Яркие лампы дневного света гудели над ним, раздражая едва открывающиеся глаза. Плитка под ним была холодной и скользкой, просачиваясь сквозь штаны и высасывая тепло из его тела. По крайней мере, то немногое, что у него, казалось, осталось.
Дриму было холодно, слишком холодно, и, по общему признанию, это было всё, что он заметил сначала. Затем боль в суставах, когда он пытался сдвинуться с того неудобного положения, в котором он оказался. Его спина болела под неудобным углом. В голове у него стучало, а горло ощущалось как наждачная бумага.
Тем не менее, он чувствовал знакомый трепет своего Дара в мышцах, где он всегда ощущался, но он не чувствовал никакой затяжной боли. Почему-то это удивило его больше, чем тупое осознание того, что он не умер. С другой стороны, Дрим слишком привык избегать смерти, чтобы беспокоиться об этом чуть больше. Даже если это не имело смысла, почему он был бы жив.
Странный вес был по обе стороны от него, и его зрение казалось странным. Странно, что он не мог сказать, но странно и неправильно. Неправильно, как медленный стук его непривычно бьющегося сердца.
Дар, казалось бы, перестраивается, Дриму придется самому разобраться, где он находится. Что, если повезет, был мед отсеком, который Комиссия Героев, похоже, приготовила специально для него. Что-то о защите его личности?
Сделав глубокий вдох и остановившись из-за отсутствия маски, Дрим заставил себя двигаться. Отсутствие маски, вероятно, не беспокоило его так сильно, но позиция была, Дрим на самом деле не мог этого объяснить, пока он не знал, где он был, и не мог…
О…
Дрим откинулся назад, затем снова вперед на колени, затем снова назад с каким-то
странным видом очарования. Движение не... не причиняло боли. Конечно, это болело, болело, как его спина и легкие, расширяющиеся с каждым вдохом, но не было ...
этого ощущения иголок и булавок.
Булавки и иглы могут быть плохим способом выразить это, учитывая, что с точки зрения логистики осколки так и не зажившей костной ткани впивались в его мышцы и медленно угрожали разорвать его надвое. Чувство, к которому он привык и мог пробиться сквозь
него, но
его там
не было.
Облегчение… Растерянность? Что-то затопило его, лёгкое и воздушное, принесло странный вид тепла в его глаза. Это было то, с чем он жил так долго, так долго, что он… он не знал, как относиться к тому, что у него больше нет.
Это не значит, что он не хотел этого, Дрим сомневался, что кто-то хотел испытывать хроническую боль или испытывать это мучительное чувство истощения, тянущее каждую часть их тела. Но он также не знал, как жить без этого, не совсем.
Но это ... это сейчас не имеет значения. Он находится в странной, незнакомой обстановке, и сейчас не время плакаться из-за его внезапного скачка в физическом благополучии, с которым не могут сравниться даже некоторые из самых престижных даров исцеления. Он обдумает это позже.
И, возможно, у него был срыв, когда его никто не мог видеть.
Упрямо вытирая глаза, Дрим встал и ... и столкнулся со второй самой странной вещью, которая когда-либо случалась с ним. Может первая? Нет, сначала определенно пошла та единственная стычка с Джокером, которая пошла не так. Единственная, которая пошла не так. Тем не менее, он все ещё злорадствовал каждый раз, когда видел его.
Теперь, если бы Дриму пришлось объяснить, почему только сейчас он осознал, что у него есть дополнительные конечности, он действительно не знал, что сказать. Лучшее, что он мог придумать, чтобы объяснить это самому себе, это то, что они каким-то образом чувствовали себя так, как будто им там самое место. Они чувствовали себя правильно, но это было не так.
Его ноги поскользнулись на гладкой, мокрой плитке, когда он, спотыкаясь, двинулся вперёд. Он был в маленькой комнате лицом к двери. Плитка была в пятнах, обои облупились, а душ справа от него выглядел так, будто его нужно было почистить. Раковина работала, как он быстро узнал, прислонившись к ней.
Внезапно намокшие локти соскользнули с фарфоровой покрытия, Дрим едва удержался от неловкого падения. Серьёзно, в незнакомом месте и в незнакомом теле, и он спотыкается? Как неловко.
Раковина была переполнена. То, что внутри выглядит как документы, удостоверения личность, Дрим с трудом распознал в них какую-то форму государственной идентификации. Номер социального страхования, наверное, почти читаемый. Чернила растекались, и цифры были едва различимы. Всё остальное, казалось, было невозможно прочесть. Скрюченный, как будто тот, кто был здесь, пытался засорить раковину и затопить дом.
Всё, что уцелело — это пластиковое удостоверение личности, защищенное пластиковым чехлом и прикрепленное к нему из прочного материала, что подразумевало, что его нужно носить как ожерелье. Кран заскрипел, когда он выключил его, обрекая комнату на холодную тишину. Просто медленно капающая вода, падающая на пол.
Карточка была простой, не совсем белого цвета с зеленой полосой вдоль короткой стороны. Вдоль была написана простая информация, которая, вероятно, предназначалась для легкой идентификации. Чем конкретнее, тем труднее было украсть.
Клэй Хендриксон было написан сверху. Сбоку рядом с зеленой полосой были указаны возраст, рост и вес. На противоположной стороне было просто написано "арахнид", внизу справа была зеленая буква "Е", а последний удар опускался вниз, образуя странную фигуру, похожую на галочку.
Если верить карте, Клэй Хендриксон был 23-летним мужчиной ростом 223.52 сантиметров и весом около 127 килограмм. Довольно высокий, но Дрим был двухметровым демоном, созданным из теней. Он не был уверен, как магия сделала это , но он не задавал ей никаких вопросов.
Его Дар гудел в ушах, впитывая информацию, должно быть, он уже приспособился к телу. Может быть, именно поэтому дополнительные руки казались странными? Или, по крайней мере, не слишком странными. Дрим всё ещё не знал, что с ними делать. В настоящее время он оставил их скрещенными на груди.
Каким-то образом взгляд вверх и в запотевшее зеркало только укрепил то, что происходило в, по общему признанию, очень потрясенном сознании Дрима. С какой-то отстраненной ясностью он приподнял платиновую блондинистую челку, чтобы полностью осмотреть себя.
"Арахнид", должно быть, был... Даром
этого тела? Или, может быть, что бы ни означало "E", поскольку Дрим знал, что у него все еще есть его Дар. Это было связано с его душой, поэтому, конечно, он остался. Тогда почему у него также было это тело? Если бы это было не потому, что "Арахнид" был Даром… тогда он не знал, что ещё это может быть.
Трудно отрастить дополнительный комплект рук.
Еще более странным было то, что у него… восемь глаз? С темно-зеленой склерой и гораздо более ярким зеленым зрачком. Яркий оттенок как бы напомнил ему о цвете, который он ассоциировал со своим Даром.
Позволив чёлке упасть назад и полностью скрыть глаза, Дрим глубоко вздохнул. Нет, почему-то глаза были той частью ситуации, которая волновала его меньше всего. Он провел рукой по лицу и попятился к двери. Холодное дерево пропитало его влажный свитер, тоже зелёный.
Было ли это какой-то странной кармой, что незнакомец, чье тело он только что принял, также имел зелёную цветовую гамму? Казалось, это единственное, что у них было общего. Клэй был бледным там, где Дрим загорел, со светлыми волосами там, где Дрим был тёмным. О, и примерно на метр выше его.
Он соскользнул по двери, не обращая внимания на то, что его ноги приземлились в лужу под раковиной и что-то пнули. Его штаны уже были мокрыми от сидения в этом беспорядке. Или у Клэя были? Был ли он теперь Дримом или Клэем?
Конечно, технически "Дрим" было просто прозвищем, которое дала ему Геройская Комиссия, но они также не дали знать ему его настоящие имя. Просто "Дрим" или "Герой" или случайные шепотки о "Любимчике проекта", что бы это ни значило.
Но Клэй было
буквально именем мёртвого парня. Он должен был быть мертв, верно? В теле Дрима? Что он говорит, тело Дрима - это пепел и сажа, и что еще составляло черную субстанцию, в которую Танатос превращал вещи, когда его Дар касался их. Клэй, вероятно, болтался в загробной жизни, или в пустоте, или там, куда люди попадают после смерти.
За исключением того, что он не мог использовать ничего другого, если только он не мог подделать удостоверение личности, выданное правительством. Кем Дрим был бы, если сделал бы это.
Это было незаконно и аморально, и... кого он обманывал? Он делал и худшее "под прикрытием" для Комиссии Героев, даже если это было для общего блага. Это может быть просто для ... выживания. Комиссия Героев заботилась о его выживании, поэтому он тоже должен.
В основном только ради публики
Дрим проигнорировал эту мысль с той же практикой, с которой он игнорировал все остальное
Он достал из раковины идентификатор. Реабилитация пластика не мог быть слишком сложным, и его Дар должен быть способен имитировать написание, учитывая, сколько практики было у Дрима. Он перевернул его и ... немедленно отказался от этого плана.
Дрим мог подделать остальную часть идентификатора, но он не мог столкнуться с QR-кодом. Не тогда, когда у него не было возможности проверить, к чему это привело. Так что это было либо имя мертвого парня, либо ... или ... или ничего. Стать беглецом? Об этом не может быть и речи.
Перекидывая тонкую ленту через голову, Дрим позволил Id упасть на грудь. Это было странно, неправильно, но все же знакомо. Как и все другие глупости, которые случались с ним с тех пор, как он проснулся. Все покрыто тонким туманом, и холод прилип к его телу.
Снова наклонившись вперед, Дрим начал вставать, прежде чем заметил, что его нога пнула раньше. Он покатился и застрял между мусорным баком и стеной.
Цилиндрический пластик был холодным в его руке, как и всё остальное. Крошечное описание обернуло бутылку медицинскими терминами, которые он не до конца понимал. Что бы это ни было, оно было пустым и, к сожалению, нарисовало картину того, что случилось с Клэем. Может быть, не почему, но определенно как.
Он стукнулся о дно мусорного ведра, звук был глухим. Передозировка, которая на самом деле может объяснить затрудненное дыхание Дрима и нечеткость его зрения. Он сомневался, что это было только из-за того, что у нового тела было больше глаз, поскольку наличие большего количества рук, похоже, не слишком мешало ему.
Что-то… пустотое и тёмное шевельнулись в его груди, когда он уставился на бутылку. Это было не то чувство, к которому Дрим привык, по крайней мере, не до такой степени. Оно не было тяжелым, не таким, как горе, а скорее растекалось и ... висело в воздухе, как туман.
Было ли это похоже на траур?
Раньше ему никогда не разрешали скорбеть.
Дрим неохотно отступил назад, ударившись о стену позади себя. Ходить было странно и неуравновешенно, но он всё равно это сделал, открыв дверь и оставив маленький слишком маленькую
удушающую ванную. Его Дар ожил, чтобы поддержать его.
Не в первый раз он был рад, что его Дар задействовал мышечную память, потому что он был не в том положении, чтобы думать о ходьбе, когда его мозг, казалось, отставал. Упомянутая память привела его к кровати. Двухместный номер со скомканными простынями и одеялами, падающими на пол.
В комнате было так же плохо, как и в ванной. Квартира-студия с такими же плохими обоями, пятна покрывают одну стену напротив кровати. Стекло валялось вместе с лежащим лицом вниз телефоном на деревянном полу.
Небольшая кухня, единственный стол с одиноким стулом и закрытым ноутбуком, а также унылый потрёпанный диван разбросаны по студии. Очень мало личных вещей где угодно. Ну, за исключением комода слева от кровати.
Что-то похожее на паука сидело в террариуме на кровати, глядя на него довольно нервирующе. Сверху белым маркером было нацарапано плохим почерком, Дрим не смог бы прочесть, если бы не подошел туда. Рядом с ним лежала куча скомканных бумаг - улики?
Дрим встал, шаркая ногами, пробираясь к выходу из состояния, к которому он привык, когда оставил свой Дар брать на себя большую часть его двигательного контроля. Его мысли сосредоточились на бумагах. Он не думал ни о ванной, ни о Танатосе, ни о самоубийственной миссии Героя. Он этого не сделал.
Что еще хуже, бумаги выглядели как завещание, когда он перевернул их. Это было… неприятно, за неимением лучшего термина, держать их. Грубо и безлично, но ... что-то в Дриме должно было их прочитать. Нужно было узнать больше о том, что произошло.
В завещании были обычные вещи, возможно, он не очень хорошо разбирался в чтении завещаний. На самом деле, никогда раньше не было. Однако Дрим был умён, его не переубедили бы разговоры адвоката. С которым он был знаком. Юридические термины вполне могут быть его вторым языком на данный момент.
Из того, что Дрим почерпнул, потому что, по-видимому, там, где он был, были всевозможные вещи, которые он никогда не понимал, это была воля отца Клэя. В нем Клэю была оставлена крупная сумма денег и всё имущество отца. В том числе кафе "Паутина" в "двенадцатом округе", место, о котором много говорилось на протяжении всего завещания. В основном права собственности.
Другие документы в стопках подтвердили это, с документами о передаче ‘Паутины’ Клэю. Затем было свидетельство о смерти этого человека. Это имя ничего не значило для Дрима, совсем ничего, но, казалось, оно все еще давило на него.
Был ли Клэй ... был ли это причиной, по которой Клэй лишил себя жизни? Дрим отложил бумаги. Ужасное чувство пронеслось по его коже, он чувствовал себя гадом, просматривающим чужие вещи таким образом, каким он не был раньше. Может быть, потому, что он был этим человеком сейчас?
Все это было таким безличным, но в то же время таким личным. Он чувствовал, что его вот-вот вырвет, но сдержался.
Затем он подошел к телефону, настолько неохотно, что решил, что он тоже не может туда заглянуть. Экран был разбит, и осколки резали его пальцы, когда он проводил по нему, но он работал и, по какой-то причине, даже не имел пароля.
Это был типичный телефон из того, что знал Дрим. Социальные сети, почта, список контактов и всевозможные приложения, которые Дрим не распознал. Ему никогда не разрешали играть на телефоне. На самом деле это был даже не его телефон, это был рабочий телефон.
На самом деле у него не было ничего, что принадлежало бы ему.
На самом деле там были только электронные письма от юридических фирм о смерти отца Клея, все остальное - нежелательная почта, за исключением одного или двух писем об отказе в поступлении в колледж. Список контактов был таким же скудным. Только экстренные контакты, пиццерия и отец Клэя.
Мужчина, едва заметивший, что Клэю всего 20 лет, без друзей, без жизни, а теперь и без семьи. Также нет будущего, если письма с отказом приписывают какое-либо заключение для Дрима. Тот, которому не нужен был его Дар, чтобы сделать это для него.
Его Дар потянул его обратно к кровати, и Дрим сел, натянув на себя одеяло и прислушиваясь к тихому гудению в своих мышцах, которое мог слышать только он. Он тупо уставился на стену, на телефон, на руки, которые он не должен был резать и медленно истекать кровью. Его глаза встретились с дверью ванной.
Впервые за долгое время Дрим заплакал.
Ему никогда раньше не разрешали плакать
