Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

Несмотря на вчерашнюю усталость проснулась я задолго до завтрака. Но выйдя из ванной обнаружила уже одетых Рона и Гермиону. – Надо поговорить! – сказали они хором, и Гермиона тут же прижала ладошку ко рту: Симус на кровати недовольно заворочался. Я кивнула, и мы спустились в гостиную. Никого ещё не было: отсыпались после вчерашнего бедлама. Мы уселись в наши любимые кресла у камина. – Гарри! – жарко начала Гермиона. – Не слушай никого! Мы знаем, что ты не бросал своё имя в Кубок! Я вопросительно взглянула на Рона. Он коротко кивнул, и я облегчённо выдохнула. – Спасибо. Я уже успел столкнуться вчера с тем, что меня считают лжецом и самоубийцей. На лице Рона мелькнуло какое-то выражение, и он улыбнулся уже куда увереннее. – Что произошло? – спросил он. И я пересказала весь вчерашний вечер, утаив лишь встречу с Драко — рано им ещё знать, что я пытаюсь наладить с ним отношения. Мы рьяно обсуждали, кому было выгодно бросить моё имя в Кубок. Пересказала я и речь Муди. Гермиона пришла в ужас, Рон в восторг. Оба начали строить теории, кто хочет меня убить. Когда из спален послышалась возня, я предложила пойти на затрак. Гермиона и Рон понимающе взглянули на меня и сразу согласились. Завтрак только начался, и людей в Большом Зале было немного, но все тут же принялись шептаться (или и не утруждая себя понижать голос) и тыкать пальцами скрытно и не очень, завидев меня. Моё лицо закаменело. Гермиона сочувственно посмотрела на меня, а Рон положил руку на плечо. И я почувствовала облегчение. Сели мы в самом конце стола, на краю — подальше от любопытных и негодующих взглядов. – Не обращай внимания, – строго сказала Гермиона и придвинула ближе ко мне яичницу с беконом, — лучше ешь! Я хмыкнула и беспрекословно принялась за еду. – Знаешь, что надо сделать? – произнесла девушка, когда мы заканчивали завтракать. – Что? – спросила я, уже зная, что мне ответят. – Написать Сириусу. Обо всём. – И сдвинула брови, ожидая возражений. – Я захватила с собой бумагу и ручку. Я вздохнула и отодвинула чашку недопитого чая. – Хорошо, давай напишу. Гермиона, похоже, удивилась столь быстрому согласию, но тут же выложила передо мной сдвоенный лист А5 в линейку и шариковую ручку — девушка оказалась первой, кого достигли мои воззвания о бестолковости использования доисторических приборов для письма (магловскими тетрадями, ручками и карандашами нас снабжала чета Грейнджеров). Пока я писала, Рон заглядывал мне через плечо и шевелил губами в такт появляющимся буквам. Гермиона сверлила рыжего гневными взглядами: «Рональд Уизли! Это неприлично!», а я только фыркала добродушно. Обычно меня невероятно злило любое нарушение моих границ, но сегодня почему-то хотелось ощущать присутствие друзей. Когда письмо было написано, я оглянулась и обнаружила, что Большой Зал уже заполнен учениками, и только то, что мы сидели в самом конце позволяло до поры оставаться незамеченными. Я не желала без сильной необходимости испытывать повышенный интерес к собственной персоне и потому буквально ускользнула под стол под вящее возмущение Гермионы, где натянула мантию-невидимку. – Отошлёшь письмо с Пигом? – шепнула я Рону, когда вылезла из-под стола. Он кивнул, и мы двинулись прочь из Большого Зала. Гермиона и Рон прижимались ко мне с боков, не давая окружающим столкнуться со мной. В холле я сообщила друзьям, что подожду их у озера, и отправилась на улицу. Усевшись под плакучей ивой у самой воды, я наконец стянула мантию и уставилась на корабль дурмстрангцев, мерно покачивающейся в центре озера. – Нам следует помочь маглам! – послышался вдруг звонкий девичий голос. – И кому ты собираешься помогать? — ответил ей какой-то парень. – Напомню, Чеченская «Республика» (Да-да, я прямо услышала скепсис на этом слове) на данный момент входит в состав магловской России. – Но!.. – тут голос запнулся. Я увидела выруливших из-за ветвей парня и девушку. Они показались мне смутно знакомыми, и, порывшись в памяти, я вспомнила, что видела их в свите Каркарова. "Дурмстрангцы. Русские, к тому же, раз Первую Чеченскую войну обсуждали." Мы пялились друг на друга. Мне ужасно захотелось проверить, действительно ли они принадлежат стране, которую в моих дореинкарнационных учебниках пафосно называли “Отчизной”. – Ельцину стоило бы выбрать какую-то одну политику: или силовое подавление, или невмешательство, – спокойно произнесла я, мысленно гадая, к чему приведëт мой вброс. Глаза девушки округлились. – Ты не наш, – утверждение прозвучало вопросительно. Я усмехнулась и отрицательно покачала головой: – У меня есть друзья в России. "В другой России, скорее всего." – А! – облегчённо выдохнула девушка. И плюхнулась на траву рядом со мной, протягивая руку: – Я — Оля. Я улыбнулась такой непосредственности и ответила на рукопожатие: – Гарри. Рядом с Олей аккуратно опустился еë спутник и тоже протянул руку: – Миша. – И спросил, не успев даже разжать ладонь: — Так почему ты считаешь, что Ельцин действует неверно? В последствии я вспоминала этот разговор как один из самых странных в своей жизни: спорить о политике, которая для тебя давно стала всего лишь историей, а для твоих собеседников — это злоба дня. При том, приходилось держать в голове, какие из событий уже произошли, а какие ещё нет, чтобы не попасть впросак. В какой-то момент мне пришло в голову, что, в отличии от магов Британии, они до странности много знают о ситуации в магловской политике. Но не успела я попытаться поинтересоваться этой интересной особенностью, как услышала сдавленные крики: «Га-ари!». Видимо, Рон и Гермиона пытались звать меня так, чтобы услышала только я, не привлекая внимание окружающих. "Интересно, вышло у них что-нибудь?" – фыркнув, распрощалась с новыми знакомыми. – "Здорово всё же разговаривать с людьми своего менталитета — как-то... комфортнее." Следующие несколько дней прошли в точности как в каноне — хаффлпаффцы и ровенкловцы объявили мне бойкот, а слизеринцы (кроме Драко, который так и продолжал игнорировать нашу троицу, только теперь с видом, словно общение с нами принижает его достоинство) при каждой встрече норовили выдать что-нибудь издевательское. Но то, из-за чего я ещё долго казнила себя произошло 4 ноября. Честно, я думала, что раз Драко теперь не пристаёт к нам, ситуация, когда его заклинание, направленное на Гарри, отрикошетит в Гермиону — попросту не произойдёт. Но я не предусмотрела, что остальные слизеринцы всегда рады унизить кого-нибудь из нас, и, что Рон, в отличии от меня, всё ещё обычный вспыльчивый подросток. Всё произошло почти как в каноне, с разницей, что зачинщиком на этот раз был Нотт, а вспылил Рон. Они одновременно выкрикнули заклинания: Рон — Vomitare Viridis, а Нотт — Densaugeo. Первый поразил в итоге Уркхарта, а второй Гермиону! А я всё это время стояла в уголке и читала своë “Магическая Великобритания от друид до Вильгельма Завоевателя”, как всегда при чтении выпав из реальности. Очнулась я уже от плача бедной Гермионы, у которой с ужасающей скоростью росли передние зубы. Уронив книгу, я бросилась к девушке. У меня было только одно желание: врезать Рону и Нотту, а потом себе. Я повернулась к непутёвым дуэлянтам. Наверное, лицо в этот момент у меня было страшное, потому что они тут же запихали палочки по карманам. Их реакция напомнила мне прошлую жизнь, но сейчас мне было не до забавных аналогий. Взмахом палочки я прекратила рвоту Уркхарта, отмечая единственное за что могла себя похвалить сейчас: выучила уйму простейших заклинаний и противозаклятий к ним. – Ты. – Я ткнула палочкой в Рона, отчего тот вздрогнул. – Ведёшь Гермиону в Больничное крыло. Парень поспешно подошёл к залитой слезами подруге, обнял её за плечи и увёл с места происшествия. Повернулась к Нотту и подняла палочку. Он вскинул руки в защитном жесте. Аура сквозь жизни передаётся, или что? Может и вы мне пугающих прозвищ накидаете? Я убрала лужу рвоты с каменного пола и отошла обратно к стене. Подняла брошенную раннее книгу, но открывать не стала — слишком занята самобичеванием, чтобы воспринимать текст. И гриффиндорцы, и слизеринцы стояли молча, будто воды в рот набрали. Я чувствовала на себе десятки взглядов. Колокол пробил неожиданно в повисшей тишине. Все вздрогнули. Я оторвалась от стены, закинула на плечо сумку и первая прошествовала в класс. Никто не обгонял меня. Пройдя в конец кабинета, я в одиночестве устроилась за партой. На секунду поймала взгляд Драко с первой. Он задумчиво оглядел меня и отвернулся. Гадая, что надумал парень, я выложила на парту учебник. Противоядия! — шелестяще, как и всегда, объявил Снейп. — Составы у вас готовы? Я хочу, чтобы вы тщательно сварили их. А затем мы выберем кого-нибудь, на ком будем их тестировать... Его взгляд нашёл меня — очевидно, Снейп уже выбрал “кого-нибудь”. Я даже не начала мысленно использовать свою самую ехидную и саркастичную версию, как делала обычно, когда Снейп бесил меня, а это происходило почти каждый урок, — эта версия уже использовалась против меня самой. Проклятья, опускаемые мной на мою же голову, прервал стук в дверь. В класс вошёл Колин Криви. Сверкнув на меня улыбкой от уха до уха, он подошёл к Снейпу. – Да? – коротко поинтересовался профессор. – Простите, сэр, я должен отвести Гарри Поттера наверх. Снейп наклонился и приблизил крючковатый нос к горящему нетерпением лицу Колина. Улыбка тут же сползла с его лица. – У Поттера ещё час зельеварения, – холодно произнёс Снейп. – Он поднимется наверх, когда урок закончится. Колин покраснел. – Сэр… сэр, он нужен мистеру Бэгмену, – нервно сказал он. – Все чемпионы должны уйти, я думаю, они хотят фотографировать… Объяснение явно не добавило Снейпу доброго расположения духа. – Хорошо, очень хорошо, – процедил он сквозь зубы. – Поттер, оставьте свои вещи здесь, я хочу, чтобы вы вернулись сюда позже, чтобы испытать своë противоядие. – Пожалуйста, сэр, он должен забрать свои вещи с собой, – пропищал Колин. – Все чемпионы… "Да ты бессмертный, чел", – я скучающе наблюдала за попыткой мартышки договориться с удавом. Даже немного отвлеклась от попыток уничтожить себя морально. Быть язвительным хорошо только, пока ты собой доволен. – Прекрасно! – рявкнул Снейп. – Поттер, возьмите свою сумку и убирайтесь с глаз моих! – Как потрясающе, правда, Гарри? – затараторил Колин, стоило мне закрыть дверь. – Разве не так? Ты — чемпион! Я ничего не ответила на это заявление, молча поднимаясь к нужному кабинету. Колин, подпрыгивая, бежал рядом, не переставая тараторить. – Удачи! – сказал он наконец, и я с облегчением скрылась от назойливого мальчишки за дверью. Я очутилась в небольшом классе. Три парты составлены вместе перед доской и накрыты длинной бархатной скатертью. Остальные — сдвинуты в дальний конец класса, оставляя пустое пространство посередине. За партами, накрытыми бархатом, стоят пять стульев, на одном из которых сидит Людо Бэгмен и разговаривает с Ритой Скитер. Крам, как обычно, стоял в углу, и, казалось, даже солнечные лучи вокруг него потускнели. Зато они сверкали вокруг Флер, что усиленно кадрила Седрика. Но еë вейловские чары мазали мимо парня, и вместо востороженного обожания на его лице читалась скука, прикрытая вежливой заинтересованностью. "Я и так это знала, но Седрик у нас — воспитанный мальчик." Тут моë появление заметил Бэгмен и радостно подскочил ко мне. – А вот и четвёртый чемпион! Заходи, Гарри, заходи! Не волнуйся, это всего лишь церемония взвешивания палочки, остальные судья и мастер прибудут с минуты на минуту. Это Рита Скитер, – добавил он, указывая на очередную занозу в моей заднице. – Она пишет небольшую статью о Турнире для “Ежедневного Пророка”... – Может, и не небольшую, – сказала Рита, глядя на меня. "Ну уж нет, милочка, обойдётесь небольшой!" – Надеюсь, не будет никакого интервью? — улыбаясь спросила я Бэгмена. – Очень не хочу, чтобы писали обо мне в отдельности. – Нет-нет, не беспокойся, – замахал руками Людо, – только проверка палочек. Рита скисла. Но тут же воспряла вновь, и я испугалась и поспешила ретироваться в угол к Краму. – Привет, – сказала я, инсценируя активную беседу. Крам посмотрел на меня удивлённо: с чего вдруг я с ним заговорила? – Пойдёшь играть в квиддич, как проверка закончится? – спросила я первое, что пришло на ум. Протестируем мозг на оригинальность в стрессовой ситуации: с национальным игроком в квиддич говорим о квиддиче! Но неожиданно собственная банальность оказалась животворной. "А ведь это отличная идея! Если я собираюсь использовать метод Гарри в первом испытании, мне нужно проверить, как я буду держаться на метле. Пусть пока практика показала, что все навыки этого тела сохранились, но убедиться не помешает." – Седрик! – позвала я, повернувшись к хаффлпаффцу. – Как тебе идея сыграть в квиддич после проверки? – Квиддич? – заинтересовался парень, подходя к нам. На лице Флер отразилось раздражённое разочарование. "Успокойся. Билла закадришь." – Ага, я могу позвать Рона и Фреда с Джорджем. – И я снова повернулась к Краму. – Оля и Миша летают? Вот теперь он удивился по-настоящему, но по своему обыкновению не стал ничего спрашивать, а только вымолвил озадаченно: – Летают. – Супер! – радостно воскликнула я. – Их тоже пригласи. И можешь ещё кого-нибудь из своих позвать. Нам нужно четырнадцать человек для двух команд. Можно двенадцать, если с двумя охотниками. – Я тоже могу позвать несколько человек, – сказал Седрик. И, оглядев Витю и меня, добавил задумчиво: – Буду охотником, пожалуй. Крам, кажется, слегка ошалел от скорости, с которой определилась его судьба. "Ой, да ладно тебе", – хохотнула я с выражения его лица. – "Будто мне интересно твоё мнение." Тут дверь открылась и вошли директора трёх школ, Крауч-старший и мистер Олливандер. – О, отлично, вы уже здесь! – тут же подскочил к ним сияющий Бэгмен. – Прошу вас, устраивайтесь! Судейская бригада расселась за крытым столом, а Рита устроилась в уголке, разгладила на коленях пергамент и, пососав кончик Прытко Пишущего Пера, установила его стоймя на белом листе. Дамблдор вновь поднялся и обратился к нам. – Позвольте представить вам мистера Олливандера, – сказал он, широким жестом указывая на пожилого волшебника с большими светло-голубыми, почти белыми глазами. – Он проверит ваши палочки, чтобы убедиться, что они в пригодном для Турнира состоянии. – Мадемуазель Делакур, начнем с вас, если не возражаете. – Мистер Олливандер вышел на середину класса. Двадцать четыре сантиметра, палисандр, волос вейлы, негибкая… Тридцать один сантиметр, ясень, волос единорога, пластичная… Двадцать шесть сантиметров, саксаул, сухожилие дракона, жëсткая. И моя: двадцать восемь сантиметров, остролист, перо феникса, гибкая. После проверки палочки началась фотосессия, которая длилась чуть ли не дольше основного мероприятия. Сначала было много суматохи вокруг мадам Максим, что никак не хотела помещаться с нами в одном кадре. Затем Рита надумала снять всех по отдельности. Её жадный взгляд куда точнее выражал желание Скиттер: она хотела снять меня, а потом, видимо, утащить в логово и всё-таки взять интервью. Но кое-какая этика, а может попросту наличие фотоаппарата в чужих руках вынудило её копошиться вокруг всех нас, выставляя в правильные позы для снимка. Рита умудрилась поставить меня в центр на общих фотографиях, и меня изрядно бесило, что я никак не могу повлиять на эту ситуацию: Скиттер была в своей юрисдикции. Я не могла конфликтовать с ней в открытую, но я могла сбегать; чем и воспользовалась, стоило фотографу объявить об окончании, а Рите на секунду наклониться посмотреть получившиеся снимки. Я пулей вылетела из кабинета, успев на ходу бросить Диггори и Краму: «Встречаемся на поле через полчаса. Не успеете пообедать — ваши проблемы!» И нет, я не трусливая, я предусмотрительная — только неисправимый оптимист будет думать, что ему удасться победить в противостоянии с журналисткой. Я знаю о чём говорю: классы с пятый по десятый в школьной газете показали, что работа в этой сфере напрочь отшибает такие понятия как стыд и стеснительность. А я там состояла пять лет, не тридцать. Мне потребовалось пару месяцев, чтобы приучиться брать интервью с лёгкой улыбкой, независимо от тем и собеседника. До сих пор помню первый разговор: у меня всё лицо вспыхнуло и глаза на лоб полезли, когда я в листок с вопросами заглянула. Вот как мне опрашивать старшеклассниц был ли у них секс, когда мне самой одиннадцать? Кто вообще опросник составлял?! А потом ничего, привыкла; не то чтобы подобные вопросы были всегда, но бывало. Представляете, что делает журналистика с людьми, которые туда пришли по собственному желанию и надолго? В Большом зале я первым делом выслушала рапорт Рона о состоянии Гермионы — она уменьшала зубы у Помфри, затем пообедала и только потом предложила трëм братьям Уизли сыграть в квиддич. И правильно сделала, что оставила приглашение под конец, — Рон, кажется, немного искрил после осмысления возможности сойтись с Виктором Крамом в игре. Близнецы, разумеется, тоже не собирались отказываться, и мы вместе отправились на поле. В холле столкнулись с Седриком, Хейди, Розой и Эрни. "О Боже, он даже здесь проявил справедливость — половина мальчиков, половина девочек. И если это случайность — ещё хуже: он даже подсознательно толерантен!" Первое, что бросилось в глаза на квиддичном поле это с энтузиазмом махавшая мне Оля: «Гарри!» Я улыбнулась и помахала в ответ, игнорируя вопросительный взгляд Рона. Миша, чтобы поздороваться, дождался, когда мы подойдëм — терпения у него было больше, чем у подруги. А разговорчивости больше, чем у Вити — Миша нам остальных троих дурмстрангцев и представил: Джерт, Аника и Тадеуш. Разделились на команды мы быстро: всем было всё равно с кем играть, главное — поскорее подняться в небо. На одной стороне оказались: Седрик, Аника и Хейди (охотники); Джерт и Эрни (загонщики); Рон (вратарь); и Витя (ловец). А на другой: Оля, Роза и Тадеуш (охотники); Фред и Джордж (загонщики); Миша (вратарь); и я (ловец). На вспыхнувшую в воздухе цифру “3” мы оттолкнулись от земли. И у меня перехватило дыхание. Один толчок, направленная вверх метла — и воздух со свистом проносится мимо. В щёки и подбородок, незащищённые лётными очками, бьёт ветер, и чувствуется, как треплются волосы на голове. Лёгкий наклон вправо — и метла мгновенно меняет курс, вниз — за секунды поле становится на десятки метров ближе. Чуть откинуться назад — остановка, вздёрнуть древко вверх — и желудок на мгновение падает к пяткам, так стремительно “Молния” исполняет приказание. Наигравшись, я наконец всмотрелась в поле. Оказалось, пока я тестировала заводские настройки, кто-то из наших успел закинуть квоффл в кольца, и теперь на светящемся табло красовались цифры: 0:10. Я нарезала круги над полем, высматривая снитч. На другом конце то же самое проделывал Крам. Внизу шла борьба. Квоффл летел в кольцо, перехватывался вратарём, падал, ловился, снова падал… 10:10… 10:20… 10:30… Солнечный луч вдруг блеснул ослепительно, столкнувшись с золотистой поверхностью. И раньше, чем осознала, я уже мчалась навстречу снитчу. Ветер пронзительно засвистел. Скорость с каждой секундой становилась выше. По бокам всё слилось в одно сплошное разноцветное месиво. Золотистая вспышка впереди. Вильнула. Дёрнуть метлу в сторону. За ней. Влево. В нескольких метрах, наравне, чужая метла. Вспышка нырнула вниз. И две метлы следом. Падение. Свист ветра. Оторвать пальцы от древка. До боли вытянуть вперёд. Ну же. Приближающаяся земля. Ещё быстрее. Вытянуться в струну. Распластаться на метле. Дотянуться. Схватить. Резкое движение на тебя сбоку, и рефлекторный скачок в сторону. Всего мгновение, но чужие цепкие пальцы хватают снитч. Мётлы вздёргиваются вверх, и земля, до которой оставался жалкий метр, стремительно удаляется. На безопасной высоте мы останавливаемся, и я вдруг ощущаю кипящий, рвущийся наружу адреналин. Меня накрывает хохот. Рядом слышится похожий, только более низкий смех. Дрожащими руками — всё тело потряхивает — я поднимаю на лоб лётные очки. Кажется, будто только сейчас возвращается обычное зрение, не смазывающее весь мир, кроме снитча. – Ты отлично летаешь, – говорит Витя, улыбаясь, и протягивает руку, перекладывая золотой мячик в левую. – То же могу сказать про тебя, – пожимаю руку. Широкая улыбка, кажется, останется со мной навсегда. – Эй! – орут снизу, обе команды уже приземлились. – Вы спускаться собираетесь? Над полем светились цифры: 170:40, я улыбнулась: проигрыш блестел золотом. Витя и я плавно приземляемся. – Ну вы даёте, конечно, – восхищённо произносит Рон, хлопнув меня по плечу. – Мы делали ставки, разобьётесь, или нет, – хором отмечают близнецы, широко улыбаясь. Все говорят громко, возбуждённо, широко и резко жестикулирую. Галдёж не смолкает ни на секунду по пути к раздевалкам. Я сама говорю необычайно много и эмоционально, чувствую, как горят восторгом щёки и догадываюсь, что блестят глаза. Одна игра произвела волшебную метаморфозу — едва знакомые люди вдруг стали близки. Странно, но в общем, какая разница? Я знаю одно: никто теперь не сможет отвадить меня от полётов. Ведь летать — восхитительно.