Так уж сложилось, что с самого детства я невзлюбил хождение по гостям. Чужой дом — чужие правила, запутаться в которых очень просто. Ставить обувь надо не на пол, а на этажерку; в родительскую спальню забегать нельзя; смывать за собой в туалете нужно ведром с водой из-под крана: «унитаз сломался, а мужика в доме нет»; и куча-куча-куча пунктов, некоторые из которых хозяевам нарушать разрешено, но вот маленькому мальчику, который просто зашел посмотреть, как друг играет в гта, положено знать все наизусть. Справедливо.
Но сегодня я снова был в гостях у Тучи. Провожал его после школы до дома. Вот уже четвертый раз.
Впервые это произошло случайно. Туча тогда выловил меня в раздевалке и попросил дойти с ним до подъезда, чтобы у одноклассника появилась отмазка от Ржавой. Я спросил, почему нельзя прямо сказать о том, что Туче с ней неинтересно, но ответа не получил. Наверное, это все еще не мое дело, грустно подумал я тогда и согласился на обман. Не то чтобы меня это как-то тяготило. Если появляется возможность помочь Туче да еще и поднасрать Ржавой, то я в нее вгрызаюсь и не отпускаю, подобно изголодавшемуся бродячему псу, которому впервые кинули куриную кость. У меня на районе живет парочка таких. У мусорных баков. Зрелище страшное.
Шли мы тогда немного суетливо. Я спрятал руки в карман черного худака, чтобы не было видно, как нервно я прокручивал кольцо на указательном пальце. К подошве прилипала мерзкая весенняя слякоть, которую я размазывал по земле еще больше. Сначала я старался обходить все лужи и бегущие грязные ручейки, но потом перестал это делать. А вот Туча шел, казалось, бесстрастно, — как всегда рисовался передо мной, — шел будто не по убитым вонючим закоулкам с хуями на стенах домов и сплюснутыми банками энергетиков, брошенными мимо урн, а по по подиуму, где все внимание было отведено одной-единственной модели. По крайней мере, в моих глазах все было так.
У подъезда со сломанным домофоном я уже протянул Туче руку для прощания, но тот легонько отпихнул ее в сторону. Под моим непонимающим взглядом открыл железную дверь с ободранной краской и широким жестом поманил за собой.
Я не поверил. Продолжил топтаться на одном месте, пока Туча не цокнул и не закатил глаза.
Он поднимался на свой пятый этаж слишком медленно, мне постоянно хотелось обогнать его. Но я не знал, куда идти, поэтому приходилось плестись сзади и стараться пялиться на Тучу не так открыто. Делал вид, что разглядываю оборванные объявления об отключении горячей воды и просьбы убирать говно за своими псами.
Наконец одноклассник провернул ключ в поцарапанной дверной скважине и пропустил меня в квартиру первым. Стало приятно. Я чуть смутился, поэтому запнулся о порожек под тихий смешок позади.
— Эй! — я притворился недовольным и обиженным. — Смеешься надо мной?
— Ну да, — веселье в голосе было настолько явным, что я улыбнулся тоже. В последнее время рядом с Тучей мне только это делать и хотелось. Будто он наконец-то оттаял и позволил мне увидеть другую свою сторону. Более искреннюю.
Отопление, несмотря на конец апреля, все еще не выключили, и в двушке, все окна которой выходят на солнечную сторону, мне вдруг стало очень жарко. Я неуклюже стянул с себя худи, оставшись в однотонной белой футболке, и робко зыркнул на Тучу. Тот расставлял обувь в прихожей и на меня никакого внимания не обращал. Я неловко мялся в коридоре, кусал губы и теребил кофту, прижатую к груди. Казалось, что бы я ни сделаю, как ни встану, куда ни пристрою руки, — все будет выглядеть нелепо.
Туча вскоре оторвался от обуви и, чуть коснувшись моих пальцев своими, забрал худак. Аккуратно сложил его и убрал на краешек незаправленной кровати в своей комнате. Окно было зашторено, комнату явно не проветривали, и мне казалось, что в помещении недостает воздуха. В комнате не было ничего лишнего, и огромный темный шкаф контрастно выделялся на фоне серой стены. Он меня пугал. Он казался громадной глыбой, которая вот-вот должна была столкнуться с кораблем, лавирующем в ледяной воде океана. Мне не нравилось, что в полупустой комнате Тучи я чувствовал себя пассажиром Титаника, которому своя незавидная участь была заранее известна.
Одноклассник будто почувствовал мое настроение и поспешил вывести меня в коридор. Я снова мог вздохнуть полной грудью, что и сделал, только перейдя порог неуютной комнаты. Туча же отправился на кухню, куда позвал и меня.
— Есть будешь?
Есть хотелось. Очень сильно хотелось.
— Да не, спасибо…
Но напрягать Тучу хотелось меньше.
— Ты сегодня даже в буфет не ходил, — внезапно выпалил тот, — так что есть ты будешь.
— Следишь за мной?
— Наблюдаю.
Все. Вот что меня до сих пор бесит в Туче, так это его простота в вопросах, которые требуют развернутого ответа. «Наблюдаю» — это немного не то, чего ждешь в качестве объяснений на странное проявление заботы? Ну или сталкинга. Но это скорее по моей части.
Боже, я ужасен.
Я вспылил на Тучу из-за странных подозрений, хотя сам занимался вещами похуже. Иногда мне казалось, что одноклассник догадывался о чем-то. В такие моменты становилось страшно. Что он сказал бы, если бы узнал обо всем?
Я часто думаю об этом и в моей голове появляется образ бесстрастного Тучи, который тушит сигарету о мою ладонь. А я даже не пытаюсь вырвать ее: знаю, что заслужил. Но в моих фантазиях Туча так поступает не из-за разочарования в глупом однокласснике (для этого ему все еще не хватает очарования), а ради демонстрации своего пренебрежения к таким людям. Не думаю, что мое поведение сильно задело бы его в привычном понимании этого слова, но какое-то свое «фи» он бы точно высказал. Тем или иным образом.
— Любишь борщ?
— Все любят борщ, — недоуменно хихикнул я. Будто на его вопрос можно было ответить как-то по-другому.
Микроволновки не было. Туча достал из холодильника кастрюлю и поставил ее на плиту. Поджег спичкой конфорку и снова сел за стол. Огоньки синего пламени заворожили меня на несколько секунд. Пахло газом. Я к этому запаху не привык. Как и к фотографиям отца на магнитах, коврику с курсивным «добро пожаловать» и разделочным доскам с приветом из Геленджика. Первое впечатление о чужой квартире складывалось неоднозначное. Возможно так на меня влиял сам Туча, который вроде и продолжал держаться с некоторым холодом, но при этом уделял мне куда больше внимания, чем в школе. Было непривычно.
Поначалу я боялся хлюпать бульоном и старался есть борщ маленькими порциями. На фоне идеального в своей легкой отстраненности Тучи мне было страшно показаться ему свиньей и неряхой. Но вскоре он сам начал чавкать. И я совсем расслабился, когда с чужой ложки соскользнул кусок картошки и плюхнулся обратно в тарелку, расплескав бордовые капли по столу.
— Долбоеб, — вздохнул Туча.
Я хихикнул с набитым ртом и подавился. Одноклассник ударил меня сначала ладонью по спине, а потом кухонной тряпкой по руке.
— Эй! — притворно возмутился я. — За что?
Туча молча улыбался и протирал стол. Засранец.
После борща мне налили чай в кружку с надписью «Самый лучший папа».
— Ну ты и сука, — довольно усмехнулся я и громко отхлебнул чая. С каждым мувом Тучи я чувствовал себя все спокойней. Постепенно страх и неловкость, которые настигли меня в чужой квартире, рассеивались. И в этом заслуга Тучи и его внезапного желания показать себя с другой стороны. Показать себя человеком, у которого есть семья, интересы, эмоции, а не бездушным карикатурным антигероем с устрашающей ухмылкой, навсегда приклеевшейся к лицу. Это подкупало.
Мы просидели на кухне часа три, и все это время я чувствовал себя невероятно счастливым: Туча смотрел на меня с интересом и расспрашивал обо всем. А я был и рад рассказывать ему о себе. Мне нравилось, что Туча задавал вопросы не из приторной вежливости, а потому что его это правда интересовало. Ну или это я так интерпретировал его внимательный прищур карих глаз.
Я пытался перехватить инициативу разговора, но у меня не получалось. Туча уверенно вел в этой беседе. Будь это Мухомор или Кукла, я бы никогда не позволил им дергать меня за ниточки. Но вот на кухне Тучи у меня ни разу не возникло мысли, что в этот раз марионеткой стал я. Добровольно и с широкой улыбкой на лице.
Я упустил момент, когда речь зашла о Мухоморе.
— Кстати, когда перешел к вам и увидел тебя, сразу подумал, что вы с ним очень похожи.
— Худшее сравнение в моей жизни, — я скривил лицо так, будто меня пнули в живот ногой.
— Да почему, он… ну, нормальный.
— Ты плохо знаешь его, — я отмахнулся от слов Тучи, — он неадекватный.
— В чем это проявляется?
Мне не понравилось, что одноклассник начал задавать вопросы о моем лучшем друге. Будто весь фокус сместился на другого человека, оставив меня нечетким пятном на общей фотографии.
— Просто, — я вздохнул и попытался сформулировать мысли общими фразами, — он гиперактивный, он шумный, и он не разбирается в ситуациях, в которые лезет от скуки. Но, справедливости ради, Мухомор еще очень преданный, — что-то внутри кольнуло от обиды за друга, и я решил показать Туче, что я правда ценю своих близких людей. — Мне иногда кажется, он и на убийство человека пошел бы ради дружбы.
— Вот он какой, значит, — Туча задумчиво повертел кружку в руках. — За его гиперактивностью всегда было сложно разглядеть человека со своими принципами. Но я и не пытался, наверное.
— Наверное.
Обсуждать Мухомора с его бывшим одноклассником было странно. Я вспоминал тогда обратную ситуацию: как мы с другом обсуждали Тучу. Забавная рокировка.
Иногда наступает момент, когда разговор стопорится. Новые темы если и приходят на ум, то кажутся максимально глупыми и какими-то натужными, неестественными и вымученными. Будто специально предназначенными для того, чтобы заполнить паузу. Мне не хотелось быть с Тучей фальшивым.
Он тоже уловил неловкость и вышел в коридор, оставив меня одного. Под взглядами застывших людей с магнитов я почувствовал себя неуютно и поплелся за Тучей.
Он пересек зал, который я не успел разглядеть. Отодвинул фиолетовую штору и вышел на балкон. Я — за ним. На тесном балконе валялись коробки с торчащими оттуда старыми вещами. Над головой на веревке болталось постиранное белье. Туча открыл одно из окон в разводах от чистящего средства и зажал сигарету меж зубов.
Я покосился на бутылку с наклейкой «Дядя Ваня». Стояла она на грязном подоконнике и служила пепельницей. Казалось, даже седой мужик с этикетки явно был недоволен тем, что банку для его огурцов опорочили вонючими окурками.
— Ты не скрываешься от родителей? — почесал голову я.
— Да они меня уже палили, — Туча равнодушно выпустил дым изо рта. — Но вообще да, перед ними курить стыдно, поэтому я курю, когда они на работе. И все. А так, мама с отцом сами не вылезают с этого балкона.
— А как палили? — мне всегда было интересно слушать именно про эту участь курильщика. Возможно это было связано с тем, что так я будто возвышался над ними.
— Да по-тупому. Мы просто сидели на детской площадке у соседнего дома после школы, а мама тогда раньше вернулась с работы.
— «Мы»?
— Я, Ржавая и еще парочка человек.
Меня раздражает призрак Ржавой, повсюду следующий за нами. Она будто следит за мной через свои карты и довольно хохочет над тем, что я появился в жизни Тучи гораздо позже нее. Ее имя постоянно проскальзывает в разговорах, ее рыжие спутанные волосы постоянно маячат в толпе школьников. Незримое присутствие Ржавой напрягает и очень сильно злит. И Туча, кажется, это замечает, но игнорирует.
На прокуренном балконе я чувствовал себя неуместно. Вот когда люди показывали свою никому не нужную жалость во время моего рассказа про отца, я испытывал примерно то же самое. Хотелось поскорее уйти.
И я ушел, как только Туча докурил. Было неловко задерживаться в чужой квартире, и я поспешил ее покинуть.
Чтобы на следующий день вернуться обратно. Не знаю, как так получалось всякий раз, но я бы соврал, если бы сказал, что мне это не нравится. Что мне не нравится засиживаться на кухне, где Туча нарезает бутерброды для нас двоих; что мне не нравится хохотать над кличками его бывших одноклассников; что мне не нравится слушать истории про его семью и осознавать, что я буквально пробрался за кулисы.
Но сегодня мы, кстати, сидели в комнате Тучи. В этот раз окна были открыты, и комната освещалась весенним солнцем. Я сидел на одноместной, уже заправленной кровати и наблюдал за движением машин на улице, пока Туча что-то внимательно просматривал в ноутбуке. На нем тоже не было ни одной наклейки. Просто скучная серая доска с названием фирмы-изготовителя. Никаких деталей, которые позволили бы узнать человека получше.
— Бля, они уже по местам распределяются.
— Что?
Туча смерил меня снисходительным взглядом:
— Заебал в облаках витать. Влюбился, что ли? У бедной Куклы появился шанс?
— Че за чушь несешь! — я пихнул одноклассника локтем. Должно было получиться больно, но либо я переоценил себя, либо Туча невероятно хорош в проработке принятия.
— Все-таки Кукла в пролете…
— Что там с местами?
Дебильная шутка Тучи заставила меня в момент осознать, о чем шла речь, и поскорее соскользнуть с неприятной темы влюбленности.
Каждый год на майских каникулах мы с классом катаемся на поезде в Благовещенск. Мы живем в нескольких сотнях километров от него в маленьком Мухосранске, где нет лифтов в домах и светофоров на дорогах, так что поездка в цивилизацию всегда ощущается как праздник.
Классная как обычно за неделю до выезда начала выедать мозг своими напоминаниями скинуть деньги и собрать все необходимое, а одноклассники уже заранее начали распределяться по местам в поезде и отеле.
— Да смысла в этом ноль, — со знанием дела вздохнул я. — Они каждый год срутся в конфе по этому поводу, все-таки в итоге приходят к какому-то решению, а потом в вагоне кто-то внезапно передумывает и все начинается заново. Долбоебы.
— А, да?.. Я просто хотел сразу забить нам места, чтобы мы точно ехали вместе. Или ты не хочешь?
Он определенно издевался надо мной. Как и кровь, которая мгновенно прилила к щекам и шее и расползлась неровными уродливыми пятнами.
— Хочу, — просто и тихо ответил я.
— Ну вот, — усмехнулся Туча. — Тогда на всякий случай напишу, а там разберемся.
Рядом с Тучей я чувствую себя защищенным. Я вижу, что этот человек не боится взваливать на себя ответственность за принятые решения. Мне это нравится.
Комментарии:
кириешка: бля наконец-то вернулся я думал ты сдох а ты там по гостям шарахался и до сих пор дырку не подставил смысл тогда
ответ: я же просил не опошлять
попрошайка: ебать ты чел благородный, мухомора ценишь, нунуну
отецофф: о бля я и забыл про существование мухомора пока ты на тучу своего дрочил
Пельменная: Вот ты последним абзацем на все мои вопросы и ответил. Тебе не хватает сильной фигуры рядом. Это все из-за ухода отца, это очевидно, но ты все еще продолжаешь отрицать это, хотя, как я понял, позиционируешь себя взрослым и осознанным человеком. Взрослые и осознанные так себя не ведут. Еще и твой вброс про сталкинг. Это ненормально, мальчик. Обратись к специалисту.
ответ: я вас заблокирую если еще раз увижу комментарий про отца. мне на него похуй. а обратиться к специалисту в нашем зажопинске возможности нет. точнее есть но там от специалиста одно название
Пельменная: Ты же в одиннадцатом классе, насколько я помню? Ты закончишь школу и уедешь в другой город, где сможешь обратиться к кому надо.
ответ: я у вас советов не просил, прекратите раздавать их налево и направо
ашкудэшка: чел это ты ненормальный а не мухомор. ну хотя с кем поведешься от того и наберешься
солнышко: «Мне не хотелось быть с Тучей фальшивым»... а что же ты тогда ему всей правды не рассказываешь?
ответ: придет время расскажу
солнышко: сомневаюсь что после этого он захочет с тобой продолжать общение
ответ: это было бы логично
мама: почему наверху опять недовольные челы, которые не понимают всего прикола ситуации? вы психфак закончили?
похуй на них, живи и кайфуй, я уверена, совместное пребывание в поезде с Тучей этому должно поспособствовать
и не пропадай, блин… я уже как будто подсела на всю эту драматично-романтично-гейскую ересь
ответ: спасибо, мам, ты единственная понимаешь меня в этом стаде шакалов
