Точка любви

      Интересную тишину человек встречает, когда внезапно оказывается не в том месте, заставая что-то, что застать не должен был. Кейт знала эту тишину хорошо: звенящую, натянутую, как тетива лука, готовую лопнуть в любую секунду, но при этом всегда дающую тебе время сполна насладиться своей неловкостью. Она встречала её в детстве, когда однажды зашла в кабинет директора школы в тот момент, когда он засовывал свои ладони под строгую юбку учительницы математики, встречала ещё и когда как-то ночью, в приступе жажды, пришла на кухню и застала там маму, поедающую тосты вопреки своей новой диете. Эта тишина была неприятной, бесконечно долгой, но что касалось Кейт, то по какой-то причине для неё она всегда выстраивалась в череду мыслей, появляющихся в голове в разном порядке без всяких причин. Так, например, вместе с бесстрастной мыслью о том, что девушки — или куда важнее, что Вай, — действительно целуются друг с другом не ради шутки или мести, а всерьёз, как женщина с мужчиной, в её голове мелькнула мысль о том, каким интересным цветом отливают волосы Вай в свете неоновых ламп, пурпурным или, может быть, даже почти синим, и как красиво это смотрелось отсюда, с места у дверей. Кейт слышала своё сердце, медленное и гулкое, и была почти уверена, что они тоже слышат его и всё ждут, когда она скажет фразу из кино, что-то в духе: «Боже мой, Вай, кто это?!» или «Да как вы можете?» Вместо этого Кейт вдруг безумно захотелось спросить у них, что же она делает здесь и, возможно, она понадеялась бы даже на ответ, который смог бы примирить её с собой. Она видела пьяный без алкоголя взгляд этой незнакомой девушки, прижатой к шкафу, видела высоко вздымающуюся грудь Вай и знала точно, что смотрится как никогда нелепо среди этой откровенности, горячей, будто лава. Почему вообще она решила прийти сюда? Наверное, потому что больше ей было некуда идти. Вай оторвалась от девушки и сразу отошла от неё на несколько шагов, как человек, вдруг одумавшийся от сомнительной идеи, но только вот во взгляде её, направленном на Кейт, было иное — непоколебимая решимость. Она кивнула и криво усмехнулась. — Ты всё-таки пришла. — Ты не отменяла встречу, — почему-то огрызнулась Кейт, задумавшись на секунду, что они ведь и не обменивались телефонами или чем-то подобным, чтобы встречу возможно было отменить. — Я и не собиралась, кексик. Кейт захотелось узнать, что в представлении Вай значило это обращение: была ли это издёвка или же пошлость, такая же открытая, как обжимания у шкафа с эротическими товарами без заботы о чужих взглядах и мнениях. Какую-то бесконечно долгую минуту они молчали, стоя друг напротив друга, Кейт потерянно, а Вай — словно бы задумчиво. Но девушка у шкафа внезапно тихо откашлялась, привлекая к себе внимание, и подошла ближе. Она была невысокой, симпатичной, но точно бы очень уставшей от какого-то бремени, безжалостно тянущего её к земле. Голос у неё оказался мягким и неожиданно низким: — Ты не познакомишь нас, Вай? Вай посмотрела на неё с нечитаемым выражением на лице, и Кейт отметила, что она держится от девушки на расстоянии, будто намеренно избегая близости. Кейт спросила себя, могло ли это быть из-за неловкости от того, что она застала их в таком положении, но это показалось смешным и невозможным — сама идея того, что Вай, резкую и уверенную в себе, могло смущать нечто подобное. Нет, не смущение и не неловкость, но всё-таки что-то было не так во всей этой атмосфере, в этих едва видимых сигналах. Что-то, что не давало вздохнуть нормально. Кейт, столько лет живущая со своей матерью, ощущала эти сигналы кожей. — Конечно, я вас познакомлю, — Вай неожиданно в один шаг преодолела расстояние между собой и девушкой и обвила её плечи своей рукой. — Кейт, это моя девушка, Вики. Вики, это Кейт. Она будет здесь работать, если потянет, так что считай, что вы почти коллеги. Вики протягивает ладонь для рукопожатия, и Кейт, несильно сжимая её, задумывается сразу о многих вещах: о том, как легко Вай сказала эту фразу «она моя девушка», такую безумную в мире, в котором Кейт выросла, в мире, где подобные фразы превращали тебя во врага или в больную извращенку, и как неожиданно волнительно это ощущалось — слышать эти слова, как нечто естественное, прямо как увидеть перед собой что-то необъятное и сильное, что ты не видел раньше и не понимал, но знал, что оно точно есть где-то рядом. Кейт знает, это — признание её собственных теней, это реальность мира, который раньше она представляла только в самых смелых фантазиях. Это был мир, где она знала, почему Вай вызывает у неё этот смутный интерес, и почему этот жаркий поцелуй у шкафа отозвался внутри неё томительной истомой, точно так же, как несмелый взгляд на стройные фигуры девушек в раздевалке университета или случайные касания к ней соседки по парте в школе — рука к руке. Может быть, она хотела бы сама оказаться у того шкафа? Кейт отбрасывает эту мысль так быстро, как может, не позволяя себе погрузиться в пугающий водоворот сомнений и желаний. Она думает о Боге, о том, как он, всё такой же чёртов шутник, наверняка смеётся, бросая Кейт в самую гущу жизни, настолько вызывающей и отвергающей все запреты, так сильно не похожей на её собственную жизнь. Что бы сказала мама, увидь она её здесь сейчас, услышь она то, что Вай сказала? Узнай она о мыслях своей дочери? О нет, Кейт не могла себе это даже представить. Есть вероятности, способные пошатнуть мироздание, как какая-нибудь печать апокалипсиса, и эту Кейт полагала одной из таковых. Она знала, что выбрала не просто опасный путь — этот путь не вёл назад, а впереди была только неизвестность и никаких развилок. Рано или поздно мама узнает, что вместо походов в Библейский колледж Кейт ходит на работу в магазин для взрослых, и тогда разразится буря, спастись от которой будет невозможно. Она знала, что тем самым вынуждает Вай участвовать во всём, что, быть может, заставляет её стать своим щитом, не спрашивая и не предлагая. Это было неправильно? Наверное, но Кейт не видела других путей. «К тому же, — так она успокаивала себя, — это именно из-за Вай всё пошло кувырком». — Поговорим в служебном помещении, — вдруг проговорила Вай, которая выглядела так, словно ей не хотелось продолжать момент знакомства дольше необходимого. Кейт подумалось, что Вики на её фоне похожа на бледного призрака, выбравшегося побродить по магазину, но не знающего, чем заняться. Казалось, что после того, как Кейт её коснулась, она не понимала, куда деть руки, и то засовывала их в карманы, то вытаскивала и нервно хрустела длинными пальцами. Кейт не хотела думать о Вики слишком много, она не хотела думать и о Вай с интересом таким явным, что скрывать его дольше она никак не смогла бы. Кейт совершенно не хотела утопать в болоте непонятных, ненужных чувств, как героиня каких-нибудь глупых мелодрам. Такие фильмы, конечно, снимались именно для таких, как она: для чересчур чувствительных, для слишком уставших от своей дурацкой скучной жизни. Но ведь скучная жизнь — это якорь, спасающий от бури — Кейт верила в это всей душой. Девушки с яркими волосами, девушки с татуировками, с острой насмешкой в тёмных глазах — может быть, это влекуще и так необычно… Но это не для неё. Вай зашла в служебное помещение первой и, остановившись у стола, заваленного бумагами, осмотрела Кейт с ног до головы так внимательно и серьёзно, что Кейт ощутила, как стремительно краснеет. По какой-то причине Вики осталась у прилавка, а Вай, очевидно, не собиралась её звать. — Твоя, эм… Вики не идёт? — спросила Кейт, внезапно осознавшая, что не способна сказать «твоя девушка». Неужели Вай действительно предпочитает женщин? Интересно, как она смотрит на Кейт, что видит в ней… Кейт смутилась, с раздражением одёргивая себя, и, судя по лицу Вай, она это поняла, но почему-то ответила не издёвкой, а выражением лёгкого неприятия, как от надоедливой зубной боли. — Мы должны обсудить твоё внезапное желание пуститься во все тяжкие, а Вики и так найдёт, чем себя занять. Кейт удивлённо нахмурилась и прижалась лопатками к стене, чувствуя, как прохлада бетона чуть успокаивает её. — Я не пускаюсь во все тяжкие. Просто мне нужна работа. — Конечно, — Вай улыбнулась, — Кексик, тебе нужна работа секретарём в каком-нибудь офисе или няней в детском саду или, может, милашкой хостесом в ресторане. Но тебе не нужна эта работа. Твоя мама не знает, что ты здесь, твой духовник, вероятно, тоже. Так ответь мне, — она сделала несколько шагов вперёд, глядя испытующе и почти пугающе, — Что ты тут забыла? Хочется острых ощущений? Кейт неотрывно следила за её губами, как смотрят на огонь или в пропасть, не в силах оторвать взгляд, и ловила свои эмоции одну за другой. Зачем она здесь, чего ей хочется? Она сама сделала к Вай шаг навстречу. — Тебе непривычно помогать людям просто так, верно? Везде ищешь подвох? Вай могла бы коснуться её сейчас своим лбом или носом, так близко они стояли, и Кейт ждала этого касания почти с нетерпением, но только Вай качнулась назад на пятках и усмехнулась такой усмешкой, как будто она видела в жизни так много, что Кейт не смогла бы и представить. — Везде есть подвох, кексик. Например, ты здесь, чтобы я могла посмеяться над твоей матерью, когда она узнает обо всём и, придя ко мне с очередной жалобой в какой-нибудь чёртов комитет, увидит за прилавком тебя. Кейт отвернулась и невидяще скользнула взглядом по Вики, усердно протирающей пыль с витрин непонятно откуда взявшейся тряпкой, и подумала о том, что быть рядом с Вай — словно быть рядом с диким зверем, зная, что ещё немного, и он откусит тебе голову, но ты по какой-то причине готов это принять. «Да, везде есть подвох, и мой заключается в том, что с твоей помощью я выберусь из этого города любой ценой, даже если ценой этого будут тысячи жалоб моей матери на тебя».