Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

– Привет всем! Входная дверь захлопывается за мной, и я привычно, не глядя, поворачиваю замок на два оборота. Мама выглядывает из кухни с уже заинтересованным взглядом: я знаю, мой голос кричит о переполняющем восторге. Но я сдерживаюсь, как могу, только улыбаюсь маме до боли в скулах и чмокаю её в щëку. – Что-то хорошее произошло? – не переставая улыбаться и вглядываясь мне в глаза, спрашивает она. Но я заговорщи трясу головой — нет уж, расскажу сразу всем! — и поспешно стягиваю верхнюю одежду. Весна. На мне только ветровка и кеды. Мама, заразившись моим настроением, отбирает у меня лëгкую куртку, а обувь я буквально стряхиваю с ног, небрежным движением отшвыривая еë под полку. – О, кто тут у нас пришёл? – отец появляется в коридоре, в своей шутливой манере приветствуя меня. Я машу ему рукой, настроение ещё больше подскакивает: отец тоже дома! значит, все услышат новость одновременно и лично от меня, пока кипят эмоции. – Дети! – кричу, пока иду в ванную. На последнем слоге голос срывается, выдавая моë нетерпение. – Пожар? Горим? – меланхолично спрашивает брат, неторопливо дифилируя из гостиной в кухню. – Позови ребëнка, – отвечаю на это, стряхивая мокрые ладони над раковиной. – Ка-а-атя! – орëт брат, не отходя от ванной, только слегка повернув голову. – Че-его?! – кричит та, наверняка, и не сдвинувшись с кровати ни на сантиметр. – Тебя А… – Чë вы орëте? – в специально приглушённом голосе отца, вышедшего на крики, звучит нескрываемое раздражение. Митя безразлично пожимает плечами, мол, не цените мои старания, ну и ладно. – Чего тебе? – Катя вышла из комнаты, стоило крикам прекратиться; потому что надо же узнать, чего хотела старшая сестра. Я выдерживаю паузу, сверкающими глазами, обводя их лица: раздражëнное отца, выжидающее Мити, любопытное Кати, вопросительно-радостное мамы, выглянувшей из кухни, чтобы позвать всех ужинать. В зеркале мне уже довелось убедиться, насколько счастливая у меня физиономия, и именно поэтому все сейчас смотрят на меня. – Я сдала на права! – на одном дыхании выдаю и тут же снова расплываюсь в улыбке — как же это потрясающе звучит: “сдала на права”! – О-о! – поднимает брови отец, его лицо разглаживается. – Молодец! – Поздравляю! – радостно говорит мама. – Крутяк! – восклицает Митя с искренним воодушевлением. – Ты теперь можешь водить машину? – спрашивает сестра. Я мотаю головой: – Не совсем. Мне только шестнадцать, права-то я получила, но водить автомобиль или мотоцикл — ведь я сдала и на А категорию и на В (гордо) — смогу только с восемнадцати. – Ясно… – говорит Катя, но это тонет в шуме, который создают остальные трое членов семьи: отец (типо) ненавязчиво начинает повествовать об опасности вождения транспорта категории “А”, Митя тут же с воодушевлением вступает в полемику, потому что для него, также как и для меня, мотоцикл освещëн ореолом, мама кричит с кухни, чтобы все садились за стол. Так, с шумом и гомоном, проходит ещё один ужин в моей жизни. Такой же, как и многие другие. Моя шумная, никогда не смолкающая семья распространяет пульсирующее в груди счастье словно на весь дом. Отец громко рассказывает историю, Митя важным тоном вносит вопросы-поправки, мама тревожным голосом уговаривает меня не ездить на мотоцикле, я старательно подливаю масла в огонь, уверяя, что накоплю деньги и куплю его себе на совершеннолетие, и Катя безуспешно пытается сдержать смех. Так почему же я проснулась в слезах? Судорожно проверила заклинания на пологе — всë в порядке: Заглушающее и Запирающее на месте. И уткнулась лицом в колени, делая прерывистые вдохи и дрожащие выдохи — принудительно успокаивая себя и останавливая готовые вновь пролиться слëзы. Теперь — потому что проснулась. Потому что не могу остаться там — в том сне, в том моменте всепоглощающего счастья. "Ну всё, хватит. Хватит реветь, дурочка. Иди уже умывайся, а то тебя потеряют." На одной силе воли отбрасываю одеяло и лëгким маскируюшим заклинанием скрываю слëзы на щеках. Да, нужно вставать. Слезами горю не поможешь. Что толку реветь, если ничего не исправить? Забудь то, что не можешь изменить, и не смей жаловаться на то, в чëм сама виновата. Я отодвигаю полог и встаю с кровати. – Доброе утро, Гарри, – улыбается Невилл. – Привет, – на улыбку сейчас нет сил, поэтому я делаю вид, что ещё не проснулась. Топаю в ванную. Чтобы прийти в себя человечество ещё не придумало средства лучше ледяной воды. Нет, ну что ты, Симус, я не пытаюсь утопиться, и лицо у меня далеко не синее — но я стремлюсь, спасибо, что заметил. Это лучше, чем красные опухшие веки. К моменту, когда последние пуговицы рубашки входят в петельки — сегодня застëгиваю вручную, хотя на всë есть заклинания, — а Рон наконец находит силы со стоном стащить свою тушу с кровати и бурча проклятия направиться в ванную, я полностью беру себя в руки. Заканчиваю утренний туалет, привычно перекидываясь с Невиллом и Симусом шутливыми ставками на бой, что сейчас происходит у умывальников (несмотря на то, что их там три) между Дином и Роном — персонажами, для которых подъëм по утрам равносилен подвигу. Невилл, как обычно, уходит первым — за завтраком он повторяет домашку. Из ванной вываливается Дин, Симус свистит, я кидаю ему кнат. Тот ловит и раскланивается. Следом, в комнате появляется взъерошенный Рон. «Из-за тебя я потерял деньги», – сообщаю ему удручëнно-иронично. Рон раздражëнно машет рукой, спешно стаскивая с себя пижаму. Симус, по-турецки сидящий на кровати и терпеливо ждущий друга, что сейчас зеркально отражает рыжего, только опередив на пару стадий, светским тоном интересуется составом сегодняшнего расписания. Дин едва не падает, запутавшись в штанинах. Да, тяжело живëтся совам. Я тоже такой была, но в перерождении всë же есть плюсы. – Сделал Трансфигурацию? – спрашивает Симус. – Разумеется. А ты что, нет? – Не-а. – Чувак, ты бессмертный, или надеешься, что МакГонагалл — нет? И еë срок закончится сегодня? – Ага, как же, – кривит лицо Симус. – Она Дамблдора переживëт. …Списать дашь? – Окей, но ты даëшь шесть сахарных колибри. – Три. – Пять. – Четыре. – Договорились. – Эй, мы в Зал идëм? – мрачно окликает друга Дин: настроение у него улучшится только после завтрака, когда он смирится с началом нового дня. – Ага, – поднимается на ноги Симус. – Встретимся в Зале, там и передашь? Киваю, и пара друзей скрывается за дверью. А я поудобней откидываюсь на столбик кровати: Рон переборщил с заклинанием, и теперь его душил галстук. – Может, поможешь? – перемеживая речь скудным английским матом, говорит он, раздражëнно пытаясь оторвать от шеи жëлто-бордовую полоску. – В чëм? – меланхолично спрашиваю я, с интересом наблюдая за неравным боем. Галстук уверенно вëл. – В суициде? Avada Kedavra будет быстреее, братан. Рон от души пожелал мне всех благ, и я решила счесть это за признание поражения. Ну, и к тому же, завтракать оставалось меньше получаса, — Герми, наверное, уже успела домашку заново вызубрить. Освободив Рона от тканевого киллера, я ткнула палочкой в его учебники, которые он, разумеется, не собрал вчера, пока рыжий магией зашнуровывал ботинки. По гостиной мы пронеслись пулей мимо тех ранних пташек, что завтракают в половине восьмого, а затем сидят в башне на диванчиках и одним своим видом раздражают бедных-несчастных сов. Рон даже на бегу умудрялся ругаться. Меня это веселило, и я не забывала подкидывать дров в его очаг пламенного негодования от несправедливости бытия и жестокости преподавателей, директора и солнца, на кой-то чëрт поднимающегося из-за горизонта каждое утро. – Вы бы ещё позже пришли, – приветствует нас Гермионой, пододвигая тарелки, на которые она уже набрала наш завтрак. – Рон пытался, – замечаю я, с благодарностью накидываясь на кашу — сегодня манная. – Но я помешал его грандиозным планам. – А до этого вдоволь насмотрелся, как я умираю, – мрачно парировал Рон, под укоряющим взглядом Гермионы игнорируя кашу и вгрызаясь зубами в тост. – Друг, блин, называется. – Его пытался убить галстук, – весело поясняю я Герми, недоумëнно вскинувшей брови. – Достойная причина смерти, Рон, – серьёзно говорит девушка. Мы смеëмся, а рыжий ворчит, какие у него противные друзья и как это ужасно — попросту подло! — объединяться с одеждой, солнцем и учителями против него — бедного сонного подростка, который не понимает зачем людям понадобилось вставать куда-то раньше одиннадцати. – Просто всемирный заговор, – соглашается Герми, и мы снова смеëмся. Рон обиженно сопит. – Ешь давай быстрее, мы на Чары опоздаем. – Вот стану крутейшим магом и всех вас заколдую, – обещает Рон. Я фыркаю: – Под “всеми” ты мир подразумеваешь? Рон с торжественным молчанием принимается за еду. Герми, ожидая когда мы окончим завтрак, перечитывает параграф по Чарам. Я, пока она не видит, передаю свою домашку по Трансфигурации Симусу — девушка считает, что каждый должен делать свою работу самостоятельно. Ну а я — что нужно пользоваться благами комьюнити. Я в любом случае буду делать домашние задания, потому что социальный лифт образования собираюсь использовать по полной, а вот как сдадут экзамены мои одноклассники — мне плевать. Так почему бы мне не начать продавать свои знания уже сейчас? Как ни посмотри, я только в плюсе. Нет, не понять мне этих людей, что вопрошают: «Тебе не обидно: ты работал, а другой попросту у тебя скатал?» Хах, с чего мне должно быть обидно? Это его выбор, и пока он за него платит — я только за. Больше тупых людей, меньше конкуренция. Сколько из тех раздолбаев, что появлялся в школе раз в семестре, поступили в университеты? Правильно, нисколько. А сколько шоколада они отдали взамен на мои конспекты? Мне, конечно, повезло, что во время моей учëбы в школе интернет был, мягко говоря, меньше распространëн. И люди, как всегда, недооценивают значение репутации. Когда к тебе хорошо относятся не только учителя, но и твои сверстники — это ни много ни мало делает жизнь в школе комфортной. Да и, от раздолбаев есть польза: по меньшей мере, они устраивают самые весëлые пьянки. Ребята, что всегда знают, где продадут товар 18+ в любом возрасте. А я, вопреки своей внешности (на которую все ведутся), люблю выпить. Только вчера мне снился выпускной; ну, на него не пьянствовать вообще преступление. Наверное, так считали и мои обожаемые однокашники, потому что один парень перебрал… с наркотой. Называется, бойся своих желаний: хотела весëлый выпускной — получите, распишитесь. Хорошо хоть, были ребята, которые знали, что делать в таких ситуациях, и его откачали. Но перепугалась я знатно, зарекшись тусоваться с малознакомыми людьми. И даже такой сон-воспоминание вызвал чувство тоскливой ностальгии по пробуждении. После первого тура мне каждую ночь снилось что-то из прошлого, даже то, что я, казалось, забыла. Просыпаться в слезах, с криком и тянущей болью в груди уже стало привычным. Думала, привыкла к реинкарнации? Никак смерть на тебя не повлияла? А оно просто момента ждало. "Что ж, по крайней мере, магия превосходно помогает мне скрываться. Если я не могу прекратить боль, то остаëтся просто перетерпеть еë так, чтобы никто ничего не заметил." На Чарах профессор Флитвик представил новое заклинание, противоположное Accio, отбрасывающее — Depulso. Первый урок новой темы — теория, и мы только и делали, что шуршали перьями. Ну, или ручками, если говорить про нашу троицу. Затем я и Гермиона направились на Руны, а довольный Рон — в гостиную, играть с Дином в шахматы, пока Симус скатывает мою работу. Благодаря энтузиазму и самоотдачи Герми я почти догнала группы по дополнительным предметам и теперь мне даже не нужен был на каждом занятии суфлёр, терпеливо объясняющий китайскую грамоту, изливающуюся из уст професора. На обеде на меня нахлынула ностальгия, и я в которой раз за месяц наведалась за стол Слизерина, чтобы спереть у них борщ. Я там так часто появляюсь, что скоро кто-нибудь меня по ошибке в свою Гостиную пустит. Последней парой стояла Трансфигурация. Программа четвëртого курса — превращение живого в неживое. Моя морская свинка становится шкатулкой категорически отказывалась. "Чëрт! Опять придëтся отрабатывать во внеурочное время…" До колокола оставалось чуть больше десяти минут. – Так! Всë! – провозгласила профессор МакГонагалл. – Отложите палочки. Мисс Грейнджер, отличная работа — десять баллов. Мисс Патил, очень неплохо — шесть баллов. "Да в смысле?! Звонка ещё не было!" Я с завистью посмотрела на свинку Герми — она на всю верхнюю часть стала шкатулкой. Только лапки остались. У меня же только лапки и превратились в изогнутые ножки. "Свинья на ножках, блин", – с мрачным разочарованием отлевитировала своë произведение на профессорских стол, где МакГонагалл одним небрежным взамахом палочки превратила все наши работы в изящные шкатулки. Мне стало ещё обиднее. Но профессор снова привлекла к себе внимание уже расслабившегося класса. Выпустив сноп искр из палочки, она подождала пока снова установится тишина и лишь затем начала: – Приближается Святочный бал — традиционная часть Турнира Трёх Волшебников и возможность для нас пообщаться с нашими иностранными гостями. "Да ладно вам, ещё месяц почти. Сегодня только первое декабря." – Бал будет открыт только для учеников четвертого курса и старше, – продолжала профессор, – хотя вы можете пригласить кого-то младше, если хотите. Он пройдёт в Большом Зале 24 декабря с восьми до полуночи. Вам следует надеть парадные мантии и разрешается... — она сделала паузу и закончила с неодобрением, — распустить волосы. – По классу пролетели смешки. – Но это, – повысила голос профессор МакГонагалл, – не означает, что мы снизим стандарты поведения, которые ожидаем от учеников Хогвартса. Я буду ОЧЕНЬ недовольна, если студент Гриффиндора каким-либо образом поставит школу в неловкое положение. Но на предупреждение уже никто не обращал внимания. Весть о предстоящем бале взволновала всех, и, стоило колоколу пробить, тут же поднялся гвалт обсуждения. Я было хотела присоединиться к общему потоку, покидающему кабинету, но меня окликнула профессор МакГонагалл. Крикнув Герми и Рону, чтобы подождали, я приблизилась к кафедре, смиренно спрятав руки за спину. Но ругать меня никто не начал. – Мистер Поттер, чемпионы и их партнёры открывают бал, поэтому убедитесь, что у Вас есть с кем пойти. Я чуть было не ляпнула: «Разумеется. Я уже давно всë решил», но вовремя прикусила язык. – Хорошо, профессор. Стоит ли говорить, что Оля от приглашения не отказалась? Вообще я на удивление быстро с ней сдружилась; даже в прошлой жизни у меня была всего одна подруга, общение с которой проходило с такой же лëгкостью, как с Ольгой Матвеевной Рудиной (кто бы сказал мне раньше, что называть человека по отчеству будет так забавно). Миша мне тоже нравился, но с Олей чувствовалась странная близость. Даже при том, что мы обе знали о существовании секретов, скрываемых друг от друга, между нами установилось полное взаимопонимание. Если бы верила в существование родственных душ, то можно было бы сказать, что свою я нашла. Полная идиллия царила в отношениях Седрика и Чо — у них цвëл и пах конфетно-букетный период. Было вполне очевидно, что на бал они пойдут вместе, но Диггори не только официально пригласил свою девушку, но и сделал это очень… ванильно. Да ещё и на наших глазах. Фред и Джордж тут же показательно упали в обморок от переизбытка чувств. Шутники, блин. Хотя у меня от этого зрелища слиплись челюсти, как после древней, что сам мир конфеты “Рачок”. Сладость через боль. Вот и здесь: мило, конечно, но глаза начали кровоточить. Розовых лепестков, сыпящихся с неба, было немного перебор. Чуть-чуть. Тонны на две. Как земля от неба отличались от сей ванили приглашения близнецов. Если бы в их речи не звучало слово “бал”, можно было подумать, что Анджелину и Алисию они зовут сыграть в квиддич. Но всё затмило приглашение Вити. Вернее, попытки это приглашение выдать. Потому что косноязычие влюблëнного не способна исправить даже магия Хогвартса. Ну, может ему ещё немного мешал вид угорающих Оли и меня. Не знаю. Возможно. Через восемь дней безуспешных попыток («– Гермиона, я тут хотел…» – пауза. «– Да?» «– …Одолжить книгу.») мы начали делать ставки. Ещё через неделю к нам присоединились близнецы и Ли. К середине декабря у Гермионы начал дëргаться глаз, а имя Вити в еë речи полностью заменилось на “этот болван”. – Да сколько можно! – гриффиндорская часть нашей компании сидела кружком перед камином. – Я этого болвана сама приглашу! – Но-но! – поднял голову Ли. – У нас тут деньги поставлены, вобще-то. Гарри, сколько там ты выиграл за сегодня? Не знаю, как она не убила нас тогда. Но момент, что все так долго ждали всё же настал. До сочельника оставалось всего несколько дней, но Витя наконец сделал это — выговорил фразу: «Пойдëшь со мной на бал?» Мы его аплодисментами вознаградили, а близнецы ещё и значок подарили, что каждые десять секунд выкрикивал: «Я смог!» Затролили беднягу. Это ведь только внешне Витька брутальный, а на самом деле булочка с корицей. Но жаль, конечно, он дольше не продержался: пригласил бы Герми в последний день, и я бы разорила близнецов. Развлечения развлечениями, но и про дело забывать не следовало. И я сейчас не про Снейпа, слетевшего с катушек и объявившего зачëт по ядам-противоядиям перед самым Рождеством — зельеварение, слава богам, было похоже на химию и сложностей у меня с ним не было, — а про приближающееся время, когда я могла безо всяких рисков покинуть Хогвартс и отправиться на поиски очередного крестража. Было решено расправиться с Кольцом — его местоположение мне было известно вплоть до дома, и уничтожение не должно было вызвать проблем. А лучшего времени, чем двухнедельные Рождественские каникулы, разве сыщешь? Их, конечно, урезали из-за Бала, но не сильно — вместо двадцать третьего Хогвартс-экспресс уходил двадцать шестого. Новость, что именно в этом году я решила впервые покинуть школу на межсеместровых каникулах, была, конечно, ошеломительна, но на мою удачу Гермионе трепал нервы Витя, и ей было не до меня. А Рон ограничился удивлëнным пожатием плеч. Мой милый не любопытный мальчик. Дурслям о своих каникулах вне Хогвартса я не сообщала. Нет, сюрприз не готовился — хотя я бы посмотрела на их лица при моëм нежданном появлении, — просто решила остановиться в Лондоне. Как в прошлом году, только на магловской стороне. Во-первых, оттуда проще добраться до Литтл-Хэнглтона, нежели мотаться с загорода, а во-вторых, я не хочу портить себе каникулы. А они обещали выйти незабываемыми.