Расставания — вот самая достоверная вещь на земле, Вай знала об этом лучше многих других. Она выросла в трущобах Инфилда, где грязные здания липли друг к другу, как любовники, а в переулках пахло сыростью и дерьмом, и где люди, оставшиеся здесь, не сумевшие сбежать, становились искорёженными, сломанными так, что ни один психолог мира не смог бы исправить эти повреждения. Но самое главное, никого тут ты не мог удержать с собой рядом надолго — люди исчезали, уносили ноги, если могли, оказывались в тюрьмах, умирали, не дожив и до тридцати, и это было так же привычно, как соль на ложку при не очень хорошем дне или драка в подворотне за три фунта для банки пива.
Вай помнила свой дом: коричневое многоэтажное здание за стеной круглосуточного магазина, лестничные пролёты, изрисованные граффити, хлипкие двери, громкие крики по ночам. Она помнила, как держала в кармане нож, как смотрела исподлобья, мол, «думайте, куда лезете». И ещё Вай помнила Вики. Она увидела её первый раз в своём подъезде в пятнадцать лет: худую, нескладную, с копной тёмно-рыжих волос и ссадинами на теле, плачущую в вонючем углу под надписью «гореть вам всем в аду» на стене. Ничего в этом не было странного, такой была половина девчонок в этом районе, другая же — и так было намного лучше для них — порой, казались страшнее мужчин. Но девочка не просто плакала: сквозь поток слёз и неразборчивой ругани она улыбалась и вроде даже смеялась, прислонившись спиной к облупившейся штукатурке. На вид она была немногим младше Вай, но в своём красном платье, пусть и измазанном в чёрных разводах, сильно отличалась, словно зашла сюда случайно, не подозревая, куда на самом деле попала.
Но только Вай хорошо представляла, откуда эта девчонка могла взяться и что за порошок она могла принять, чтобы её так штормило теперь. Вай не должно было это волновать: равнодушие как необходимый, жизненно-важный урок в Инфилде учился быстро, а она была совсем не худшей ученицей. Не хочешь неприятностей, иди мимо, закрывай глаза и уши и не вздумай оборачиваться. Вай делала так много раз, но в тот день почему-то не стала.
Потом она часто жалела об этом.
— Тебе никто не говорил, что принимать в чужих подъездах — плохая идея?
Девочка выпрямилась, оставаясь при этом на полголовы ниже Вай, и одним движением смахнула со щёк слёзы. Глаза у неё оказались ярко-синими и неожиданно яростными, и смотрели они слишком прямо, совсем не так, как у наркош, которых Вай наблюдала под задними дверьми магазина каждый вечер.
— Почему ты думаешь, что это не мой подъезд?
— Потому что я всех знаю в этом чёртовом доме, конфетка, и ты тут не живёшь, — Вай усмехнулась, но не прекратила сжимать в кармане нож, потому что хорошо знала, какими непредсказуемыми бывают наркоманы, хоть у неё и стали закрадываться сомнения, действительно ли девчонка к ним принадлежала.
— Я ничего не принимала и это не мой подъезд, теперь ты довольна? — девочка скрестила руки на груди, будто стремилась защититься, и мрачно прищурилась.
Вай испытала невольное уважение к этой напускной смелости в словах, потому что на её месте мог оказаться кто угодно другой, кто не стерпел бы дерзости в свой адрес. Она вытащила руки из карманов, но не спешила уходить, так и стоя напротив девочки и рассматривая её со странным интересом.
— Если ты ничего не принимала, что за истерика у тебя тогда здесь случилась?
Девчонка сердито подалась вперёд с таким видом, словно хотела выбить из Вай всё желание задавать вопросы, но им обеим было ясно, кто выйдет из этой драки победителем. И потому она вздохнула и всё же ответила:
— Просто жизнь дерьмо. Мой папаша гнался за мной по всей улице с розочкой от бутылки, а пока я бежала, всякие отморозки свистели мне в спину и кричали, что у меня аппетитные ножки в этом платьице, но лучше, конечно, мне его снять. И если хочешь знать, я понятия не имею, где ночевать, кроме как не в твоём дурацком подъезде. И это смешно, — она снова вытерла слезу и зло взглянула на Вай, как бы говоря: «только попробуй засмеяться». Вай не смеялась. — Это смешно, потому что безумно тупо и потому что я с какого-то хрена надеялась жить по-другому, когда мы переехали сюда.
Вай задумчиво нахмурилась, принимая в тот миг одно из самых неправильных решений в своей жизни. По какой-то причине эти синие глаза, эта улыбка сквозь слёзы, этот глупый, неуместный наряд среди пыли и грязи вывели её из равновесия. Сколько слезливых историй за свои пятнадцать лет она уже слышала, сколько раз получала за то, что лезла в чужие проблемы ребёнком, веря тогда, что можно спасти всех и всем помочь. Может быть, ей необходим был ещё один жестокой урок. Может, так мир напоминал ей, что доверие для таких, как она — непозволительная роскошь. Она не думала об этом тогда.
— Как тебя зовут?
— Вики.
— Ты можешь переночевать у меня, Вики. Меня зовут Вай, кстати говоря.
Вики вздрогнула, как от пощечины, и в её взгляде было столько неверия и вопросов, что Вай непроизвольно улыбнулась.
— Конечно, ты можешь остаться и здесь, тут уже есть туалет, вон в том углу, как ты можешь понять по запаху. Но, возможно, тогда тебе придётся драться за тёплое местечко с местным бродягой Руди. Он неплох в кунг-фу, предупреждаю.
Вики рассмеялась не истерически, а вполне нормально, и это был хороший, приятный звук. Вай нравилось его слышать.
— Я с удовольствием останусь у тебя. Спасибо, Вай. Правда, ты меня спасаешь. Я задержусь только на ночь и всё. Спасибо.
— Завязывай меня благодарить, может, подъезд тебе ещё покажется симпатичнее моей квартиры.
Но это было не так. Пусть квартира и была тесной и не обставленной богато, и ремонт был не нов, но Вандер, опекун Вай, следил за чистотой, а Паудер любила уютно наряжать стены: она даже приволокла откуда-то гирлянду и сама её повесила и настроила, даром что ей было лишь семь лет. Они жили здесь втроём, и Вай любила это место, как островок спокойствия в бесконечно бушующем море. Вики оно тоже понравилось. Она остановилась в проёме, неловко сжимая ткань платья и оглядываясь.
— Здесь здорово! У нас по дому везде разбросаны бутылки… Пиво и травка — это всё, что моему отцу интересно. Поэтому я никогда не притронусь к этой дряни.
Из темноты комнаты вдруг выступила Паудер, смущённая и одновременно встревоженная. Вай успокаивающе улыбнулась ей и положила ладонь на худое плечо Вики.
— Это моя сестра, Паудер. Она заправляет в этом доме, когда меня нет. Паудер, это моя знакомая, Вики. Она останется у нас ненадолго.
— Очень приятно, — Вики протянула руку, и Паудер застенчиво пожала её. — У тебя очень красивое имя.
***
Так странно было возвращаться сюда, словно всматриваться в кривое зеркало. Те же дома, те же улицы: Вай всё ещё помнила, как по ним ходить, чтобы никто не смел бросать ей вызов или свистеть вслед. Она всё ещё помнила вонь, кучи мусора у заборов, маленькие магазинчики с дешёвым алкоголем.
Всё было таким же, как когда-то и в то же время абсолютно другим. Как будто она вынырнула из-под тёмной воды на поверхность, увидела голубое небо, вдохнула воздух, обжигая лёгкие, и поверила на миг, что это и есть настоящая жизнь: богатая Оксфорд-стрит, шумная Эбби роуд, бутики, дорогие рестораны, туристы, улыбки, её собственный магазин, надежда внутри… Надежда?
Нет. Это не было настоящей жизнью, она знала это. Большинству людей не приходилось закрывать глаза, потому что они и вовсе не смотрели в эту сторону. Всё для них здесь было лишь отголоском неприятного запаха в месте, где жили те, кому не повезло. Но Вай знала, что настоящая жизнь заключалась именно в боли, в чьих-то страданиях, в том, как какой-то бродяга спал под мостом, прикрывшись картоном, и никому не было до этого никакого дела. На этом изувеченном фасаде строилось уродливое здание счастья и благополучия тех, кто никогда не опускал глаза вниз.
Сколько же она не была здесь? Два года? Может, больше. Нет, эти дни она не собиралась считать удачными. Закрыть глаза — не значит избавиться от дьявола за спиной.
Она забарабанила в деревянную дверь, которая заскрипела от этого так, будто её часто подвергали таким испытаниям, и она уже едва держалась. Прошло мучительных пять минут, прежде чем её наконец отворили и перед Вай предстала та, кого не хотелось видеть. Она была всё такой же худой, но только словно потускневшей, как её рыжие волосы и её взгляд. Тень чего-то, что было однажды живым.
— Вай, — так испуганно она это сказала, как будто никого страшнее не встречала, будто даже её дилеры пугали её не настолько. Возможно, это было правдой. Что может быть страшнее старых кошмаров, приходящих к тебе на порог?
Вай бесцеремонно пихнула Вики внутрь квартиры и захлопнула дверь, от чего та жалобно заскрипела. Она пришла только поговорить, но теперь, глядя на эти бледные дрожащие пальцы, на синяки, покрывающие голые колени, смертельно захотела причинить боль, толкнуть, ударить. Как часто подобное случалось в этой квартире? Вай подошла ближе, и Вики вздрогнула, старательно делая вид, что совсем не боится. Но только раньше она притворялась намного лучше.
— Вай, мне так жаль…
— Ты можешь ничего не говорить, и я тебе советую так и поступить. Ты мне чертовски много должна, и на твоё счастье у тебя появится шанс вернуть хотя бы часть этого долга и, может, даже исправить тот пиздец, который ты натворила.
Вики подняла голову, и на её лице как будто мелькнула надежда. Она собралась что-то сказать, но передумала и просто кивнула. Вай, неотрывно наблюдавшая за ней, удовлетворённо продолжила.
— Для комиссии по опекунству мне нужна подставная девушка, и ты ей станешь. Ты будешь подтверждать всё, что я говорю, молчать, когда тебя не спрашивают. И ты, — она пихнула одну из стеклянных бутылок под ногой, отбрасывая её в сторону. — Не притронешься к алкоголю.
Вики заморгала, прогоняя капли слёз и неистово закивала.
— Я сделаю, что надо, Вай, я сделаю…
— Завязывай. Адрес моего магазина на этой визитке, приходи туда в понедельник вечером. И надень что-то с длинным рукавом.
Она чувствовала взгляд на себе, когда уходила, представляя его почему-то ярко-синим, яростным и красивым.
***
Вики в её магазине, одетая в джинсы и свитер, казалась почти приличным человеком. Она явно старалась: подкрасила глаза, расчесала непослушные волосы. И даже смотрелась не очень нелепо среди вибраторов, анальных шариков и костюмов медсестёр, становясь почти похожей на простую покупательницу, заглянувшую сюда из скуки, а не из желания потешить потаённые мечты. Кейт Кирамман, конечно, тут смотрелась смешнее — Вай вспоминала её дневной визит с улыбкой: этот искренний напор, это упрямое преодоление страхов и стеснения, что-то такое наивное и притягательное.
Вики не стеснялась, она видела вещи и хуже. Она росла там, где смущение умирает ещё в детстве, но вот только преодолевать остальное она так и не научилась — ни страхи, ни дьявола.
— Почему им нужно, чтобы у тебя была девушка?
— По-твоему, тебя это касается?
— Нет, просто… Я хочу сделать всё правильно. Чтобы они точно поверили.
Вай криво усмехнулась и прислонилась к стойке, чувствуя, как её угол впивается в бедро.
— С этим у тебя точно не будет проблем. Парам лесбиянок они охотнее выдают детей — это всё, что тебе надо знать.
— Они нам поверят? Я имею в виду, что они же проверяют, наверное. Семейная жизнь, отношения, всякие проявления…
— Ты работаешь продавцом в моём магазине, и мы встречаемся год. Нужные свидетели это подтвердят. Что касается проявлений… — Вай мельком посмотрела на полоску между тёмным покрытием стеклянной двери, где можно было разглядеть улицу. Кейт стояла там, собираясь войти, и жёлтый свет фонаря освещал её красивое лицо. — Мы будем проявлять так, как требуется.
Почему-то, прижав Вики к шкафу, чувствуя её пальцы в своих волосах и получая ответный поцелуй, яростный и в то же время несмелый, Вай ощутила странную горечь на языке. Она услышала, что дверь открылась.
