***
— Так Вы… Вы знали? — Правильнее сказать, догадывался. Знаю я теперь, — Кёджуро встретил в глазах тсугуко искреннее удивление и чуть не засмеялся. — Мальчик мой, у Тамаё ты пришел спать на мою кровать. — Я думал, Вы спите… — Я же столп. Я потеряю бдительность, только когда умру. Танджиро со стоном закрыл лицо руками. Он-то считал, что держит свои чувства и поведение в строжайшей тайне… только не от Зеницу, разве что. Каким же глупцом он себя ощущал. Ренгоку все это время все видел. Читал, как открытую книгу. Ну конечно, почему Танджиро вообще думал, что способен хоть что-то утаить от этого человека? — То, что ты сейчас ощущаешь – нормально, — дружелюбно сказал Кёджуро, сидя на облюбованной ступени. — Когда испытываешь сильные чувства впервые, легко можно наделать глупостей. — У-у Вас это тоже впервые? — в сердце Камадо зажглась слабая надежда, что наставник так же неопытен, и ему не с чем сравнить сегодняшний позор своего тсугуко. — Смотря о чем говорить… Глупостей, я, конечно, наделал немало. Надежда умерла, так и не разгоревшись. Ну конечно, как такой статный красавец в двадцать лет может что-то испытывать впервые? Да еще и к мальчишке низкого ранга. — Мальчик мой, что за уныние? Что тебя расстроило? — Извините, Ренгоку-сан, просто Вы первый человек, к которому я испытываю такие чувства. Я думал, что я у Вас тоже… ну… — Ты сегодня сделал очень серьезное признание, и я тронут. Думаю, надо рассказать тебе кое-что. Никто, кроме Узуя, не знает об этом. Нет-нет, не делай такие большие глаза, не надо поспешных выводов. Может быть, перейдем в комнату? Я распоряжусь, чтобы подали чай. Какой ты хочешь?***
— Когда мне исполнилось девятнадцать лет, Тенген решил сделать мне подарок. Он отвел меня в Квартал Красных фонарей и сказал выбирать любое заведение. — Кёджуро отпил из своей пиалы и повертел ее в руках, осматривая край. Он сидел на мягком футоне в плохо запахнутом халате на голое тело. Чем-то его вид напоминал последний день у Тамаё. — Я выбрал «Алую сакуру», и он оплатил мне два часа. Тут особо нечем гордиться или хвастаться. Моими первыми женщинами были две куртизанки, вот и вся история. — Я… Я не ожидал услышать что-то подобное… — Танджиро представил своего наставника в окружении двух соблазнительных гейш, картина вышла весьма занятная. Мысли вышли на поверхность румянцем на щеках. — Правда, я с ними не целовался… Я не особенно брезглив, но отчего-то не стал. — Но разве… То есть, разве… Я признался Вам, но ведь это бессмысленно. В-вам нравятся девушки, Вам и должны нравиться девушки. А я просто болен душой. Люди должны любить людей другого пола и заводить семьи… — Мальчик мой… — Ренгоку-сан! Запретите мне Вас любить! Скажите, что я не должен, ведь это неправильно! Скажите, что это приказ… На глазах Танджиро наворачивались слезы. Он поспешил закрыть лицо руками и отвернуться. Ему нужно собрать все мужество, чтобы принять страшные слова. Ренгоку поставил свой чай, подошел к нему и сел напротив. Камадо не решался даже на зрительный контакт, тогда столп сам отнял его руки от лица и заставил посмотреть на себя. Вот оно. Как сильно этот мальчишка похож на него. На того Кёджуро, который впервые познал эти чувства, на того, которому не разбили сердце. Точно так же пугается и ничего не понимает, думает, что совершает ошибку, что он и есть ошибка. История повторяется, вот только он не даст ей пройти по тому же порочному кругу. Камадо, заикаясь и путая слова, признался ему в симпатии и перевернул новую страницу его жизни. Теперь все будет иначе. Теперь его снова будут любить. Сердце Пламенного столпа болезненно сжалось, словно незаживающие раны получили, наконец, хоть какое-то лечение. — Камадо, на правах твоего наставника я запрещаю тебе говорить про себя такие вещи. Едва большие, блестящие от слез глаза встретились с янтарными, Кёджуро быстрым движением поцеловал его. В этот раз без ударов и утоплений. Мальчишка растаял моментально. Такой мягкий, такой невинный, что столп уже от осознания собственного «первопроходства» потерял голову. — Мальчик мой, как ты себя чувствуешь? Вместо ответа Танджиро прижался к нему, уткнувшись носом в шею. Ренгоку обнял его в ответ, поглаживая по спине, по волосам. — Я хочу быть только Вашим, Ренгоку-сан. Хочу быть с Вами! — он заглянул наставнику в глаза. — Но ведь… как Вы это можете? Почему Вы целуете меня? Мы ведь с Вами… — Я из тех людей, которым… так сказать, не важен пол. Я могу любить как женщин, так и мужчин. Вероятно, это наша общая черта. Танджиро практически уселся на чужие колени и поглаживал обнаженную грудь Пламенного столпа. Он впервые слышал о подобном явлении, и осмыслить это было непростой задачей. Неужели это и есть та «темная сторона» его идеального Кёджуро? Рука легонько поддела подбородок юного мечника, поднимая голову. — О чем ты задумался? — Ренгоку-сан, а Вам… Вам нравилось, когда я Вас расчесывал? — Да, мальчик мой. Надо признать, меня это сильно возбуждает, — Танджиро икнул от неожиданности. — Я сам не знал, что именно твои касания так повлияют на меня. Юширо расчесывал меня во сне, но это было совсем иначе. Я долго не мог заснуть, потому что вспоминал твои руки. А когда Юширо впервые отвел меня в сэнто, я наконец-то смог… сбросить это напряжение. Я так долго с этим провозился, что демон забеспокоился и больше не пускал меня одного, — засмеялся Кёджуро и погладил тсугуко по голове. Танджиро не мог поверить в то, что услышал. Пораженный честностью наставника, он только хлопал глазами. Что за неведомая завеса ему приоткрывается? — В-вы делаете это с собой? — спросил он почти беззвучно. — Вы себя… ублажаете? — А почему нет? — Ренгоку был удивлен вопросом не меньше, чем его тсугуко. — Потому что Вы… Вы такой… правильный… идеальный. Я считал, что Вы непорочны… Кёджуро захохотал так, что мальчишка свалился с его ног, от приступа смеха он даже наклонился на бок и схватился за живот. Танджиро никак не мог взять в толк, что он такого сказал. От чего его наставник почти катается по полу, заливаясь смехом. Он смущенно поправил свой халат и сел на колени, решив дождаться, когда ему уже хоть что-то прояснят. Наконец, Пламенный столп сел по-турецки, стирая выступившие слезы. Его лицо раскраснелось, дыхание бессовестно сбилось. Посильнее запахнув халат, Кёджуро взял свою пиалу с чаем и сделал несколько глотков. — Мальчик мой, я хочу рассказать тебе одну историю. Опять же, никто, кроме Тенгена не знает и не должен знать. — Узуй-сан много знает о Вас… — Потому что я разговорчивый, если напьюсь, — Камадо снова вытаращил глаза, вызвав усмешку наставника. — Так вот…