону, но всё ещё сидя в полуобороте. — И разговоры, Джейкей, всегда стоят на первом месте. Это мои правила, и если ты пришёл ко мне, то должен соблюдать их. Чонгук стискивает зубы, огрызаясь: — Что ж, а я ненавижу попусту тратить своё время, — и в этом есть доля лжи, если учитывать его постоянные разговоры с хёнами касаемо личных вещей. Но в остальном он говорит правду — ему претит мысль быть открытой книгой перед каким-то Доминантом, которого видит второй раз в жизни. Шуга прищуривает глаза на дерзкий тон, но никак не комментирует его, и Чонгук знает, что мог бы получить сейчас наказание за такой поступок, но сессия ещё не началась — так что ему сходит это с рук. Мужчина стоически выдерживает неуважение к себе и снова тянется к стакану. Чонгук наблюдает, как тот принимает ту же позу, что и в начале их встречи, делая маленькие и медленные глотки, и с его стороны не следует больше никаких слов. Чонгук думает, что всё испортил. Снова. И это… что ж, это вызывает в нём необоснованную злость на всё происходящее. Боже, зачем он вообще пытается, если ненавидит всё это? Зачем переступает через себя каждый раз, когда всё в нём начинает выть от чувства голода и нужды? Он не знает, как быть сабмиссивом, не знает, как правильно себя вести и разговаривать с Доминантами, не дерзя в ответ. Всё это бессмысленно. — Ты просил на этот экшен наказание с поркой, — внезапно говорит в пустоту Шуга, и Чонгук снова обращает внимания на Него, вглядываясь в чужой профиль. — Да, — следует согласие тихим голосом. Шуга кивает, поднося толстое стекло к своим губам и допивая со дна стакана напиток. — Ты можешь сказать, за что я буду тебя наказывать? — спрашивает Он, поднимаясь с дивана и оставляя посуду на всё том же маленьком столике. Чонгук наблюдает, как мужчина разминается, поправляет закатанные рукава рубашки и с лёгкой грацией направляется к кровати. Парень провожает широкую спину Доминанта, полагая, что Его действия подразумевают под собой, что и сам Чонгук пойдёт следом. Когда Шуга оборачивается, то видит топчущегося на месте саба, сложившего руки за спиной, как и раньше. Он ждёт ответа. — За своё поведение в прошлый раз, — сглатывая, бормочет Чонгук. — За неуважение к Вам и свою дерзость, — Доминант мычит, и в тоне слышно одобрение, которое отзывается в парне теплотой. Его сабмиссивная сторона нуждается в одобрении и похвале, и он никак не может это исправить, только спрятать и подавить. Иногда он устаёт от этого. — Это поможет тебе чувствовать себя лучше? — интересуется Шуга. — Ты чувствуешь себя виноватым за то, что ты сказал и сделал тогда? — наводящие вопросы навевают атмосферу сеанса у психолога, и Чонгук хочет пошутить на эту тему, но останавливает себя прежде, чем подобное срывается с губ. Он кивает с большей уверенностью, чем ожидал от самого себя, но Доминанта такой ответ не удовлетворяет. — Словами, Джейкей, — приказывает мужчина. Чонгук напрягается, как тетива, и сдерживает себя, чтобы не фыркнуть. Конечно, пришло время следовать всем известным правилам хорошего поведения. Он же хочет быть послушным сабмиссивом, не так ли? — Да, эм… — он стопорится на мгновение, пока Шуга решает упростить ему задачу: — Сэр, Господин, Хозяин, Мастер, — перечисляет он, выглядя не особо заботящимся о таких вещах. Чонгук морщится от этих прозвищ, противится даже мысли, что будет всю сессию обращаться к Нему вот так, но хорошо, что Шуга хотя бы даёт ему выбор. — Пожалуйста, только не Папочка, иначе я не выдержу и нескольких минут, — младший даже сквозь маску видит, как Он корчит лицо в отвращении. Чонгук позволяет себе скромно улыбнуться, соглашаясь с Ним. Даже на смертном одре он бы никого не стал называть Папочкой. Выбор падает на самое нейтральное и менее ужасное из всех предложенных, и поэтому Чонгук переступает через себя и повторяет вновь: — Да, сэр, я чувствую себя немного виноватым, — будь он в худшем состоянии, то никогда бы не примирился с этой мыслью. Но он может рассуждать рационально и не идти на поводу у эмоций, вызванных дропом. Дроп, в общем-то, и являлся главной причиной всей этой дерзости и агрессии с его стороны; что ещё ему остаётся, кроме как признаться самому себе, что виноват? — Твой дроп, — как будто читает мысли сабмиссива Шуга. — Им я мог бы оправдать тебя, но я не буду, — признаётся Он. — Это не то, чего ты хочешь, не так ли? — чёрт возьми, как можно быть настолько проницательным? Чонгук удивлён, но сквозь сжатые зубы соглашается. — Да, сэр. — Есть какие-то ещё причины для твоего наказания? — интересуется Шуга, присаживаясь на кровать и поднимая голову, чтобы смотреть в лицо Чонгуку. Это кажется знакомым. И всё таким же неправильным, как и в прошлый раз. Почему Он повторяет свою ошибку снова и снова? Позволяет себе смотреть снизу-вверх на сабмиссива, когда это недопустимо? Разве это не заставляет Его чувствовать себя униженным? Доминанты не смотрят с такой позиции на сабов, это просто непозволительно… да? Чонгук отводит взгляд, не желая теряться в своей голове, снова и снова натыкаясь на неоднозначные жесты с Его стороны. Он не собирается копаться в причинах действий Шуги, это не его дело. — Ну, — Чонгук пожимает плечами. — Это не первый раз, когда я довожу себя до такого состояния, — очевидный факт, который Доминант наверняка понял и так. — Очевидно, что из-за этого я плохо... чувствую себя, — иногда он начинает думать, что уже упал, и не стоит пытаться выбраться из этой ямы. Сложно чётко уловить, когда размытая грань всё же пройдена. — И срываюсь на своих близких. Шуга кивает, и Чонгук знает, что Он понимает, о чём идёт речь. Всё-таки Доминантам часто приходится сталкиваться с этим состоянием сабмиссивов, даже если у них нет постоянного партнёра. Как часто Шуга помогал сабам в дропе прийти в себя? Устраивал такой же афтеркер, который Он провёл с Чонгуком? Это не ревность и не зависть, нет, просто любопытство. — Я могу понять, от чего ты отталкиваешься, — признаётся мужчина, поглядывая в сторону шкафа с девайсами. Чонгук прослеживает за ним взглядом и вздрагивает от мысли, что сессия вот-вот начнётся. — Я накажу тебя, Джейкей, как ты того и пожелал в анкете, — слова обрушиваются на саба в мгновение, и он успевает только с широко раскрытыми глазами снова посмотреть на Него. Шуга встаёт с кровати и идёт к шкафу, одновременно с этим продолжая: — Я свяжу тебе руки, а после дам двадцать ударов, — он отодвигает один из ящиков, пока не достаёт моток верёвки. Чонгук не разбирается в них. Он знает, что ему бы следовало хоть немного научиться различать разные виды верёвок, их основные плюсы и минусы, потому что Намджун однажды объяснил, как каждая из них по-разному ощущается на коже и имеет разные применения. Все те разы, что Чонгука связывали, верёвка казалась слегка колючей и тяжёлой, но невероятно крепкой. Ему нравилось, какое давление она оказывала на его обнажённую кожу, однако не может сказать точно, какую тогда использовал Тэмин. Наверняка что-то из натурального материала. Шуга задвигает ящик и поворачивается на Чонгука, стоящего почти посреди комнаты, слегка потерянный и не знающий, что делать. Ему раздеться? Но Он пока не приказывал этого. — Это, — Он поднимает руку с мотком верёвки в руке. — Джут. Одна из самых распространённых верёвок для бондажа, и я предпочитаю использовать её наравне с хлопковыми, если дело доходит до чего-то чуть более эстетичного и фетишного, — Чонгуку это ни о чём особо не говорит, кроме как того, что Тэмин использовал что-то другое: джут не выглядит таким уж колючим. Одна из мыслей состоит в том, что, возможно, Чонгуку и не нужно знать такие подробности о девайсах. Здесь встречается противоречие: он хочет о них знать, но разве работа саба — не сидеть послушно с закрытым ртом и просто позволить Дому делать свою работу? Иногда страх накатывает волной потому, что совсем не знаешь, что Тот собирается с тобой делать — эта не та неизвестность, которая дарит чувство приятного предвкушения. Эта неизвестность пугает и заставляет думать, что игра не стоит свеч. Чонгук не хочет мириться с тем, что многие Доминанты считают, будто сабмиссивам не нужны знания в теоретической части любой практики, однако по своей же воле он так и поступает — абсолютно безграмотен даже в таких вещах, как грёбаные верёвки для бондажа. Он обязан понимать, какая больше ему нравится и подходит, иметь уверенность в происходящем, что ничего не пойдёт крахом и не навредит сильнее, чем должно. С другой стороны, его ненависть к любым БДСМ-практикам была настолько яркой, что он с трудом мог смотреть на что-то ещё сквозь неё. Он говорил себе, что ему это не нужно: он не будет заниматься подобным без острой необходимости, а если нет нужды — значит, можно и не забивать себе голову лишней информацией. Только вот он не особо подумал о своём собственном здоровье и безопасности. — Зачем Вы рассказываете мне всё это? — спрашивает Чонгук, прожигая дыру в мотке верёвки, которую обхватывают длинные, бледные пальцы. Эстетичные, мелькает в голове. — Тэмин-щи никогда мне не объяснял такие вещи, — эти слова кажутся неправильными, если судить по нахмурившемуся выражению лица Шуги. — Я не Тэмин, — снова повторяет Доминант на выдохе и подходит к парню ближе. — Я вижу, что наравне с отсутствием практики у тебя также нет никаких знаний о том, как всё это работает, — в голосе нет укора или осуждения, он остаётся спокойным и вполне себе дружелюбным. — Конечно, это упущение, но нет ничего, чему бы нельзя было научиться. Чонгук облизывает губы, уставившись куда-то в грудь Шуге, потому что, боже, да, Он ниже его на несколько сантиметров, с физической точки зрения ему никогда не посмотреть на Него снизу вверх, не будучи на коленях. Внезапно Шуга протягивает верёвку Чонгуку, и тот теряется, не зная, что ему с ней делать. Слышится тихий короткий смешок, за которым следует пояснение: — Ты можешь потрогать её, — объясняет мужчина. — Понять, какая она на ощупь и как будет чувствоваться на твоей коже, — предложение вполне безобидное, Чонгук сомневается, что в этом есть подвох. И всё же, пощупать верёвку? Даже в голове это звучит смешно, а уж переспрашивать вслух — тем более. Чонгук не находит особых причин, кроме своего недоумения, чтобы отказать Шуге, поэтому протягивает руку и берёт джут в ладонь. Он немного шероховатый, но нет никаких намёков на колючесть; на глаз сложно определить длину мотка, но явно длиннее, чем нужно для бондажа только рук, и в целом толщина верёвки меньше, чем та, которую использовал Тэмин. Чонгук просто смотрит на джут, проходясь пальцами по кручёному материалу, и смотрит на Шугу с вопросом во взгляде. Доминант, кажется, улыбается молчаливой реакции парня, а после принимает моток обратно. — Зачем? — спрашивает вместе с этим Чонгук, всё ещё не понимая Его мотивацию для таких действий. Тэмин никогда не… да, что ж, плевать. — Я хочу, чтобы ты знал, что я буду использовать для бондажа, — отвечает Юнги, разматывая джут и проверяя необработанные концы верёвки каким-то своим профессиональным взглядом. — Необходимо, чтобы ты был в курсе всего, что произойдёт или происходит во время сессии, — он смотрит прищуренными глазами на Чонгука. — Это способствует появлению некоторого доверия между нами. Разве тебя не успокаивает мысль, что ты точно будешь уверен в том, что я сделаю и как? Доверие. Между ними. Двумя незнакомцами, один из которых платит другому за то, чтобы провести экшен. Для Чонгука это имеет мало смысла, но в остальном Шуга прав — непредсказуемость может напугать, поэтому хёны когда-то упоминали, что их сессии проходят после часа планирования и обсуждения всего, что случится. Они не любят спонтанность, прекрасно зная, насколько иногда это может быть небезопасно. Спонтанность с Доминантом, которому ты ещё не доверяешь себя — идея куда более рискованная. Признаться честно, у Чонгука после ощупывания верёвки не возникло никакого доверия: было ли это вообще полезно? Чонгук облизывает губы и пожимает плечами: — В большей степени, да, может быть, — ответ нечёткий, наполненный неуверенностью, и для внимательно наблюдающего Шуги это маленький звоночек, который он не в силах игнорировать. — Если тебе что-то не нравится, ты можешь сказать мне об этом, — предлагает мужчина, ловя взгляд Чонгука. — В данный момент обсуждение и любые предложения открыты, Джейкей, и я прислушаюсь к ним. Во время сессии я не позволю тебе этого сделать, только если ты не используешь стоп-слово. Чонгук поджимает губы и мотает головой. Разве Шуга действительно прислушается к нему? Что бы он не сказал — Тот всё равно сделает по-своему, потому что Доминанты по своей натуре эгоистичны: пока нет доказательств, что Он сильно отличается от кого-либо ещё. К тому же, Чонгуку, вроде бы, и правда пока что нечего предложить: в бондаже и порке, как ему кажется, мало вещей, стоящих детального обсуждения, если, конечно, речь не идёт о девайсах… — Вы будете использовать что-то для порки? — спрашивает парень, внимательно наблюдая за тем, как Доминант прокручивает в своих длинных пальцах джут, играясь с ним. Незатейливое действие, приносящее спокойствие. Шуга нервничает? Нет, что за глупая мысль. Судя по реакции мужчины, этот вопрос был правильным, по каким бы критериям он не оценивался. — В своих пожеланиях на эту сессию ты ничего не сказал об этом, так что, полагаю, нам придётся решить это сейчас, — Шуга рукой указывает на шкаф позади себя, мягко намекая, что всё необходимое находится там, и Чонгук может лишь предположить, что Он использует сегодня. У него есть опыт с паддлом благодаря Тэмину, но пока что не испытывает особого интереса к флагелляции: гибкие девайсы бьют больнее. Спанкинг рукой — то, к чему он привык за год ежемесячных сессий. У Тэмина была тяжёлая рука, он действительно знал, как и в какое место наносить удары, чтобы было больно, но без больших последствий. В целом, заживление проходило быстро и беспроблемно, в отличие от сессии с паддлом, но всё ещё не так плохо, как могло бы быть. Чонгук видел следы после игры со спанкером, кнутом и тоузом: девайсами, с которыми нужно знать как обращаться. В любом случае, у Тэхёна и Чимина было это мастерство и умение спустя столько лет практики. Чонгуку сложно было скрыть свой сморщенный нос на фиолетовые синяки или даже кровоподтёки на ягодицах одного из друзей, когда он помогал им наносить заживляющий крем. — Рука, — коротко отвечает Чонгук, ловя взгляд Шуги на себе. Доминант не кажется удивлённым или разочарованным, Он просто принимает этот выбор. Что, думает про себя Чонгук, действительно радует. Часть его ждёт, что Тот сделает какой-нибудь комментарий, намекающий, что это довольно примитивно и скучно, но Шуга только кивает. — Двадцать ударов ладонью, я свяжу твои запястья и прикажу лечь ко мне на колени, — озвучивает Он то, что Чонгук, вроде как, знал и так. Парень никак не реагирует, пока не понимает, что Доминант ждёт от него какого-то ответа. — Да, — спешит пробормотать Чонгук. — Сэр, — добавляет следом. Он топчется на месте и не знает, что ещё должен сказать. Шуга, кажется, ничего от него и не ждёт. Он направляется к кровати и присаживается на край, только потом обращая внимания на застывшего на месте сабмиссива. Чонгук ждёт приказов, потому что это он и должен делать, вроде как. Ожидание заканчивается, когда из-под чёрной маски следуют уже знакомые слова, сказанные тоном, свойственным Доминантам во время сессии: уверенным, в меру громким и требовательным: — Раздевайся. В этот раз Чонгук может похвастаться своей быстрой реакцией на приказ, в отличие от их первой встречи. Движения всё ещё не выглядят так, будто он жаждет оказаться голым перед незнакомым мужчиной, но старается не медлить. Хочется побыстрее покончить с этим, как и всегда, и радует, что в этот раз ему хотя бы дадут заявленное в планах на сессию, а не часовой афтеркер. Снимая с себя одежду, Чонгук знает, что Шуга окидывает взглядом оголившуюся кожу, и сейчас это ощущается ещё более интенсивно, чем ранее. Чонгук стопорится, когда дело доходит до боксер, и тишина со стороны Доминанта никак не помогает, а только нагнетает атмосферу. Нет никакого смысла сохранять на себе нижнее белье, если они собираются заниматься спанкингом, и всё же это кажется некой последней преградой, ограждающей Чонгука от полной открытости. Не только в физическом плане. Ткань остаётся лежать смятым нечто на полу, как и остальные предметы одежды, и Шуга никак это не комментирует. Он терпеливо ждёт, когда парень поднимет свои глаза и только после этого жестом просит подойти поближе. В его руках приготовлен джут, слишком длинный, как и предполагал Чонгук, и всё же задавать вопросы нет времени. Ковёр под ступнями не такой уж и мягкий. На стенах нет никаких картин, способных привлечь внимание, и в воздухе всё ещё витает яблоко с корицей. Это не успокаивает нервы Чонгука, но гораздо лучше, чем густой запах благовоний. Из-за наготы движения получаются скованными и неуверенными: руки расположены по бокам, никак не прикрывая интимное место: Чонгук знает, что Доминантам это не нравится. Впрочем, лично Чонгуку не нравится испытывать стыд, и что с того? Взгляд Шуги можно описать как любопытный и прожигающий, странно благоговейный, стоит коньячным глазам пройтись по чужим татуировкам, накаченной груди, слабо выраженном прессе и тонкой талии. И, да, конечно же, эти бёдра. Чонгуку приходится лишь смириться, что его лапают взглядом так откровенно и бесстыдно, как будто он какая-то скульптура в музее; он испытывает гордость и унижение одновременно. Странное чувство. — У тебя прекрасная фигура, — комментирует Шуга, отрываясь от разглядывания и смотря на саба снизу вверх. Чонгук краснеет, снова акцентируя внимание на этой детали, и сжимает руки в кулак. Затянувшаяся тишина говорит о том, что следует что-то ответить на комплимент, и в голову ничего не приходит, кроме как короткого: — Спасибо, сэр, — и это настолько искренне, насколько вообще возможно, Чонгук не врёт. Он любит, когда его труды и старания замечают. Получать тёплые слова от друзей — одно, но когда они исходят от Доминанта, который не имеет никаких дружеских и даже приятельских отношений с Чонгуком, — совсем другое. — Я люблю вежливость, — кивает Шуга. — Повернись ко мне спиной, — приказывает он, и Чонгук с колебанием, но слушается. — Руки за спину. Доминант мягко, но довольно крепкой хваткой хватает чужие запястья, молча показывая, как их стоит держать, пока он занимается бондажом. Чонгук не может ничего видеть, кроме комнаты перед собой, но слышит, как Шуга сдвигается на кровати, а после чувствует джут на своей коже. Парень не успевает особо даже подумать, сколько времени это займёт, как запястья стягивает верёвка и оказывает ощутимое давление. Первая реакция — пошевелить руками, чтобы убедиться, что он действительно теперь скован и лишён возможности управлять ими. Он двигает пальцами и слегка прокручивает запястье, но особых успехов не добивается. Шуга мычит на его действия, а после следует что-то, похожее на приглушённый смешок. Что-то тянет его назад, и Чонгук теряется, но следует по инерции. Это что-то вроде поводка: верёвка достаточно длинная. Чонгуку не нравится мысль, что его будут дёргать за неё, как собаку. — Не беспокойся, — прерывает раздумья Доминант. — Сегодня это не будет использовано как часть практики, — и всё же это не остановит тебя, если ты вдруг захочешь, добавляет про себя Чонгук. Он хочет огрызнуться и ответить вслух, но поджимает губы. К чёрту. Все вполне неплохо начиналось, разве нет? — Повернись. С осознанием своей ограниченности в движениях и неспособности что-либо с этим сделать наступает момент беспомощности. Это не что-то, что бьётся в черепной коробке с чувством дикого страха, но отрицать очевидное — глупо. Чонгук умеет драться и защищать себя, но ноги не совсем то, что он привык использовать в таких целях. Рациональная его часть кричит, что ему не надо применять свои познания в боксе и тхэквондо. Шуга не собирается делать ему больно, не больше, чем они обговорили, и он сам хотел бондаж рук. Почему сейчас его мозг упрямо твердит, что в происходящем что-то не так? Чонгук дёргает руками, но безрезультатно. Шуга встречает его взглядом, полным всё того же любопытства, но сейчас вместе с ним появилось и лёгкое предвкушение. Зрачки, заполнившие карий цвет радужки, и всё это настолько интенсивно и тихо, что с губ Чонгука срывается дрожащий выдох. Он чётко прослеживает эту доминантную ауру, оказывающую на него всего давление, с которым он привык справляться каждый день, будучи по другую сторону баррикад. Что-то в голове говорит, что Чонгуку нужно оказаться ниже сидящего перед ним мужчины. Как будто опуститься на колени — одна из главных задач, и он обязан ей следовать. Может быть, добиться похвалы. Комплиментов. Угодить Ему. Получить награду за своё послушание. — Ты прекрасно справляешься, — говорит Шуга своим низким голосом, и Чонгук вместо ответа хватает ртом воздух, не в силах прийти к какому-то единому умозаключению. Нужно Его поблагодарить, да? Он только что похвалил его? Просто за то, что Чонгук стоит перед Ним со связанными руками и ничего не делает? Бондаж не должен так сказываться на нём, это просто, чёрт возьми, верёвка на его запястьях. Иногда Чонгуку легко отследить момент, когда его голова начинает немного теряться в происходящем. Это почти ни с чем не сравнимое ощущение головокружения, потери контроля над своими словами и действиями, а также сложности с удержанием внимания на чём-то конкретном. Намджун говорил, что в такие моменты единственная вещь, на которой стоит фокусироваться — твой Доминант, отдающий приказы и желающий, чтобы ты смотрел и слушал только Его. Чонгук не часто сталкивался с таким во время сессий с Тэмином, не говоря уже о Джее. Он помнит, как не мог замечать ничего, кроме властного присутствия мужчины за спиной, либо боли и жжения от ударов на своих ягодицах. И это было даже приятно в какой-то степени. Голова была в основном пуста, и в тот момент Чонгук не думал ни о чём, кроме как продолжать пытаться следовать Его приказам и ждать ещё одной порции боли. В тот раз он падал из-за стресса и навалившихся проблем, именно поэтому опустошение ощущалось сродни награде, облегчением, свободой. Он был переполнен эмоциями и одновременно с этим — нет. Странное чувство, но к нему наверняка легко привыкнуть. Смотря на Шугу сейчас, отмечая каждое его движение и слово, того чувства в голове нет. Есть предвкушение. Неуверенность. В ком? Чонгук не знает. В незнакомом Доминанте или себе? Может быть, в обоих. В противоречие этому есть Его взгляд, направленный только на него, не давящий, а просто ожидающий. Шуга терпелив, как и на их первой сессии. И Чонгуку всё ещё интересно, насколько Его терпения хватит. — Я хочу, чтобы ты сосредоточился сейчас на моём вопросе и последующем приказе, — медленно, но твёрдо говорит Шуга. И Чонгуку приходится сделать громкий вдох и проморгаться, прежде чем установить с Ним зрительный контакт. — Какое твоё стоп-слово? — Красный, — почти без раздумий отвечает саб. Шуга кажется на секунду удовлетворённым быстрым ответом. — Хорошо, я слышу тебя. Сейчас ты ляжешь ко мне на колени, задницей кверху, и получишь своё наказание, — мужчина указывает на свои бёдра, наглядно показывая, где хочет видеть Чонгука. Это кажется немного забавным со стороны. Нет, Чонгук вовсе не смеётся, просто на мгновение представляет, как примет необходимую позу на ком-то, кто слегка меньше его в размерах. Ниже ростом. Чонгук осторожен и смущён, когда сокращает оставшееся расстояния между собой и Ним, чувствуя себя немного неуклюжим из-за связанных рук. Шуга отодвигается с края кровати чуть дальше, даёт больше места для парня и молча наблюдает, как тот борется с самим собой в течение нескольких секунд. В конце концов Он помогает Чонгуку принять лежачую позу и терпит мгновение ёрзаний, пока сабмиссив не застывает на месте. Перед глазами — входная дверь и скучные обои, грудь касается дорогой ткани брюк, как и обнажённый член, который волнует их двоих в последнюю очередь. Чонгук думает, что рано или поздно у него могут заболеть плечи от напряжения, и обещает себе, что сразу же скажет об этом Шуге. Находиться в таком положении одновременно и привычно, и не очень: Тэмин лишь иногда предпочитал спанкинг лёжа, в основном приказывая наклониться над кожаным креслом или кроватью. Чонгук дёргается с испуганным звуком, когда чувствует лёгкое прикосновение пальцев к своей спине. Подушечки медленно скользят вниз, и даже еле оказываемое давление заставляет фокусироваться только на испытываемом ощущении. Ожидание и вопрос «что дальше?» затмевает разум, ёрзанье происходит само по себе, что не ускользает от внимания Шуги, предпочитающем прокомментировать это: — Ты очень напряжён, и я не знаю от страха это или предвкушения, — Чонгук вздыхает, когда чужая ладонь останавливается на пояснице и остаётся там всем своим весом. Рука Доминанта тёплая, но кажется почти что обжигающей в приглушённой комнате. Есть ли название тому, что сейчас испытывает Чонгук? Он просто знает, что хочет узнать следующие действия Шуги, но вместе с тем сбежать отсюда и никогда не возвращаться. Какая из этих мыслей рациональнее? В слабо дрейфующем состоянии Чонгук не сможет ответить. Он резко втягивает живот, когда Доминант решает полностью раскрытой ладонью мягко огладить правый бок парня, подняться выше, на лопатки, почти не задерживаться на загривке и спуститься снова на поясницу. Пытается ли Шуга таким способом помочь Чонгуку расслабиться? Неясно. Но это приятно, хоть и далеко от самой сути наказания. Чонгук не знает, что может по этому поводу сказать или спросить, поэтому просто сосредотачивается на чужих прикосновениях. В груди есть тянущееся чувство желания, потребности, нужды в следующем шаге Доминанта, в том, за которым следует боль. Но ожидание... в этом и правда есть что-то сладкое. Тишина перестаёт давить через несколько минут, дышать полной грудью становится легче, пока Шуга находится в каком-то своём мирке, как и расслабленный Чонгук. Его глаза прикрыты, мозг не находится в каком-то состоянии тревоги от удара, который должен вот-вот настигнуть его. Даже когда Его ладонь оглаживает ягодицу, скорее дразнящим жестом, чем с каким-то намерением, Чонгук молчит и не дёргается. Наверное, именно этого ждал Шуга. Шлепок по самой мягкой области правой ягодицы врывается в умиротворённое состояние Чонгука, разрушая его мгновение и принося с собой именно её. Боль. Она неожиданная и не проходит мгновенно, поэтому на неё легко перевести своё внимание. Первая реакция тела — увернуться. Податься вперёд всем корпусом, повернуть бёдра в сторону, надеясь уйти от чего-то, что уже настигло его. И, чёрт возьми, связанные руки помогают прийти к ещё одной мысли: у Чонгука ничего не получится. — Я не хочу, чтобы ты считал, — говорит размеренно Шуга, поглаживая место удара. Его обжигающая ладонь приносит ещё больший отголосок боли от удара. — И я не приказываю тебе не издавать ни звука, — он мычит, когда Чонгук тихо хнычет. — Наоборот, я хочу слышать тебя. И Шуга слышит. Нанося второй удар на левую ягодицу, Он получает то, что и хотел: вскрик, срывающихся с губ сабмиссива. Последующее мягкое поглаживание не приносит облегчения, оно только напоминает, что за этим последует ещё удар. И ещё. Прикажи Шуга считать, Чонгук смог бы сосредоточиться для собственного же успокоения на цифрах и знать, сколько осталось до конца наказания. Но с другой стороны? Только Он будет знать, когда оно закончится. И это позволяет Чонгуку сосредоточиться только на ощущениях. Жжение на мягкой коже не успевает исчезнуть, как боль настигает снова. На этот раз в комнате раздаётся громкое мычание, переходящее на «а!» из-за резких двух шлепков по каждой ягодице, следующих без промедления. И это больно. Очевидно, что это больно. Рука Шуги тяжёлая и широкая, может быть, в каком-то смысле идеальна для порки, потому что удар приходится как раз-таки на всю необходимую область. Доминант не спускается ниже или выше, точно зная, куда должна приходится основная часть наказания. Чонгук знает об этом, потому что нельзя не, когда живешь с двумя свитчами, любящими эксперименты и не имеющими никакого чувства стыда. Чонгук изворачивается на чужих коленках в течение ещё нескольких ударов, между которыми Шуга говорит какие-то слова похвалы, но кажущиеся для сабмиссива пустым лепетом. Он хочет услышать гордость в тоне Дома, что-то, что может успокоить и заставить не прикусывать до боли губу, когда ягодицы горят. Будь у Чонгука свободны руки, он бы сразу же попытался прикрыться или увернуться от чужой ладони и слезть с Него. И всё же, какая-то далёкая мысль, вполне осознанная, несмотря на очевидные факторы отвлечения, твердит, что так и должно быть. Ему должно быть больно, потому что его наказывают. За то, что он мог контролировать, о чём должен был позаботиться, потому что нет ничего важнее, чем забота о себе самом. Чонгук мог в любой момент, даже в первые дни накатывающего дропа, позвонить и назначить сессию. Ничего экстремального, просто для толики доминирования над собой, отказаться от контроля хотя бы на полчаса. В конечном итоге дроп привёл его к Шуге, который отказался от проведения экшена. — Хочешь напомнить мне, почему я тебя наказываю? — врывается в мысли Чонгука знакомый голос. Спокойный, тихий, доминирующий, но не требовательный. Или Чонгук просто ещё не научился чётко различать эмоции в тоне Доминанта. Шуга поглаживает поясницу и изгиб покрасневших ягодиц, касается подушечками пальцев, а после и всей раскрытой ладонью. Чонгук ждёт подвоха и прекрасно знает, что эти секунды передышки — всё, что он получит. Но, кажется, от него всё-таки ждут ответа. Он вздыхает всей грудью, также громко выдыхая, и просит себя не ёрзать, полагая, что за это его не похвалят. Чонгук облизывает губы, голова немного дрейфует по какой-то причине, очень сильно отвлекает и заставляет думать над ответом дольше, чем обычно. — Я… — хныканье рождается в горле. — Я был плохим? — это не ответ. Это вопрос. Шуга спрашивал совсем другое. Но это всё, на что Чонгук сейчас способен. Тело по инерции подаётся вперёд, когда Шуга ударяет его, и Чонгук хнычет громче, сжимает руки в кулаки и хватает ртом воздух. Больно, чёрт возьми. — Ты спрашиваешь меня? — интересуется Доминант, мыча, и Чонгук спешит беспомощно помотать головой. — Нет, нет, я… — вспомни слова, ну же. — Я был, — сглатывает, потому что во рту пересохло. — Я был плохим, — утверждение, в котором на этот раз нет сомнения. Хёны бы не согласились, мелькает мысль. Чонгук плохо обращался с ними. Плохо заботился о своём здоровье. Плохо вёл себя в целом — агрессивничал, игнорировал друзей, отмахивался от них и их заботы. Он не слушал советы, которые могли бы помочь ему. Чонгук плевать хотел на своё физическое и ментальное состояние, решив, что изнемождать себя до последнего — лучше, чем позвонить в «Чёрный лебедь». Чонгук делал много плохих вещей. Делает ли это его плохим? Может быть, он вкладывает в это слово немного другой смысл, нежели ждёт от него Шуга. В любом случае не кажется, что можно просто спросить Его. — Потому что ты не заботился о себе, — озвучивает Доминант и так промелькнувшие мысли в голове Чонгука. — Не так ли? Чонгук кивает, и вместе с криком от удара всхлипывает и утыкается лбом в мягкий плед. Это не помогает отвлечься от боли, и он дёргается на коленках снова. Ладони Шуги скользят по бёдрам, по их внутренней стороне, где кожа чувствительнее. На секунду Чонгук допускает мысль, что чужая рука опустится и там, но это было бы довольно опасно, не так ли? Шуга не причинит ему вреда. Он… Он не такой. — Да, сэр, — ответ приглушён из-за ткани, в которой Чонгук спрятал лицо. Шуга мычит. — Что ещё? — он обманчиво нежен с покрасневшими ягодицами сабмиссива и с силой проводит по ним ногтями, наслаждаясь ответным хныканьем. Терпеливо ждёт, когда Чонгук перестанет двигаться и пытаться увернуться. — Я не знаю, — выкрикивает парень, дёргает связанными руками за спиной в очередной попытке чего-то этим добиться, но ничего. Он ничего не может сделать, кроме как слушаться Его и принимать наказание, которое заслужил. Удар следует незамедлительно, и Чонгук готов разрыдаться от чувства безысходности. Он даже не знает ответа на чёртов вопрос. — Почему ты был плохим, Джейкей? — следует вкрадчивый вопрос, и сабмиссив мотает головой с каким-то новым рвением. — Я жду, что ты будешь отвечать, когда я тебя спрашиваю, — кажется, низкий тембр голоса становится ещё ниже. Блять. Что за чёрт. Продолжать попытки дать вразумительный ответ или выбрать молчание? За обе эти вещи последует удар, и Чонгук думает… разве это не то, что он хотел? Оказаться под чьей-то рукой, которая сможет помочь ему хотя бы на некоторое время. Отодвинуть от края пропасти дропа. Одна из сторон всё ещё кричит, что он сошёл с ума, сделав выбор в сторону сессии, которые так ненавидит, если только в них нет острой необходимости. Чонгуку приходится справляться с тем вихрем в голове, который возникает, когда боль из-за наказания смешивается со слабым чувством удовлетворения. Боль приносит с собой боль. Чонгук не тот, кто контролирует её. Не тот, кто решает — когда её нанести и с какой силой. Чонгук не имеет в этом вопросе вообще никакого голоса, решив ещё во время звонка Миён передать контроль и ответственность за своё наказание Шуге. И Чонгук понимает, что от него хотят, почему Ему так необходимо услышать ответ на вопрос, но просто… — Я был зол и плохо относился к Вам, — выкрикивает первое попавшееся на ум сабмиссив, ненавидя жжение в глазах. — Я нагрубил Вам. Мой дроп не должен был быть оправданием, — признаётся он, хватая ртом воздух. Ударов не следует. — Я оскорблял Вас без причины. И… и до сессии, — он не будет рыдать, не будет, не будет. — Я знал, что всё будет становиться хуже, если не найду Доминанта. И я просто позволил себе утонуть в Голоде и накатывающем дропе, — Чонгук не замечает, как впивается ногтями в кожу ладони, нанося себе вред. — Я ненавижу, что мне приходится ломать себя. Это не… это неправильно, — слова заглушается в громких всхлипах. — Это всё кажется таким неправильным. Намджун всегда говорил, что подобный эмоциональный всплеск во время экшена или после неё — одна из причин, по которой люди соглашаются на БДСМ-практики вообще. Кто-то под конец сессии желает получить оргазм, кто-то — упасть в сабспейс, а для кого-то необходимо вызвать небольшой катарсис, сопровождаемый чаще всего именно слезами. Чонгук давно знаком со стрессом, какими-то эмоциональными ступорами и зажимами, во время которых он даже не совсем может разобрать свои чувства, и чаще всего это просто копится. Та самая переполненная чаша, с которой Чонгук не знает, что делать. Может быть, этот срыв был ожидаем. Откуда Чонгуку об этом знать? Всё, что он чувствует сейчас — пропадающее давление на своих запястьях, ласковые руки, оглаживающие его тело: плечи, спину, талию; Шуга помогает ему перевернуться и устроиться на мягкой кровати, приподняв подушки. Чонгук прячет лицо в ладонях, пытается стереть слёзы, которые всё равно окрашивают щёки. У него болит задница, поэтому приходится ложиться боком, а потом он хватается за плед и одеяло под ним, словно они помогут защитить его от чего-то. Ласковый тихий голос не смолкает на задворках сознания достаточное время, чтобы вызывать у Чонгука некоторые вопросы и привлечь его внимание. Шуга прикасается к нему неуверенно, не знает, с какой стороны подойти и что именно сделать, но продолжает говорить. Чонгук думает, что в его речах нет особого смысла: там мелькают выражения «хороший мальчик» и прочая похвала, приятные комплименты и повторяющаяся просьба сказать, всё ли в порядке. Чонгук не думает, что после такого срыва и рыданий у него всё может быть в порядке, но всё равно кивает на очередном всхлипе. Часто ли такое случается во время наказания? Нет. Был ли он готов к такому вообще? Ответ тоже нет. Возникает небольшой страх от мысли, что это всё-таки произошло с ним, но с другой стороны успокаивает то, что Чонгук знает, что эти срывы иногда нормальны. Для других сабмиссивов, по крайней мере. Даже для Чимина и Тэхёна, насколько он может судить и вспомнить. Тишина в комнате, если не считать дыхания двух мужчин на кровати, повисает на какое-то время. Чонгук не может сказать точно насколько. Десять минут? Двадцать? Время сессии уже истекло? Вдруг ему придётся доплачивать? Не то чтобы он может себе такое позволить: разбрасываться деньгами всего лишь в середине месяца — плохая идея. Чонгук не замечает, как перестаёт плакать и хныкать, вместо этого просто уставившись взглядом на свои запястья, вытянутые перед лицом, и на еле заметный узор от верёвки. У него начинает болеть голова. — Джейкей? — слышит парень откуда-то со стороны. Ему приходится чуть обернуться, чтобы увидеть сидящего на краю кровати Шугу, с такой же, казалось, непоколебимостью и спокойствием, как и всегда. И всё же Его тон мягче, заботливее, слова аккуратные и тихие. Может быть, обеспокоенные. — Хочешь воды? — следует вопрос, на которой Чонгук почти сразу же кивает. Приподниматься совсем не хочется, но вряд ли будет удобно пить лёжа. К его губам прикасается горлышко бутылки, и он делает большие жадные глотки, не замечая, что несколько капель стекает по подбородку и шее. Шуга убирает от его лица воду и преподносит вместо неё плитку шоколада. — Съешь, — приказывает Дом, и Чонгук просто послушно открывает рот. У него иссякли силы, чтобы спорить, к тому же, ему понравился вкус сладости в прошлый раз. Прожигающий взгляд Шуги немного смущает, но Чонгук не собирается задавать лишние вопросы. Он понимает, к чему такое повышенное внимание. Часто ли Шуга сталкивается с такими эмоциональными моментами во время сессий? Скорее да, чем нет. Парень испытывает волну спокойствия, когда понимает, что Доминант остался спокойным и собранным, когда Чонгук, вроде как, буквально развалился на Его руках всего лишь за минуту. Шуга уверен в том, как справляться с такими вещами и как помочь партнёру. Даже если Чонгук не знает, как помочь самому себе. — Время… — начинает он, решаясь задать вопрос, но покачивание головы мужчины напротив прерывает его. — Сначала афтеркер, потом все остальные вопросы, — сказанное не подразумевает под собой никаких «но», и даже если Чонгук не понял это с самого начала, то выражение лица (даже наполовину скрытое маской) заставляет его поджать губы. — Как ты себя чувствуешь? — Ужасно, — выпаливает парень без раздумий и тут же морщится. Ладно, можно было как-то и помягче. Шуга понимающе хмыкает и кивает. Он пододвигается чуть ближе к Чонгуку и без разрешения берёт в руки его запястья, внимательно осматривая. Сабмиссив наблюдает, как Он касается подушечками больших пальцев следов, а когда удовлетворяет своё любопытство, то снова смотрит на притихшего Чонгука. — Позволь мне внести ясность по поводу некоторых вещей, — вряд ли у Чонгука есть право отказаться. Шуга не просит, он просто делает. — Я не ожидал подобной реакции во время сегодняшнего экшена, — признаётся он, и сабмиссив на секунду вспыхивает ненавистью: к себе или к ситуации в целом, не совсем понятно. Шуга не позволяет мысли надолго задержаться в голове парня. — Я не говорю, что она не приветствуется, Джейкей. Возможно, мне стоило подготовиться к любому исходу сессии. Учитывая, что мы мало друг друга знаем. — Вы хотите сказать вообще нихрена друг друга не знаем, — дерзость срывается с губ Чонгука, как будто уже давно была готова это сделать. — Мне типа правда очень жаль за свой срыв, — объясняет он, зная, что нагло прервал Шугу и не дослушал его. Но разве сессия не закончилась? — Это не то, что со мной часто происходит. — Да, я могу сказать, — тихо, но не достаточно для того, чтобы это проскользнуло мимо ушей Чонгука, говорит Доминант. — И всё сказанное мной в тот момент, — он сглатывает, прикусывает губу и хмурится. Как бы это сформулировать так, чтобы его гордость не была задета ещё больше? Чёрт, разве он не жалок в своих попытках оправдать себя? — Я правда извиняюсь, хорошо? — он смотрит на молчаливого мужчину. Тот даже не моргает в ответ. — Обычно я справляюсь со всем этим накопившимся дерьмом по-другому, а не через срыв во время экшена. Чонгуку кажется, что Шуга сейчас взорвётся, просто смотря и сохраняя тишину между ними. Он не знает, что именно говорит о том, в каком сейчас настроении находится Доминант, но это явно не радость или смирение. Скорее ярко выраженное недовольство, перемешанное с раздражением или даже злостью? На кого? На Чонгука? И что такого он сказал? — Игнорированием, я полагаю, — что-то в тоне Шуги говорит о том, что он не предполагает, а утверждает. Как будто уверен в своих доводах, и это поднимает в Чонгуке волну негодования. Шуга нихера не знает, вот в чем дело. — Ты хорошо справился с наказанием, Джейкей, — Он резко меняет тему, ставя парня в лёгкий тупик. — Эм… — И слышал всё, что ты сказал мне, — продолжает Доминант, не останавливаясь на сбитом с толку Чонгуке. — Повторю то, что сказал уже ранее: я принимаю твои извинения. Спасибо. Шуга удостоверяется, что смысл слов доходит до сабмиссива, несмотря ни на что. Они продлевают зрительный контакт всего лишь на какие-то секунды три, не больше, но Чонгук всё равно успевает смутиться и отвернуться. Это странная любезность между ними, учитывая всю ситуацию в целом и атмосферу в комнате. Он не знает, как к этому относиться, разве что согласиться с тем, что такое довольно приятно слышать. Это успокаивает. Вина всё ещё где-то там, внутри, но она уже не колется своими шипами так, как раньше. На самом деле Чонгук в целом чувствует себя немного опустошённым, и это больше в хорошем смысле, чем в плохом. Наверное. Непонятно, как это скажется на нём спустя несколько часов или завтра утром. Он же не упадёт в дроп, не так ли? — Я… да, что ж, — бормочет Чонгук, сжимая кулаки на пледе. — Спасибо и Вам за сессию, полагаю, — что он вообще должен говорить? И не время ли уже одеваться и уходить? Оплаченный экшен не резиновый. — Тебе нужно ещё несколько минут? — интересуется Шуга, вставая с кровати и смотря на сабмиссива сверху вниз. — Ещё воды? Шоколада? Обсудить какие-то вопросы? Сказать мне что-то? — Чонгук может только слушать с открытым ртом, не успевая переваривать всевозможные варианты, предоставляемые Доминантом. — Мы можем поговорить о наказании, если хочешь. Всё ли тебе понравилось? Это соответствовало твоим ожиданиям? — чёрт, нет, подождите. — Сэр, пожалуйста, — прерывает Чонгук мужчину, поднимая поднятую ладонь в его сторону и смотря на него с замешательством. — Не так быстро, — удивительно, но Шуга и правда замедляется. — Мне нужно удостовериться, что ты завтра не упадёшь, Джейкей, — вкрадчиво объясняет Доминант. Ему не нужно оправдываться, и, может быть, это и правда не является таковым. — В каком виде афтеркер будет для тебя эффективнее? Тактильность или какие-то слова утешения и похвалы? Чонгук в растерянности может только думать о том, что этот мужчина и правда относится к последующему уходу очень серьёзно. Именно по этой причине он теряется и может только сидеть на кровати, играя в молчанку, потому что это совсем не та вещь, к которой он привык. По крайней мере, не быть вовлечённым, а только смотреть со стороны: на своих хёнов, в конкретном случае. Тэмин предпочитал использовать слова, нежели прикосновения, и Чонгук не имел ничего против. Это работало. Это всё, что имело значение. Он не уверен, что обниматься с Шугой принесёт больше пользы, чем тревожности. — Я в порядке, — говорит он, прочищая горло и поднимаясь на ноги. Одежда, ему нужно найти одежду. — Я, — он оглядывается и игнорирует фигуру Доминанта. — Чувствую себя удовлетворительно? — кому адресован вопрос? Себе или Шуге? — Да. Именно так. Спасибо, что позаботились обо мне, сэр. Думаю, время уже давно закончилось. Чонгук бормочет что-то себе под нос, когда в спешке одевается, не волнуясь, что он расхаживает по всей комнате голым и с красной задницей. Чёрт, он даже ничем не обработал… — Остановись, — сила, вложенная лишь в одно слово, может принести больше эффективности, чем Чонгук когда-либо предполагал. Ему никогда бы больше не захотелось слышать это вновь, только не от Шуги, который сокращает расстояние между ними уверенными шагами и выглядя в целом очень серьёзно настроенным на что-то. Чонгук сжимает в руке ткань своей одежды, не зная, как поступать дальше: да, он не ослушался, но что собирается делать Шуга? Парень поднимает на Него взгляд, натыкаясь на нечитаемый взгляд в ответ, и пальцы сами разжимаются, пока он остаётся просто стоять, смущённый. — Мне нужно позаботиться о твоих ягодицах, — этот мягкий тон стал казаться почти обманчивым, думает Чонгук. — Я хочу позаботиться о тебе как следует после сессии и твоего эмоционального срыва, — продолжает Доминант, не прерывая зрительного контакта. Почему Он должен всегда носить эту ужасную маску? Тэмин этого не делал… — Я хочу ещё раз обсудить то, что ты сказал мне, когда извинялся. И я хочу, чтобы ты поверил мне, что я не пытаюсь обмануть тебя или заставить что-то сделать, но я был бы очень благодарен, если ты останешься здесь ещё на какое-то время. И позволишь мне хотя бы обнять тебя. — Это не имеет смысла, — без раздумий выпаливает Чонгук, чуть пятясь назад. — Время закончилось, у меня нет денег, чтобы продлить его, и я сам могу позаботиться об… — Почему ты снова отрицаешь? — прерывает Шуга, вздыхая. Чонгук сглатывает. — Отрицаю что? — Свои желания, — отвечает Доминант, приподнимая бровь. — Свои потребности. Что плохого случится, если ты разрешишь мне позаботиться о тебе после эмоционального экшена? — задаёт Он вопрос, поправляя чёлку небрежным жестом. — Это нормально, если ты не хочешь, но если ты просто делаешь вид, что тебе это не нужно, либо ты чего-то боишься… — Послушайте, это заходит слишком далеко, — огрызается Чонгук, громко и с гневом. Шуга выпрямляется, замолкая. — Вы снова устраиваете мне какой-то сеанс психотерапии, и я уже говорил, что не нуждаюсь в этом. Так что просто позвольте мне, блять, уйти, окей? — боже, боже, боже, он снова пожалеет о сказанном потом, и в чём тогда был смысл сегодняшнего наказания? Он не учится, не так ли? Наказание не привело его ни к какому выводу: он наступает на одни и те же грабли, с одним и тем же человеком, и Шуга снова просто это терпит и молчит. Доминанты не должны терпеть такой дерзости со стороны какого-то сабмиссива, так почему Он ещё ничего не сделал? — Джейкей, — произносит Шуга, стискивая зубы. Чонгук слышит это. — Пока ты не вышел из этой комнаты, я твой Доминант. И как твой Доминант я обязан удостовериться в твоей безопасности, — если бы не тон, который Он использует, Чонгук бы усмехнулся, но боится разозлить Его ещё больше. — Ты ложишься на кровать, животом вниз, и я обрабатываю твои ягодицы. Я не хочу слышать ни слова от тебя, только если тебе не больно или дискомфортно в физическом плане. Ты не задаёшь никаких вопросов, никаких попыток дерзить мне или ставить под сомнение мои решения касаемо твоего здоровья, и после того, как всё будет сделано, ты можешь уйти. Шуга умеет управлять своим голосом и интонацией, как когда-то и предположил Чонгук. И он может с уверенностью сказать, что такие Доминанты получают плюс один балл в карму, потому что если мужчина будет отдавать ему приказы вот так, Чонгук не уверен, что его сабмиссивая часть личности когда-нибудь воспрепятствует подчинению. В словах Шуги есть это чёртово покровительство, которое так ненавистно осознавать, этот контроль и уверенность в сказанном, в себе. Чонгук вздрагивает, поджимая губы. Может быть, у Него есть уверенность в нём: что Чонгук непременно послушается и сделает так, как ему только что сказали. — Я даю тебе право отказаться, — добавляет Шуга, несмотря ни на что. Право. Выбор. У Чонгука есть выбор, даже если он может сделать неправильный и пострадать. Доминант всё равно даёт ему право контролировать ситуацию, самостоятельно позаботиться о своём состоянии, не настаивая. Разве так поступают Верхние? Разве они не забирают у сабмиссива любые пути отступления, кроме стоп-слова? Почему Шуга такой… бессмысленно, бессмысленно, бессмысленно. И всё же это больше, чем Чонгук мог когда-либо представить. Он может решить сам. Может решить уйти и его не остановят, даже если Шуга считает, что следует остаться. Нет, Он настаивает на этом. — Вы даёте мне выбор? — глухо переспрашивает Чонгук и видит, с какой растерянностью отвечает на вопрос Шуга. — Да, — Он звучит так, будто это само собой разумеющееся: зачем вообще о таком спрашивать? — У тебя всегда есть выбор, Джейкей. Почему ты думаешь, что это не так? «Потому что я сабмиссив», хочет ответить Чонгук. «Потому что у моего отца его никогда не было». Он молча пожимает плечами и делает шаг в сторону кровати. Чем ещё этот Шуга может удивить?