Разбить яйцо: снаружи или изнутри?

– С Вас 12 фунтов 10 пенсов. Благодарю. Хорошего вечера. – И Вам того же. Проводив взглядом удаляющееся такси, я обернулась к домам. Все — старые мрачные особняки, когда-то, очевидно, величественные и красивые, но сейчас выглядящие ущербно, а в лучах красного, закатного солнца — жутковато. У некоторых были разбиты окна, на массивных дверях шелушилась краска, а перед ступенями крылец лежали кучи мусора. Я ступила на тротуар и прошла сквозь сломанные, но витые кованые ворота. Сразу за ними громоздились раздутые чёрные мешки, источающие резкий тошнотворный запах гниющего мусора. Я поморщилась. "Ещё не зашла в дом, а уже очевидно, что жить здесь невозможно." Но оставаться на улице было бесполезно, а с ароматным сопровождением и затруднительно, а потому я прикрыла глаза и мысленно представилась дому, как учил Сириус. Он действительно появился из ниоткуда. Та чёрная щёлка между одиннадцатым и тринадцатым вдруг стала увеличиваться, и, расталкивая соседей серыми стенами, передо мной появился дом номер двенадцать. Мотнув головой и закрыв рот, я поднялась по затёртым каменным ступеням к чёрной двери. Проигнорировав серебряный молоток в виде скрученной змеи, я нажала на тяжёлую ручку. Дверь медленно со скрипом распахнулась. Внутри было темно, и тусклые лучи практически севшего солнца с трудом осветили мрачный холл. Но сладковатый и сырой запах нежилого помещения они не скрыли. Я втащила чемодан в дом и с опаской всмотрелась в огромный портрет справа чуть впереди. В полутьме было невозможно разглядеть мать Сириуса, но от картины исходил храп. Затаив дыхание, я сделала несколько осторожных шагов и, ухватившись за портьеры, задёрнула портрет. Замерла. Но всё было тихо, и я длинно выдохнула. Покопавшись в кармане куртки, достала зажигалку, подаренную дядей Верноном, и зажгла ближайшую газовую лампа. С тихим шипением она отбросила жёлтый круг на серые отслаивающиеся обои. Но этого было явно недостаточно, и я начала зажигать остальные лампы в коридоре, только после четвёртой осмелившись закрыть входную дверь и не остаться при этом в полной темноте. Когда я уже почти закончила, раздались тихие шаркающие шаги и бормотание, и через пару минут передо мной возник самый жалкий домовик, которого я когда-либо видела. За исключением грязной тряпки, связанной как набедренная повязка посередине, эльф был полностью обнаженным. Он выглядел очень старым. Его кожа казалась слишком большой для него и висела на нём клочьями. Хотя Кричер был лысым, как и все домовые эльфы, из его больших, словно у летучей мыши, ушей росли пучки белых волос. Серые глаза домовика были кровавыми и водянистыми, а нос большим и мясистым, как у животного. Он посмотрел меня, и выражения мордочки-лица стало ещё более мерзким. Но домовик поклонился и произнёс: – Кричер приветствует наследника Благороднейшего и Древнейшего Дома Блэков. И забормотал, склонившись ещё ниже, но практически не убавив тон: «Полукровка-наследник — какой позор для благородного Дома. Что бы сказала моя Госпожа? Бедный, бедный Кричер...» – И тебе здравствуй, Кричер, – саркастично прервала я его стенания. – Ты покажешь мне мою комнату? Он снова посмотрел на меня, но тут же опустил глаза в пол: – Хозяин велел Кричеру подготовиться к приезду наследника. Кричер исполнил приказ. В этот момент он скривился так сильно, что в неверном свете ламп, его лицо превратилось в гротескную маску. – Наследник Дома может следовать за Кричером. И он зашарал по истёртому ковру, вдоль дрожащих жёлтым светом ламп и почерневших портретов, что приходили в волнение и начинали перешёптываться, когда мы проходили мимо. Я подняла голову и увидела люстру, опутанную паутиной. Также как дверной молоток, ножки чайных столов и канделябры на них, она имела форму извивающихся змей. Я усмехнулась: "Миленько". Мы начали подниматься по тёмной лестнице. Кричер и не подумал зажечь свет, и мне пришлось самой подхватить один из канделябров и поджечь свечу. Её огонёк тут же осветил эльфьи головы на стенах, поднимавшихся вместе с лестницей, словно в доме очень странного охотника. На третьем этаже Кричер подошёл к одной из трёх дверей, что тут же распахнулась, и склонился в поклоне, пропуская меня вперёд. Я вошла, осматриваясь. Две кровати с башенками, но без пологов, большой и угрожающе тёмный шкаф, окно, задрапированное алыми портьерами, красные, отслаивающиеся обои и огромная, богато инструктированная рама с неподходящим ей пустым грязным холстом. "Да это же комната, где останавливались Рон и Гарри в пятой части!" Я резко обернулась к домовику. Кричер поднял на меня водянистые глаза и проговорил скрипучим голосом, издевательски надавив на первое слово: – Наследник желает чего-нибудь? Я потрясённо хмыкнула и качнула головой, Кричер развернулся и, бормоча под нос оскорбления в мою сторону, удалился. "Вот мразь наглая…" – проводила его взглядом – "Поселил меня в гостевую спальню!" Я брезгливо провела пальцем по покрывалу на кровати, и подушечка мгновенно стала чёрной. "М-да... Интересно, Гарри на моём месте понял бы, что его только что жестоко оскорбили? Или наша умненькая Гермиона? ...Вряд ли. Никто из них не умеет читать подтекст." Аккуратно ухватившись за край покрывала, я сворачивала его, стараясь, чтобы пыль не поднялась столбом. Под ним оказалось чёрное постельное бельё. "Будем надеяться, это его изначальный цвет", – мрачно подумала я. Со стороны картины послышалось хихиканье. На следующий день я поняла, что расправляться с крестражем мне придётся ещё до завтрака — Кричер откровенно игнорировал свои обязанности и не то что не готовил, но даже продуктами не закупался, хотя Сириус уверял меня, что домовикам предоставляется полный доступ к семейному хранилищу. "Либо волшебники доверчивые идиоты, либо эльфийская магия не позволяет им предать хозяина. ...Не слышала историй про скрывающихся от правосудия домовиков, так что скорее второе." Но как бы ни были домовые эльфы преданы хозяину, Кричер продолжал игнорировать “Наследника Рода”, пользуясь отсутствием прямого приказа. Дать который у меня появлялся всё больший и больший соблазн. Но помня о том, как Кричер готовил из-под палки в оригинале, я, ткнув живот, чтобы не так бурчал, отправилась исполнять последнюю волю “любимого мастера” домовика. – Кричер! – крикнула я, спустившись на второй этаж. – Подойди сюда! Минут через десять (безумно долго для домового эльфа, исполняющего приказ), как всегда сыпя оскорбления себе под ноги, появился домовик. – Наследник звал Кричера? – скрипуче спросил он. – Да, – ответила я, – у меня к тебе вопрос. Скажи, Кричер, что бывает с домовиками, нарушившими приказ? Старый эльф сощурился. – Домовики бывают разными, – прокаркал он наконец. – Но ни один благородный домовик не сможет жить после такого позора. – Вот как… – протянула я. – Тогда что ты делаешь здесь, Кричер? Домовик аж дëрнулся. – Наследник не имеет право клеветать на Кричера! – яростно каркнул он. – Кричер выполнил приказ хозяина, – скривившись, – и следует приказам наследника! – выплюнул последнее слово он. – Как бы мерзко ему от этого не было. Но Кричер — благородный домовик, Кричер знает свои обязанности. – О, но я говорю ни о себе и Сириусе, – удивлëнно приподняла брови. – Я говорю о Регулусе. Регулусе Арктурусе Блэке. Домовик застыл и, не мигая, уставился мне в глаза. – Тебе напомнить, какой приказ он отдал перед своей смертью? – со скрытым злорадством продолжала я. – Раз уж ты не выполнил его, думаю, ты мог в принципе о нëм забыть. Подумаешь, предсмертный приказ твоего мастера. Раз уж его здесь нет, никто и не может обвинить тебя, не так ли? Мне нравится твоя позиция. …Где медальон, Кричер? Глухой сильный удар заставил меня вздрогнуть. "Ох, кажется, я слегка перестаралась…" Прежде чем Кричер, поднявшись, успел разбежаться и вновь врезаться в стену, я крикнула: – Стоять! Я приказываю тебе остановиться! Кричер резко затормозил и от резкой остановки носом вперëд свалился на пол. Его трясло. "Нет, я определëнно-точно перестаралась." Присев на одно колено перед маленьким содрагающимся тельцем, я опустила руку на его спину и произнесла, стараясь, чтобы голос звучал как можно мягче: – Кричер, послушай, я говорю всë это не для того, чтобы обвинить тебя. Я знаю, что ты благородный домовик. И мне хочется, чтобы ты тоже начал считать себя таковым, ведь я знаю, как тебе помочь, – пауза, – знаю, как уничтожить Медальон. Когда до Кричера дошли мои слова, он на секундочку перестал трястить и медленно обернулся ко мне большими, заволоченными слезами глазами. – Ты знаешь… как… – Да, Кричер. Ушастый снаряд протаранил мою грудь, едва не уронив меня на пол. "М-да," – подумала я, поглаживая рыдающего домовика по спине. – "Знакомая ситуация, однако." Медальон был найден в шкафу гостиной второго этажа минуты за полторы. И если до сего момента в моей голове бродили только подозрения о намеренном растягивании Кричером выполнение приказов до невозможности, то теперь я была в этом абсолютно уверена. Реальные возможности домовиков несколько ужасали. Уничтожение крестража была решено проводить в “Лаборатории” — как прозвала еë я, когда увидела, — комнате для зельеварения, потому что, по словам Кричера, лучше неë был защищëн лишь Ритуальный зал. Она находилась на цокольном этаже и, как и кухня рядом, имела каменные стены и пол и всего два с половиной метра расстояния между последним и потолком. Посреди лаборатории располагался длинный стол, над которым свисали различные травы, выглядевшие бы очень эстетично, если были бы зелёными, а не цвета ржавчины. Рядом с единственным предметом мебели стоял огромный котёл, а под столом — котлы поменьше из разнообразных металлов. Стены лаборатории почти полностью были скрыты за шкафами со стеклянными дверцами, за которыми стояли колбы, склянки, флаконы, лежали стебли, корни и листья, застыли в банках бабочки и жуки. Кроме перечисленного было множество того, чего я не могла опознать, и то, чего я опознавать не хотела бы. Чей-то кишечник, к примеру... В общем, место было ужасно интересное, но на этот раз я пришла сюда, чтобы выполнить свою (и Кричера) задачу, а потому положила на стол заполошно стучащий Медальон и откупорила флакончик с кровью. "Что ж, прощай, кусочек безносого ублюдка." И я прошипела на парселтанге: «Откройся». Золотые створки распахнулись с тихим щелчком. Тёмно-синие глаза моргнули, и я подняла над ними флакон. И тут раздался голос, который я ни за что не ожидала услышать. Не здесь. Не в этой жизни. Не в этом теле. – Уверена, что это хорошая идея? Голос был спокойный, тихий и очень саркастичный — тот самый, который заставлял меня чувствовать себя виноватой, даже когда я ничего не сделала. Который заставлял меня усомниться, даже когда я была абсолютно уверена в своей правоте. Вот и сейчас я замерла, широко распахнутыми глазами всматриваясь в глаза напротив. Чёрные. Такие же, как у меня. Такие же, как у моего отца. – Постриглась? – равнодушно поинтересовался он, и я вздрогнула. Голос был спокойный, тихий с еле заметным шипением. Шипением? "Нет, нет, нет, это не отец! Это всё грёбанный крестраж, очнись, дура!" Я решительно наклонила флакон, но тут чёрные глаза внезапно посенели снова. И вновь раздался голос. – Что с тобой, солнце? "Ярик?!" – Почему ты убежала? В синих глазах не было укора, только грусть, и я мгновенно захлебнулась чувством вины. – Я ведь люблю тебя. Я вздрогнула. – А ты? Ты — нет? – Я... – Тебе было настолько неприятно, что ты убежала? – Нет... Нет, всё не так... – Почему же ты так поступила? Я сама не заметила, как передо мной выросла фигура. Ярик стоял на столе, возвышаясь надо мной, почему-то слегка покачиваясь. – Я поторопился, да? Но, я думал, когда ты говорила, что любишь, это была правда... Ярик нервно коснулся левого уха. Он всегда делал так, когда был взволнован или расстроен. – Это правда! – В чём же дело... Он отвернулся. Я почувствовала, как глазам подступают слёзы. – Прости! Прости меня! И протянула к нему руки, сдерживая рвущиеся наружу рыдания. Ярик покачнулся. И вдруг раздался крик. Ярик... Нет, крестраж скукожился, на глазах превращаясь в чёрный бесформенный сгусток. Секунда — и он с прощальным воем растворился под потолком лаборатории. Наступила тишина. – Наследник может уже прекратить, – раздался вдруг за спиной смутно знакомый скрипучий голосок. – Наследник справился! Исполнил волю мастера Регулуса! Я посмотрела вниз. Из опрокинутого флакона кровь василиска лилась вниз, погребая под собой крестраж. Я медленно подняла сосуд к глазам, а затем также медленно опустила его на стол. "Это что, всё?" – тупо подумала я. Тут что-то врезалось мне в колени, обвивая ноги и заставив покачнуться. – Мастер Гарри помог Кричеру, – домовик отступил и поднял на меня восторженные глаза. "Всё." Ноги подогнулись, и я рухнула на каменный пол. Меня трясло. Словно сквозь вату я слышала обеспокоенный голос Кричера. Но всё что я могла видеть — это Ярик и наше с ним расставание. – Мастер Гарри, мастер Гарри, что с вами? – Не беспокойся, Кричер, – с трудом произнесла я и наконец почувствовала слёзы на щеках. Хмыкнула. – Это всё от голода. Позавтракаю, и пройдёт. Заполошный Кричер унёсся готовить завтрак, а я сидела на полу, сотрясаясь в беззвучных рыданиях и не пытаясь вытирать градом катящиеся слёзы.