Тень от тени

Опасная техника лечения ирьенина-самоучки могла как вывести из строя последние силы Рюзаки, так и поднять его на ноги. В другой ситуации Учиха не доверил бы свою тушку сомнительным экспериментам, но Яхико жаждал результатов, и сам Рю устал от собственной слабости. Воодушевленный успехами Лу Фей в тот же вечер пригласил Рю на первый сеанс лечения. — Не волнуйся. Действие схоже с печатью Бьякуго, хотя не столь эффективно, — сказал отступник из Кусы, — организм шиноби регенерирует. Процедура неприятная, но её потребуется провести несколько раз с большим перерывом. Чита — одна из последних представителей клана Чиноики, управляющих кровью. Она слушала Лю Фей со скукой, но не отрывала хищного взгляда от Учихи. Хотя она не могла знать клановую принадлежность Рюзаки, её безусловно посещали подозрения. Рю лишь надеялся, что, когда Чита узнает о его наследии, он оправится и сможет дать отпор. В каноне клан кровавых глаз ненавидел Учих, но причины вражды не были очевидны для Рю. Его попросили лечь на облезлый татами в центре комнаты. Чита уселась у ног и придержала Учиху за щиколотки, Лу Фей встал над головой и слегка наклонился. В тот момент, когда Рюзаки вспомнил о знаменитом поцелуе кверх ногами из Человека паука и подумал, что никогда бы не хотел оказаться в таком виде перед сивушным мужиком, нукенин Кусы активировал технику поглощения чакры.       Если бы Рю не лежал, он бы рухнул. Крошечные — последние остатки чакры — покинули тело шиноби. Чиноики вцепилась ногтями в кожу и перегоняла кровь по поврежденным венам. Обычного человека хватил бы удар от высокого давления, но организм шиноби сохранял подобие целостности. Рю едва осознавал, где находится — высокая температура подарила парочку галлюцинаций.       На мгновение он оказался в знакомой тьме и огоньки — последние мысли мертвых шиноби — полились в него непререкаемым потоком. Воспоминаний было всего двадцать три. По числу сгоревших тел для формирования Кансин но Суймин. Как носитель Шарингана Рюзаки способен был отделить свои эмоции от влияния извне. Он барахтался в воспоминаниях — своих и чужих, пока на теле тлела печать фуин. Казалось, пытка длилась несколько часов, хотя прошла всего пара минут. Путь Преты Пейна переварил чакру Учихи и впустил её обратно в тело Рю. Нейтральная, целебная чакра восстанавливала чакроканалы. Учиха вступил на путь исцеления. Рюзаки пришёл в себя в собственной коморке. По стеклянной крыше молотил дождь. Покрытый испариной лоб касалась холодная ткань. Мио сидела рядом с Учихой и иногда постирала его лицо мокрой тряпкой. Рю подумал, что уже проходил подобное, но такого бардака в голове, когда его нашла Харука не было. Зато он смог сесть и даже съел безвкусную кашу, которую передала Мио. — Лу Фей хороший человек, но от его силы мурашки идут по коже, — тихо сказала куноичи, её голос перекрывал рокот дождя. — Он может сильнейшего шиноби сделать безвреднее маленького ребёнка. — Тебе нечего бояться. Он не обратит технику против своих людей. Рюзаки отдал пустую тарелку и завернулся в плед. Ненавистный холод уже проник в тело и вызывал тряску. — К нам однажды пришли люди… Девушка опустила голову и поправила складки темно-красного платья. — Они… искали кого-то из наших, но Лу Фей выпил из них чакру. Осталось только перерезать им глотки. Она посмотрела на Рюзаки и жёстко усмехнулась. — С тех пор к нам не лезли, а Нагато даже помогал с пропитанием. Наверное в этот момент Учиха должен был как-то приободрить девушку. Сказать, что понимает, и она не виновата, но дрожь мешала сказать хоть слово. К тому же он не был уверен, что все понял правильно. Мио притащила с собой «хвост» и Лю Фей встал на её защиту? Зачем бы кому-то нужна была девушка? Мил вздохнула и подсела ближе к Рюзаки. — Совсем плохо? Его хватило только на короткий кивок. Куноичи обняла его поверх пледа, делясь теплом. На Рюзаки навалилась сонливость. Повеяло летним бризом из воспоминаний. Была ли это техника Мио или его усталость? Он так и не понял, и уснул.

***

Невинную тишину заброшенного театра нарушала скромная капель. Дождь барабанил по остаткам окон и металлическим перегородкам, но внутри здания было сухо, хотя и не тепло.       Затаив дыхание, Рюзаки шел по деревянному иссохшему полу и пытался не получить очередную занозу. Изношенные сандалии едва защищали. Учиха прокрался по стеночке к ажурным дверям, в которых торчали осколки цветного стекла, и прикрыл глаза, проверяя сенсорикой окружение. Было тихо.       В концертном зале, где дети устроили полосу препятствий из сломанной мебели, не ощущалось ни одного человека. Учиха приготовился пробежать меж дверей и проползти к горе из стульев, когда краешек иллюзии насторожил его. Если бы не выглянувшее солнце, шиноби попался бы в ловушку, но лучи преломлялись через барьер, искажающий зал. Рюзаки попятился обратно в тьму коридора, но неочевидная засада уже была готова. Учиха задел ногой жестянку и металлическое эхо побежало по коридорам. «Глухая обезьяна убежала». На Рюзаки со всех сторон полился смех ребятни. Они обхитрили опытного шиноби и очень гордились собой. Простенькое Хенге соскочило. Из зала вышел косоглазый Тора, по коридору прокралась парочка теней — перед Рюзаки оказались сопливый Сота и Хана, она теребила здоровой рукой край платья и краснела от гордости. Её план сработал. — Поверить не могу! Опять меня обошли! — Возмутился Рюзаки. — Ты же не поддавался? — заподозрив подставу, нахмурился Тора. Но отрицательное покачивание головы Учихи вернуло его щербатую улыбку. — Вам бы только диверсии устраивать! — хвалил Рюзаки, а малыши расправляли плечи и хитро перемигивались. Они рассчитывали стребовать очередную историю о хвостатых. Болтун Рю знал их великое множество, но у него вечно не было времени — он то медитировал, то лежал камнем на тахте после занятий с Лю Феем и Читой. Отвратительное самочувствие и неприятные ощущения в процессе и после техники Лю Фея доконали Рюзаки. Он готов был сбежать, но понимал, что в первую очередь это необходимо ему. Неспособность согреться чакрой делало из Рюзаки капризного ребёнка. Но то ли по приказу, то ли по желанию Учиху выходила Мио. Она кормила его после лечения и оставалась на ночь, согревая собственным теплом, хотя всегда остро следила, чтобы их разделял плед. Как заметил Рюзаки, прикосновений к оголенной коже куноичи не выносила. После третьего раза стало легче. Учиха наконец применил чакру и не потерял сознание. Его выздоровлению Мио обрадовалась едва ли не больше. Мальчишка не требовал неусыпной заботы, и она могла вернуться к своей ночной работе. А Учиха остался один на один с самыми младшими жителями общины. Сорванцы быстро прознали возможности и расспрашивали Рю о других местах. На спор Учиха играл с малышами в обезьянок. Слабосильные шиноби общины феноменальную скрытность натренировали детской игрой. Слепая обезьянка значила применение слабого хенге или иллюзии на окружение рядом с ловчим. Шиноби маскировал собственное тело и окружение, что могло помочь сбить прицел нападавшего и смертельный бросок куная заканчивался лишь царапиной. Глухая обезьяна предполагала тишину, сокрытие собственного дыхания и чакры, бесшумное передвижение. Зная каждую кочку и жестянку, дети легко обходили препятствия, а вот ослабевший Рюзаки громко дышал и неуклюже тыкался в подбросанные ловушки. Немая обезьянка — самая сложная. Молча складывать печати и не называть техники было принято между шиноби Дождя. Они умудрялись настолько отточить техники и печати, что уже выполняли их не задумываясь, как не задумывались какую ногу за какой поставить. Было у Рюзаки подозрение, что тренировка придумана давно и распространилась после Второй войны шиноби. Наверняка к её возникновению приложил руку Джирайя, а Нагато и остальные научили игре соратников. Рюзаки в очередной раз спугнул «глухую обезьянку», когда пришла Мио. Детишки окружили её как игривые щенки, едва не потявкивая от нетерпения. Обычно куноичи не отказывала в ласковом жесте или делилась вкусняшками. Но в этот раз она искала Рюзаки. Его вызвал Амекаге с помощью Нагато. Проводник по-прежнему был необходим Учихе. Его глаза пришли в норму, но ориентировался в Аме он с трудом.