Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

Хогвартс-экспресс увозил меня в Лондон. Окна заметала вьюга, но контраст с тёплым вагоном не приносил уюта. Мрак казался непроглядным. Я сидела, съёжившись, на полке, невидящим взглядом уставившись в метель. Ледяная буря, как ничто иное, совпадала с моим внутренним состоянием. Перед глазами стояло белое как мел лицо Драко, глаза, блестевшие от сдерживаемых слёз; рваный вздох до сих пор отдавался в ушах. За прошедшие месяцы я успела привязаться к мальчишке, и вина за то, что, фактически, собственными руками закрыла его отца за решëткой, маленьким червячком не забывала подтачивать меня. Но несмотря на нечестные методы, я считала свой поступок правильным. И Драко, как никогда уязвимый и растерянный, принявший даже моё общество; Драко, оставшийся без идеального примера перед глазами; Драко ставший просто трудным подростком, трудным, но не неисправимым, — Драко доказывал мне, что засадить Люциуса было верным решением. Но вдруг, запущенный мной процесс оказался намного серьëзнее, чем я могла подумать. Я никогда не собиралась лишать Малфоя-старшего души. Каким бы мерзким он ни был, Люциус не заслужил того, чтобы у него отнимали жизнь. Разве хоть кто-нибудь заслужил, чтобы у него отняли жизнь? Кто из людей имеет право решать, заслужил ты жить или нет? И сложно было оценивать преступления отца, смотря в распахнутые в отчаянии глаза сына. Это напоминает мне о том, что у Гойла, Крэбба и Нотта тоже есть сыновья. Я не испытывала особого чувства вины по отношении к Винсенту, Грегори и Теодору, потому что их отцов не подставляла. Хотя по сути, если задуматься, те не смогли выкрутиться именно потому, что их предводитель — Люциус — якобы запустил Чёрную Метку. Но, может и благодаря моей заботе о Драко, в отношении Винсента, Грегори и Теодора я умудрилась запихнуть чувство вины слишком глубоко, чтобы его можно было почувствовать. Теперь же под угрозой превращения их отцов в овощей вылезло и оно. – Не хочешь перекусить, милая? Вздрогнув, я резко повернулась: на пороге стояла Волшебница с Тележкой. Видимо, я настолько задумалась, что не услышала, как открылась дверь купе. – Да, пожалуйста, – с запозданием воскликнула я, поднимаясь на ноги. Ведьма посмотрела на меня внимательными улыбчивыми глазами и достала из кармана плитку шоколада в золотистой обёртке: – Возьми это. Я перевела взгляд с неё на шоколад и обратно и горько усмехнулась: «Настолько заметно, что я в отчаянии?» – Спасибо. Сколько? – Бесплатно. – И продолжила прежним тоном продавщицы: – Что-нибудь ещё? Вновь посмотрев на неё удивлённо, я вдруг улыбнулась неожиданно для самой себя. – Тыквенный кексы, пожалуйста. – Семь кнатов, – сказала Ведьма, протягивая бумажный пакет. Расплатившись, я вернулась в купе и развернула шоколад. Услышав тихий шелест двери позади, я обернулась и на миг встретилась с добрыми глазами Ведьмы, она улыбнулась и кивнула на плитку в моей руке. – Если ты нуждаешься в помощи — попроси её. Я откинулась на сиденье и закрыла глаза. Зараз откусила большой пласт. – Но... это же моя вина. Какое я имею право втягивать других в свои проблемы? – Позволь людям самим решать, быть втянутыми или не быть. – Вы прямо Шекспир. ...И кого же мне попросить о помощи? – Подумай. Кто обладает достаточной властью, чтобы суметь тебе помочь, и достаточным состраданием, чтобы захотеть помочь? Я в очередной раз поднесла шоколад ко рту, и тут до меня дошло. Резко распахнула глаза, так и не откусив от плитки. – Ну, конечно! Дамблдор! – Умница, моя милая. Не забудь скушать кексы. Я счастливо рассмеялась. – Спасибо! Спасибо огромное! Как Вас зовут, бабушка? На миг в непонятно как установленном Ведьмой телепатическом поле повисла тишина. Затем вновь раздался приятный голос: – А я уж и сама не знаю. Не помню, когда в последний раз называла его. – Тогда я буду звать Вас бабушкой, — улыбнулась я, в ответ мне прозвучало хмыканье. – Если тебе так удобнее. Так всю дорогу до Лондона я и проболтала с Волшебницей с Тележкой, и меня почему-то совсем не смущал способ нашего общения. "Пожалуй, доверять человеку гораздо проще, когда не видишь его" — уже распрощавшись с Ведьмой, я поставила облегчëнный магией чемодан на платформу 9 ¾ (Хедвигу оставила в Хогвартсе). Оказавшись на твёрдой земле, я выдохнула и осмотрелась. "Так-с, где-то здесь должен быть пункт размена магических и магловских денег." Из-за того, что умненькие волшебники (по крайней мере, в Британии) и не думали смотреть в сторону множества изобретений человечества в период богатого на события XX века, все необходимые мне в незнакомом городе сведения пришлось добывать способом, который я последний раз использовала ещё до переезда семьи в Москву, лет в двенадцать, а именно — языком. "Как там мама любила повторять… язык хоть до Киева доведëт? Отсохнув при этом под корень, очевидно." К моему счастью, даже в равнодушных мегаполисах умудрялись выживать разговорчивые люди. Называли себя они по-разному, но окружающие объединили их под кодовым словом — “таксисты”. Благодаря представителям этого необъяснимого племени я быстро нашла гостиницу. На следующий день уже другой таксист отвëз меня на вокзал Паддингтон, откуда поезд следовал до Грейт-Хэнглтона. В Литтл-Хэнглтон не то что поездов не было, — автомобили заезжали редко. Состав следовал вдоль многих городков и деревень, притулившихся вокруг столицы, и выбившие отпуск лондонцы спешили покинуть серый мегаполис, чтобы заменить его на заснеженный пригород. Перестук колëс и мягкое покачивание вагона усыпляли, и я сама не заметила, как книга опустилась мне на грудь, а нос уткнулся в кожаную обивку. Когда проводник разбудил меня, пейзаж за окном радикально изменился. Снег. Сколько же там было снега! Почти как в Хогвартсе. Я стукнула чемоданом о перрон и огляделась. Маленький вокзальчик был пуст, и, на секунду замявшись, я приняла решение двигаться к вытянутому белому зданию. Потому что все административные строения — случайно или нарочно — выглядят одинаково. Минут десять мне пришлось побегать, но всë же удалось найти человека, согласившегося довезти меня до ближайшей (и единственной) гостиницы. Обед уже там я поглощала со скоростью оголодавшего птеродактиля и с равнодушием мясорубки. Все мои мысли занимали вновь и вновь воспроизводящиеся на повторе цитаты из “Принца-полукровки”, которые описывали дорогу до жилища Гонтов и сам дом. Заглотив последнюю ложку безвкусного супа и на автомате бросив благодарность хмурой официантке, я в нетерпении вскочила на ноги. Распиханные по карманам флаконы с кровью василиска и святой водой больно впились мне в бëдра, и я заставила себя поумерить пыл. Не из-за неприятных ощущений, а из-за вспыхнувшего страха выронить бесценные колбы. Девушка на ресепшн, неумело давящая рабочую улыбку, объяснила мне, как дойти до Литтл-Хэнглтона, до которого было 6 миль, то есть, примерно, 9,5 км. Прикинув, я решила, что потребуется где-то два часа пешком. "Два часа — туда, два — обратно и чтобы найти и уничтожить крестраж… пусть будет час. …В районе восьми я должна вернуться." Результат нетрудоëмких вычислений был сообщëн девушке, чьë имя вылетело из моей головы быстрее, чем туда попало — у меня всегда была ужасная память на имена, — и я бодро ступила на дорогу, ведущую прочь из Грейт-Хэнглтона. Самая обычная, покрытая старым, в заплатах асфальтом, она смотрелась очень живописно, окаймлённая сугробами и теряющаяся вдали, среди ладных частных домов. День был на диво хорош: с безоблачного, кристально голубого неба изливалось холодными, но ослепительными лучами солнце. Снег ярко вспыхивал и искрился, превращая городок в маленькое сказочное королевство. Мимо меня то и дело пробегали дети, весело крича и закидывая друг друга снежками. Рядом не спеша прогуливались мамочки с колясками, щебеча с подругами или мужьями без умолку. Какие-то малыши кропотливо лепили снеговика у края дороги. А пройдя чуть дальше я увидела взрослых мужчин, которые не менее азартно, чем их сыновья, выстраивали огромную снежную крепость. Вокруг них прыгали восторженные дети. Дорога вывела меня из Грэйт-Хэнглтона и, пораздумав ещё какое-то время, сменила асфальт на щебёнку, припорошенную снегом, в котором затерялись две колеи — след от машин. Они вели и вели меня, среди бескрайних полей, густо усыпанных сверкающим снегом. Я шла легко, с удовольствием вдыхая тот чистый холодный воздух, какой бывает лишь в сельской местности в солнечный зимний день. И вот слева от дороги, которая давно растеряла и щебёнку, смирившись со своей незначительностью, вырос указатель. Деревянный, с выбитыми буквами он явно был установлен лет сто назад, за ненадобностью так и не заменённый более современным. Две его мощные стрелки указывали в противоположные стороны: “Грэйт-Хэнглтон, 5 миль” — наставилась на меня одна, “Литтл-Хэнглтон, 1 миля” — гласила другая. Послушно следуя воле второй, я вскоре дошла до поворота, за которым последовал довольно крутой спуск, узкой тропкой скатывающийся в долину меж двух холмов. След от машин ушёл влево, явственно обозначая, что водители выбрали более безопасный путь вниз, ну а я, как и все нетерпеливые жители, вприпрыжку поскакала по тропе. Под склоном холма она слилась воедино с дорогой и потекла в сторону села, но не доходя до него, вновь ответлилась и побежала вправо. Я уверенно свернула на неё — к Гонтам. Вдоль узкой тропинки непроходимой стеной высилась живая изгородь, сейчас — зимой — состоящая из сплошных колючих чёрных веток, то и дело стремящихся оцарапать лицо и порвать одежду. С трудом прорвавшись через особенно узкое место, я поняла, что тропинка вновь заскользила вниз. Она постоянно извивалась, не давая возможности разглядеть, что там — за поворотом. Но вот наконец тропа вырвалась из плена кустов и выскочила на опушку перед тёмной рощей. Собственно, дальше дороги не было. Вернее, какая-то тропинка, вероятно, была, но, видимо, никто по ней не ходил и, выбравшись из-под защиты кустов, она вся оказалась погребена под снегом. В первую секунду я растерялась, но затем рассмотрела среди тёмных стволов полуразвалившуюся хижину, по самые крохотные оконца утопающую в снегу. Проваливаясь по колено, я двинулась к ней. Дверь оказалась чуть ли не наполовину завалена снегом. Я остановилась перед ней и озадаченно осмотрела возникшую проблему. Об этом я как-то не подумала. "Блин, надо было лопату брать! В деревеньку что ли сходить попросить?" Я недовольно потёрла шрам. "Полчаса потеряю точно. А то и больше." Запрокинув голову, скептически осмотрела изрешёченную дырами крышу. "Через верх, что ли? А эта развалюха выдержит?.." Пробежавшись глазами по покосившимся стенам, я раздражённо цокнула — хибара выдержала бы разве что белку. Вновь вернув взгляд на дверь, я погрузилась в раздумья. Она явно открывалась внутрь, что в моей безнадёжной задаче давало некоторые шансы. С другой стороны: шансы открыть дверь, нетронутую с девяностого? Разве что выбить — здесь всё явно держится на соплях. «...Что ж, выбить, так выбить.» Присев на корточки, я начала руками расшвыривать в стороны снег — благо хоть варежки купила, а то эти англичане со своими перчатками... Спустя пятнадцать минут упорного подрыва, взмокшая, я наконец поднялась на ноги и оглядела результаты своих трудов: хлипкая дверь была очищена, но примёрзнув, открываться не спешила; вокруг неё было относительно чистое пространство, позволяющее сделать пару шагов для разгона. Отойдя на максимальное расстояние, я глубоко вдохнула и, совершив короткий разбег, врезалась в дверь плечом. Она жалобно всхлипнула; я тоже. "Упрямится, зараза!" – зло подумала я, потирая плечо. – "Ну, да мы посмотрим кто-кого!" И вновь разогнавшись, я с силой врезалась в дверь, на этот раз другим плечом. Она затрещала, на секунду подумалось, а не снесла ли я её с петель, но тут дверь распахнулась, и я кубарем ввалилась внутрь. Сдавленно охнув, секунду я лежала не шевелясь, а неловко поднявшись из снега, ввалившимся вместе со мной, — огляделась. Я находилась в комнате тёмной настолько, что если бы не яркие солнечные лучи, проникающие сквозь распахнутую дверь и огромные дыры в крыше, нельзя было бы рассмотреть ни зги. Малюсенькие засаленные окна не пропускали ни клочка света и, наверное, максимум на что они были способны: выпускать пар и дым от готовящихся блюд, как делала когда-то Меропа. Впрочем, здесь уже не меньше полувека никто не готовил. Я неуверенно обошла комнату по периметру. Заваленный обломками досок и черепицы камин, рядом с которым стояло кресло с торчащими пружинами. Покореженная газовая плита, вокруг и на которой валялись черепки и осколки разлетевшейся посуды. Деревянный стол, на ком ещё сохранилась бутылка из-под алкоголя в груде осколков и в чёрной массе, когда-то бывшей едой. Рядом стоял стул; второй валялся на полу. И всё пространство комнаты покрывали пыль и грязь; различный сор вперемешку с плесенью не оставляли ни клочка свободной поверхности; под ногами хрустели осколки. Два других помещения не особо отличались. В одном находилась кровать-полуторка, придавленная обвалившимся куском крыши. В другом — почерневшая от плесени софа и заваленный бутылками болотно-зелёного цвета матрас. "М-да, заброшка заброшкой... Ну и где тут кольцо искать?" Озадаченно потирая шрам, я вновь повернулась в сторону “гостиной”. Но не успела сделать и пары шагов, как застыла, ошарашенные собственной мыслью. Медленно перевела взгляд на руку, а затем снова осторожно коснулась лба. "А это может…" Задумчиво обвела комнату взглядом. "Я ведь тоже крестраж, а значит мы вроде как… частички одной души?" – хмыкнула – "Вау, как устрашающе-романтично это звучит." Но идея стоило того, чтобы еë опробовать. Прикрыв глаза для лучшей концентрации и приложив ладонь к груди, я постаралась сосредоточиться на своих ощущений. Раз-два, раз-два, раз-два — билось сердце. В доме стояла тишина, и чем дольше я вслушивалась в единственный звук, тем громче, казалось, он раздавался. Раз-два, раз-два, раз-два — спокойно и равномерно. Мне нравилось слушать своë сердце и представлять, как с каждым ударом волны крови заполняют вены, делая меня в наипрямейшем смысле живой. Раз-два, раз-два, раз-два-три..? Я дëрнула бровью; неужели в отлаженный оркестр затесался дилетант? Вся превратившись в слух, я замерла, как наша дирижёр в музыкалке, когда слышала фальшь, но ещё не могла понять, от кого. Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два-три… Я чуть не закричала от восторга. "Слышу, притворщик ты несчастный! Я тебя слышу!" Прикусив улыбку, я сделала глубокий вздох и несколько секунд просто стояла, пока сердце снова не вошло в свой ритм. Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два-три. Я сделала осторожный шаг внутрь “гостиной”. Раз-два, раз-два, раз-два-три. Ещё один. Раз-два, раз-два-три, раз-два, раз-два-три, раз-два-три. Дилетант, кажется, занервничал и всё чаще соскальзывал с ритма. Раз-два-три, раз-два-три, раз-два-три. Переступить через дыру в полу, обогнуть опрокинутый стул, чтобы казаться перед захламленным столом. Прямо под ним, из-под половиц раздавался заполошный стук. Подстрекаемая им, я упала на колени и начала яростно расчищать пол от сора: осколки, черепки, доски — всë полетело в стороны. Стук теперь казался таким громким, словно у меня появилось второе сердце, но я уже и так видела, что на верном пути: из-под слоя многолетнего мусора показались очертания люка. Выдохнув, я на секунду замерла, а затем решительно схватилась за железное кольцо. С натужным скрипом, словно несмазанное колесо, дверца поддавалась с трудом. Уперевшись ногами в ножки стола, который, казалось, врос в пол под тяжестью всевозможной всячины на нём, я тянула её на себя. Вдруг раздался треск, и дверца вышла из половиц; от неожиданности я чуть было не приложилась затылком об пол. Оглянувшись и оценив осколки позади себя, я аккуратно поднялась на колени и почти без усилий открыла люк. Под ним оказался подпол, где на полках, сантиметров на тридцать уходящих вниз, стояли горшки и банки, когда-то, видимо, наполненные едой, но сейчас пустые, в плесени и паутине. Я протянула руку и безошибочно схватилась за серый горшок на средней полке. Стук взорвался бешеным скачком ритма, неприятно отдаваясь в моей голове, словно под черепной коробкой с нескончаемым жужжанием билась об стекло муха. Машинально вскинув руку ко лбу и скривившись, как от зубной боли, я с силой потëрла шрам. Уничтожить крестраж теперь хотелось ещё сильнее. Вытянув горшок ближе ко входу, откуда из-за распахнутой двери изливался белый уличный свет, я нашла глазами большую и на вид крепкую доску и еë тоже оттащила к порогу. На эту своеобразную подставку я и положила вынутый из горшка серый свëрток, от которого за километр несло страхом. Не спеша, наслаждаясь звуком паники в каком-то смысле родственной мне души, я выставила по обе стороны от своей находки флаконы: справа — с кровью, слева — с водой. Вынуть пробки и аккуратно отложить их в сторону — куда же нам торопиться? — а затем: взмах серой ткани, и плотная струя тëмно-зелëной жидкости затапливает древнее, потускневшее кольцо с большим чëрным камнем. Короткий, пронзительный вскрик вырывается к крыше, и чëрная дымка за ним. Они оба на секунду застывают в воздухе, а затем пропадают без следа, оставляя только тишину зимнего морозного вечера. Я заканчиваю процесс, обливая кольцо святой водой, и убираю его во внутренний карман пальто. Поднявшись на ноги, оглядываю помещение. "Надо бы тут… стереть следы моего присутствия, по возможности." Свернула серую ткань, в которую был завёрнут крестраж, и вернула в горшок. А горшок в подпол, что накрылся люком, и я постаралась поглубже забить его в доски. Накидав сверху мусора и разбив об стену уцелевшую бутылку, я решила, что этого достаточно. Дверь в хижину плотно закрылась за мной, словно никто еë и не открывал. Закидывать снегом я её не стала — с этим и зима справится, а тут все равно никто не ходит, не заметят моё вторжение. Снова проваливаясь в снег, стараясь идти по собственным следам (так легче), я выбралась на тропинку. И заспешила по ней — стоило дойти до указателя, пока солнце не село, иначе, поднимаясь по холму, можно и шею свернуть. Вечером, сидя на кровати в номере, я вновь крутила в пальцах Воскрешающий Камень. "Интересно, как он работает? Нужно повернуть, загадать, очень сильно пожелать?.. А можно ли как-то... случайно его “включить”? Какие вообще условия необходимы для активизации? ...Так, ладно, мне все равно без надобности. Нужно убрать его куда-нибудь... Пока в чемодан положу, а в Хогвартсе спрячу в Выручай-Комнате." На следующий день я вернулась в Лондон. И остаток каникул провела делая домашнее задание, переписываясь с Сириусом и шатаясь по Диагон Аллее.