Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

Следуя за светом фонарей, мы слышали шум тысяч людей, шедших вокруг, крики, смех, обрывки песен. Всеобщее лихорадочное возбуж­дение было необычайно заразительно, но я не могла отделаться от тревоги за свою авантюру. "Конечно, и в случае провала мне ничего не грозит, но… Боже, дай, чтобы всё получилось!" Наконец, мы вы­шли на противоположную сторону леса и оказались в тени гигантских золотых стен. И хотя была видна лишь их часть, было ясно, что стадион огромен. Внутри он потрясал воображение не меньше. Лестницы стадиона были выстланы ярко-пурпур­ными коврами. Мы поднимались всё выше и выше, пока наконец не оказались на самом верху лестницы, в ма­ленькой ложе на высшей точке стадиона, расположен­ной как раз посередине между голевыми шестами. Тут в два ряда стояли примерно двадцать пурпурно-золочё­нных кресел, и, взглянув вниз, я увидел фантастическую по своей масштабности карти­ну. Сто тысяч колдуний и волшебников занимали места, расположенные ярусами, поднимающимися вокруг длинной овальной арены. Наверное, если бы я ходила на чемпионаты мира по футболу в прошлой жизни, видела бы нечто похожее, но, не искушенной в таких зрелищах, меня эта картина потрясла. Все вокруг было залито таин­ственным жёлтым светом, который, казалось, излучал сам стадион. С этой высоты поле выглядело гладким, как бархат, в каждом конце стояло по три пятнадцатиметровых шеста с кольцами, а прямо напротив, как раз на уров­не моих глаз, находилось исполинское чёрное табло, на котором золотыми буквами сменялись рекламные объявления. Скользнув взглядом по ложе, я увидела Винки и пустое место рядом — Барти Крауча-младшего под мантией-невидимкой. Рука сама собой потянулась к карману — поправить волшебную палочку. "Успокойся!" – одёрнула я себя. – "Даже если ничего не выйдет, процесс запущен, ты уже не можешь внести коррективы. Остаётся только наблюдать." Рон вытащил свой омнинокль и принялся испыты­вать его, рассматривая скопление народа на противопо­ложной стороне стадиона. – Круто! – воскликнул он, вращая регулятор повто­ра. – Я могу заставить того старого хрыча внизу поко­вырять в носу еще раз... и еще... и еще... Если бы я не была так занята собственными переживаниями, закатила бы глаза от столь интеллектуального развлечения, напомнившего мне младшего брата, когда тот был в том же возрасте, что и Рон. Сердце тут же болезненно кольнуло. "Замечательно. Ещё тоски по прошлой жизни мне не хватало." В следующие полчаса ложа постепенно наполнялась людьми; мистер Уизли пожимал руки каким-то, судя по виду, очень важным волшебникам. Перси вскакивал так часто, словно пытался усидеть на еже. Когда появился Ми­нистр магии Корнелиус Фадж, Перси отвесил такой глу­бокий поклон, что с него упали и разбились очки. Не удержавшись, я фыркнула в кулак, и почувствовала, как расслабляется сжатая внутри пружина. Страш­но сконфузившись, Перси восстановил очки волшебной палоч­кой и дальше уже предпочитал оставаться на своём мес­те, бросая в мою сторону ревнивые взгляды, когда Фадж приветствовал меня как старого друга. Министр, пожав мне руку, поинтересовался, как у меня дела, и представил окружавшим его волшебникам. Я старательно улыбалась и отвечала на рукопожатия — связи лишними не бывают. Даже если ты оказался Мальчиком-Который-Выжил. – Гарри Поттер, вы понимаете, – громко втолко­вывал Фадж болгарскому министру магии, который был одет в роскошную, чёрного бархата с золотом мантию и притворялся, что не понимает ни слова по-английски. – Гар­ри Поттер, ну же, вы знаете, кто это... Мальчик, кото­рый одолел Сами-Знаете-Кого... Ну должны же вы знать, кто это... Тут болгарин якобы обратил внимание на мой шрам и что-то быстро и взволнованно затара­торил, указывая на него. Я прислушалась. И мысленно покачала головой: нет, не понятно; вроде и есть знакомые слова, но всё вместе — белиберда какая-то. – Так и знал, что этим кончится, – устало сказал мне Фадж. – Ну, не силён я в языках!.. В таких случаях мне нужен Барти Крауч... Ага, вижу, его домашний эльф занял ему место. Тоже недурно, эти болгарские парни так и норовят выпросить все лучшие места... а вот и Люциус! Я с интересом повернула голову ко входу в ложу. Вдоль кресел второго ряда к трём свободным местам как раз позади мистера Уизли проби­рался Люциус Малфой с Драко и Нарциссой. – А, Фадж! – произнёс мистер Малфой, подходя к министру и протягивая руку. – Как дела? По-моему, ты еще не знаком с моей женой Нарциссой? И с нашим сы­ном Драко? – Добрый вечер, добрый вечер! – Фадж улыбнулся и поклонился миссис Малфой. – А мне позвольте пред­ставить вам мистера Обланск...Обалонск... мистера... Ко­роче, он болгарский министр магии и не понимает ни слова из того, что я говорю, так что не беспокойтесь. И да­вайте посмотрим, кто тут у нас ещё? С Артуром Уизли вы знакомы, я полагаю? Я усмехнулась. Всегда любила такие напряжённые моменты, когда люди так и пышут ненавистью друг к другу, но вынуждены это скрывать. Холодные серые гла­за Малфоя скользнули по мистеру Уизли и затем обежа­ли весь ряд. – Боже правый, Артур, – негромко произнёс он, – что же тебе пришлось продать, чтобы достать места в вер­хней ложе? Уверен, ты за весь свой дом столько бы не выручил. Фадж, не слышавший этих слов, говорил: – Люциус на днях сделал очень щедрое пожертвование больнице святого Мунго, Артур, так что здесь он в качестве моего гостя. – Как… как мило! – промолвил мистер Уизли с натя­нутой улыбкой, которая не обманула бы даже мою маму. Мистер Малфой задержал взгляд на Гермионе — та слегка покраснела, но решительно посмотрела в ответ. Люциус скривил губы, насмешливо кивнул ми­стеру Уизли и продолжил путь к своим местам. Драко по­слал мне, Рону и Гермионе презрительный взгляд и уселся между отцом и матерью. – Глисты с поволокой, – прошептал Рон. А в следующий момент в ложу ворвался Людо Бэгмен. – Все готовы? – пророкотал он. Его лицо светилось, и он был похож на пацана, как никогда раньше. "Какое там сравнение привела Роулинг? Взволнованный сыр? Во-во." – Министр, начинать? – для проформы поинтересовался Бэгмен. – По твоей команде, Людо, – с удовольствием отве­чал Фадж. Бэгмен выхватил волшебную палочку, направил себе прямо на горло и приказал: – Sonorus! И его голос прогремел на весь стадион: – Леди и джентльмены! Добро пожаловать! Добро пожаловать на финал четыреста двадцать второго Чем­пионата мира по квиддичу! Зрители разразились криками и аплодисментами. Разве­вались тысячи флагов, добавляя к шуму разноголосицу на­циональных гимнов. С гигантского табло напротив сгинуло последнее объявление — Берти Боттс еще успел посулить небывалые ощущения от каждой конфетки своего драже, — и зажглись слова: БОЛГАРИЯ - НОЛЬ, ИРЛАНДИЯ - НОЛЬ. – А теперь без долгих предисловий позвольте пред­ставить вам... Талисманы болгарской сборной! Правая часть трибун - сплошь в красных флагах - одобряюще заревела. – Интересно, что же они привезли? – пробормо­тал мистер Уизли, наклоняясь вперёд. – А-а-а-а! – Он спешно сдернул с себя очки и принялся протирать их. – Вейлы! Я наклонилась к трибунам. "Интересно, подействует ли их магия на меня?" На арену выпорхнула стайка девушек. И в первый момент я подумала, что это балерины, такими лёгкими и изящными они выглядели. Но прижав омнинокль к очкам, я поняла: они намного, намного изящнее и легче балерин. Вейлы напоминали фей или эльфов из сказок: золотые и белые волосы струились за ними, словно на нежном ветерке, кожа будто светилась изнутри мягким, тёплым светом. Вот они выстроились в несколько линий, и грянула музыка. Вопреки моим невольным ожиданиям, вейлы танцевали отнюдь не балет, и меня настигло нелогичное разочарование. Но лишь на секунду. Я наблюдала, как вокруг танцующих вейл, что разом стали будто ещё прекраснее, разлился странный свет, словно от луны. Да и сами они выглядели так, как если бы исполняли ритуал на лесной поляне в полнолуние, а не танцевали на поле стадиона под ослепительным светом ламп и взглядами тысяч людей. Зрелище завораживало. Но тут музыка остановилась, и я, проследив как вейлы, поднявшись с зелёного бархата арены, куда опустились ранее в странном поклоне, упорхнули к краю поля, обернулась к ложе. Почему-то сначала я посмотрела назад, в третий ряд и натолкнулась на взгляд Драко, который как раз отнимал узкие ладони от ушей. Танец вейл, даже беззвучный, взбудоражил его, и сейчас он выглядел вовсе не надменным аристократом из воспоминаний Гарри, а обыкновенным четырнадцатилетним мальчишкой. Я невольно улыбнулась этому сравнению. В глазах Драко появилась неприкрытая растерянность, и я отвернулась, пока он опять не успел натянуть маску. Я и сама прекрасно умела их носить, потому было вдвойне забавно стягивать ложные личины с других. Рон, как и в каноне, пытался оборвать зелёный клевер со своей шляпы. Выглядел он совершенно невменяемым. – Это тебе ещё понадобится, – сказал мистер Уизли, забирая у сына колпак, – как только ирландцы скажут свое слово. – М-м-м... – промычал Рон, таращась на вейл. – А теперь, – загрохотал голос Людо Бэгмена, – в знак приветствия поднимем наши волшебные палоч­ки... Перед нами талисманы сборной Ирландии! В следующую секунду громадная зелёно-золотая комета влетела на стадион. Сделав круг, она распалась на две поменьше, каждая из которых со свистом понеслась к голевым шестам. Связывая два пы­лающих шара, над полем неожиданно аркой встала ра­дуга. Бесчисленные зрители дружно издали громогласное «о-о-о-ох» и «а-а-а-ах», глядя на этот фейерверк. Радуга угасла, светящиеся шары вновь соединились и слились, образовав на этот раз исполинский мерцающий трили­стник, который взмыл в небо, завис над стадионом, и из него сплошным дождём хлынуло золото. – Классно! – воскликнул Рон, когда трилистник вос­парил над нашими головами и из него посыпались, отскакивая от кресел, тяжёлые монеты. – Лепреконы! – попытался перекричать громовые аплодисменты толпы мистер Уизли; многие еще рыска­ли и толкались под креслами, собирая золото. С лёгким превосходством я наблюдала за ними: из нашей компании только мистер Уизли с тремя старшими сыновьями и Гермиона, которой похоже и вовсе было плевать на деньги, не пытались собирать лепреконское золото. Величественный трилистник распался, лепреконы опустились на поле — на противоположную сторону от вейл — и, скрестив ноги, расселись, чтобы смотреть матч. – А теперь, леди и джентльмены, – вновь грянул голос Бэгмена, – поприветствуем: болгарская национальная сборная по квиддичу! Пред­ставляю вам — Димитров! "Ну наконец-то нормальные имена." Фигура в красном спортивном костюме на метле, двигающаяся с такой скоростью, что казалась размытой, вылетела на поле из дальнего нижнего входа под сумасшедшие апло­дисменты болгарских болельщиков. – Иванова! Вылетел второй игрок в красном. – Зогров! Левски! Волчанов! Волков! И-и-и-и-и-и — Крам! – Вот он, вот он! – завопил Рон, прилипнув к омниноклю. Я с любопытством уставилась в свой. Виктор Крам был худым, темноволосым, со смуглым лицом, внушительным крючковатым носом и гус­тыми чёрными бровями. Как и описывалось в книге, он походил на большую хищную птицу — лучше и не скажешь. "На ягнятника*", – подумала я и усмехнулась: – "Особенно, если вспомнить, как он Линча об землю шандарахнул." – А сейчас, прошу вас, встречаем ирландскую национальную сборную! – продолжал Бэгмен. – Представ­ляю: Конолли! Райан! Трой! Маллет! Моран! Куигли! И-и-и-и-и — Линч! Семь зелёных вихрей вырвались на поле. Я лениво рассматривала их в омнинокль: ирландцы меня не интересовали. Разве что на Линче я чуть задержала взгляд — запомнить его лицо в первозданном виде, так сказать. – А также из самого Египта — наш судья, почётный председатель Международной ассоциации квиддича, Хасан Мустафа! Маленький волшебник, совершенно лысый, но зато с огромными усами, живо напомнил мне Эркюля Пуаро. Он был одет в мантию цвета чистого золота, под стать ста­диону. В одной руке он нёс солидных раз­меров плетёную корзину, в другой — метлу, из-под усов торчал серебряный свисток. Мустафа взобрался на метлу и откинул крышку кор­зины — в воздух взвились четыре шара: малиновый квоффл, два чёрных бладжера и — “Похоже, мне передалась скорость реакции Гарри” — на миг я заметила крошеч­ный крылатый золотой снитч. Пронзительно свистнув, Мустафа взлетел вслед за шарами. – На-а-а-ачинаем! – взвыл Бэгмен. – Это Маллет! Трой! Моран! Димитров! Снова Маллет! Трой! Левски! Моран! Наблюдая за игрой, я с удивлением поняла, что чувствую всё нарастающий азарт. "И пойми теперь, то ли это атмосфера на меня так действует, то ли реинкарнация в Гарри. Не помню, чтоб я так возбуждалась, смотря футбол с отцом." Сердце снова кольнуло, и я поспешно уткнулась в омнинокль, словно прячась за ним от воспоминаний. – Трой открывает счет! – взревел Бэгмен, и стадион задрожал от грома оваций и криков восторга. – Десять - ноль в пользу Ирландии! В течение десяти минут Ирландия забила ещё дважды, упрочив свое лидерство до тридцати - ноль, чем вызвала шквал оглушительного рёва и аплодисментов со стороны украшенных зелёным болельщиков. Игра пошла ещё быстрее, но стала жёстче. Волков и Волчанов, болгарские загонщики, лупили по бладжерам со всей свирепостью, целя в ирландских охотников, и старались помешать им применить их коронные при­ёмы. Два раза болгары были отброшены, но вот наконец Иванова сумела прорвать оборону противника, обыгра­ла вратаря Райана и забила первый болгарский гол. – Заткните уши пальцами! - рявкнул мистер Уизли, когда вейлы вновь затанцевали, отмечая такую радость. Я, хоть мне это и не требовалось, послушно закрыла уши ладонями — и так, не дай Бог, кто спалил, что в первый раз танец на меня не подействовал. Через несколько секунд игра возобновилась. Болгария завладела квоффлом. – Димитров! Левски! Димитров! Иванова! Вот это да! – комментировал Бэгмен. Сто тысяч волшебников и колдуний затаили дыхание, когда двое ловцов — Крам и Линч — спикировали прямо через кучу охотников на такой скорости, что, казалось, они просто спрыгнули с самолёта без парашютов. Я заворожённо следила за их полетом в омнинокль. – Они разобьются! – вскрикнула Гермиона рядом со мной. Но в последний момент Виктор Крам, исполняющий “финт Вронского”, вышел из пике и отвернул прочь, однако Линч ударился о землю с глухим стуком, слыш­ным по всему стадиону. С ирландских трибун раздался чудовищный стон. Я оторвалась от омнинокля. От восторга у меня горели щёки. Крам был прекрасен. – Тайм-аут! – объявил Бэгмен. – Подождём, пока прибывшие на поле медики обследуют Эйдана Линча! Наконец Линч поднялся на ноги, к буйной радости бур­лящих зелёным трибун, уселся на свою «Молнию» и ото­рвался от земли. Его воскрешение, похоже, вселило в ирландцев второе дыхание. Как только Мустафа дал свисток о продолжении игры, ирландские охотники бросились в бой, демонстрируя немыслимые чудеса мастерства. Пятнадцать минут пролетели в жарких схватках, и Ирландия вырвалась вперед ещё на десять голов — те­перь они вели со счетом сто тридцать - десять, и игра стала откровенно грязной. Когда Маллет в очередной раз помчалась к голевым шестам, крепко прижимая к себе квоффл, болгарский вратарь Зогров рванул ей навстречу. Пролетая мимо, он с силой толкнул Маллет, охотник выронила мяч. – Мустафа разбирается с болгарским вратарем отно­сительно нанесения удара — запрещённый толчок лок­тем! – сообщил Бэгмен. – Так... Да, Ирландия пробьёт пенальти! Лепреконы, в злости поднявшиеся в воздух, словно рой сверкающих ос, когда Маллет была ата­кована против правил, теперь, слетевшись вместе, образовали слова: «ХА-ХА-ХА». На другой стороне поля вей­лы разом вскочили на ноги, яростно распушили воло­сы и вновь с жаром заплясали. Все Уизли, кроме Джинни, и я заткнули уши. Но Гермиона вскоре подёргала меня за руку. Я повернулась к ней, и она, не­терпеливо оторвав мои ладони от ушей и покатываясь со смеху, сказала: – Посмотри на судью! Я послушно перевела взгляд вниз, на поле. Хасан Мустафа, попавший под вейловские чары, при­землился перед танцующими девушками и занялся саморекламой: картинно на­прягал мышцы и залихватски подкручивал усы. – Так, это уже чересчур! – заявил Бэгмен, хотя в его голосе звучало изрядное веселье. – Кто-нибудь, тряхни­те судью! Врач-волшебник, заткнув пальцами уши, стремглав промчался через поле и с силой пнул Мустафу в голень. Судья как будто пришел в себя — в омнинокль я видела, что он выглядит до крайней степени смущён­ным и что-то кричит на девушек, которые прервали та­нец и всем своим видом выражают негодование. – Если я не слишком ошибаюсь, Мустафа пытается удалить с поля талисманы болгарской команды! – ком­ментировал Бэгмен. – Такого мы ещё не видели... Ох, это может принять плохой оборот... Волков и Волчанов, приземлившись по обе стороны от Мустафы, затеяли с ним ожесточённый спор, указывая на лепреконов, кото­рые теперь радостно сгруппировались в слова «ХИ-ХИ-ХИ». Болгарские аргументы, однако, не произвели впе­чатления на Мустафу — он тыкал пальцем в небо, явно приказывая им вновь подняться в воздух, и, когда они от­казались, дал две короткие трели из своего свистка. – Ирландия пробивает уже два пенальти! – провозгласил Бэгмен, и болгарские трибуны отчаянно взвыли. – А Вол­кову и Волчанову лучше бы вернуться к своим мётлам... Да... они улетают... а Трой берет квоффл... Теперь уровень жестокости в матче перешагнул все пределы. Загонщики обеих команд действовали без вся­кой жалости — Волков и Волчанов особенно усердствовали, неистово молотя битами и не разбирая, бладжер или человек попался им под удар. Димитров налетел пря­мо на Моран, которая владела квоффлом, и едва не сбил ее с метлы. – Нарушение! – разом взревели ирландские болель­щики, поднявшись единой зелёной волной. – Нарушение правил, – эхом отозвался магически усиленный голос Бэгмена. – Димитров толкает Мо­ран — умышленный толчок с налёта, — сейчас должно быть ещё одно пенальти... Да, звучит свисток! Лепреконы опять взвились в небо и на сей раз изоб­разили гигантскую руку, делавшую неприличный жест в направлении вейл. Но те уже окончательно вышли из себя. Они бросились через поле и принялись швырять в лепреконов горстями чего-то огненного. Глядя в омни­нокль, я видела, как их лица вытянулись в остроклювые, злобные птичьи головы, а из плеч прорезались чешуйчатые крылья. – Вот поэтому, мальчики, – закричал мистер Уизли, перекрывая рёв толпы внизу, – никогда не гонитесь за одной лишь внешностью! "А по-моему, они прекрасны", – подумала я заворожённо наблюдая гнев вейл. – "Не зря же фурии пополам со страхом вызывают восхищение — их ярость настолько неотразима (и в прямом, и в переносном смысле), что напоминает стихию. Грозу. Прекрасную и ужасную в своём хаосе." Я так увлеклась, рассматривая злых вейл, что перестала обращать внимание на игру. Только когда министерские волшебники, высыпавшие на арену, принялись поливать их заклинаниями, я подняла глаза — не было сил смотреть на перекошенные болью лица и слышать вой нечеловечески ослепительных существ. Оказалось, что Ирландия успела забить новый гол. Снова прижав к очкам омнинокль, я увидела, как ирландский загонщик Куигли, круто развернувшись у пролетавшего бладжера, мощнейшим, как из пушки, броском направил его прямо в Крама — тот не успел во­время нагнуться и получил удар в лицо. Весь стадион протяжно охнул. Я лишь по привычке подавила шокированный возглас в себе. По-видимому, у Крама был сломан нос, он был весь в крови, но Хасан Мустафа не давал свистка. Ему было не до того — какая-то вейла метнула в него пригоршню огня и подожгла судейскую метлу. Никто не обращал внимания на то, что Крам травмирован. И я почувствовала ненаигранную злость, — Виктор был потрясающ, и его — кто умудрился разбудить во мне не просто желание снова прыгнуть с парашютом или заново испробовать парасейлинг, но взмыть в воздух на метле! — его никто не кидался лечить и позволяли и дальше справляться со своей болью самостоятельно. – Тайм-аут! Эй, там, он не может играть в таком со­стоянии, посмотрите на него... – вскричал Рон, который, видимо, чувствовал что-то похожее. Отчего я даже подумала, что подружиться с ним не так уж и невозможно. Поразившись собственным мыслям, я вновь уткнулась в омнинокль. Ирландский ловец внезапно перешёл в пике, и я с уверенностью, не имевшей ничего общего со знанием канона, поняла, что это не финт Вронского; на этот раз всё было по-настоящему... Он увидел снитч! Он видит его! Меня охватил настоящий детский восторг, и я чуть не захлопала в ладоши. Не менее половины зрителей сообразили, что про­исходит; ирландские болельщики встали зелёной стеной, подбадривая своего ловца, но Крам уже завис у него на хвосте. Как он разбирал, куда лететь, я не представ­ляла, мельчайшие капли крови шлейфом отмечали в воз­духе его след, он поравнялся с Линчем, и вот уже оба вновь несутся к земле. – Они разобьются! – взвизгнула Гермиона. – Нет! – прокричал Рон. Я, захлёбываясь адреналином, словно сидела сейчас не в кресле, а гнала по трассе, во все глаза следила за Крамом. На грохнувшегося во второй раз Линча, я даже не обратила внимание. И еле сдержала торжествующий вопль, когда длинные пальцы Виктора Крама цепко ухватили трепыхающийся золотой мячик. – Снитч, где снитч? – на всю ложу заорал Чарли. – Он поймал его! Крам его поймал! – закричала я, плюнув на сдерженность. Я готова была вскочить с кресла и кинуться на шею сначала Саньку, потом Вовке, Лёше, Игорю, Анютке… И только когда я взбудораженная повернулась к ним и наткнулась лишь на пустота, готовый сорваться с моих губ вопль, так и замер на них. Я медленно повернулась обратно к полю. Крам, в красной, пропитанной кровью мантии, нето­ропливо поднялся в воздух — в его высоко поднятой руке искрилось золото. На табло зажёгся счёт: БОЛГАРИЯ — СТО ШЕСТЬДЕ­СЯТ, ИРЛАНДИЯ — СТО СЕМЬДЕСЯТ. До зрителей не сра­зу дошла суть произошедшего. Но затем постепенно, буд­то неимоверной величины нарастающий поток, гул на трибунах ирландских болельщиков становился всё гром­че, громче и взорвался рёвом ликования. – На кой ему понадобилось ловить снитч? – кричал Рон, прыгая и хлопая в ладоши над головой. – Остано­вить матч, когда ирландцы были на сто шестьдесят оч­ков впереди, вот болван! – Не болван. – Негромко возразила я. – Совсем наоборот. Он знал, что им не догнать Ирландию, но хотел выйти из игры на своих условиях. – И добавила совсем тихо: – Он гордый. – Он очень мужественно себя вёл, верно? – сказала Гермиона, склоняясь через барьер, чтобы лучше видеть, как садится Крам. Целая толпа врачей пробивалась к нему через свалку дерущихся вейл и лепреконов. – У него ужасный вид... Я снова приставила омнинокль к глазам. Было очень трудно рассмотреть, что происходит внизу, по­скольку над всем полем в безумной радости носились лепреконы, но мне удалось различить Крама, окружён­ного медиками. Он выглядел ещё более хмурым, чем ког­да-либо, и неохотно позволял врачам заняться собой. Вся команда собралась тут же явно в подавленном настрое­нии, они невесело пожимали друг другу руки. А непода­леку ирландские игроки плясали от радости, осыпаемые золотом слетевшихся к ним бородатых талисманов; по всему стадиону развевались флаги, отовсюду гремел ир­ландский гимн. Вейлы опять вернулись к своему прежне­му очаровательному облику, но вид у них был удручён­ный и печальный. – Что ж, они храбро сражались, – послышался мрач­ный голос болгар­ского министра магии позади меня. – Вы говорите по-английски! – возмущённо вос­кликнул Фадж. – И вы весь день смотрели, как я объяс­няюсь жестами! – Ну, это было очень забавно, – пожал плечами бол­гарин. – Ирландская сборная исполняет круг почёта в со­провождении своих талисманов, а Кубок мира по квид­дичу вносят в верхнюю ложу! – объявил Бэгмен. Я поспешно зажмурилась. Через секунду открыв прищуренные глаза — ложу заполнял слепящий магический свет, чтобы со всех трибун было видно, что происходит внутри — я увидела двух взмокших волшебников — они внесли увесистую золо­тую чашу, которую передали Корнелиусу Фаджу, всё ещё рассерженному из-за того, что весь день понапрасну рас­трачивал свои способности на язык жестов. – Давайте поаплодируем доблестным проиг­равшим — Болгарии! – громогласно предложил Бэгмен. И вот в верхнюю ложу по лестнице поднялись семе­ро болгарских игроков. По трибунам прокатилась волна рукоплесканий. Болгары один за другим проходили между рядами кресел, Бэгмен называл имя каждого, и сначала им пожимал руку их ми­нистр, а затем — Фадж. Крам, шедший последним, выгля­дел очень неважно: вокруг глаз залегли чёрные тени, на лице запеклась кровь; он все еще сжимал снитч. Я во все глаза разглядывала его. Было ясно, что место этого хищника — в небе. Весь ста­дион разразился громоподобным, разрывающим уши рёвом, стоило прозвучать его имени. Потом появилась ирландская команда. Эйдана Лин­ча вели под руки Моран и Конолли; второе падение явно не прошло для него бесследно, парень основательно око­сел. Но всё равно улыбался от счастья, когда Трой и Куигли высоко подняли Кубок, а трибуны под ними бушева­ли от восторга. Я хлопала, но смотрела только на отошедшего в сторону Крама. И на­конец, когда ирландская сборная покинула ложу, чтобы сделать ещё один круг почёта (Эйдан Линч сидел позади Конолли, крепко обхватив его за та­лию и по-прежнему ошалело улыбаясь), Бэгмен напра­вил волшебную палочку на собственное горло и произ­нёс: – Quietus! Они будут обсуждать это годами, – про­хрипел он. – Вот уж действительно неожиданный пово­рот... Жаль, что так быстро закончилось. …Ах да... я же вам должен... сколько там? Фред и Джордж перелезли через кресла и уже стояли перед Людо Бэгменом с радостными улыбками и протя­нутыми руками. Я скосила на них глаза. Бэгмен высыпал в раскрытые ладони золото, но тут на нём вспыхнули белые искры, и оно исчезло в мгновение ока. Близнецы уставились на свои ладони так, словно монеты могли впитаться под кожу, и перевели недоумённые взгляды на Людо. “Мерзкий человек” нахмурился. Посмотрел на меня. Но я была занята: посредством министра знакомилась с болгарской командой, и вообще не видела этой сцены. Разумеется. – Перепутал карманы, – кратко и совсем невесело объяснился Людо. Впрочем, это можно было списать на усталость от комментирования матча. На этот раз Бэгмен достал кошель с чарами Незримого Расширения, как стало понятно далее. И начал доставать оттуда монеты. Теперь Людо не ссыпал деньги небрежной кучей в руки близнецов, нет, он скрупулёзно, чуть ли не по монетке отсчитывал их и, с скозившей в каждом движении тоской, опускал. Это было действительно смешно: в конце концов, магия все равно не дала бы близнецам забрать лишнее. Но Бэгмен, и не планировавший расставаться с деньгами, с трудом отдавал и то, что должен. Когда наконец нужная сумма была отсчитана, белые искры вновь вспыхнули на золоте и растворились без следа, оставив в руках близнецов увесистую кучку. Я почувствовала лёгкое покалывание в ладонях, которое через мгновение прекратилось, сообщая, что Обещание выполнено. Кажется, моя злодейская ухмылка привлекла внимание Крама.