Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

Следующие два дня прошли тихо. Гермиона и я всё свободное время пропадали в библиотеке. Она искала информацию по домовым эльфам, умудряясь параллельно натаскивать меня по Арифмантике и Древним рунам. Рон скучал и ныл, что я превратилась в заучку. Драко не доставал нас. При встречах он применял настолько всеобъемлющий игнор, что даже не корчил презрительные рожи. Что каждый раз заставляло брови Гермионы недоумённо взлетать на лоб, а рот Рона беззвучно распахиваться. В четверг был назначен первый урок Защиты от Тёмных Искусств. Мы с Гермионой примчались к самому колоколу и под ворчливые поторапливания Рона вошли в класс. Спустя пару минут вошëл и Муди. Проведя необычайно тихую и быструю перекличку, Грозный Глаз перешёл к делу. – Итак... Кто-нибудь из вас знает, какие заклятия наиболее тяжело караются волшебным законодательством? Неуверенно поднялись несколько рук, в том числе Рона и Гермионы. Муди кивнул рыжему, устремив на него чëрный, настоящий глаз. – Ну, – робко начал Рон. – Отец говорил мне об одном... оно называется Imperius... или как-то так? – О да, – с чувством произнёс Муди. ("Звучит так знакомо, не правда ли, Барти?") – Твой отец должен его знать. Заклинание Imperius доставило Министерству неприятностей в своё время. Муди взмахнул палочкой, выдвинулся ящик стола, и на деревянную поверхность опустилась полулитровая банка. Внутри бегали три больших чёрных паука. Рон, стараясь быть как можно незаметнее, чтобы не потерять уважение нового преподавателя, вжался в спинку стула — похоже, он слегка пожалел, что сел за первую парту. Муди вытащил одного паука и посадил себе на ладонь так, чтобы всем было видно, затем направил на него волшебную палочку и негромко произнëс: – Imperio! Паук спрыгнул с ладони и завис на тонкой шёлковой нити, раскачиваясь взад-вперёд словно на трапеции. Он напряженно вытянул ноги и сделал заднее сальто, затем перекусил нить и приземлился на стол, где принялся беспорядочно кувыркаться. Муди шевельнул палочкой, и паук, встав на две задние ноги, отбил чечетку. Я почувствовала, как к горлу подкатывает тошнота. От смеха, послышавшегося вокруг, ощущение стало чëтче, и я была почти благодарна Муди, когда он резко оборвал всеобщее веселье: – Думаете, это смешно, да? А понравится вам, если я то же самое проделаю с вами? Смех мгновенно умолк. – Полная управляемость, – тихо заметил Муди, когда паук сжался в комок и стал перекатываться по столу. – Я могу заставить его выскочить из окна, утопиться, запрыгнуть в горло кому-нибудь из вас... Рон сглотнул, я сжала зубы, силой заталкивая неприятный комок в горле поглубже. – Были времена, когда множество колдуний и волшебников были управляемы при помощи заклятия Imperius, – продолжал Муди. – Вот была забота у Министерства — попробуй-ка разобраться, кто действует по принуждению, а кто по своей доброй воле. Заклятие Imperius можно побороть, и я научу вас как, но это требует настоящей твердости характера и далеко не всякому под силу. Если возможно, лучше под него не попадать. ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! — рявкнул он, и все подскочили. Муди подобрал кувыркающегося паука и водворил обратно в банку. – Кто ещё знает что-нибудь? Другие запрещённые заклятия? В воздух взвились руки Гермионы и Невилла. – Да? – сказал Муди, и его магический глаз, провернувшись, уставился на Невилла. – Есть такое... заклятие Cruciatus, – произнёс парень тихо, но отчётливо. Муди чрезвычайно пристально смотрел на Невилла, на сей раз уже обоими глазами. – Тебя зовут Лонгботтом? – спросил он, и его магический глаз вновь скользнул вниз, пробегая список в журнале. Невилл боязливо кивнул, но Муди воздержался от дальнейших расспросов. Повернувшись к классу, он вынул из банки следующего паука и посадил его на кафедру, где тот оцепенело замер, слишком напуганный, чтобы двигаться. – Заклятие Cruciatus, – заговорил Муди. – Надо бы чуть побольше, чтобы вы уловили суть. – Он нацелил палочку на паука и скомандовал: – Engorgio! Паук вырос — теперь он был больше тарантула. Рон, махнув рукой на геройство, отъехал на своем стуле как можно дальше от учительского стола. Муди снова поднял палочку и шепнул: – Crucio. В ту же секунду ноги паука прижались к туловищу, он перевернулся на спину и начал ужасно дергаться, качаясь из стороны в сторону. От него, разумеется, не доносилось ни звука, но было ясно — будь у животного голос, он визжал бы изо всех сил. Муди не убирал палочки, и паук затрясся и задергался еще неистовей. Только улягшаяся тошнота поднялась с новой силой, но зрачки не отрывались от извивающегося паука; меня уже по-настоящему мутило. – Прекратите! – воскликнула Гермиона, и Муди прервал заклинание. "Сейчас станет легче", – пообещала самой себе. Восемь расслабленных конечностей паука конвульсивно подëргивались, моë горло содрогнулось, и рот наполнился желчью — стоило расслабиться, как меня едва не вырвало. Я поспешно наставила палочку на горло, прочищая пищевод. Волшебный глаз Муди перебежал с Невилла на меня. – Reducio, – велел профессор своему подопытному, и паук уменьшился до нормальных размеров. Муди посадил его обратно в банку. – Боль, – сказал он тихо. – Вам не нужно тисков для пальцев или ножей, чтобы пытать кого-нибудь, если вы можете применить заклятие Cruciatus... Оно тоже когда-то было очень популярно. Так.. Кто знает ещё что-нибудь? Я прикрыла глаза и постаралась сделать как можно более глубокий вдох и продолжительный выдох — не стоило и надеяться с моей эмпатией следующее заклинание обязательно отдаст в меня. "Как это жалко", – прозвучало в голове равнодушно. – "За столько лет можно было бы научиться абстрагироваться от чужого состояния." – Avada Kedavra, – послышался чуть дрожащий голос Гермионы, и я заставила себя открыть глаза. – Ага, – ещё одна чуть заметная улыбка скривила неровный рот Муди. – Да, последнее и самое худшее... Avada Kedavra... Смертельное заклятие. Он опять запустил руку в банку, и, словно догадываясь, что сейчас произойдет, третий паук отчаянно заметался по дну, пытаясь увернуться от скрюченных пальцев. Муди его все-таки поймал и посадил на стол. Паук бросился наутек по деревянной крышке. Я сжала зубы за секунду до: – Avada Kedavra! Полыхнула вспышка слепящего зеленого света, раздался свистящий звук, и паук мгновенно опрокинулся на спину — без единого повреждения, но безусловно мертвый. "По крайней мере, ему не было больно", – успела подумать, прежде чем ослепительный зелёный свет, казалось, наполнил всё сознание. За ним, по ту сторону, звучали крики — Лили, Джеймс, Волдеморт. И уже ничто не останавливало богатое воображение, чтобы представить собственное окровавленное тело на мокром асфальте. Вывернутые под невозможными углами ноги, белую кость, порвавшую новую ветровку, залитый чем-то изнутри шлем… – Гарри! – меня тряс за плечо Рон, чëрное марево перед глазами медленно рассеивалось. – Что с тобой? Ты в порядке? Я на автомате кивнула, голова кружилась. Муди что-то говорил… что-то насчёт Смертельного заклятия. "Значит, прошло всего несколько минут… Я потеряла сознание?.. Или нет?.." – ПОСТОЯННАЯ БДИТЕЛЬНОСТЬ! – взревел голос Муди. В голове зазвенело, я с трудом сосредоточилась на словах преподавателя. – Итак, эти три заклинания — Avada Kedavra, Imperius и Cruciatus — известны как Непростительные заклятия. Использования любого из них по отношению к человеческому существу достаточно, чтобы заработать пожизненный срок в Азкабане. Это то, чему вы должны противостоять. Это то, с чем я должен научить вас бороться. Вам нужна подготовка. Вам нужно быть во всеоружии. Но самое главное — вам нужно приучить себя к постоянной, неусыпной бдительности. Достаньте ваши перья... запишите это... До конца урока мы только и делали, что записывали примечания к каждому из Непростительных. Тупое конспектирование вслед за более не повышавшимся голосом Муди дало мне время, чтобы выдохнуть. Я смогла обрести внутреннее равновесие достаточное, чтобы изобразить на своëм лице спокойствие, когда прозвенел звонок, и мои милые одноклассники перестали сдерживать эмоции. От фраз: «Видел, как он его убил? Мгновенно!», «Этот паук так дëргался… Умора», «А чо правда кого-угодно можно контролировать? Я бы…» — хотелось кому-нибудь вмазать. Желательно, самому болтливому. "Я спокойна, я спокойна, я спокойна…" – словно мантру повторяла про себя. В таком состоянии я с трудом держала ничего не выражающее лицо, не говоря уже об улыбки — благо, этого и не требовалось: даже лица моих одноклассников были скорее перекошены от смеси восторга, ужаса и дешëвой бравады, чем улыбчивы. А Гермиона вообще выглядела озобоченной — как обычно, девушка сперва думала о чужих чувствах — у Невилла, к которому подруга нас подтащила, лицо было обескровленное. Я резко затормозила, не доходя до парня с метр. Гермиона, работая буксиром не сразу это заметила, и ещё пару раз дëрнула меня за локоть, прежде чем мне удалось вывернуться, и она бросилась к Невиллу. Я молча возоблагодарила высшие силы за то, что парень испытывал целый ком эмоции — от такого всегда отгородиться было намного легче, чем от чего-то одного, чëтко выраженного. Гермиона ласковым тоном старалась выспросить, в порядке ли Невилл. Я залезла в сумку и вытащила шоколад. – Ешь. – Невилл уставился на меня невразумительным взглядом. Развернула обëртку и снова ткнула шоколадом в парня. – Ешь. Парень, слишком ошеломлëнный после урока, молча исполнил приказание. Я достала ещё одну шоколадку из запаса, приобретëного миссис Уизли на Диагон Аллее, и также молча впилась в неë зубами. Откусить, прожевать, проглотить, откусить, прожевать, проглотить, откусить… Механически совершая эти действия, я, не отрываясь, следила за Невиллом. На его лицо постепенно возвращались краски, от меня же наконец отступила тошнота, а в голову вернулась ясность. Я перевела взгляд с него на своих друзей, взирающих на нас. Отломила по три куска и вручила им. – Да нам не надо… – запротестовала Гермиона, я нахмурилась и чуть ли не силой всучила ей лекарство. Гермиона и Рон переглянулись и молча съели свои порции. – Профессор. Прихрамывающий лже-Муди наконец достиг нас. От моей безэмоциональной фразы трое подростков обернулись, а Невилл, к тому же, вздрогнул. Волшебный глаз мгновенно обежал всю мизансцену и остановился на измазанном шоколадом лице Лонгботтома. – Пойдëм со мной, сынок, – хрипло обратился к нему Грозный Глаз. – У меня есть пара книг, которые тебя заинтересуют. Невилл взирал на него большими испуганными глазами, Муди положил на его плечо изрытую шрамами руку и перевëл взгляд на меня. – А ты, Гарри, как — в порядке? Я чуть ли не вызывающе кивнула. Голубой глаз лже-Муди едва заметно задрожал в глазнице, всматриваясь в меня. Помолчав, он сказал: – Вы должны это знать. Это жестоко — да, возможно, но вы должны это знать. Никакого притворства... Мне так сильно захотелось его ударить, что я действительно испугалась поддаться порыву. Развернулась и очень быстрым шагом бросилась прочь из коридора. Спустя пару секунд меня нагнали Рон и Гермиона. Мы втроëм молча вошли в Большой Зал, также молча поели, а затем мы с Гермиона умчались в библиотеку — казалось, это было единственное место, где я могла почувствовать успокоение. И даже Рон на этот раз не начал ворчать о том, какие мы грëбанные ботаники. Я продолжила штурмовать Арифмантику и Древние руны и делать вид, что не замечаю образование S.P.E.W. (Society for the Promotion of Elfish Welfare). Этим же вечером Гермиона решила заполучить меня и Рона для своей организации, я слиняла из библиотеки и ушла спать пораньше. И нет, это было не бегство, это было стратегическое отступление. Бороться с загоревшейся идеей Гермионой — гиблое дело. Что подтвердило кислое лицо Рона на утро. А я что? Я ничего. Пока Гермиона занята ссорой с Роном, меня никто в секту не вербует. Дни шли друг за другом. Каждый был занят своим делом: Гермиона пыталась убедить гриффиндорцев бороться за права домовых эльфов (безуспешно), Рон придумывал всевозможные кары на свою голову для Прорицания, а я пыталась сторговаться с собственной совестью. Сидя в одиночестве где-нибудь в Выручай-Комнате, я вспоминала все грехи Люциуса Малфоя и, добираясь до вершины — едва не убил ребёнка просто, чтобы скомпрометировать своего политического противника, — каждый раз удовлетворённо кивала: всё правильно, он заслужил. Затем выходила из Комнаты, шла в Большой Зал и читала разгромную статью о перерытом аврорами сверху-донизу Малфой-мэноре, оборачивалась на слизеринский стол и видела бледного Драко, куда лучше держащего лицо, чем в тот памятный день, отчего мне становилось почти физически плохо. Моя уверенность, что сажать Пожирателей и подставлять Люциуса было хорошей идеей, в очередной раз колебалась. Но на ум приходило моё первое в этой жизни воспоминание: убийство Лили и Джеймса — моих вторых родителей, можно сказать. Потом я вспоминала безумства на Чемпионате, мучения семьи Робертса, их возможную смерть и снова кивала — нет, Люциус, определённо, заслужил. И это было правдой для меня. Но также было правдой, что из-за взятой на себя роли борца за справедливость я заставила страдать неповинных людей. Драко, пожалуй, был не самым приятным представителем человечества. Он был избалован, полагал, что весь мир должен с ним считаться, вымещал свои обиды на более слабых и не считал за людей тех, кто, по его мнению, не соответствовал его уровню. Но он также был глупым четырнадцатилетним мальчишкой, который столкнулся с трагедией, слишком тяжёлой для него, и всё ещё пытался сохранить невозмутимое выражение лица. Может быть, именно последнее давило на меня сильнее всего. Я не понаслышке знала, как тяжело всё время контролировать себя. Но больше всего меня пугало, если он действительно этому научится. Поверь, мой милый, разучиться плакать — такой себе талант. И я решила стать для Драко возможностью слить эмоции. Понимала, что делаю это даже больше для себя, чем для него — это позволяло заткнуть совесть, но я действительно надеялась, что мальчишке было от этого хоть немного легче. Проверять его состояние каждый раз при встрече стало почти привычкой, и я минимум раз в два дня, а то и несколько дней подряд находила Драко в различных укромных местах Замка с помощью Карты Мародёров. Первое время каждая “разгромная статья” тяжело била по нему, хотя он больше не прогуливал уроки. Иногда встречи с ним длились всего минут двадцать, а иногда затягивались на несколько часов. Иногда Драко сначала набрасывался на меня с криками, порой мы дрались, а иногда он попросту игнорировал меня. Но через какое-то время я стала замечать, что Драко стал приходить исключительно на Астрономическую башню — он определённо хотел, чтобы его нашли. Это был явный прогресс, и я мысленно вручила себе промежуточную награду в номинации “Найти общий язык с трудным подростком”. Где-то во второй половине сентября я наконец урвала часок между усердными занятиями Арифмантикой и Рунами, избеганием Гермионы с еë SPEW и утешением Драко и занялась Диадемой. Вызвать Комнату Скрытых Вещей — этап первый и самый простой. Но стоило мне оказаться внутри, как следующий пункт: “методично всë перерыть” летит к чертям. Нет, я конечно знала, что тут много хлама, но чтоб настолько!.. Но не успела я толком отчаяться, как Комната решила проблему за меня: стоило во всех подробностях представить Диадему, чей слепок возвышался на скульптуре Ровены Ровенкло в гостиной пресловутого факультета (ну да, залезла я туда зайцем, так для благой цели же!), как вдруг — обожаю магию — я оказалась перед покосившимся буфетом, а рядом, поверх кучи мусора, увидела потускневшую тиару. Нацепив мантию-невидимку, я спустилась в Тайную комнату ("А вход точно один? То есть, Том Риддл с визгом катился по трубам? Я б на это посмотрела…") и, продемонстрировав отличное владение шипящими, прошла к ту́ше василиска. Изначально планировалась вырвать у змеючки клык и проткнуть им Диадему, но тиара оказалась очень красивой и уничтожать её мне не хотелось (плюс, это древний артефакт с неизвестным уровнем силы, но этот аргумент я придумала позже). Как стало мне известно из книг про василисков, яд Короля Змей не только самый ядовитый в мире, но и содержится во всех кровеносных сосудах, течёт вместе с его болотно-зелëной кровью. И для того, чтобы уничтожить крестраж достаточно было змеючку обескровить. Идея грешила только тем, что у меня не было опыта добычи суперъядовитой крови василисков. Или любых других змей. Или вообще кого бы то ни было. Мама меня, конечно, — как и всех остальных четверых детей — пыталась запихнуть в медицинский, но у неë ничего не вышло, так что с кровью я имела ровно такое отношение, какое требовало порванная или порезанная кожа. Могла залить рану убойной дозой перекиси водорода, чтобы кровь остановить, но как еë выудить, я понятия не имела. Так что стояла я с Диадемой наперевес перед огромной змеиной тушей и тупо на ту пялилась. А потом размахнулась и швырнула тиару в пасть. Глупо, конечно, но у меня в руках волшебная палочка — достать Диадему не проблему. Но идея окупилась раньше, чем шприцы и пробирки ввергли мой мозг в тоску: изнутри василиска раздался высокий, пронзительный крик, из пасти взвился к потолку чëрный дым, а через секунду об уничтожении крестража напоминало только то, что сюда я пришла с тиарой, а сейчас стою без неë. Заглянув внутрь пасти, я увидела поблëскивающую в кровоточащих внутренностях Диадему и достала еë наружу Leviosa. Опустив тиару на каменный пол, я озадаченно наблюдала, как кровь василиска стекает с неë и прожигает дыры в камне. "Замечательно, теперь это не крестраж, а просто орудие убийства…" Ни в одной прочитанной мной книге не говорилось о том, как обезвредить кровь василиска. "Так, ладно, я знаю только одно место, где мне могут предоставить всё, что угодно. Даже то, чего я сама толком не разумею." И тайными ходами я направилась в Выручай Комнату. По пути моего следования можно было заметить маленькие дырочки в полу, где капли крови, срываясь с Диадемы, достигали земли. Комната, предстала передо мной каменной клетушкой метр на метр. Зато кровь василиска, кажется, не причиняла ей никакого вреда — капли касались пола и с шипением растворялись, это обнадëживало. – Что ж, – медленно произнесла я вслух, не то, чтобы это было необходимо, но так легче сосредоточиться. – Мне нужно… э-э… нечто, что эту штуку, – потрясла Диадемой, и зелёные капли полетели быстрее, – позволит безопасно носить на голове. Секунду ничего не происходило, словно Комната рассматривала мою проблему, а затем прямо в центре клетушки появился небольшой котелок на высоких ножках. На сером металле красовалось золочëнная табличка: “Святая вода”. Я моргнула. Затем ещё раз. – Серьёзно?! – наконец вышло из меня гениальное. Комната, разумеется, никак на это не отреагировала. Я медленно подошла к котелку, невольно ожидая, что сейчас из ниоткуда выпрыгнет человек в клоунском наряде и выкрикнет: «Шутка!», и заглянула внутрь — вода внешне ни чем не отличалась от самой обыкновенной. Разве что была кристально прозрачна, и понять, что котелок полон можно было лишь по бликам от стенных факелов на поверхности. Я пожала плечами — какие у меня варианты? — и опустила Диадему в воду. И мгновенно там, где металл соприкоснулся с жидкостью, та зашипела и вспенилась, стремительно испаряясь. Белый пар интенсивно поднимался из котелка и мгновенно исчезал. Прошло минут пять — хотя, казалось, намного больше — прежде чем светопреставление закончилось, и я отважилась подойти поближе. На дне котелка в абсолютно прозрачной воде — хоть и значительно потерявшей в количестве — поблëскивала драгоценными камнями Диадема. – Leviosa… – пробормотала я, поднимая тиару в воздух. Влажный металл — серебро — мерцал в свете факелов, от обода Диадемы тонкими белыми веточками изгибались причудливые узоры, в них, словно разноцветные капли, были вплетены небесно-голубые сапфиры, перламутровые жемчужины и тëмно-зелëные изумруды. Поколебавшись секунду — "Комната не стала бы мне вредить, да?" — я протянула руку, и тиара опустилась в неë. Прохладная вода стекала на ладони, потому тепло драгоценных камней оказалось неожиданным. Чуть ли не затаив дыхание, едва касаясь кончиками пальцев, я пробежалась по серебристым узорам — Диадема, как и большинство изящных вещей, выглядела ужасно хрупкой: дунешь, и рассыпится. Я подняла глаза, передо мной уже стоял невысокий шкафчик с прозрачными дверцами. Внутри было всего три узких полки. Они были пусты, и только на средней, в центре находился манекен безликой яйцеобразной головы. Хмыкнув, я увенчала его Диадемой и закрыла шкафчик. Покидая Выручай-Комнату, я обернулась: это была каменная клетушка метр на метр.