Братья

      Огни вечернего города проносились цветным потоком, когда Би, уткнувшись лбом в холодное стекло дверцы, ехал в машине с Праймом. На этот факт, честно говоря, ему было уже всё равно…       «Нет, просто похуй», — обречённо выдохнул Бамблби, косясь на сосредоточенного на дороге мужчину и решая, что обо всём подумает завтра.       Переведя взгляд обратно на яркие улицы с огромными вывесками, Би заметил, что они постепенно начали сменяться на спокойные кварталы, где были одни только жилые постройки. Накрапывал дождь, и работающие дворники смазывали скатывающиеся дорожки капель с лобового стекла. В машине было тепло и пахло кожей салона и, что примечательно, достаточно приятным одеколоном Прайма. Бамблби понял, что этот запах не душит, а будто обволакивает в какой-то тёплый кокон.       Мерный гул двигателя, работа дворников, барабанящие по лобовому стеклу и крыше капли дождя, а также ровный шум дороги под колёсами успокаивали. Мужчина не лез с расспросами и с советами, да и вообще будто делал вид, что Бамблби здесь не было.       Оно и к лучшему.       Через какое-то время, когда Би уже пускал слюни на стекло, Прайм свернул с дороги, паркуясь рядом с тротуаром у дома парня. Многоквартирная пятиэтажка с большим крыльцом была вполне приличной на вид. Прайм вдруг выдохнул, осознавая, что готовился увидеть худшее, но вроде всё обошлось. В деле говорилось, что у семейства Бэев был дом, но Би его продал и оплатил на все вырученные деньги часть долга — денег на выплату всего, конечно, не хватило. Но до того дома у семьи Бэев была квартира, пусть и маленькая по площади, сейчас она идеально подходила Бамблби, живущему одному.       За плечо оторвав парня от стекла, Оптимус потряс его, разбудив. Разлепив сонные глаза, Би обвёл салон мутным взглядом. Тёмные волосы с двумя светлыми прядями снова были взлохмачены, падая на глаза и смешно топорщась кудряшками на концах. Парень вдруг нахмурил брови при виде лица мужчины и отвернулся, открывая дверь. И даже чёрная куртка не стала помехой для его быстрых и плавных движений при выходе из салона. Удивительно.       «Действительно камикадзе», — заметил Прайм, мысленно хмыкнув.       — Слюни свои оттирай от стекла моей машины, — притворно грозно заявил Оптимус, наклоняясь всем корпусом на пассажирское сидение так, чтобы увидеть уже выскочившего на улицу парня.       Тот обернулся, пожевал губы в приступе стыда и злости и с силой захлопнул дверцу, пулей взлетая на крыльцо.       — Точно тот ещё чёрт, — помотал головой Прайм, кидая последний взгляд на запотевший участок на стекле и стекающую маленькую слюнку. Зависнув на ней, Оптимус преждевременно дал себе пощёчину, наконец, очнувшись.       «Надо делать так чаще».       Кованные металлические перила крыльца были обвиты тонкими и пожухлыми ветками плюща, а железная и тяжёлая дверь была приоткрыта, и Оптимусу показалось, что Бамблби специально её не закрыл, давая ему выбор. И, по-хорошему, Прайму стоило бы уехать. Стоило бы.       Подъезд многоквартирного дома встретил Оптимуса запахом плесени и сырости — что ещё можно было ожидать от дома в самом конце осени? Стены, выкрашенные в тёплый светлый оттенок не то жёлтого, не то розоватого цвета, были расписаны знаками, подписями и прочими художественными шедеврами, которые оставили после себя вандалы.       Здесь был и лифт, но Бамблби снова им не воспользовался, судя по тому, что Оптимус слышал шаги на лестничном пролёте выше.       Ускорившись, Прайм нагнал парня на третьем этаже, где тот привалился лбом к входной двери в квартиру. Он стоял, сгорбившись и уперевшись макушкой в железный косяк, и глядел вниз на замочную скважину, куда пытался вставить ключ.       А вот Прайм не помнил в куртке парня ключей с брелоком в виде пчелы. Он взял их где-то здесь, в тайнике?       Нависнув тёмной фигурой сверху и пристально наблюдая за попытками Би вставить ключ, Оптимус понял, что парень и не пытался попасть домой. Он просто смотрел в пустоту.       — Позволь мне, — тихо и мягко сказал Прайм, нагибаясь и забирая из холодных пальцев небольшой ключ.       Би так и остался стоять, не обращая внимания на происходящее вокруг, в то время как Оптимус быстро открыл дверь в квартиру. Перехватив Бамблби за плечи, он отвёл его от двери, открывая ту нараспашку.       Бамблби вдруг проморгался, снова нахмурился и высвободился из захвата. На этот раз не резко вывернувшись, а спокойно отодвинувшись, он прошёл в коридор квартиры, стянул ботинки вместе с курткой, не включая света, и вдруг обернулся на вставшего в проходе Оптимуса.       — Чего встали-то? — резко спросил он.       Ему надоело, что в один момент Прайм был такой весь из себя смелый альфа-самец, а в другой внезапно превратился в застенчивого и праведного мужика. Пусть он либо надоедает, чтобы в конец с ним разосраться, либо же проваливает сам, чтобы вот так не стоял, как истукан, и не давал Бамблби причин давать ему какие-либо идиотские и никому ненужные — а такие ли уж ненужные? — шансы. Но раз уж Оптимус втянул Би в неприятности с полицией и с самим собой, то пусть потом сам сполна насладится общением с бандами, где связь с полицией, а тем более с ФБР, в большинстве случаев оказывалась смертельным исходом.       Дверь захлопнулась, и квартира снова погрузилась во мрак. Нащупав выключатель, Прайм щёлкнул им, и жёлтый свет залил коридор. Здесь была пустая вешалка, на которой сиротливо ютилась куртка Бамблби, а теперь и пальто Прайма, а у низкой тумбочки стояла одна пара чёрных изношенных кроссовок. Аккуратно поставив свои кожаные полуботинки, Оптимус обратил внимание на состояние обуви парня. Толстую подошву покрывали трещины, а сами кроссовки уже были изрядно потрёпаны, отчего на сердце у Прайма сделалось тяжело, потому что сознание тут же провело параллель между состоянием этой обуви и их хозяином. Неужели Оптимус действительно стареет и от вида одинокой потрёпанной обуви ему становится жалко парня?       Пройдя вглубь коридора, где скрылся Бамблби, мужчина понял, что на задворках сознания беспокойно крутилась какая-то мысль, но наплевав на неё, он оглянулся. Пространства в квартире было предостаточно, потому что Оптимусу не приходилось горбиться, проходя через дверные проёмы. Слева была узкая, но длинная кухня, от которой по правой стороне расположилась гостиная. Из мебели, кроме низкого журнального столика, ничего не было, только огромные коробки заполняли гостиную с голыми стенами.       В тихой квартире было по-настоящему одиноко и уныло, а ощущение заброшенности усиливал душный и пыльный воздух, который не давал возможности нормально дышать. Впечатление ухудшали и знание судьбы парня, и угадывающиеся на стенах дальнего коридора фоторамки, которые сложно было разглядеть в этом мраке, и вид неразобранных коробок. Развеять мрак у Оптимуса не поднималась рука — не хотелось тревожить спокойствие этого дома.       Пройдя мимо кухни и гостиной, Оптимус зашёл в длинный коридор. Здесь напротив друг друга располагались двери. Заглянув в первую по левой стороне, он обнаружил ванную, во вторую по правой — закрытую комнату. Навыки агента ФБР по криминалистике не давали о себе забыть — Прайму было жизненно необходимо проверить все комнаты, ведь нередко эта привычка спасала ему жизнь, но вспомнив, что он всё-таки находился не на месте преступления, оставил это зудящее желание и двинулся дальше.       Логически прикинув, что со стороны ванны следующей дверью будет туалет, Оптимус сделал выбор в пользу последней оставшейся, к тому же именно за ней и скрылся Би. Немного приоткрыв дверь, он увидел еле горящий ночник в форме пчелы и развалившегося на кровати Бамблби.       На этот раз не став мешкать, Прайм тихо прошёл внутрь, разглядывая комнату. Слева от двери была кровать, дальше — большой шкаф, окно, под которым стоял стол, и уже на правой стороне комнаты стояла ещё одна кровать, на которой звёздочкой развалился Бамблби, и у самой двери, с правой стороны, стояла небольшая тумбочка, на которой возвышался телевизор старой модели.       Вернув взгляд на Би, Оптимус заметил, что парень даже не удосужился раздеться как следует. А чтобы выспаться нормально, стоило хотя бы снять носки и штаны, а ещё лучше всю одежду. Стоило…       «Дьявол», — одёрнул себя Оптимус, понимая, что мысли его ушли в другое русло, и чтобы отвлечься, он вошёл в комнату, продолжая осматриваться по сторонам.       Кровать и тумбочка, стоящие напротив друг друга у двери, принадлежали младшему брату. На тумбе были фотографии, одна из них — с Би и родителями. Какие-то детские поделки, нотные тетради с наклейками в виде пчёл, игрушки-фигурки мультяшных героев и журналы. Шкаф старшего брата был больше и вмещал на свои полки ещё и кубки с медалями, надписи на которых прочесть было невозможно, но Оптимусу уже и не нужно было их читать — ему действительно хватило полномочий, чтобы узнать о Бамблби всё.       — По некоторым слухам, настолько близкого человека с Баррикейдом попросту нет, — передёрнул плечами Джаз от отвращения.       — Ваша цель — любовник Баррикейда?       Вечерний разговор трёхдневной давности вдруг пронёсся в памяти Оптимуса, и его как молнией прошибло осознание: Бамблби — любовник Баррикейда. Грудь сдавила злость, а челюсть сжалась. Оптимусу потребовалось время, чтобы прийти в себя. Этот мальчишка и есть та подстилка Баралица? Этот парень, что изо всех сил пытался выжить и обеспечить брата, каждый раз ложился под этого урода?       Прайму не хватало воздуха. Пока Би мирно сопел, в очередной раз пуская слюни на подушку, Оптимус сгорал от ненависти. Все эти полтора года он мог оказывать ему помощь, мог хоть как-то поддерживать, а заместо этого засунул их дело в долгий ящик под грифом «нераскрыто».       Оптимусу вдруг страшно захотелось убивать. Точнее, убить одного конкретного человека, если тот таковым вообще являлся.       А что, если Прайм слишком сильно загонялся? Вдруг Би и так нормально жил? Да, брат в приюте, но всегда в тепле; да, на Би весит долг отца, но ведь Баррикейд его и не убьёт, тем более когда он его…       «Да твою мать», — саданув кулаком по дверце шкафа, Оптимус оставил на ней вмятину, потревожив и Бамблби.       — Вы собрались кроме моей жизни ещё и квартиру разнести в клочья? — послышался заспанный голос с кровати, последняя скрипнула.       Обернувшись на привставшего на локтях полусонного парня, который выглядел совершенно по-домашнему и оттого беззащитно, у Оптимуса ёкнуло сердце. Ну как эта жизнь может быть ему по душе? Разве стал бы он обращаться к Прайму за помощью, чтобы тот проведал брата, будь у него хоть кто-нибудь, кому он мог по-настоящему доверять? Разве если бы он был бы дорог Баррикейду, тот не нашёл бы его в кратчайшие сроки? Конечно же нет, всё это просто бред.       — Прости, — выдохнул Прайм, подходя к кровати и присаживаясь на край.       Сев спиной к полулежащему-полусидящему Бамблби, мужчина стал собирать свои мысли в кучу. Сперва его поразила грация парня, потом и его уверенность в безвыходной ситуации, ведь он не потерял контроля при аресте. В момент допроса Оптимуса удивила его уязвимость перед младшим братом — сейчас редко где встретишь такое, чтобы старший взял на себя всю ответственность за младшего. Прайм знал об этом не понаслышке, он уже давно поражался его изворотливости и живучести. Да и оглядываясь на эти полтора года, которые парень прожил один под гнётом и издевательствами Баррикейда, под угрозой попасться полиции, под угрозой смерти брата и своей, если не будет работать на Баралица или будет сотрудничать с ФБР, нутро Оптимуса содрогнулость.       Этот парень был удивительным и совсем очаровательным, когда вот такими осоловелыми глазами и склонённой на бок головой разглядывал повернувшегося к нему Оптимуса. Ворох лохматых волос, вздыбленная водолазка, обтягивающая сильное, крепкое и одновременно такое хрупкое по сравнению с Праймом тело, сводило с ума. В голове творился хаос, впрочем, как и в штанах.       И Оптимус был в одном шаге от того, чтобы совсем потерять голову. Потерять голову и склониться над такими на вид мягкими и пухлыми губами…       — Блядство, — тихо выругался мужчина, вскочив с кровати.       Бамблби проводил его ничего не выражающим взглядом. Он знал природу блеска в глазах мужчины.       И Би с огромным удивлением обнаружил, что не испугался этого блеска.

***

      Бамблби не понимал, было это наяву или нет, но он отчётливо помнил прикосновения горячих и сильных рук на своих плечах, на спине, а затем и на ногах. Сверху его накрыло что-то почти воздушное, но чертовски тёплое. Холод отступил, как и тяжёлый сон, сменившийся на полное забытие.       Утро было удивительно лёгкое. Некогда мрачная комната была наполнена ярким солнечным светом, льющимся из неприкрытого шторами окна, а душный и спёртый воздух сменился на тёплый и сухой. И атмосфера квартиры совсем стала другой, потому что из кухни отчётливо доносился запах еды. Домашней еды, прямо как тогда, когда мама вставала раньше всех и готовила завтрак.       Сморгнув непрошенные слёзы и сев в постели, пересилив сонливость, Бамблби обнаружил, что был раздет. На нём была футболка, которую он вчера точно не надевал под водолазку, а откинув одеяло, которым Би не укрывался, он обнаружил, что был ещё и без штанов с носками. Все эти вещи были аккуратно сложены на его стуле около стола.       «Вот мужику неймётся-то», — выдохнул Бамблби, полностью вставая и надевая обратно, всё, что с него было снято.       Сам тоже хорош: мало того, что обратился к хрен знает кому за помощью, так ещё и в дом пустил! И мало ему было всего этого, так он ещё и был не против того, чтобы ФБРовец…       «Блять!» — отгоняя от себя воспоминание склонившегося над ним лица Прайма, Би вскочил с кровати и схватил одежду. Со злостью натягивая на себя чёрные штаны, Бамблби сам не знал, на кого злился.       «Брат заболел, теперь нужно искать деньги на оплату больничных счетов, а если ещё и Баррикейд узнает, что я с этим ФБРовцем спелся, он же с меня три шкуры сдерёт, начиная с жопы… пиздец», — в какой уже раз его мысли обрели столь обречённый оттенок? Бамблби уже не считал.       Придирчиво осмотрев всю комнату, Би не обнаружил пропавших вещей или чтобы что-то лежало не на своём месте, а это значит, Оптимус только смотрел. Хотя вмятина на его шкафу говорила о другом. Что так разозлило Прайма? Одинокая и мрачная квартира Бамблби? Да, Би казалось, что и без этого мужчина настолько насмотрелся на подобные квартиры, что уже должен был привыкнуть.       «Блядский мужик», — зло припечатал в мыслях Бамблби, отгоняя всякие мысли о постороннем человеке в его ставшей дерьмовой жизни.       Пройдя на кухню, Бамблби обнаружил открытые шторы и в гостиной и то, что воздух и здесь стал совсем другим. Этому мужику реально нечего было делать ночью? Нет, конечно же нечего. Потому что на кухонном столе стояла каша с ягодами сверху, рядом — тарелка с тостами, политыми золотистым и тягучим мёдом. А ещё там был стакан с апельсиновым соком. Откуда у Би появились каша, мёд, хлеб, да ещё и сок, а тем более и блядские ягоды, он точно не знал. Походу, доброму самаритянину не спалось, и тот мало того что раздел Би — и что-то до ужаса смущающее сжало сердце парня — так ещё и в супермаркет сгонял, приготовил завтрак и проветрил квартиру.       «Устроился как у себя дома», — недовольно подумал Бамблби, не зная, злиться ему или благодарить.       Притронувшись к тарелкам, Бамблби обнаружил их ещё тёплыми, что говорило о том, что Оптимус ушёл недавно. На кухонных часах было десять утра. Мужчина определённо уехал на работу, а вот работодатель Бамблби пока молчал, но, как говорится, вспомнишь говно — вот и оно.       Из комнаты Би донеслась телефонная трель. Подорвавшись с места, так и не притронувшись к еде, Бамблби ворвался в спальню, нашёл телефон на столе и увидел, кто звонил. На экране высветилось «ББ».       Подавив подкатившую панику и сглотнув, Би принял звонок.       — Мальчик мой, — послышался с той стороны телефона холодный тон Баррикейда. — Мне тут птички нашептали, что ты был три дня заперт за решёткой, а потом вдруг вышел, — тон мужчины стал угрожающим. — Чтобы был у меня через час, — и отключился.       «Что ж, вот, видимо, и настал мой конец», — убито подумал Бамблби, растерянно оглядывая некогда разделяемую с Найтом спальню, атмосфера которой вмиг похолодела.

***

      Нервно оглядев в зеркале себя и свою одежду, Бамблби ещё раз проверил все карманы: в толстовке ничего не лежало, в тёмных штанах — тоже. В чёрной куртке был только смартфон, ключи от квартиры, да пара баксов. Пригладив чёрно-жёлтую толстовку, Би плотно застегнул куртку и накинул капюшон от толстовки, что выглядывал из-за воротника куртки.       Би не собирался брать с собой кнопочную Нокию — ему ещё не хватало, чтобы его и на переписке с ФБРовцем словили. Бросив взгляд на настенные часы, Бамблби содрогнулся: до истечения часа осталось всего пятьдесят минут, а такси уже ждало внизу. Несмотря на весь пробудившийся страх, Би попытался по-настоящему уверовать в свою отговорку. Самое главное — это уверенно стоять на своём и ни при каких обстоятельствах не выдавать намерения Прайма, иначе в таком случае прибьют не только Оптимуса.       Печально разглядывая кашу и тосты на столе на кухне, парень подумал, что как вернётся, точно съест их. Не пропадать же добру, верно? Да и Би всем сердцем надеялся на то, что успеет к пяти вечера на приём к брату. Сейчас его не так колотило, как вчера, да и спать так дико больше не хотелось.       Только коленки предательски тряслись.

***

      Сегодня кабинет Баррикейда был похож на настоящее подземелье: приглушённый свет, тёмные шкафы с чёрными провалами стёкол, чёрного цвета диван в углу, два кресла перед столом, отсутствие окон и запах сладкого и тяжёлого мужского одеколона — всё это угнетало и загоняло в угол, который на самом деле существовал лишь в сознании Би.       Но вот кто не был воображением в голове у парня, так это расслабленно откинувшийся на спинку кресла мужчина. Баррикейд прожигал его своими тёмными глазами, не давая нормально дышать. Би казалось, что он знает абсолютно всё, и от этого его сердце совершало кульбит каждый раз, когда он об этом думал.       Мужчина внезапно поднялся на подлокотниках кресла и встал, чем почти напугал Би — ему всё же хватило выдержки, чтобы не вздрогнуть. Закатав рукава белой рубашки и избавившись от галстука, Баррикейд обошёл стол и облокотился о него бёдрами, оказавшись прямо напротив Би. Вдруг парню на ум пришла мысль, что Оптимус гораздо крупнее Кейда, и от этого почему-то стало легче.       Ненадолго.       Продолжая прожигать Би холодным взглядом, выражающим полное ничего, Баррикейд сложил руки на груди и тяжело вздохнул, помотав головой.       — Ответь на вопрос: ты не понял моего приказа? — тон, способный заморозить в этой комнате всё, отозвался мурашками по спине Би — Баррикейд был зол.       — Прошу прощения, — попытался твёрдо ответить Бамблби. — Я снова вспылил.       — Из-за чего на этот раз? — хищно сощурился Кейд.       — Одни идиоты из другой банды сунулись к моему брату, — злость и явное недовольство давались парню гораздо лучше, чем показное спокойствие.       — Угу, — покачал головой Баррикейд. — А как ты объяснишь тот факт, что ФБРовец вломился в приют четыре дня назад и начал выведывать о том, где твой брат?       — Никак не объясню, — раздражённо выдохнул Би. — Этот ёбнутый мудак заявился в полицейский участок, выплатил за меня залог и поволок к брату в больницу. Я, кстати, хотел поговорить по этому поводу, — Бамблби предпринял попытку увести опасный разговор о ФБРовце к своему брату, когда увидел, что холодный взгляд стал не таким колким.       — А что с ним? — невозмутимо спросил Баррикейд, позволяя Би проделать свою уловку.       «Сучёныш».       — Я хотел попросить отсрочки по выплате долга. — Вперев взгляд в верхние пуговицы расстегнутой рубашки Баррикейда, Би таким образом прятал свою неуверенность. — У брата воспаление лёгких, нужны деньги на лечение, а у меня они есть только с выплат от работы, но почти всё идёт в долг. Надеюсь, что больше, чем на два месяца, я не задержу выплаты, — как на духу выложил он, молясь всем богам, чтобы Баррикейд согласился, и снова поднял взгляд от пуговиц на лицо мужчины.       Бамблби сглотнул от накатившего страха. Холодный взгляд тёмных глаз был не просто холодным, а леденящим душу. Лицо Баррикейда вмиг исказила гримаса злости, и тот, подлетев к онемевшему парню, схватил его за горло, потащив спиной к дивану и повалив на него. Удар пришёлся на спину, отчего Бамблби шикнул, зря выпустив воздух из лёгких.       Сердце парня сперва ухнуло вниз, а затем забилось в горле с неистовой силой. Перекошенное гневом лицо Баррикейда вмиг оказалось над ним. От напряжения на лбу у мужчины запульсировала вена, а глаза налились кровью. Бамблби схватил Баррикейда за руку, пытаясь оторвать её и впиваясь короткими ногтями в кожу.       Вдавливая Би в диван, мужчина душил его, чувствуя, как под его пальцами бьётся вздутая жилка на сдавленной шее. Бледное миловидное личико медленно багровело, и от этого Баррикейд чувствовал превосходство и одновременно разочарование. Ещё один Бэй его предавал.       — Не знаешь, значит?! — прорычал прямо в красное лицо парня Кейд, наблюдая, как тот задыхался. Мужчина встал на колени между ног Бамблби, пресекая любые попытки отбиться. — А то, что камера, которая засняла момент, как ты убиваешь человека, внезапно пропала вместе с записью, ты тоже не знаешь?! Не знаешь, почему ФБРовец так внезапно заинтересовался сыном убитого полтора года назад копа, по которому он вёл дело?! — И видя, как глаза Бамблби начали закатываться, а его брыкания ослабевать, Кейд резко отпустил его, выпрямившись.       Би тут же обмяк, пытаясь вдохнуть. Получалось только страшно хрипеть, потому что лёгкие невыносимо жгло, как и горло. Закашлявшись, он снова втянул воздух и, наконец, задышал. Рвано и со свистом, но кислород начал поступать в лёгкие, отчего голова закружилась сильнее. Кабинет вертелся перед глазами, а вот Баррикейд снова навис сверху, положив руку на грудь Би.       — Дышишь, мальчик? Дыши, молодец, — обманчиво добродушно проворковал мужчина, наблюдая за тем, как цвет лица парня нормализуется. — Сколько раз я говорил тебе не лгать мне? — вкрадчиво спросил он, всматриваясь в заслезившиеся голубые глаза и поправляя пряди, упавшие на лоб парня. — Бамблби, в последний раз спрашиваю: что нужно было этому ФБРовцу?       Теперь скрыть дрожь Бамблби не мог. Скажи он правду, Баррикейд убьёт Прайма и глазом не моргнув. Более того, Би не знал, что станет с ним и Найтом, если его признают предателем, поэтому на свой страх и риск он решил ответить так, как и советовал Оптимус:       — Не знаю, — прохрипел он. — Может, совесть проснулась, потому что полтора года назад он пел нам с Найтом баллады о том, что найдёт того, кто убил отца. Наплёл с три короба, а потом пропал.       — Совесть, значит, — протянул Баррикейд, чувствуя, как в нём снова поднимается гнев. Мальчишка лгал, лгал нагло и почти бесстрашно. — Тогда скажи мне вот что, — наклонился Кейд над парнем, чья грудь неровно вздымалась, и, задрав чёрную водолазку, просунул под неё руку, схватив сосок и выкручивая его. Бамблби дёрнулся от холодной руки и острой боли. — Какого дьявола агент ФБР был у тебя всю ночь?!       Страх, стыд и злость волнами расплёскивались по телу Би, пока Баррикейд с неистовой силой выкручивал до невыносимой боли и жжения сосок. Он и подумать не мог, что за ним следят. Что теперь отвечать Кейду, Би не знал.       «Блядский Баррикейд, блядский мужик!» — на грани истерики мысленно вопил Бамблби, чувствуя, как мужчина коленом ещё и болезненно надавливает ему на пах.       Не дождавшись ответа от Бамблби, мужчина перевернул его, отчего парень уткнулся лицом в кожаную обивку дивана. Теперь он лежал на животе с вывернутыми назад руками. Это было самое унизительное положение, когда мужчина усаживался ему на бёдра и делал всё, что тому заблагорассудится. Например, как сейчас: задирал водолазку на руки Би так, чтобы их невозможно было вывернуть.       — Я же не виноват, что этот придурок за мной увязался! Баррикейд, прошу, послушай! — пытался дозваться до мужчины Би. — Пожалуйста, не надо!       — Послушать?! Не надо?! — склонившись над ухом парня, прорычал Баррикейд. — Твой папаша так же говорил! Сперва он связался с ними, а теперь и ты?! — Не контролируя гнев и жгучую ревность, Кейд одним движением стащил с Бамблби штаны с боксерами. — Я покажу тебе, кто по-настоящему о тебе заботился! Я покажу тебе, кому ты принадлежишь!       Задыхаясь от обиды, боли и слёз, Бамблби уже не помнил ни Баррикейда, который вколачивался в него до режущей боли, ни брата, за которого он стоял горой, ни Оптимуса, который был первым человеком, что вообще побеспокоился о нём и брате. Себя он тем более не помнил. Себя, который был самым популярным парнем в школе, лучшим в учёбе и спорте. Не помнил, когда не чувствовал стыда, боли и ненависти. Не помнил, когда к нему не прикасались вот так грязно. Не помнил не униженного и не морально растоптанного себя.       Не помнил…

***

      Уже одетым стоя около стола Баррикейда, Бамблби думал только о том, как бы не упасть. Не упасть, чтобы не оставаться здесь и дольше. Не оставаться, чтобы его больше никто не трогал.       Анус болел так, будто его резали раскалённым ножом, внутреннюю сторону бёдер жгло, а на ягодицах он до сих пор чувствовал удары от кожаного ремня. Плечи болели от укусов, а голова гудела, и казалось, что ныли даже корни волос, потому что Баррикейд и их не обошёл стороной, постоянно хватаясь за них.       Би не смел поднимать красные и опухшие глаза на сидящего в кресле мужчину. Парень украдкой осматривал стол и собственные руки, что были безвольно опущены по швам. В голове, кроме гудящего улья боли, ничего не было. Только одна мысль: «Поскорее бы убраться».       — Ты прекрасно осведомлён о том, что вещи, которые принадлежат мне, не имеют права быть с другими, — поучительным тоном вещал Баррикейд, осматривая Бамблби с ног до головы. Лицо его ничего не выражало, глаза были опущены, а мелкую дрожь не скрывала даже одежда — это именно то, что Кейду и было нужно: людей, как и собак, приручают с помощью кнута и пряника. — О брате твоём мы позаботимся, только вот чтобы ФБРовца больше не было рядом с тобой. Ты понял?       Би только механически кивнул, так и не подняв взгляда.       — Завтра, кстати, твоя смена, заменишь Нокаута. А теперь пошёл прочь.       Холод вечерней улицы помог немного взбодриться, а медленная дорога до дома — привести мысли в порядок. Такое случалось не в первые, Бамблби не привыкать. Все эти унижения и боль — небольшая плата за брата и собственную жизнь.       «Это пройдёт, всё проходит…» — мысленно успокаивал физическую боль Би, покачиваясь в такт движению поезда метро.       Бросив ключи на небольшую тумбочку, Бамблби разделся. Не глядя стянул кроссовки, снял куртку, бросив её на пол, и прошёл в полной темноте на кухню. В одном из гарнитурных ящиков, в самом дальнем углу, стояла бутылка горячительного виски. Би до сих пор не понимал его вкуса, но чувствовал, что это то, что ему было нужно. Напиться вусмерть.       Достав наполовину опустошённую бутылку и стеклянный стакан, Би собрался было уже уходить, как на глаза ему попались тарелки. Подойдя к столу, где стояла овсяная каша с грёбаными ягодами черники и тостами, политыми мёдом, Бамблби с минуту на них смотрел, вспоминая блядского Прайма. Вот не жилось ему спокойно, нужно было по какой-то хрен лезть в жизнь Би. И чем это теперь обернулось? При малейшем промахе парня либо убьют, что было бы простым и не таким мучительным решением, либо Баррикейд сделает его своей игрушкой, которую он в конечном итоге сломает, и Оптимуса постигнет та же участь — сдохнет в муках при любом раскладе, а всё из-за того, что не смог сдержать ни собственных желаний помочь, ни член в штанах, которым он так, кстати, и не воспользовался.       Мрачно хмыкнув от собственных мыслей, Би поставил бутылку и стакан на стол. Налил виски, запрокинул в себя, обжигая рот и горло. Горячая жидкость осела теплом в желудке и быстро отдалась в голове неестественной лёгкостью. Зачерпнув ложку каши с ягодами и заев её тостом, Би уставился в пустоту коридора.       «Отец предал Баррикейда», — всплыла в мозгу мысль, но так и не встретила должной реакции от её хозяина. Би медленно жевал и давился, потому что в горле образовался ком. Его отец хотел покончить со всем этим, а Баррикейд его убил. И что теперь делать?       По новой опрокинув в себя стакан с горячительным, Би вспомнил о том, что вообще-то должен был навестить брата. Но тот ведь поймёт, почему он не смог прийти, верно? Найт ему простит, в этот раз простит. И, шмыгнув носом, Би налил ещё виски в стакан, выпил его и услышал, как в коридоре что-то зажужжало. Ещё миг на осознание, что это был телефон, — и в дверь начали стучать, сильно и уверенно.       Уже стоя в коридоре у вешалки, Би вытащил телефон из кармана куртки, продолжая слушать, как долбятся в дверь. Смартфон показывал несколько десятков пропущенных от незнакомого номера.       — Бамблби, — приглушённо послышалось с той стороны дверей. — Я знаю, ты здесь. Открывай.       — Шли бы вы нахуй, — бесцветно выдохнул парень, приваливаясь спиной к двери.       — К твоему сожалению, Бамблби, это невозможно: актив всегда я, — попытался пошутить Прайм. Би был ему за это… благодарен?       Вся эта хуйня с Баррикейдом началась до появления ФБРовца, и вообще, началось это всё с отца Би, поэтому винить во всём Прайма было бессмысленно. К тому же мужик и свою жизнь подставил под удар, приехав сюда.       — Я не знаю, что случилось, — о, всё-то он знал. — Ты ведь должен был навестить Найта. Он ждал тебя.       — Найт в порядке? — тусклый голос Би немного оживился при новости о младшем брате.       — В его состоянии — да, всё под контролем врачей.       Спустившись по двери на корточки, Бамблби облегчённо выдохнул. Спокойный, сильный и успокаивающий голос с той стороны двери был небольшим оплотом сознания. Находясь во тьме квартиры, Би был не в силах разогнать мрак, потому как ему казалось, что включи он свет, наружу покажется всё, что он так боялся увидеть в себе. Будто выйдя на свет, Би сгорит, увидя собственных демонов, живущих здесь, во тьме. Он медленно, но верно сходил с ума, а голос Оптимуса внушал ему осознание, что мир, его брат и его спасение — там, за дверью, что отделяла все страхи и кошмары Бамблби от него самого.       Выходить было страшно: в темноте больно, жестоко, зато было не видно всей этой грязи. Пускай голос Оптимуса будет лишь путеводной звездой, которая только указывала путь, но не освещала его.       Потому что Бамблби не был готов выходить на свет от двух огней.