Точка любви

      Вай нависала над Кейт угрожающей тенью. Кейт могла легко чувствовать исходящий от неё жар, будто её красные волосы вдруг опалило настоящим пламенем, и оно теперь сжигало всё вокруг: дерево, кожу, даже чувства. Вай смотрела так, будто хотела уничтожить и сотворить одновременно, и Кейт не знала, как так вышло, что она оказалась на её пути, почему в маленьком магазине они остались только вдвоём, но она не могла не признать, что чувство страха внутри — эта волнительная дрожь по телу, смешанная с предвкушением, была слишком приятна, чтобы посметь отказаться от неё. Но Вай и не позволила бы: она возвышалась, подавляла, стоя совсем рядом и сжимая в руках что-то, подозрительно напоминавшее хлыст. У кого-то другого он мог выглядеть нелепо, но только не у Вай — её сильные пальцы на рукояти, её сведённые брови и насмешливая улыбка, были великолепны, опасны до неприличия. Кейт смотрела на неё во все глаза, ничего не понимая, но ощущая, как бухает в груди сердце, будто отбивая посмертный набат. «Чёрт возьми, какая она красивая, чёрт возьми…» — Ты ведь всё знаешь, кексик, тебе просто нужно сказать это мне, — Вай наклонилась так близко, что Кейт ясно ощутила, как кончики её волос щекочут ей лоб. В её лице не было ни капли несовершенства, но красота, о которой думала Кейт, была как жгучий яд — коснись, и умрёшь в тот же миг. Она опиралась рукой на спинку стула, образовывая ловушку, из которой нельзя было выбраться. Только если ни решиться оттолкнуть её от себя. — Я не знаю, что ты хочешь. — Брось, — смеётся Вай слишком мягким смехом для их положения. — Тебе не надоело ещё притворяться наивной дурочкой? Это ударяет поддых почти по-настоящему болезненно, и Кейт, пьянея от своей смелости, вдруг потянулась к вороту её куртки, сжав плотную ткань так, точно хотела убедиться в том, что Вай реальная, а не морок фантазии. — Ты думаешь, что знаешь всё обо всех? — Мне плевать на всех, — усмехнулась Вай, следя за движениями Кейт почему-то не серыми, а чёрными, как сама тьма, глазами. — Но я знаю кое-что о тебе, — снова взявшийся из ниоткуда хлыст в её руках скользнул по скуле Кейт аккуратно, но твёрдо, опустился к подбородку, приподнимая его вверх. — Ты хочешь знать намного больше, чем признаёшь сама себе. У Кейт в груди с каждым вздохом раздувался огромный воздушный шар, и мурашки по телу то жгли, то холодили, как яростное прикосновение зимы. Невыносимая эмоция, слишком сильная, слишком пугающая — и хуже, чем боль, потому что к боли ты не делаешь шаг добровольно, не бросаешься вниз, сжигая себя ради мимолётной искры. Удовольствие. Запретное, манящее, змеёй таящееся в улыбке Вай. Что будет, если коснуться её губами?.. Укусит ли она или пощадит? Кейт так нужно это проверить: она всем телом подаётся вперёд, но Вай расплывается на глазах, словно облако пыли в дуновении ветра, исчезает… Зато хлыст остаётся на месте, и всё давит, давит на щёку, уже настолько неприятно, что Кейт дёргается и выныривает из сна на выдохе, как будто её вышвырнуло из-под воды. Все в классе смотрят на неё. Преподобный Льюик у преподавательского стола с открытой Библией в руках качает головой в мягком осуждении и весело говорит: — Я вижу, дорогая Кейтлин, ваши мысли сейчас далеки от страданий несчастного Ионы. Ну что ж, постарайтесь хотя бы оставаться в одной с нами реальности. Кейт мучительно покраснела. Самое ужасное было не то, что её застали спящей на паре в Библейском колледже, не то, что на её лице отпечатался след от дурацкой ручки, сыгравшей в проклятом сне роль хлыста, и не то, что тело ныло, а худощавая соседка по парте сверлила её презрительным взглядом. Нет, самое ужасное заключалось в том, что этот сон в принципе появился в её голове: такой яркий, такой живой, что тепло Вай до сих пор отражалось слабой дрожью в коленях и возбуждением на краю сознания. Как могло ей присниться подобное? Конечно, Кейт почти не спала последнюю неделю: она только начала учёбу в колледже, куда её приняли прямо в апреле после настоятельных увещеваний мамы, штурмовавшей отца Льюика каждый день с требованием не ждать августа для перевода. Кроме того, Кейт работала по ночам в магазине под присмотром Вики (она, к слову, после появления странного мужчины всё больше бледнела и истончалась, как намазанный на кусок хлеба плавленный сыр, и это беспокоило Кейт всерьёз). Но даже этот бешеный график не оправдывал выдумку её воспалённого мозга. Ведь они и не виделись с Вай всю эту неделю, разве только пересекались по утрам на пару минут, когда Кейт уходила домой. Тогда Вай, сосредоточенная и хмурая, не говорившая ей и пары слов, вовсе не представляла собой эту ходячую провокацию из сна. Боже, ведь у неё даже был хлыст! Кейт сжала виски ладонями и жалобно застонала, от чего её соседка снова повернулась, желчно кривя губы. — Может, сосредоточишься на святом писании? — Может, сосредоточишься на своих делах, Карен? — огрызнулась Кейт, раздражённо сверкнув глазами. В Библейском колледже она не могла терпеть многие вещи. Потрескавшиеся парты, как в старых деревенских школах; белые стены, напоминающие больницу; то, что классы здесь делили по половому признаку; форму с уродливым чёрным платьем и белым воротником. Даже библиотека, на которую Кейт возлагала надежды, была маленькой и обставленной безвкусно: ни одного дивана или кресла, только стулья и столы посреди зала, в то время, как книжные шкафы были расставлены вплотную к стене, не давая студентам и шанса на уединение. Но хуже всего было ощущение, что здесь за тобой постоянно наблюдают. Кейт чувствовала это и в неодобрении одногруппниц, и в мягком укоре отца Льюика, а ещё в чём-то незримом, отражающемся в крестах и выдержках из Библии на стенах. Кейт смотрела на них с затаённой тревогой, читала, стараясь понять, как глубоко внутрь неё могли бы забраться старые материнские уроки. Над облупившейся краской плакат — предостережение и обещание — казался монументальным, выбитым на камне: «Ибо возмездие за грех — смерть, а дар Божий — жизнь вечная во Христе Иисусе, Господе нашем (Римлянам 6:23)». Кейт не знала, насколько близко Бог на самом деле был к этим маленьким классам, залитым солнечным светом, но совершенно не хотела представлять, как он разглядывает её тёмные мысли, препарирует их на широком небесном столе. Оказалось, религия впиталась в Кейт намного сильнее, чем она думала. И грех внезапно стал пугать. Это очень сложно — примириться с мыслью, что ты принимаешь решения в своей жизни не потому что хочешь этого, а потому что испуган или зависим, или абсолютно потерян в своих желаниях. Кейт полагала, что эти тяжёлые мысли были причиной недосыпа, но не могла не признать, что тонкая грань между сексшопом и Библейским колледжем давила на неё. Почему она раньше не испытывала этого, живя лишь по указке мамы? Может быть, потому что никогда не ощущала, как головокружительно приятен вкус свободы на языке. И как невыносимо, зная его, жить по-прежнему — исполняя чужую волю. Метания Кейт, а особенно её плачевный внешний вид — в кругах под её глазами уже вполне могли бы плавать киты — нельзя было не заметить, и преподобный Льюик после пар остановил Кейт, собравшуюся уж было рвануть из благоговейного места прочь на работу. Мама в эту пятницу уехала к подругам, оставив Кейт дома одну только из-за учёбы. Это давало прекрасную возможность прийти в магазин раньше — и раньше уйти, не встречаясь с Вай. После постыдного сна от одной мысли о ней кидало в жар, и Кейт хотела избежать этих эмоций, как часто делала в жизни, когда что-то вставало перед ней непреодолимой преградой. — У вас всё в порядке, Кейтлин? — спросил отец Льюик, участливо сдвинув очки на переносицу. Он был занимательным человеком: сперва представлялся заурядным священником, но на деле обладал редкой проницательностью и живым умом. Он любил пошутить и посмеяться, но в нужный момент (например, в общении с мамой Кейт) умел притворяться скорбным памятником веры, старательно несущим свой крест. Он ощущал, что с Кейт происходит что-то не то, и стремился помочь, но только она не была уверена, что это было возможно. — Всё в порядке, отче, просто я немного не выспалась. Простите… за сон. Отец Льюик ничего не сказал на очевидно преуменьшенное «немного», только чуть качнул головой и снял совсем съехавшие с носа очки. — Дитя, знай, что я здесь не только для того, чтобы замечательно читать вам слово Божье, но и чтобы слушать вас, когда вам кажется, что вы совершенно одиноки. Кейт кольнуло в грудь неприятное сожаление, что она не сможет быть с ним откровенной, как бы ни хотела этого. С кем можно говорить о чувстве, которое сама не понимаешь? Она улыбнулась и кивнула. — Спасибо, преподобный. Я пойду.

***

       Существовать без сна ужасно, Кейт впервые в жизни сполна почувствовала это на своей шкуре. Её седьмая ночная смена текла, как густой сироп, медленно и невыносимо размеренно для усталого мозга. Вики в первый момент даже охнула и всплеснула руками в странном жесте то ли осуждения, то ли волнения, и заявила, что Кейт делает абсолютную глупость. — Если у тебя проблемы с деньгами, скажи об этом Вай, но не надо так себя мучать. Ты же вырубаешься на ходу. Кейт не согласилась: идея контактировать как-либо с Вай сознанием воспринималась красным флагом, а собственное утомление не оценивалось трезво. Кейт со всей решительностью убеждала себя и напарницу заодно, что недосып не может ей помешать. Она склонилась над прилавком, сортируя ценники, хотя больше просто залипая на них, и Вики, ещё немного постояв над ней с видом человека, не знающего, как обуздать чужую дурость, наконец отошла. Ей позвонили внезапно, в половине второго ночи, и этот звонок разорвал тишину, будто предвестник бури. Вики ответила на него слишком поспешно и сделалась ещё белее, чем уже была, если это вообще возможно: она задрожала так ощутимо, что телефон в её пальцах заходил ходуном. Кейт, видевшая это через мутную пелену, очень хотела узнать, в чём дело, но у неё совсем не было сил, и на просьбу Вики отлучиться она смогла только кивнуть, тихо проклиная себя. От этих отлучек веяло бедой, но кто Кейт такая, чтобы кого-то спасать? Она бы, напротив, могла дать мастер-класс по тому, как тонуть и успешно застревать ногами в илистом дне. На какое-то время Кейт потерялась во времени. За стенами магазина завывал совсем не весенний ветер, покупатели сидели по домам, и Кейт, сперва опирающаяся на руки и старающаяся следить за дверью, скоро сползла на прилавок, не засыпая полностью, но и не бодрствуя. В её мыслях плясали люди и тени: Вики с огнём вместо волос, мама в цыганской юбке, одногруппники из Голдсмита, тот странный мужчина со шрамом на лице и ядовитыми иглами на кончиках пальцев. Они смеялись, находя свои шутки в темноте, а вокруг всё грохотало и грохотало, и грохотало… Но грохот был настоящий. Кейт осознала это резко и тут же вернулась в реальность, с ощущением пугающей бодрости, рождённой страхом. Звук был такой, словно что-то увесистое упало где-то в глубине служебного помещения. Кейт знала, покупателей там быть не могло, и живо представила грабителей в масках с пистолетами, шныряющих по маленькой кухне. На эту фантазию тут же отозвался довольно шумный звук копошения в коридоре, ведущем в зал, и Кейт, совершенно проснувшись, схватила биту, которую Вики оставила под прилавком. Это, без сомнений, была очень глупая идея: красться с битой навстречу грабителям, а не жать на тревожную кнопку и нестись из магазина на всех парах. Кейт могла бы найти себе оправдание получше, но её реакция на опасность всегда включала в себя агрессию, и она ничего не могла с этим поделать. А потому, заметив у стены чёрный силуэт, она со всего размаха ударила битой и точно бы угодила грабителю в голову, если бы он не отшатнулся от удара, немного неуклюже, но весьма эффективно, а затем метнулся вперёд и с силой пихнул Кейт прямо в грудь. Кейт на секунду лишилась способности дышать, а грабитель шагнул ближе, попадая наконец на свет. — Какого, блять, чёрта? Они уставились друг на друга в неверии: синий взгляд, изумлённый и смущённый, и серый — злой, метающий молнии… и пьяный? Без сомнения, перед Кейт стояла Вай собственной персоной. Мрачная, всё такая же опасная, всем своим видом показывающая: «думайте, куда лезете», но при этом, определённо, она была пьяна. Это отражалось в её неровных движениях, в блеске в глазах и совершенно неряшливо заправленной в штаны футболке. Вай опиралась на стену и сверлила Кейт взглядом, как будто намереваясь прямо сейчас прожечь в ней дыру. А потом вдруг она и вовсе качнулась, словно бита всё же попала по ней, и точно бы завалилась на пол, если бы Кейт не подхватила её — вернее, попыталась. Вес Вай оказался неподъёмен для вымотанного организма Кейт, и они обе завалились на стену, прижимаясь друг к другу так плотно, что Кейт отчётливо услышала стук чужого сердца. Совсем некстати вспомнился дурацкий сон, хлыст на подбородке, невыносимый жар тела. — Мне нужна Вики, — пробормотала Вай Кейт куда-то в шею. — Где она, чёрт возьми? — Я не знаю, она вышла… то есть, она встречается с тем мужчиной… — Кейт не знала, городит ли она эту чушь из-за тотального недосыпа или из-за того, что Вай буквально висела на ней, но, вне всякого сомнения, это было не то, что следовало говорить. Вай неожиданно отпихнула её от себя прямо в угол двери и спросила холодным, почти абсолютно трезвым голосом, словно слова Кейт подействовали на неё ушатом ледяной воды: — Какой ещё мужчина?