Точка любви

      Кейт полагала, что люди в осаде чувствуют себя именно так, как она ощущала себя последнюю неделю. Не сказать, чтобы раньше жизнь была простой, но, по крайней мере, она была привычной, и Кейт давным-давно выстроила уклад, который позволял ей оставаться на плаву. Люди ко всему приспосабливаются: учатся говорить тише, ходить осторожнее, улыбаться, когда следует. Кейт знала, какой должна быть её жизнь до тех пор, пока она не сможет сбежать навсегда. По утрам они с мамой завтракали и молились вдвоём, а затем наступал момент облегчения, когда недолгое время Кейт чувствовала себя свободной в университете Голдсмитс, где училась на первом курсе. Там она не нашла своих людей — мама приложила свою руку и к этому, конечно, заявившись однажды в ректорат в разгар учебного дня. «По-вашему, Ницше — это подходящая тема для изучения на факультете юриспруденции? — кричала она на бледного и испуганного профессора Мосби. — Я знаю, как вы здесь пытаетесь запудрить мозги молодым людям: говорите о непристойных темах, отвергаете Бога!» Профессор тогда безуспешно пытался доказать, что философско-правовые идеи Ницше — это классика для изучения на его курсе. «Ко всему прочему, у нас светское заведение, и Бог на моих лекциях ни на что не влияет…» — после этих слов Кейт чуть и вовсе не лишилась права учиться, и спасло её лишь то, что мама глубоко презирала людей без образования. Да, в университете Кейт все сторонились с тех пор, но это было даже неплохо, потому что так она могла сосредоточиться на учёбе. Она мечтала, что однажды это даст ей билет в нормальную жизнь, где можно стать кем угодно — и, желательно, конечно, кем-то совсем другим. После университета Кейт возвращалась домой, собирая необходимые сплетни. Мисс Хенриксон сломала ногу — да, без сомнений, причина в её гнилом характере и этих ужасных кошках, которых она таскает в квартиру со всех подворотен Лондона; Чарли Бруст с первого этажа, похоже, набил татуировку — неудивительно, учитывая, какие у него родители; Дороти Фигг съезжает — и слава богу, от её детей шума больше, чем от стаи обезьян. Знание — сила, так кто-то сказал. Для Кейт же знание — спасательный круг. Пока мама уверена, что Кейт в узде, что она подчиняется и не идёт наперекор, жить можно спокойно. Может быть, подавляя себя и немного забывая, где грани собственных желаний и мыслей, но зато спокойно. Так было. А потом к ним в дом со своим магазином приехала Вай Заун. В ней сочеталось всё, что мама ненавидела в этом мире: дерзость, молодость, вызывающий внешний вид, чудовищное пренебрежение всяким стыдом. Кассандра Кирамман всю неделю металась по квартире, как раненый зверь. Она бесконечно куда-то звонила, без устали цепляла Кейт просто за то, что они с «этой мерзкой девчонкой» примерно одного возраста и ещё она попеременно то плакала, то молилась. Кейт чувствовала, что сходит с ума. Она искала точку опоры, будто ступала в зыбучие пески, потому что не знала, какое её слово может вывести мать из себя. По воскресеньям у них в квартире собирались верующие — в основном те, кто по какой-то причине не смогли найти своё место в обычном храме. Костяком этих собраний были странно пахнущие дамы, носящие длинные водолазки даже летом и никогда не забывающие бросить на Кейт взгляд, выражающий что-то среднее между «а ты, милочка, всё такая же бестолковая» и «по тебе видно, что ты только и думаешь о том, как бы согрешить». Воскресенье, наступившее после приезда Вай, стало в глазах Кейт символом настоящей катастрофы. Три дамы, всё такие же непривлекательные и неприветливые, появились на их пороге после обеда, но против обыкновения они были не молчаливы и сухи, а взволнованы и крайне возмущены. — Кассандра, дорогая, какой кошмар! Как это возможно! Как это недопустимо! — вскричала сразу же мисс Портер, выражающаяся как всегда невнятно и чересчур громко. Миссис Урри, самая молодая из дам — ей было всего лишь около тридцати — перебила её с резким неодобрением: — Мы говорим об этом, с вашего позволения, магазине, который торчит под вами, как гноящаяся язва. Мама с мученическим видом вздохнула. С утра она успела уже позвонить в администрацию дома и комитет по жилищным вопросам и вопросам предпринимательства, но ничего не добилась и поэтому перешла из стадии гнева в стадию истерической жалости к себе. — Я так рада, что вы пришли! Видит бог, я начинаю думать, что это всё — наказание за мои грехи… — она всхлипнула и добавила раздражённо: — Кейтлин, немедленно дай гостям тапочки, чего ты там встала, как истукан! Кейт и вправду застыла в проёме, надеясь хотя бы на этот раз избежать присутствия на собрании. Она нигде и никогда не ощущала себя такой же лишней, как на этих собраниях, хотя они и были в её жизни столько, сколько она себя помнила. — Надень юбку и приходи в гостиную, не хватало ещё, чтобы ты читала библию в штанах, как мужчина. — Да, мама. Кейт поспешила в свою комнату и дрожащими пальцами принялась искать в корзине юбку, чувствуя, как злость внутри неё переваливает допустимый показатель. Иногда ей казалось, что она может взорваться однажды от эмоций, которые никогда не могла толком выразить. Эмоции — и главным образом злость — прокладывали в её душе трамплин, через который настоящая Кейт стремилась выбраться наружу. Она не знала, что будет, если это всё-таки когда-нибудь случится. — Где ты там ходишь? — раздался недовольный голос матери. — Я почти переоделась, сейчас буду! Кейт резко сунула голову в открытое окно, пытаясь охладить горящие щёки и неожиданно поперхнулась воздухом, заметив Вай, смотрящую прямо на неё. Она стояла, прислонившись спиной к забору напротив их дома, и небрежно курила прямо рядом со знаком «курить запрещено». Кейт как завороженная уставилась на неё, а Вай, увидев её взгляд, вдруг подмигнула и усмехнулась. — Сколько ты там ещё собралась одеваться, Кейтлин?! Кейт живо подалась назад от окна и больно ударилась о стул ногой, но, больше не задерживаясь ни на секунду, пошла в гостиную, ощущая, как в груди сжимается что-то волнительное и горячее. Мама и дамы уже расселись в изъеденных молью креслах и активно обсуждали теперь новую протестантскую диету, заключавшуюся в исключении из рациона всех фруктов и овощей, кроме зелёных. — Это весьма разумно, — кивнула Кассандра. — Я частенько чувствую себя нехорошо после красных яблок. Так и знала, что этому есть научное объяснение. Кейт с унылым видом примостилась на табуретке. Ближайшие два часа грозили для неё обернуться страшной скукой, и она погрузилась в свои мысли, в чём давно преуспевала благодаря матери. В её голове, минуя мечты об обретённой профессии, о своих деньгах и друзьях, которые не знают её прежнюю, неожиданно снова возникла Вай. И Кейт пронзили приятные мурашки по всему телу, когда она подумала об этой небрежной позе девушки, о её насмешливой улыбке и о прямом ясном взгляде. «Она ведь смотрела на меня. Опять смотрела на меня. Она мне подмигнула!» Кейт поверить не могла, насколько приятно было думать о другом человеке, насколько интересно было пытаться разобрать её в своей голове, точно сложную головоломку. И впервые в своей жизни Кейт действительно хотелось, чтобы этот человек думал также и о ней. Собрание кончилось неожиданно скоро, дамы стали неспешно одеваться, и Кейт даже решила, что день, в целом, не так уж плох. Но мама внезапно тоже натянула своё пальто и резко кинула: — Поспеши, Кейтлин, обуйся, ты сегодня очень уж медлительная. — Но куда мы? — тоскливо спросила Кейт, подумав, что им придётся провожать дам до метро. — Мы сейчас все вместе пойдем в этот омерзительный магазин. Может быть, одна верующая для той девчонки недостаточная сила, но посмотрим, что она скажет нам всем. Кейт ощутила, что её стукнули по голове со всей силы. Она полагала, что грань позора не может быть больше, чем та, что уже была пройдена, но, оказалось, мама желает побить свой рекорд. Кейт на секунду почувствовала в себе силы для сопротивления, но они быстро угасли, когда мать посмотрела на неё с суровой твёрдостью. На улицу Кейт плелась позади всех, надеясь провалиться в открытый люк, но только он, к большому сожалению, по дороге не попался. Дамы были настроены напротив по-боевому, и миссис Урри даже первая дёрнула дверь, вваливаясь в полутёмное помещение сексшопа с явным намерением его разгромить. Но когда все они оказалась внутри, праведный настрой немного поутих. Их всех, включая Кейт, поразило разнообразие всего того, что некоторые приличные люди вообще не видят никогда в своей жизни. На полках примостились фаллоимитаторы разной величины, странные игрушки неизвестного назначения, наручники, костюмы на любой вкус и фантазию. За стёклами стояли дорогущие вибраторы, цена которых равнялась цене приличного смартфона. Сам магазин был приятных чёрно-красных цветов, а около прилавка стояла Вай, разговаривая с молодым мужчиной, судя по всему, покупателем. Она подняла голову на шум, и на её лице тут же отразилось изумление. Миссис Урри шагнула вперёд и обличительно подняла палец на покупателя: — Пришли в вертеп разврата потакать своим порокам? Позор! Мужчина поражённо посмотрел на Вай и поспешил прочь, явно не желая участвовать ни в каком конфликте. Дамы победно проводили его до выхода криками «позор», в то время, как Вай резко двинулась к ним навстречу с видом настолько злым, что Кейт испугалась, что всё кончится насилием. — Вы с ума сошли? Какого хуя вы творите? Мама Кейт не обратила внимания на нецензурную брань, хотя обычно это повергало её в бешенство. Сейчас у неё был удивительно довольный вид, и она сама приблизилась к Вай почти вплотную. — Дорогая моя, мы защитники веры для этого дома. Мы будем гнать всех твоих развращённых покупателей, пока ты не съедешь отсюда, потеряв все свои грязные деньги. Это я тебе обещаю! Вай сделала ещё один шаг вперёд, нависая над Кассандрой и глядя ей точно в глаза. — Я вам обещаю. Вы пожалеете, что вообще открыли рот в моём присутствии, — она обвела взглядом остальных дам и Кейт, и в глазах её был дьявол. — Когда я с вами закончу, вы будете молиться на коленях передо мной, а не перед своим богом, чтобы я оставила вас в покое. Кассандра Кирамман испуганно отступила.