Бесповоротно

      Леонардо ликовал. Все праздничные дни он провёл в компании мужа и привык засыпать и просыпаться в его объятиях. Иногда да Винчи ради приличия звонил Вольфгангу, но тот отвечал нейтральными фразами и старался закончить разговор как можно быстрее.       Что-то тут было не так, однако да Винчи решил, что любые проблемы подождут начала будних дней. А пока что ему хватало и попыток Риарио выйти на работу. До сих пор он не сбежал к дону Сальери только по двум причинам.       Первая. Им бы сообщили о неприятностях сразу, как что-то плохое бы произошло. И члены семьи, которые охраняли квартиру дона, и Нико, который служил у них адвокатом, знали, что Леонардо и Джироламо — два самых близких человека для Антонио, а потому им доверялось разбираться с проблемами, которые начались бы после покушения, удачного или нет.       Вторая. Да Винчи в ответ на каждый порыв уйти просто прижимал Риарио к ближайшей поверхности, целовал и опускал руку на его член, сжимая. После едва слышного стона была ещё пара безрезультатных попыток вразумить консильери, но затем телохранитель сдавался и охотно отзывался на все ласки, забывая об обязанностях за пределами мастерской.       Поэтому в начале января художник, сытый, довольный, согретый и весь украшенный следами великолепно проведённого отпуска, был готов вернуться к работе и даже терпеть Антонио ещё какое-то время. Но первым по плану шёл Вольфганг.       Леонардо позвонил в дверь ближе к вечеру, когда сержант уже должен был вернуться домой после дежурства. Впервые за всю зиму он оделся легко: накинул поверх полурасстёгнутой рубашки куртку и надел штаны из довольно тонкой ткани. Вместо сапог были ботинки, а шапки, шарфа и перчаток он и вовсе решил не надевать. — Леонардо? — Вольфганг открыл ему дверь, часто моргая от удивления. Он уже и не надеялся на встречу с кем-либо из близких. — Ты почему в таком виде? Замёрз, наверное? Заходи, — он отошёл в сторону, пропуская друга. — Я сейчас чай приготовлю. Плед там, на диване.       Сержант зевнул от усталости и отправился на кухню. Да Винчи чуть нахмурился. Опять Моцарт был похож только на собственную тень. Неужели нужно было остаться тогда, на Рождество? Всего один день... Нет, Лео и без того постоянно жертвовал чем-то своим и старался не выражать эмоций, пока заботился о друге. Он имел право хотя бы раз поступить эгоистично!       Вздохнув от осознания, что теперь придётся разбираться с последствиями такого решения, Леонардо снял куртку и сел на диван, кутаясь в плед. Стало прохладнее. — Кофе не держу. Только чай, прости, — Вольфганг протянул ему чашку и поставил тарелку с печеньем прямо на диван, а затем сел рядом. — Как прошло Рождество? И как начался год?       Да Винчи тактично умолчал, что в ночь наступления нового года во весь голос стонал под мужем и едва ли помнил себя от того, как глубоко, в меру грубо и правильно тот двигался внутри, и и от того, как Риарио рычал и шептал что-то непристойное.       Художнику снова стало жарко, и он чуть поёрзал прежде, чем включиться в диалог. — Вольф, в чём дело? Ты обиделся на меня за то, что я не провёл Рождество с тобой? — если и спрашивать, то напрямую. Не любил Леонардо недосказанности. — Нет! — сержант тут же поднялся на ноги. — Мне было грустно, не спорю, но я в основном спал и играл, — он мотнул головой в сторону рояля. Моцарт, в свою очередь, тактично умолчал о том, что грусть подразумевала рыдания до изнеможения, что засыпал он как раз после того, как слёзы его окончательно выматывали, и что игра на инструменте заключалась в исполнении мелодий о самых несчастных историях любви. — Твой подарок тебя до сих пор ждёт, — Вольфганг даже улыбнулся. Правда, всё равно было заметно, что улыбка была вымученной. — Тогда что случилось? Прости, но по тебе это всегда заметно. Тебя снова доставал Сальери? — Я не желаю слышать этого имени! — огрызнулся сержант, сжимая руки в кулаки, и стал мерить гостиную шагами. — Cazzo, — выругался художник и, отставив чашку, поймал друга в объятия.       И когда только Антонио успел всё испортить?       В очередной раз. — Без проблем. Что хочешь обсудить? — да Винчи усадил Моцарта к себе на колени и прижал как можно ближе. — Что на моём участке в одном из домов, которые уже готовят под снос, этот мудак устраивает вечеринки, на которые съезжается весь город. Ты представляешь, сколько херни творят все эти пьяные идиоты? Разбитые машины, попытки изнасилования, кражи, — Вольф ткнулся носом в шею и вздохнул. — Я на работе второй день, а устал уже на год вперёд.       Леонардо гладил его по спине и хмурился. Хорошая причина для ненависти, но что-то подсказывало, что было что-то ещё. — Я видел кучу новостей о нём, но этот человек никогда не любил вечеринок с размахом. Обычно всё было связано с театром. Иногда с мафией или благотворительностью. Но не с вечеринками. Чего это он вдруг? — А я знаю? Достал он меня! — сержант отстранился и вздохнул. — Может, решил добить меня после того, как признался, что планировал меня посадить. Раз не вышло, то решил довести до смерти от усталости.       Вот теперь всё стало ясно. Антонио, как обычно, решил доказать, что он бедный и несчастный человек, которого никто не мог любить таким, какой он есть.       Да Винчи с трудом подавил эмоции. Почему Сальери отказывался принять тот факт, что его любил Риарио? Да и сам художник любил, пусть временами и желал ему помучиться так же, как каждый день мучился Джироламо. — И почему тебе не всё равно? Он же дон мафии. Ты же не думал, что он так тебя доставал из искреннего желания подружиться? Сам ведь думал, что он тебя убьёт, — Лео прищурился.       Вольфганг вновь поднялся на ноги, краснея, и отвернулся, что-то неразборчиво пробурчал. — Вольф? Я не понимаю, что ты говоришь. — Да чувствую себя девушкой из какого-то романа, — неохотно признался Моцарт, садясь за рояль. — Знаешь, как будто подлец какой-то обесчестил, обещал жениться, а потом я выяснил, что он уже давным-давно женат на другой. И ведь предупреждали, чтобы я не доверял, но разве я послушал бы? — Ты что, влюбился? — да Винчи готов был прыгать по комнате от восторга. Влюбился! И это взаимно! Да их теперь помирить, и Сальери наконец-то отстанет от Риарио!       Правда, Джироламо первое время будет больно. Но так правильно. То, что было между доном и телохранителем, нельзя было назвать отношениями. И прекратить этот кошмар без особых потерь можно было только в случае, где оба мужчины получили бы того, кто их бы любил.       У Риарио был да Винчи.       А у Сальери — Моцарт. — Нет! Лео, ты с ума сошёл? — Вольфганг ударил по клавишам и сам же зажмурился от ужасного звука, который издал инструмент. — Ладно, ты прав. Я влюбился. Можешь смеяться. — Смеяться? Amico mio, ты за кого меня держишь? — Леонардо выглядел слишком довольным. — Дай мне немного времени, и Антонио будет твоим. — Хочу напомнить, — сержант на автомате заиграл то, что на повторе крутилось у него в голове. — Что ты обычный художник. Очевидно со связями, и эти связи — твой партнёр. Кто-то из правительства, раз ты не показываешь его даже мне. Но это никак не приближает тебя к этому мудаку. Каким образом ты собрался нас сводить? Да и не влюбится он в меня! Он же сам сказал, что это был просто план. — Вольфганг, — да Винчи подошёл и положил руки на плечи другу, массируя. Он старался не смеяться. Правительство, ага, если бы. — А ты не думал, что он признался, потому что тоже влюбился? И не хотел тянуть с этим до тех пор, пока не стало бы слишком поздно? И, знаешь, мне кажется, что вечеринки — попытка привлечь твоё внимание. Он же даёт повод себя арестовать. — Каким образом? — Моцарт перестал играть. Он хмурился, соображая. — Ты об алкоголе? Так я и поверил, что он подставил бы себя. Люди говорят, что Сальери на вечеринках даже толком не бывает. Что он только здоровается и исчезает где-то, а веселятся все без него. — Вот и повод проверить, — Лео поцеловал его в макушку. — Давай сходим? От вечеринки ещё никто не умирал.       Вольф засмеялся. Если вечеринку устраивал дон мафии, то исход мог быть любым.       Но поговорить с Антонио на самом деле было нужно.