Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

Утром первого сентября шёл ливень. Я проснулась раньше, чем пришла миссис Уизли, и, с удовольствием взглянув в окно, отправилась в ванную. Когда вернулась, Рона и близнецов уже растолкали, и хмурые мальчишки неохотно поднимались с постелей. Не спеша одевшись, я уселась на подоконник, заворожëнно наблюдая, как капли срываются с неба и разбиваются о зеркальную поверхность луж. Хедвиг, неслышно, как всегда, приземлилась на моë плечо. Я вздрогнула. – Красиво, правда? – пробормотала неразборчиво, не отрываясь от окна. Хедвиг ничего не ответила. Но идиллия всё равно вскоре была нарушена хлопнувшей дверью. Ещё не до конца проснувшиеся, зато потрёпанные — похоже, дрались за раковину — мальчишки вышли из ванной. Они принялись молча одеваться, то и дело зевая и путаясь в рукавах и штанинах. Наконец близнецы и Рон сумели разобраться с невероятно сложной одеждой — свитерами и джинсами — и мы отправились на завтрак. И почти сумели преодолеть отделяющее нас от кухни расстояние, как голос миссис Уизли крикнул: – Артур! – еë голова показалась у изножия лестницы. – Артур! Срочное сообщение из Министерства! Я спешно вжалась в стену — мистер Уизли, в ман­тии задом наперед, с грохотом промчался мимо. Покачнувшийся Фред, едва успевший уцепиться за Джорджа, тихо ругнулся. Наконец мы достигли кухни и уселись за стол. Миссис Уизли доброжелательным шëпотом предложила нам тосты и джем. Рядом голова Амоса Диггори в камине давала напутствия мистеру Уизли по поводу начудившего Грозного Глаза. Меланхолично пережëвывая тост, я думала о том, как же легко подменить человека, и никто этого даже не заметит. Мистер Уизли, договорив с Диггори, снова убежал наверх, откуда вернулся уже полностью готовый к выходу; по пути он прощался с просыпающимися и всё прибывающими членами семьи. Спустившись, он наконец пожелал удачного учебного года и нам и обратился к жене: – Молли, тебя не затруднит подбросить ребят на Кингс-Кросс? – Разумеется нет, – ответила она. – Ты там присмот­ри за Грозным Глазом, а у нас всё будет в порядке. Только мистер Уизли вышел на крыльцо и аппарировал, как в кухню вошли Билл, Чарли и Перси. – Кто-то помянул Грозного Глаза? – поинтересовал­ся Билл. – Что там с ним такое? Миссис Уизли, набравшись смелости, позвонила с деревенской почты и вызвала три обыкновенных, магловских такси. – Артур пытался достать для нас министерские ма­шины, – шепнула она мне, когда мы стояли на зали­том дождём дворе, наблюдая, как водители перетаскива­ют шесть тяжеленных чемоданов в свои автомобили. – Но там не смогли ничего выделить... Ох, дорогой, по-мое­му, у них очень грустный вид, да? Я насмешливо подняла бровь, наблюдая, как бедные таксисты пытаются запихнуть в явно не предназначенные для этого багажники огромные чемоданы, две клетки с совами, одна из которых пронзительно свистела, и сумку с котом. Помимо того, что я категорически воспротивилась перевозить Круки (как и в случае Пига, редко кто использовал полное имя кота Гермионы) в “голом” виде, также тайком применила Запирающее на чемоданы близнецов. И всë равно работы у таксистов было много. Билл и Чарли решили проводить нас до вокзала, Перси с бесконечными извинениями удалился на службу. Девять человек (не считая водителей) загрузились в три машины. В нашем такси Гермиона села спереди, а мы с Роном — сзади, придерживая стоящую посередине сумку с Круки. Свободными руками мы прижимали к груди каждый свою клетку с совой. То и дело я ловила обеспокоенный взгляд водителя в зеркале заднего вида. Когда мы наконец добрались до вокзала Кингс-Кросс, таксисты откровенно выдохнули. Высадив нас и выставив на платформу багаж, они торопливо забрали деньги и укатили. Похоже, боялись, что их попросят подождать. Прохождение сквозь барьер было, пожалуй, самым странным, что мне пришлось испытать с момента перерождения. Одна часть меня будничным тоном убеждала просто пройти насквозь. Одновременно, другая истошно вопила, что это НЕВОЗМОЖНО. «Ну, ты же читала “Гарри Поттера”, знаешь, как это делается», – недоумевала первая. «Так это, мать его, книга! Детская сказка!», – орала вторая. «Алло! Ты переродилась в “детскую сказку”!» «Не для того, чтобы сдохнуть ещё раз, врезавшись в бетон!» Я попыталась спросить совета у своей рациональной части, но она колебалась и молчала: с одной стороны, действительно, это мир “Гарри Поттера”, и я, вроде как, успела убедиться, что магия существует, и всё такое; с другой стороны — бетонная стена. … Неизвестно, сколько бы я так спорила сама с собой, если бы не большое скопление народа на Кингс-Кросс: миссис Уизли в целях маскировки велела не врезаться с разбегу в стену, а сделать вид, что мы, общаясь друг с другом, облокотились о барьер, и аккуратно проскользнуть на другую сторону. Это был компромисс. И всë же, когда я почувствовала, что проваливаюсь сквозь стену, то едва подавила ругань. Мы сгрудили багаж по купе и снова вышли на платформу — попрощаться с миссис Уизли, Биллом и Чарли. Последний, будто специально (а может, и да), упомянул, что, возможно, мы увидим его раньше, чем думаем. Чем тут же раздразнил близнецов. Рон тоже навострил уши, да и Гермиона и Джинни, хотя и не так явно, но были заинтригованы. Но их любопытство не было утолено: старшие Уизли только провели перед носами главным блюдом, а подать — не подали. Прозвучал свисток. Фред и Джордж, высунувшись из окна по пояс, продолжали выкликать ответы, но миссис Уизли, Билл, Чарли только помахали нам на прощание и аппарировали. Недовольно бурчащие близнецы ушли, Джинни тоже куда-то ускакала, и наша троица направилась в своë купе. Рон открыл чемодан, достал бордовую выход­ную мантию и набросил её на клетку Пига, чтобы при­глушить уханье. – Ведь Бэгмен хотел сказать нам, что творится в Хог­вартсе, – заметил он, усаживаясь рядом со мной. – На Чемпионате, помнишь? Но тут и родная мать не хочет говорить. Вот что, однако, странно... Я рассеянно угукнула. Рон что-то продолжал говорить, но я уже не слышала — шелест капель, смешиваясь с перестуком колëс обладал гипнотической силой. По оконному стеклу змеились водяные струи — чем дальше на север мы уходили, тем сильнее становился дождь. Небо всë темнело, от влажности запотели окна. Включили лампы, хотя не перевалило и за полдень. В половину двенадцатого по поезду прошлась Ведьма с Тележкой. Я купила у неë кексы (самое сытное) и шоколадных лягушек — мне очень хотелось соотнести свои ощущения с воспоминаниями Гарри. Снова диссонанс. Я держу в руках скользкую лягушку, и она так похожа на настоящую, не считая цвета, что приходится уговаривать себя засунуть еë в рот. Воспоминания Гарри убеждают меня, что это вкусно. Мой жизненный опыт относится к этому заявлению скептически. Наконец, когда уже оттаяли пара лапок, я, на мгновение зажмурившись, разом откусываю большой кусок. "Вкусно", – замечаю с удивлением, откусывая ещё раз. Воспоминания Гарри отзываются на это удовлетворëнным урчанием. В полдень к нам заглядывают Симус, Дин и Невилл. Мы снова начинаем разговаривать о квиддиче, о прошедшем матче. Через полчаса отсеивается Гермиона, принимаясь за теоретическое изучение Чар для четвëртого курса. Это заставляет меня вынырнуть из увлекательного спора — победили бы болгары, если бы Крам не поспешил поймать снитч? — и предпринять попытку спасти гордость Рона. "В принципе, ничего страшного, если Малфой немного поиздевается над его нарядом…" Сунула Пигу совиных вафель. "Тем более, оно и правда ужасно." Я свернула тошнотворно бордовую парадную мантию и убрала к Рону в чемодан. "Но рыжий мне наполовину друг, наполовину… ммм… ребёнок? напоминает Митю? ...Неважно." Осознание, что я, возможно, ищу замену своим прошлым привязанностям неприятно поразило меня, и я поспешила нырнуть в разговоры о квиддиче, о зашибенности Крама (они же об этом? а, да, Рон карманную фигурку достал). – Ух ты! – восхитился Невилл, когда на его пухлую ладонь опустился суровый болгарский ловец. – Я видел его так же близко, как тебя, – сказал Рон, тоже наблюдая, как Крам шагает взад-вперёд. – Мы же были в верхней ложе… – Первый и последний раз в твоей жизни, Уизли, – произнëс насмешливый голос от двери. "А вот и гвоздь программы." Я расслабленно откинулась на сиденье, все остальные тут же ощетинились, даже Гермиона настороженно глядела поверх учебника — что выкинет Драко Малфой, прикрываемый Крэббом и Гойлом, предсказать было сложно, но точно ничего приятного. "Не знаю, зачем ты постоянно лезешь к нам… может, действительно комплексы от того, что Мальчик-Который-Выжил тебя отверг?.. Но теперь у меня есть тот, на ком можно слить все эти непонятные эмоций. Спасибо, Драко." – Ты что-то хотел, Малфой? – поинтересовалась я дружелюбно. Гриффиндорцы выпучили на меня глаза, на лице Драко тоже промелькнуло замешательство, но он быстро взял себя в руки. – Да так, хотел убедиться, что ты собираешься принять участие, Поттер. Ты же никогда не упустишь шанс покрасоваться, верно? – издевательски протянул он. Я огорчëнно цокнула. – Не стоит судить людей по себе, Малфой. Не все вынуждены идти на риск, чтобы получить толику внимания… Лицо парня вспыхнуло, довольная усмешка легла на мои губы. Гриффиндорцы недоумëнно переводили взгляды между нами, но увидев реакцию Малфоя, расплылись в улыбках. – Что-то ещё Малфой? – я вежливо улыбнулась. – Спрашивай, не стесняйся. – Ты!.. Он дëргается в мою сторону, но гриффиндорцы тут же вскакивают на ноги и тянутся к палочкам. Окинув их нечитаемым взглядом, Малфой передëргивает плечами и, бросив на меня последний ненавистический взгляд, покидает купе. Крэбб и Гойл молча устремляются за своим предводителем. Дин с грохотом закрывает за ними дверь. – Белобрысая сволочь, – выплëвывает Рон. Остальные ещё что-то говорят в поддержку, но я уже не обращаю внимания, с умиротворëнной улыбкой прикрывая глаза. Появившаяся буквально за неделю с хвостиком привычка в любую свободную секунду продумывать “ПЛАН”: разбирать по винтикам, скептически рассматривать каждую деталь и неудовлетворëнно цокать в конце — тут же развëртывает перед сомкнутыми веками карту недавних действий. Я — в силу своего характера? особенностей перфекционизма? — всегда безумно жалела об упущенных возможностях. И касалось это не только моей жизни — хотя еë в первую очередь, конечно: я могла весь день жалеть о том, что не взяла яблоко, пока ходила на кухню выбросить мусор, и мне пришлось идти ещё раз; у меня бывали дни, когда любое лишние движение выводило из себя (всë должно быть идеально, чëрт возьми!) и, разумеется, слова мамы, вроде: «Впоследствии, тебе будет обидно, если не закончишь музыкалку» были для меня не просто словами; с другой стороны в моей одержимости продумывать всë наперëд были свои плюсы: если я приняла решение, то ничто уже не могло меня поколебать (так, когда я бросила танцы, и мама встретила меня фразой: «Твой отец очень расстроен», то только удивилась. А ведь это отец! Мнение мамы рядом с его и в жизни не стояло!) — мой перфекционизм затрагивал и других людей: Катя несколько раз прошлась передо мной к письменному столу за чем-то — я морщусь, а в плохом настроение шиплю на неë рассерженно: «Нельзя что ли всë сделать за раз?!» — она хлопает глазами недоумëнно: “в чëм проблема?”, и персонажей книг, фильмов, фанфиков — "Почему это дура не согласилась, когда ей предлагали?!" или "Какого чëрта эти зяблики сделали такую петлю, когда летели на юг?!" (Животные, вы думали, раз я симпатизирую вам больше, чем людям, вам не перепадëт? Пфф!.. Ваши компульсии раздражают не меньше. Единственный плюс: вы не тупите). Короче говоря, по прочтении (и перепрочтении) “Кубка Огня” меня всю книгу так бомбило с того, что на Чемпионате упустили Пожирателей (которые, не считая умерших и посаженных, похоже, были в полном составе!) — ТАКАЯ возможность… — что я почти не обращала внимание на всë остальное. И во всех последующих частях, когда возникали проблемы с ПСами — т.е. во всех — я не могла отделаться от мысли, что если бы тогда… Так что, когда я осознала, что оказалась в теле Гарри, да ещё и прямо перед четвëртым курсом, первое желание, возникшее у меня, — тут же написать аврорам, чтобы оцепили территорию проведения Чемпионата и наложили антиаппарационный барьер. Но следующая мысль, которая меня посещает: "А достаточно ли будет словить ПСов на издевательстве над маглами, чтобы их засадить?" У меня были сомнения по поводу того, что подобное преступление грозит Визенгамоту достаточной потерей репутации, чтобы избавиться от таких ценных кадров как, например, Люциус Малфой или Теодор Нотт. Может, это было моë заблуждение, но после прочтения ГП серии у меня осталось впечатление, что Министерство не особо стремится соблюдать какую-либо лояльность по отношении к маглам — взять то же бесконечное стирание памяти у привратника Робертса: властям по-просту было легче приказать каждый раз махать палочкой, чем переселять целую семью или искать ещё одного работника, который согласится вместо просмотра Матча следить за порядком. К тому же, у Визенгамота был такой прекрасный отвлекающий фактор: неизвестный, запустивший Чëрную метку — волшебное сообщество боится даже имени Тëмного Лорда, какое уж тут беспокойство за маглов? И я никак не могла позволить аврорам поймать Крауча-младшего из-за невозможности отслеживать после этого действия Волдеморта. Значит, оставалось каким-то образом навести общественность на мысль, что именно Пожиратели запустили Метку, и никакой неизвестной переменной не было. Поразмыслив, я не слишком уверенно, но пришла к выводу: то, что Крауч колдовал с поляны, в то время как ПСы находились в лагере, не является большой проблемой — если бы у него в руках оказалась не моя палочка, а палочка одного из типов в масках, то никто бы не усомнился, что Метка запущена из лагеря — просто, по касательной. Я даже знала чья палочка должна оказаться в руках Барти: Люциуса Малфоя. Именно он самая проблемная личность из этой компашки — с самыми широкими связями, и именно он их непосредственный лидер. Именно Люциус начал эти гулянья на Чемпионате, и это наверняка смогут подтвердить ПСы, на которых работает Veritaserum (окклюменты не поддавались действию Сыворотки Правды). Оставался вопрос как украсть палочку у старшего Малфоя? Ведь это вам не мальчишка-Поттер, у которого такая вещь запросто торчит из кармана, Люциус свою наверняка снабдил какими-нибудь противоугонными чарами (даже я знала парочку, хотя Гарри ими почти не пользовался; что странно, учитывая с кем он рос: я из многодетной семьи и то, еле отучилась шоколад под замок запирать). Спустя приличный мозговой штурм ко мне вспышкой “Эврика!” пришло очевидное: Добби. Эльфийская магия так сильно отличается от магии волшебников, что вряд ли хоть одно заклинание на Люциусовой палочке подействует на домовика, а маги, на моë счастье, ещё и были настолько беспечны (или высокомерны), что практически не изучали еë. А такие как Малфои — тем более. Спустя ещё несколько часов головоломания вырисовалось нечто, отдалëнно напоминающее план. Ну, если встать на голову, закрыть один глаз, прищурить другой и высунуть язык. Последнее зачем — не знаю, но у меня язык точно был наружу — от усердия. И несмотря на это, всё, что я смогла изложить Добби на чердаке “Норы”: 1. переместиться в верхнюю ложу во время Чемпионата; 2. наложить магию трансформации замедленного действия и замещения на палочки Люциуса и мою; 3. следовать за Барти Краучем-младшим, когда Винки потащит его в лес; 4. поменять палочки местами за мгновение до запуска Метки; 5. когда Метка будет выпущена, поменять палочки обратно; 6. поднять мою палочку и вернуть её мне. Честно говоря, я с таким скепсисом относилась к собственной идеи, что когда Добби радостно закивал головой на вопрос о возможности второго пункта, меня накрыло удивление, граничащее с шоком. Но как бы я не относилась к “плану”, времени придумывать другой не было: Чемпионат прошëл буквально через день после моей реинкарнации. Так что пришлось мне положиться на собственное везение, помноженное на удачу Гарри, и употребить всё своё терпение (вот уж точно, не моя сильная сторона) на объяснение Добби его задачи. Мне показалось, я раз тридцать повторила каждый пункт, прежде чем он смог повторить всё без запинок и в правильном порядке. Но, конечно, это было не так, просто каждый раз, когда домовик путал что-то, я в очередной раз осозновала, что мой план построен из говна и палок. Не слишком приятное чувство для человека, у которого фраза “Лучшее — главный враг хорошего” вызывает пену изо рта. Было бы намного проще, не поставь я задачу заменить наши с Люциусом палочки — да ещё и два раза — а не просто украсть. Дело в том, что мне было известно, авроры у каждого арестованного будут проверять последние заклинания (собственно, потому эти манипуляции и должны были сработать), и будет очень странно, если “Morsmordre” на палочке окажется, а заклятья, использованные Малфоем на маглах — нет. А ведь множество людей видели, как ПСы издевались на семьëй Робертса. Сможет ли Люциус под всеобщее замешательство выкрутиться? Рисковать не хотелось. Поэтому я вытряхнула всю душу и из Добби, и из себя, получая взамен отчеканенный “ПЛАН”. "Стоили усилия того? Сегодняшний суд покажет. …Кстати говоря…" Я открыла глаза: Гермиона утонула в книге, Рон ушёл тусить вместе с Симусом, Дином и Невиллом. "Может, потому Драко и заявился к нам сегодня? Тоже хотел слить эмоции?.. Но повод у него, конечно, позначительнее моего будет." К душе подкатил стыд — получается, я издевалась над лежачим. Стало мерзко. Особенно, когда вспомнилось, что я прекрасно почувствовала тоску мальчишки, но только проигнорировала — собственное замешательство и раздражение нужно было куда-то деть, а Драко так удобно подвернулся под руку… "Чëрт!" Я подалась корпусом вперëд, вцепившись пальцами в обивку. "Мы же договаривались: ты больше не трогаешь тех, кто слабее!" Удар прилетает прямо в солнечное сплетение. Ты не целилась, но с определëнного времени, стоит тебе разозлиться, как удары становятся необычайно точными и сильными для девятилетнего ребёнка. Слишком точными и сильными для твоего семилетнего брата. Он сгибается, нет, скукоживается; хватается руками за грудь; скребëт; часто и беззвучно, как рыба на льду, открывает рот. Ты знаешь, он не может вдохнуть. Тебе ли не знать, что испытываешь, когда бьют в исток прорези меж ребëр. Ты смотришь на красное лицо своего брата. Чувствуешь боль и страх: тогда ты ещё совсем не умеешь отделять свои эмоции от чужих, а потому не знаешь, почему у тебя тоже сдавливает грудь. Отступаешь. Шаг назад. Ещё один. Резко разворачиваешься и уходишь. Не бежишь, нет: это тоже показатель слабости. Но в “детской”, запахнув за собой дверь, бросаешься к шкафу. Створки слегка скрипят, когда закрываются, солнечный луч ещё пытается догнать тебя, но ты поспешно избавляешься от него. Спасительная тьма окутывает тебя. Подтягиваешь колени к груди; обвиваешь руками. Подбородок дрожит, руки, кажется, тоже. В горле стоит ком, ужасно, ужасно хочется заплакать. Но, конечно, не проливается ни слезинки. Я резко вскакиваю с сиденья, Гермиона вздрагивает, отрываясь от учебника. Говорю ей что-то, собственные слова не проникают в мозг, но я надеюсь, мои автоматические отмазки сработали. Гермиона кивает, я выхожу из купе, она провожает меня взглядом. Холодная вода помогает. Я выдыхаю, устало прислоняясь лбом к зеркалу. Усмехаюсь: собственные воспоминания были, пожалуй, нежелательнее, чем Гаррины. Забавно. "Детство — херня полнейшая." Оттолкнувшись от раковины, отхожу на середину помещения. "И чего я вдруг в прошлое подалась, поностальгировать захотелось?" Взмахиваю кистями, брызги разлетаются в стороны. Осматриваюсь. "Сушилки у них нет, а палочку я, разумеется, забыла в купе... Говоришь, собираешься Волдеморта убивать? Ну-ну. Почаще тогда своë оружие где попало оставляй, может, он согласится постоять спокойно, пока ты будешь его душить." Меня снова передëргивает — удушение тоже приятных воспоминаний не вызывает. А они, суки, не успели достаточно улечься, чтобы не подняться радостным роем от ключ-слова. Мотнув головой, несколько раз яростно провожу ладонями по лицу — благо, они мокрые. Потом вздыхаю. Несколько раз: вдох-выдох. Снова подхожу к зеркалу. Поправляю чëлку, разглаживаю сбившийся свитер, надеваю очки, стащенные перед умыванием, смотрю в глаза отражения. Зелёные, похожи на… мысленно обрываю себя: то, на что они похожи, в последний раз я видела тоже в детстве. Хватит на сегодня воспоминаний. Сосредотачиваюсь на левом зрачке. Несколько минут — сколько, не знаю — стою неподвижно, отражение размывается. Когда я снова фокусирую взгляд, в зеркале передо мной стоит уже спокойный парнишка. Волосы, правда, взъерошены, но его близкие знают — это их нормальное состояние. Гермиона окидывает меня пытливым взглядом, когда я возвращаюсь. С лëгкой недоумëнной улыбкой смотрю на неë в ответ и прямо вижу, как она мысленно пожимает плечами. – Думаю, можно уже переодеваться, – говорит девушка, очевидно, чтобы отвлечь внимание от своей проверки. Это забавляет, но вслух только соглашаюсь: – Пожалуй. Тогда я выйду, откроешь купе, когда закончишь. Подхватив палочку, я снова отправляюсь в коридор.