***
— Дерись, слабак! В этот раз Иноске жутко разошелся. Танджиро почти выдохся, но держал стойку и уже несколько минут не мог пробить защиту напарника. Под конец тренировки они сошлись в рукопашную, у обоих по всему телу загорались синяки, оба даже не видели возможности сдаться. — Что, лобешник, силенки кончились? «Лобешник!?». Вдруг Танджиро боковым зрением увидел, как Кочо вывела Ренгоку на энгаву и начала что-то ему говорить. Делая вид, что он кружит вокруг Иноске, Камадо вышел так, чтобы смотреть на них прямо. Кажется, девушка что-то объясняла насчет территории поместья, и мечник периодически кивал в ответ. — Куда это ты уставился? Иноске на секунду отвлекся, чтобы быстро глянуть за спину, Танджиро тут же метнулся к нему, делая идеально успешную подсечку. Хашибира вытянулся на земле, и соперник немедленно оседлал его, захватывая руку на болевой прием. Нельзя, чтобы кто-то увидел, что он «уставился» на Пламенного столпа. — Моя новая тактика – отвлечение внимания. Работает, правда? Танджиро прихватил с собой воды и сейчас во всю наслаждался ей в тени дерева. Солнце стояло уже высоко, и жара брала свое. Но не для всех. — Ты так уныло бегаешь, что тебя даже догнать не хочется. Где твоя блестящая скорость богов? — спрашивал Тенген на бегу у еле волочившего ноги Зеницу. — Осталась… на десятом… кругууууу… «Опять будет ныть, что ноги болят» — подумал Камадо, провожая их взглядом. Друг будет в поместье Бабочки еще пару дней, а затем, возможно, переберется к наставнику. Вдруг ему что-то померещилось за ветвями дерева. Что-то до боли знакомое. Знакомая голова. Танджиро впился в нее взглядом и даже раскрыл рот от удивления. «Ренгоку-сан? Куда он пошел? Только что же был на энгаве у дома…». Маленькая фигурка вдруг пустилась вскачь, и Камадо понял, что это вовсе не тот Ренгоку, о котором он подумал. «Его» Ренгоку так и сидел на энгаве, но сейчас аккуратно спрыгнул и распахнул объятия своей маленькой копии. Маленькая копия с осторожностью прилипла к Кёджуро и начала клубочиться в его руках, пытаясь обнять со всех сторон, посильнее прижаться и почти рыдая при этом. «Младший братишка» — догадался Танджиро. Они уселись обратно на энгаву. Сенджуро не переставал что-то щебетать и ерзал на месте. Эмоции били из него ключом. Кёджуро еще никому на памяти своего тсугуко так ласково не улыбался. Он гладил брата по лицу, словно тот все же не сдержал слез, поправлял ему волосы, отвечал на бесконечный поток вопросов. Танджиро залюбовался. Ему вдруг подумалось, каким несчастным был бы этот ребенок, если бы ворон сказал ему, что Кёджуро больше нет… Ликующая радость снова запела в груди. Он спас не просто человека, а целую семью. Танджиро подождал, когда Сенджуро немного успокоится, и решил подойти к ним. Ему очень хотелось познакомиться с этим милым мальчиком. Кёджуро заметил его и что-то сказал брату, отчего его янтарные глаза стали почти идеально круглыми. — Я Камадо Танджиро, — сказал мечник, сделав вежливый поклон. Сенджуро спрыгнул на землю и тут же упал на колени, коснувшись лбом земли. — Спасибо Вам, что спасли моего брата! Спасибо! — мальчик поднялся и поцеловал руку Камадо, который даже покраснел от смущения. — Я Ренгоку Сенджуро, и я никогда не забуду Вашего подвига для нашей семьи!***
— Брат зовет меня в наше поместье, как только Кочо даст добро. Думаю, мне придется отпрашиваться, — Пламенный столп довольно болтал ногами, не достающими до земли с высоты энгавы. — Хочу повидать отца. Хочешь сопровождать меня, мальчик мой? — К-конечно, Ренгоку-сан. Посылайте за мной в любое время. — Только позволь тебя предупредить: мой отец бывает не очень приветлив. — Меня это не пугает, Ренгоку-сан. Я просто провожу Вас. Могу подождать снаружи. А что Кочо-сан говорит о Вашем состоянии? — Она говорит, что лекарство, которое я получил, уникальное. Шинобу никогда не видела ничего подобного и искренне восхищена тем, кто создал его. Ей даже понравились мои швы, — Ренгоку засмеялся в своей обычной манере. — Кстати, я опрометчиво почесал глаз на вокзале. Кочо сказала, что я чуть не занес инфекцию. Ну, мне пора. Скоро принесут обед и порцию лекарств. Кёджуро начал подниматься, чтобы уйти. Танджиро снова запустил внутри себя игру на выживание, игру во все или ничего. Несколько раз беззвучно вздохнув, как перед погружением, он выпалил: — Ренгоку-сан! Можно мне пообедать с вами? — М? Конечно, мальчик мой. Я тут снова в одиночестве большую часть времени. Кёджуро, наконец, встал и двинулся в больничное крыло. Танджиро засеменил следом. Он снова выиграл! Вытянул счастливый билет – Кёджуро был согласен провести с ним время. Только они, и больше никого. Закралось подозрение, что Шинобу может не одобрить такого, но видимых причин для этого парень не нашел. — Вы как всегда вовремя, Ренгоку-сан, — пролепетала Нахо с подносом в руках около двери в комнату столпа. — Большое спасибо, девочка. Кёджуро открыл дверь и пропустил вперед своих гостей. Нахо поставила поднос на столик и ушла, пожелав всего хорошего. Помимо столика здесь была кровать, зонированная белыми шторами, с небольшой тумбой сбоку, широкое окно и небольшой шкаф, в котором сейчас хранилось пламенное хаори и таби – все, что осталось от его одежды. В больничном крыле он носил черные хакама с серым верхом и гэта, как у всех обитателей поместья. В этом почти домашнем виде Кёджуро, наконец, начал казаться своему тсугуко обычным человеком, а не обожествляемой сверхсущностью, на которую все мечтают равняться. Он сел за столик и сложил руки в короткой молитве. Нахо принесла маленькую порцию риса без соли, какие-то пропаренные стручки – Танджиро не мог понять по запаху, что это за растение, или просто не знал его название – и два стакана: с чаем и какой-то мутной жидкостью. — У меня прогресс, мальчик мой. Мне дали какие-то растения! — столп был искренне обрадован. — Ох, я принял тебя, но где же твой обед? Еще не севший Танджиро так и замер. Им подают еду в его крыле! Иноске и Зеницу сейчас наверняка недоумевают, где же он… — М-мой хашира, то есть, Ренгоку-сан, простите меня, я забыл, что нас кормят там. Я мигом вернусь сюда и составлю Вам компанию, простите! — Я подожду тебя, мальчик мой! — крикнул Ренгоку вслед. На энгаве около входа в больничное крыло Танджиро увидел Иноске и Аой. Поднос с едой стоял сбоку, кабанья маска покоилась рядом. Впервые Хашибиру что-то заинтересовало больше, чем еда. Аой держала на коленях большую карту, сложенную в четыре раза. — Вот это, — она прочертила пальцем широкую дугу. — Регион, вверенный Ренгоку-сану. А здесь — Узуй-сану. Их границы очень близко, поэтому Ренгоку-сан и Узуй-сан хорошие друзья. — Огооо, — протянул Иноске, тараща глаза. — У Кукольных глазок такая большая территория… Наверно, он часто дерется за нее с другими столпами… — Нет, они же не животные! — А что здесь написано? Больше Камадо их не слышал. Ничто не имело значения, когда его ждал наставник.***
Прошло несколько дней. Время от времени Танджиро наведывался в больничное крыло, чтобы составить наставнику компанию. Ренгоку поправлялся на глазах и даже начал принимать участие в тренировках тсугуко, но чаще сидел на облюбованной энгаве, один или вместе со столпом Звука, и наблюдал за окружающим миром. Видя их вместе, Камадо старался не вмешиваться, ведь столпы наверняка обсуждают какие-то важные моменты. Сенджуро, которого Иноске окрестил «Маленькие Кукольные глазки», приходил почти каждый день. Танджиро снова не влезал, вежливо оставляя их вдвоем, и однажды даже подал братьям чай. Благодарный взгляд обоих Ренгоку согревал его сердце еще долгое время. Сегодня Пламенный столп чувствовал себя куда лучше обычного. Танджиро очень хорошо это ощущал. Удары деревянными мечами сокрушали его защитные движения, а поблескивающий на солнце обнаженный торс, щедро покрытый шрамами, сокрушал волю. Ренгоку размахивал двумя орудиями быстрее, чем тсугуко успевал реагировать. Особенно больно они попадали в синяки, оставленные Иноске. Он знал, что Кёджуро его жалеет. Пока. Кочо жестко ограничила нагрузки и велела внимательно слушать тело. При любых признаках дискомфорта тренировку следовало немедленно окончить. На мечах испытания не окончились. Ренгоку выплеснул в лицо Камадо стакан воды. И еще один. И еще один. Посоперничать в скорости реакции с Пламенным столпом мог разве что Санеми Шинадзугава, но никак не Танджиро Камадо. Бедный мечник никак не мог накрыть стакан быстрее. Казалось, руки Ренгоку работают быстрее, чем бегут импульсы в мозгу его тсугуко. Суми исправно подставляла новые стаканы, и скоро Танджиро почти полностью вымок. У Кёджуро же даже испарина не выступила. — Быстрее, Камадо! Танджиро не знал, куда бросить остатки сил: на концентрацию дыхания, на летящие в него шарики или на то, чтобы не умереть. Кёджуро бросался с убийственной точностью. Даже когда Танджиро удавалось выполнить требование и поймать шарик рукой, ладонь больно обжигало. Обязательное условие делало игру невыносимой: если наставник кидает левой рукой – лови правой и наоборот. За каждый пропущенный или неправильно пойманный шарик Танджиро ждало одно отжимание. — Еще! Быстрее, мальчик мой! «Еще! Быстрее, мальчик мой!» — слова столпа больно укусили юного мечника где-то глубоко внутри. Они вспороли какую-то новую, неведомую грань мыслительного калейдоскопа. Он вдруг представил иную обстановку, в которой мог бы услышать эти слова. Не командные, а просящие. Не криком, а обжигающим шепотом. Легкая дрожь прошлась по телу, растрясая воспоминание о том, как Танджиро заснул возле наставника. Его тихое «мальчик мой» в самое ухо, в самую душу. «Быстрее, мальчик мой» — как приятно было перекатывать эту фразу в сознании… Потеряв бдительность, Танджиро получил шариком в лоб, поскользнулся на траве и упал навзничь. Шишка останется просто замечательная.***
Танджиро беспокойно вертелся на футоне. Спасибо всем богам за то, что Зеницу еще не вернулся из поместья Узуя, а Иноске где-то торчит с Аой. Танджиро нужно подумать. Танджиро нужна тишина. «Еще! Быстрее, мальчик мой!». Слова столпа вгрызались в самые нежные участки души. Мечник боролся со старым знакомым чувством. Через это чувство проходят все молодые юноши. Оно берет под контроль твое тело и строит распорядок дня по своим прихотям. У тебя здесь больше нет власти. Кровь устремляется в одну точку, требуя от рук такого, о чем и вспоминать потом стыдно. Он вспомнил, как по нескольку раз в день убегал в лес рубить дрова. Уединиться в доме было невозможно. Зато поленница всегда была полна, и старший Камадо имел славу самого трудолюбивого ребенка. Именно это чувство одолевало его. Выкручивало мозг в поисках потаенных страстей. Неискушенное сознание могло выдать только драгоценного Ренгоку-сана. «Еще! Быстрее, мальчик мой!». Танджиро схватился за голову. Внезапное осознание тенью прокралось в подавляемые фантазии: Ренгоку-сан ведь не так давно был «тем самым» юношей. Он ведь тоже ощущал подобные телесные позывы? Воображение подкидывало сцены, снимающие с наставника божественную ауру и приводящие его в образ обычного человека с обычными потребностями. Нет, невозможно. Только не он, только не этот праведный и искренний человек. Он просто не мог тратить свою жизнь на такие приземленные вещи. Это порочно, это нужно прятать глубоко внутри и никому не признаваться. А Ренгоку-сан… он ведь совсем непорочен. Совсем непорочен? Танджиро, словно в горячке, вертел образ наставника в голове и не мог найти в нем недостатков. Это означало только одно – он совсем не знает Кёджуро Ренгоку. Все люди порочны. Все хранят свои грязные секреты. А вот и грязный секрет Танджиро Камадо – он был просто без ума от своего наставника, он хотел его дрожи в коленях. «Еще! Быстрее, мальчик мой!». Зеницу был прав, а мир был до слез несправедлив.