Верх эгоизма

– Валиева – этап в Ванкувере, Щербакова – этап в Турине. Есть вопросы? – Нет, – Анечка будто ответила не своим голосом, невозможно даже и понять, злость это или что-то другое, – вопросов нет, Этери Георгиевна. – А Трусова? – внезапно подала голос Валиева, и Аня одарила ее уничижительным взглядом. – Посмотрим, – Тутберидзе была спокойна, – хочешь поменяться? – Нет, слово тренера – закон. – Правильно мыслишь. Бегите на ОФП. Дверь кабинета главного тренера открылась, и в уши снова ворвался шум со льда, где судя по всему, проходили тренировки младшей группы в непривычно большом составе. В последние годы Хрустальный становился все популярнее, все больше родителей хотят отвести своих детей в эту кузницу золотых медалей. Немногие понимают, какая боль за этим стоит, пот и слёзы, кровь и травмы. Ками искоса поглядывает на Анечку, свою Анечку хрустально-воздушную. А ей плевать, хоть ты расшибись о лёд и убейся насмерть. У Ками весь мир плывет перед глазами яркими искрами, когда её случайно касается Щербакова, волнение стучит глухой волной в виски, а Аню это совсем не волнует. Она спокойна, как и прежде. Только смотрит на свою Сашу, облизывает нижнюю губу, волнуется, когда рядом Трусова растягивается, совсем близко, невозможно. После слов Трусовой в душе Валиевой поселяется сомнение, подпитываемое остатками разума после их диалога. "Чтобы понять каждому, настоящие ли это чувства. Или игра. Я сама не знаю. Но мы уже в это всё ввязались". Ками вздрагивает, когда после тренировки к ней подходит Саша и хлопает по плечу. – Как настроение, боец? – Неплохое, – она выдавливает улыбку. – Настраиваюсь на этап. – Привози медаль, – по лицу Саши видно, что ей тяжело дается эта фраза. – Любую, но лучше золотого отлива. – Как повезет. – Тебе повезет. Трусова отворачивается, и начинает что-то обсуждать с Косторной, которая внимательно слушает свою подругу насчет трикселя, кивает головой, дает советы. Ками закусывает нижнюю губу, обветрившуюся от холода, и обдумывает слова Сашки. "Тебе повезет". Значит, она верит и не боится, что Камила выберет после этапа в Канаде? Волнение давило на грудную клетку изнутри, вызывая непонятный приступ тошноты и ревности, когда Анечка подходила близко к Саше и что-то спрашивала. Трусова с милой улыбкой ей отвечала, даже смеялась, а Камиле хотелось стереть улыбку с их лиц, уняв огонь ревности внутри. Она знала, что так будет, когда позволила себе влюбиться в хрупкую девушку с золотыми медалями на шее. В ту, которая не хочет замечать никого вокруг себя, в ту, которая может и обогреть теплом, и сокрушить холодом молчания. В идеальную, непогрешимую Анечку Щербакову. Но всё размышления потом. Сейчас – новый этап Гран-при. И новый выбор. У них больше месяца на то, чтобы решить все их отношения.

Месяц будет долгий В округе только злые-злые волки

*** – Камила, не хотите принять участие в фуршете? – Нет, спасибо. Пойду отдыхать, – вымученная улыбка и ощущение тяжести в груди, напоминающее золотую медаль в Ванкувере. Зачем они только в Москве устроили этот званый ужин в честь очередной победы России на Гран-при. – Немного. Полчасика, выпьем за вашу победу. Потом отправим вас на такси домой. – Да, конечно, я только отлучусь на пару минут. В уборной тускло светит желтыми огоньками ламп, приятно пахнет каким-то хвойным освежителем. Камила открывает кран на полную мощь, подставляет горячие руки под воду, чтобы успокоиться. Может, холодом смоет волнение и успокоится сердце, пока она здесь. Надо придумать план следующих действий, наверняка Саша ждет, а Анечка не очень. И непонятно, кого выбрать, к тому душа лежит, или того, кто ее понимает и ценит. В зеркале отражается ее лицо – на удивление, все очень даже прилично. В глазах не отражается беспокойство, прическа почти идеально уложена. Ками под конец брызгает на себя ледяной водой, и капли попадают на одежду. Пофиг, потом высохнет. – С тобой все в порядке? – окликнули за спиной. – Помощь не нужна? Ками развернулась, чтобы дать отрицательный ответ на последний вопрос, и резко замолчала. Инкогнито за спиной обрел вполне понятные черты и образ. – Привет. Валиева продолжала изучать знакомую фигуру, не в силах открыть рот. Она эти черты лица по крупицам собирала, восстанавливая в голове по ночам, проецируя, как она эти черты изучает своими тонкими пальцами. И улыбку эту чертову готова была с лица стереть, когда прищуренный взгляд рентгеном смотрит внутрь. – Привет, – наконец подает голос Камила, и кажется, что голос-то не совсем свой. – Не знала, что ты тоже тут. – Я тоже не ожидала, заскочила по приглашению. Анечка, прислонившись к кафельной стене, стояла здесь совершенно странным силуэтом, будто её появление – не случайность. Она прекрасно знала, в честь чего сегодня собрались в этом ресторане, и ведь пришла, не побоялась. – Уже решила, что будешь делать после своего золота? – легкая усмешка озарила Анечкино лицо. Ками отрицательно помотала головой. Она и вправду не решила. Эта медаль жгла её карман, будто запретный плод. Может, ну его, этот спор, надо жить спокойно, пока Аня с Сашей будут свои романы строить. – Повешу на стенку, и забуду до Ростелекома, – отшучивается Камила. Аня меняется в лице, подходит к Валиевой ближе, стремительно сокращая между ними дистанцию до непривычного для них расстояния. Поднимает указательный палец и касается им губ Камилы, заставляя ту вздрогнуть от неожиданности. – Не смей, – шепчет Аня, зачем-то прижимаясь к ней. – Не нарушай условия нашего спора. Все тело горит, от чужих движений и слов трясет. Камила пытается взять себя в руки, но получается плохо, и эти руки обвивают Анину талию, к удивлению последней. – Пущу свою золотую медаль на вечер с тобой, – хрипло говорит Ками, касаясь рукой Аниной щеки. Та пылает румянцем, но не отстраняется. Слава богу. Ками наклоняется, касается горячих губ (как же давно этого хотелось), увлекает в поцелуй нежно, почти невинно. Хотя так и хочется прижать её к стенке и погрузить влажный язык в ее рот. Анечка дышит прерывисто, задыхается поцелуем, увлеченно отвечая на него. Такая взаимность была неожиданной. – Прекратить? – шепчет Камила, когда Аня шипит от того, как ей прикусили губу. – Продолжай. Я хочу с тобой провести этот вечер, – и в глазах бесстыдная похоть. Хочется сохранить в памяти этот фрагмент, пересматривать по ночам, пока Аня её не покинула. Предложить что-то большее, чем поцелуй где-то в туалете, где есть риски, что их обнаружат – но в коридоре никого не было, они бы услышали шаги за тонкой, почти картонной дверью. Ками чувствует чужое возбуждение, которое разгорается внизу живота, чувствует, как их объятия становятся всё более горячими. – Здесь не место, – Валиева отстраняется. – Согласна, – Аня отстраняется и расправляет на себе рубашку. скользит бесстыдным взглядом в ответ – Давай ко мне домой, у меня никого нет, – предлагает Щербакова. Камила кивает (а что ещё остается делать), и тут её снова увлекают в короткий поцелуй, отдающий легкой болью покусанных губ. – Выходим по отдельности. это всё и вправду для нее *** Анечкино тело идеально, его хочется целовать постоянно, не отрываясь, проводить языком по ключицам до шеи, прикусывать за нежную кожу, массировать мочки ушей своим языком. Ками и не понимает, когда её вроде бы светлые романтические чувства успели превратиться в сплошную похоть. – Раздевайся, – почти приказывает Щербакова, и приходится подчиниться. – Золотая медалистка. – Как в школе. – Оу, и как успехи в обучении? – ласково спрашивает Аня, наклоняясь к ее шее и оставляя заметный след. А Камила ничего и ответить не может, кроме приглушенного стона. Её любовь казалась такой скромной во всем, но видимо, что касалось секса – было совсем иначе. Она боялась. Боялась показаться неопытной, неискушенной. Не то, что Саша с ее аурой сплошного секса. Она-то точно не огорчит Аню своими навыками, не будет медлить, покажет мастер-класс. Анечка бесстыдно садится на нее сверху, и начинает двигать своими бедрами, вызывая восхищение и обожание собой. У Камилы от этого вида сердце упало куда-то вниз и забилось в рваном ритме. Ками задыхается. Задыхается Аней полностью. – Что ты хочешь? – лукаво спрашивает Щербакова, водя руками по своей груди. – Тебя, – как-то по-тупому отвечает Валиева, и прикусывает язык от своей глупости. – Как пожелаешь, – тихая усмешка, и Аня приподнимается, чтобы свои бедра расположить не на талии Ками, а на её лице, от чего у той улетают последние остатки разума куда-то в небеса. Она не совсем понимает, что делать, но делает это, как чувствует, как ей подсказывает сердце. Водит языком, сходит с ума от чужого тепла, губами обхватывает пульсирующий клитор. Анечка стонет. Не наигранно, потому что и вправду приятно и сладко, и сдерживаться ну совершенно незачем. Что-то теплится внутри от их слияния, неведомое раньше, и загорается мысль: ну не так уж и Ками плоха. Зря она так с ней раньше. А Камилу ведет от всего, что происходит, от вкуса чужого тела, от их движений и стонов. Это было так тягуче-сладко, так приятно и непривычно, что она пытается запомнить каждую секунду их взаимного притяжения. – Ками, я сейчас... – и Аня сильнее прижимается собой к губам Ками, захлебываясь в собственном полустоне-полукрике, вцепляясь в изголовье кровати своими тонкими пальцами, пытаясь удержаться на самом верхе этого вулкана страсти. И ничего не существует, кроме них. – Дальше итальянский эпизод? – шутливо спрашивает Валиева, когда Щербакова обессиленно валится рядом. – Главное, не подвести тренерский штаб, – улыбается та, подложив руку под голову. – Buona fortuna, – и это совершенно искренне. – Grazie.