Точка любви

      При желании Вай могла бы вытрясти из Кейтлин Кирамман всю душу. Она знала, что это было бы просто. В конце концов, что ей мешало делать как всегда — крушить, ненавидеть, когда собственная жизнь шла под откос со стремительным треском? Так люди ломают то, что строят другие, с ожесточенной завистью топчут цветы у чужих окон. «Если мне не досталось красоты, то почему тебе должно?» При желании Вай могла бы сломать Кейт. Это не сложно, даже когда перед глазами мир плывёт, как чёртова баржа, даже когда боль течёт по венам вперемешку с кровью и дешёвым виски. Кейтлин Кирамман ведь не знает ничего об этом: ни о настоящем страхе, ни о подлинном отчаянии, ни о потерях, которые никогда не забудешь, сколько бы таблеток в себя ни закинул. Она ничего не знает, а потому не умеет беречься, прятать голову в песок и бежать без оглядки от таких, как Вай.  Проучить её за это хочется до зуда, как щёлкнуть глупого ребёнка по лбу, но по какой-то причине Вай не делает этого: не ломает, не крушит. И даже не подходит. Глупая мысль, совершенно нелепая, возникает в нетрезвой голове, когда эти синие глаза смотрят так невинно и в то же время так пугающе проницательно, будто девчонка знает — действительно знает её: может быть, это самой Вай нужно беречься? За мыслью приходит страх. Вай отклоняется к стене, сверлит взглядом прижавшуюся к косяку Кейт и дышит глубоко, пытаясь быть не такой пьяной, не такой уязвимой. Она почти готова схватить девчонку за грудки, встряхнуть посильнее, выведать... «Кто ты такая, Кейтлин Кирамман, и что ты делаешь в моей жизни?» Вай сдерживает себя усилием воли и вместо этого хрипло повторяет: — Какой ещё мужчина? Чёрт подери, она знает, какой мужчина. В конце концов, не он ли стеной стоял во всех направлениях, в которые Вай могла податься? Неуязвимый, всемогущий. Она могла бы поклясться, что его имя звучит в страшных подворотнях Лондона вместо молитв и проклятий. И если Вики спуталась с ним опять, то Вай просчиталась, снова ужасно просчиталась. Зачем-то всё же она позволяет себе стоять здесь, ждать ответа от девчонки, у которой не может быть никаких ответов. Их нет ни у кого, она знала это. — Мужчина со шрамом, — тихо говорит Кейт и вскидывает голову так, будто ждёт удара после этих слов. И Вай, вместо того, чтобы реагировать на подтверждение отвратительной догадки, вдруг задумывается о том, как часто Кейтлин Кирамман приходилось говорить слова, за которые можно получить удар, и как часто она всё же говорила их, упрямо поднимая подбородок вверх, гордо принимая последствия. Вспышкой в памяти мелькает её разбитая губа после дурацкого поцелуя и огонь в глубине глаз, слишком знакомый, слишком пронзительный. Непонятная эмоция: тоска или злость — что-то давит на грудь, и Вай не выдерживает, тянет к сердцу руку, проклиная себя за то, что решила напиться, проклиная Кейт, оказавшуюся тут так не вовремя. Размякла. Потеряла ориентиры. Вай не меняется в лице, когда отворачивается от Кейт и идёт к двери, на ходу мрачно бросая: — Я разберусь с этим, а ты сиди здесь, пока я не вернусь, — она дёргает дверь несколько раз, всеми силами пытаясь держать равновесие, но не особо преуспевая в этом и начиная уже порядочно раздражаться. Проклятая стекляшка не желала открываться. Вай почувствовала робкое прикосновение к плечу, когда уже вполне готова была выбить дверь с ноги, и резко обернулась, тут же пожалев об этом: перед глазами прилавок, стеллажи и девчонка немедленно стали двоиться, так что теперь на неё со смущением глядели целых две Кейт — и в данный момент это было на две больше, чем нужно.  — Эм... это дверь в подсобку, Вай. Мне кажется, тебе не стоит сейчас никуда идти. — Мне кажется, — передразнивает Вай, обнаружив внезапно Кейт совсем близко, буквально в паре шагов от себя. — А больше тебе ничего не кажется? — Кажется, — спокойно отвечает девчонка и смело перекидывает руку Вай себе за шею, как будто правда намереваясь поддержать её со своей ничтожной физической подготовкой. Вай от такой наглости несколько раз ошарашенно моргает. — Кажется, тебе стоит прилечь. Я отведу тебя. Долгую секунду Вай удивлённо стоит на месте, прекрасно зная, что Кейт ни за что не сумеет сдвинуть её против воли, но потом усмехается и впивается пальцами в чужое плечо с невиданным наслаждением, а затем и вовсе целиком облокачивается на девчонку, слыша её судорожный вздох. — Хорошо, веди меня, кексик. Кейт явно тяжело: она кряхтит и зло дышит, но не жалуется, и не будь Вай настолько пьяной, она, наверное, зауважала бы такую целеустремлённость, но в данный момент вместо этого она чувствовала лишь удовольствие, стремясь прижаться ещё ближе и окончательно затруднить передвижение. Эмоциональное состояние скакало в лучших традициях ковбоев Техаса, от глухой ярости до веселой издёвки, но отчего-то довольно легко Силко выпрыгнул из головы, как и ужасный вечер, и омерзительные новости, оставив место покрасневшей Кейт, так старательно изображавшей из себя добрую самаритянку. Смешно. — Куда ты меня ведёшь? — смеётся Вай Кейт на ухо и видит, как та втягивает голову в плечи, словно от щекотки. Немедленно хочется подышать ей в ухо ещё. — В постель, — буркает Кейт. — У тебя же она здесь есть, блин? — Если бы я знала, что ты предложишь, то была бы. Вай чувствует ощутимый толчок в грудь и, не успевая насмешливо возмутиться, плюхается прямо на софу в своём маленьком кабинете. Кейт, стоящая прямо над ней, выглядит взмокшей и раздражённой, и от этого галочка на шкале удовлетворения Вай поднимается ещё выше. Она не может не признать, — по крайней мере в таком состоянии — что Кейт выглядит хорошо. Привлекательно. — Ложись, пожалуйста. Вай не спорит и откидывается на спину, тем не менее не отрывая от Кейт глаз, словно пытаясь впитать в себя образ, раскусить его одним махом. «Так странно, что она настолько не похожа на свою мать». Мир всё ещё немного кружится, но уже меньше, и Вай, почти засыпая, различает тихий голос Кейт, прислонившейся к шкафу напротив софы: — Это сильно плохо, что Вики ушла с ним? — Плохо, как и всё, что случается в моей жизни, — хмыкает Вай, удивляясь своей драматичности и откровенности, но легко смиряясь с ними, как с частью последствий пьянства. В конце концов, какая разница, что она скажет этой девчонке? Кейт недолго молчит, так и оставшись стоять у шкафа, а потом произносит с удовлетворённой уверенностью, как человек, наконец-то сумевший разгадать сложную загадку: — Вы ведь не встречаетесь на самом деле. — О, — улыбается Вай и поворачивается к Кейт всем корпусом, сразу замечая, как той некомфортно от пристального внимания, пусть даже и пьяной начальницы. — А ты умнее, чем кажешься, не так ли? Это слова ради слов, потому что Вай и так прекрасно знает, что Кейт вовсе не идиотка. Она хорошо умела жить так, чтобы на неё смотрели сквозь пальцы, чтобы гнев, интерес, страсть — всё, что люди могли бы направить, проходило через неё, как туман, не задевая по-настоящему. «Умение выживающего, — думает Вай и кривится. — Кто бы мог подумать, что милой девочке из центра Лондона нужно по какой-то причине выживать». Вай радуется, что может списать свой внезапный интерес на алкоголь. — Если ты такая сообразительная, то почему живёшь по указке своей матери в свои... сколько тебе?  — Мне девятнадцать, — с вызовом отвечает Кейт. — В свои девятнадцать. Тебе самой не надоело? Вай отчасти ждёт, что Кейт разозлится, скажет что-то в духе: «не тебе меня судить» или «не твоё дело», но она вдруг спрашивает очень серьёзно, будто действительно желая получить ответ: — А что бы ты делала на моём месте? И Вай, у которой до этого в мыслях было много вариантов, что она могла бы сделать, молчит, невидяще глядя на уплывающий потолок. «Чужой ад проще только со стороны», — говорит Вандер в её голове и улыбается. Может быть, хоть в чём-то он оказался прав. Её клонит в сон, и она почти уже готова выпроводить девчонку вон, потому что не любила спать, пока рядом кто-то бодрствовал. Но когда видит, как Кейт чуть ли не сползает по шкафу от усталости, она меняет план, неожиданно поймав острый приступ сочувствия.  — Кексик, тебе, пожалуй, тоже стоит прилечь. Здесь хватит места для двоих. Кейт упрямо качает головой, с трудом принимая нормальное положение. — Всё в порядке. Я буду работать. Какая же она упёртая. Вай приподнимается на локтях, чтобы звучать убедительнее, и холодно требует: — Закрывай магазин и ложись, — она задумывается на мгновение и радостно добавляет: — А то уволю. Никогда ещё полномочия не были так приятны, как сейчас. Когда Кейт очень острожно улеглась рядом, старательно пытаясь не соприкасаться, Вай развернулась к ней, изучающе разглядывая её лицо. Было понятно, почему девчонка не стала активно спорить: под глазами её лежали глубокие тени, и кожа казалась серой от усталости. Она, видно, давно нормально не спала и, сжавшись в комок рядом с горячим телом Вай, уснула мгновенно, даже не успев покраснеть. «Так странно, — отметила про себя Вай. — Обычно люди выглядят умиротворёнными во сне, а она всё хмурится». Она поддалась неведомому желанию и мягко провела пальцами по морщинке между бровей Кейт, чувствуя, как сердце внутри неверяще замирает. «Что ты делаешь?» Вай отдёрнула руку и уставилась в потолок, надолго потеряв счёт времени.  Прошедший день смешивался в одно пятно, скакал перед глазами, а в подушечках пальцев всё ощущалось покалывание, будто от прикосновения к огню. Когда её сморил сон, она так и не поняла. Она чувствовала жар пламени. Вокруг что-то взрывалось, лопалось, и стекло перед её глазами текло, покрываясь пузырями. Она знала, что должна уйти, пока ещё не поздно, только надо забрать Паудер поскорее, увести в безопасное место. Она кричит об этом служащему за стеклом, но он только улыбается бесцветной улыбкой, в которой прячется змея, и качает головой, не обращая внимания, что пламя уже лижет его руки. — Мне очень жаль, но она отказалась с вами встречаться сегодня. — Вы что, не понимаете? — кричит Вай, хлопая по стойке и сразу же обжигаясь об её раскалённую поверхность. — Мы умрём здесь, если останемся!  — В нашем центре мы уделяем внимание всем детям, вам не о чем переживать. Посмотрите, — он махнул рукой куда-то себе за спину, и она с ужасом увидела: искорёженный металл машины, пятна крови на асфальте и Паудер, зажавшую уши, застывшую посреди горящих обломков. Не было за стеклом больше стеллажей с документами, длинной стойки с телефонами, привычных служащих — вместо исправительного центра знакомая мрачная улица Инфилда отражалась давним кошмаром, похороненным прошлым. Вай кричит и задыхается от дыма, пытается пробиться к сестре, но огонь мешает ей, и чёртово стекло до сих пор преграждает путь. — Паудер! Паудер! Сестра падает на колени и вскидывает голову. Вай различает с пронизывающим ужасом, как рождается безумие в её глазах, как она, теряя себя, сливается с огнём и кровью. — Простите, — повторяет служащий, лишившийся плоти. — Сегодня она отказалась с вами видеться. Вай ощутила чужое присутствие мгновенно и вынырнула из сна рывком, как выныривают люди из ледяной воды. Она чуть дрожала и дышала тяжело, не в силах сразу сбросить с себя оковы сна — его жуткую реалистичность, но необходимость силы именно сейчас помогла ей справиться со страхом. Кейт всё ещё спала, уже спокойно прижавшись лбом к боку начальницы и тихо посапывая, и Вай выскользнула из-под неё бережно и впилась немигающим взглядом в ошарашенную, замеревшую у стола Вики. «Как знакомо, — усмехается в голове тихий голос, напоминающий Силко. — Прямо как в том загаженном подъезде: кошмарная ошибка и тошнотворная жалость. Пора перестать давать вторые шансы, верно?» Вай хватает Вики за локоть и выводит её, несопротивляющуюся, в зал, грубее, чем нужно. Толкает к прилавку, а она даже не отводит глаз — только смотрит так, будто готова упасть на колени прямо сейчас. Она всегда так смотрела. — Прости меня. — За что ты извиняешься на этот раз?  — Это не просто объяснить... — Знаешь, что просто? — Вай приближается, замечает без труда, как вздрагивает Вики от каждого её движения. — Я забыла, что сколько ни корми уличную крысу, ты не сможешь её приручить. — Пожалуйста... Вай разворачивается, не желая больше ни видеть, ни слышать, но Вики вдруг произносит ей в спину тихо, но увесисто, словно бросив нож и попав прямо между лопаток. — У Силко есть к тебе предложение. Насчёт Паудер.