Точка любви

      Сперва Кейт подумала, что это просто маленькие пятнышки на облицовке, но, приглядевшись получше, поняла, что это слова. Кто-то мелко написал их маркером прямо под портретом Цицерона на стене коридора. Уборщик, похоже, потом постарался стереть надпись, но так и не добился этого, только немного размазал краску по кирпичу. Кейт, подобравшись ближе, не без труда смогла различить: «Post tenebras spero lucem». Она долго смотрела на эти слова, нахмурившись, пытаясь воскресить в памяти занятия по латыни. Кейт неплохо училась, но мертвый язык всегда давался ей трудно, а теперь почему-то стало нестерпимо интересно узнать, что такое важное неизвестный студент решил так нагло оставить на стене несмываемым маркером, словно послание всем, имеющим глаза. Был бы телефон, Кейт узнала бы легко, а так она просто стояла, бездумно водя пальцем по чёрным буковкам, ощущая себя до странного потерянной в этом длинном коридоре. — «Надеюсь на свет после мрака», — раздался за её спиной звучный мужской голос. Кейт резко обернулась, и профессор Мосби устало улыбнулся её испугу. — Только в юридическом университете студенты оставляют на поверхностях не матные сообщения друг другу, а цитаты на латыни. Впрочем, это не мешает им заваливать зачёты. Кто-то, видите ли, вздумал на каждой стене Голдсмитса оставить глубокомысленную цитату. Кейт оглядела коридор с невольным интересом: захотелось внезапно пройтись по всем этажам и собрать эти надписи в память, как красивые камешки с дороги. Свет после мрака, вот как... В её мире такие мысли существовали только в виде чужих цитат. Профессор открыл ей дверь в свой кабинет, приглашая сесть в кресло напротив стола, и зашел следом, стягивая пиджак и попутно извиняясь: — Если вы не возражаете, а то сегодня невероятно душно. Честно сказать, Кейтлин, не ожидал вас снова увидеть здесь. После того, как ваша мама... — он так и не закончил, просто неопределённо махнул рукой, и Кейт осталась ему благодарна за это.  Наверное, не существовало другого такого же студента, который бы вылетел с первого курса с таким скандалом. Мама умела оставить неизгладимый след в сердцах людей. — Простите, сэр, что я вот так заявляюсь. Я знаю, что у вас и без того много дел, но мне больше не к кому обратиться. — Бросьте. Я буду рад помочь способной студентке, пусть и бывшей, — мужчина хмыкнул, потирая переносицу пальцами и испытующе оглядывая Кейт проницательным взглядом адвоката. То ещё зрелище она собой, должно быть, представляла после бессонной ночи. — Надеюсь только, что вы не в долгах и не в розыске, — с этим помочь не смогу.  — Нет, сэр, я хотела спросить вас о вашем последнем деле. Я знаю, что вы работаете защитником несовершеннолетних по вопросам опекунства. Дело в том, что я столкнулась с похожим делом. Профессор Мосби откинулся на спинку кресла и сцепил ладони в замок, вмиг приобретая вид не усталого преподавателя, а цепкого юриста. Он был многим моложе прочих профессоров университета, но зато считался одним из самых талантливых и увлеченных профессионалов. В отличие от других он преподавал по любви, а не от безысходности, и это была одна из главных причин, почему Кейт пришла к нему: она знала, что, услышав о суде, он никогда не прогонит её прочь. — Давайте детали. Только помните о структуре corpus delicti, Кейтлин. Факты, а не эмоции. Она выложила ему чужую тайну, устремив глаза на кусочек стола, освещенный ярким солнечным лучом, не упуская ничего, и слова падали между ними, как маленькие камешки, рассыпаясь по гладкой поверхности дерева. Он слушал, не перебивая. А потом настала тишина. В ней Кейт с напряжением могла уловить собственное сердцебиение, пока профессор обдумывал сказанное, нахмурив брови. Да уж.  Течение стало слишком сильным, так бы Кейт сказала. Она теперь не была уверена, когда выплывет и выплывет ли вообще.  — Дело не должно быть сложным с учётом степени родства, но участие другого претендента на опекунство осложняет вопрос. Значит, вы участвуете в этом процессе? «Это не твоё дело, кексик». — Да.  — Что ж, мой вам совет — запросите перевод из суда по делам семьи в трибунал первой инстанции. Судья будет другой, и влияние на него третьих лиц станет невозможным. Но, Кейтлин, подаваться как паре, парой не являясь, это большой риск. Вас вызовут в суд в качестве свидетеля. И вам при всех придется подтвердить заявленное. К тому же, лучше всего подготовить доказательства. Скажем, о совместной жизни. Всё это в суде могут проверить. Кейт сглотнула, и картинка этого суда встала перед её мысленным взором, как безумный сон. Там мама устремлялась к ней с заточенным колом и Библией в руках, там Вай кривила красивые губы и качала головой: «Я не имею к этой девчонке никакого отношения». Это апокалипсис, не иначе. — А если бы, сэр... если бы я попросила вас... за плату, конечно, выступить в этом суде, как защитника?  Профессор Мосби улыбнулся.  — Давайте так. Приведите второго участника процесса, и я проконсультирую вас по такой возможности.  В дверь постучали, и через секунду в проеме показалась кудрявая голова одного из студентов. — Сэр, можно... — Подождите за дверью, Томпсон. Вы же видите, что я занят. Томпсон с интересом осмотрел кабинет, и когда взгляд его упал на Кейт, он с неверием и пронзительным узнаванием расширил глаза. Ей показалось, что ещё чуть-чуть, и он начнёт тыкать в неё пальцем. «Это же та самая...». Один из её однокурсников, должно быть, тот, что как и другие, запомнил её по маме, а не по ней самой. Начнут ли люди когда-то смотреть на неё без этой кривой призмы? Свет после мрака... Кейт взяла сумку непослушными пальцами и улыбнулась профессору, вставшему её проводить. — Спасибо, сэр. Я знаю, вы не должны были тратить на меня столько времени.  Профессор приоткрыл перед ней дверь, но перед тем, как отойти в сторону, он склонил голову набок и спросил тем тоном, каким обычно наталкивал студентов на размышления сверх задачи: — Кейтлин, вы помните, о чём была ваша первая пара у меня? Кейт замерла и, поколебавшись, выудила из памяти ту далёкую пару в солнечный августовский день. Тот день дышал свободой и новыми возможностями, и она отпечатала его в своём сердце. — Базовые права человека, сэр.  — Базовые права человека, — кивнул мужчина и неожиданно положил твёрдую ладонь на её плечо, несильно сжимая. — Право на жизнь — самое главное из них, но право на свободу и выбор важно не меньше. Вы обладаете им точно так же, как и все остальные, Кейтлин. Я помогаю вам не только из душевной доброты, но ещё и потому, что видел в вас талант к учёбе и рвение к свободе. Сейчас эта дверь может казаться вам плотно закрытой. Может быть, кто-то, как я, будет пытаться помочь вам открыть её, но решительный толчок совершить всё равно придётся вам. Простите мне этот урок, — он разжал ладонь и развёл руками в беззлобной усмешке. — Он нужен лишь затем, чтобы я однажды увидел вас снова на моих настоящих лекциях. Когда Кейт оказалась на улице и подняла лицо к небу, совершенно неожиданно для себя она почувствовала, как будто прилив от берега, тревога отступает от её души, и разум, освобождаясь, холодеет, принимает ту игру, что Кейт затеяла. Одна против всех. И всё же были люди, готовые встать за её спиной. «Вай тоже так стояла вчера, — вспомнила она и засунула озябшие ладони под полы пальто. — Смотрела на это же небо, но что она видела в нём?» Что бы она ни видела, она не хотела показывать это Кейт. Её длинные пальцы сжали сигарету так сильно, что она смялась и пепел посыпался на асфальт. Ещё секунду назад Вай смотрела на Кейт сквозь пальцы, а теперь уже — прямо и остро, словно резала скальпелем изнутри. В холодном воздухе предложение Кейт висело странной, сумасшедшей шуткой, почти неприличной для людей, едва ли хорошо знакомых друг с другом. «Моя мама тебя обругала, ты меня поцеловала в отместку, а я устроилась работать к тебе в магазин. Разве это не лучшее знакомство в мире?»  — Ты хотя бы понимаешь, что говоришь? — Я понимаю. Почему тебе сложно это признать? Вай отбросила сигарету злым движением и сделала несколько резких шагов вперед. Уже который раз Кейт подумала, что её сейчас побьют, но не отступила — она знала, что Вай заметит это, почует слабину, как дикий зверь. Девушка не ударила, вместо этого схватила её за локти и развернула к себе спиной рывком, встряхнула ощутимо. Её дыхание обжигало Кейт затылок. — Посмотри по сторонам. Тебе всё ещё не ясно, что это за мир? Ты действительно думаешь, что стоит сюда лезть? Кейт не то чтобы хотелось прерывать этот контакт, но она вырвалась и взглянула в лицо Вай с вызовом. Да, она видела этот опасный мир, да, она боялась его тёмных углов, но куда больше она боялась остаться там, где свет стерильный, где чувства искусственные, а дыхание отмерено в дозах. Там, где она выросла и откуда должна была сбежать. Пусть даже ныряя в чужую беду. — Тебе легче потерять всё, чем довериться кому-то? — Довериться тебе? — Вай раздражённо хмыкнула и ткнула пальцем Кейт в плечо. — Ты же ребёнок, неспособный разобраться со своей жизнью. Кого ты думаешь спасти, когда себе помочь не можешь? — Я хотя бы не боюсь смотреть дальше собственного носа! Так они и стояли, тяжело дыша и прожигая друг друга взглядами, пока дверь склада не скрипнула, будто кто-то собирался открыть её, и Вай, сгребя Кейт за шкирку, бросилась прочь. Им потребовалось не больше десяти минут, чтобы оказаться в более безопасном месте, где Вай наконец отпустила её и с силой оттолкнула от себя. В её холодном голосе всё ещё сквозила тихая злость, когда она произнесла: — Я не собираюсь стать виноватой в том, что ты перейдешь дорогу не тем людям или очнешься в один день с наркотой у забора. Достаточно. Это не твоё дело, кексик. Забудь обо всём и живи своей жизнью. «Жить своей жизнью, — думала Кейт, шагая к своему дому и нервно кусая губы. — Этого ты хочешь от меня? Но что если я хочу, чтобы моя жизнь была ближе к твоей? Что если я хочу...» Она запнулась, испугавшись этой смелой мысли, тряхнула головой. Слабый голосок внутри твердил: «Ты ведь по-настоящему и не знаешь её, ничего о ней не знаешь». «А зачем знать много? — возразил голос куда сильнее. — Почему бы просто не чувствовать?» Чувствовать, чувствовать — чем-то острым впивалась это во внутренности, чем-то невыносимо приятным обволакивало сердце. «Влюбилась», — бухнулось в голове слово, и Кейт застыла, как вкопанная, уставилась невидяще в никуда.  — Господи. Только не это. Мама, открывшая ей дверь, сощурила глаза. — Не смей упоминать Господа всуе. Иди в кухню, Кейтлин, ты сейчас мне многое объяснишь. Кейт пошла заторможенно, села на стул перед подносом с кексами с изюмом и яблоками. Мама была слаба к вечерним перекусам и часто готовила что-то подобное, но Кейт это почти не ела — не любила изюм, который мама щедро засовывала во всё подряд. По какой-то причине этот изюм чуть успокоил её, и навязчивое «влюбилась», гудящее разными голосами, немного затихло в сознании. — На твой телефон не дозвонишься, — рубанула мама с порога. — В колледже тебя сегодня не видели. Ты заявляешься не пойми откуда с этим совершенно глупым выражением на лице. Немедленно объяснись! Я долго ждать не буду, дочь. Кейт оторвала взгляд от кексов. Долгую-долгую секунду она пялилась на маму без слов, а потом вскочила со стула, заставив её вздрогнуть и кинулась к своей комнате. — Я не буду больше учиться в этом колледже. — Что... — Мне нужны мои документы, — Кейт повытаскивала одежду из шкафа и принялась беспорядочно засовывать её в рюкзак. Смятые джинсы, футболки. Белые рубашки, пахнущие нафталином... нет, к чёрту, хватит и футболок. Припрятанные тетради по частному праву. Мама смотрела на всё это с абсолютно ошарашенным лицом. Чувствовалось, что скоро она станет креститься или вызывать экзорциста. Или, что куда более вероятно, просто взорвется. — Что ты... что ты себе позволяешь?! Кейт обернулась, стиснула рюкзак в побелевших руках. «Живи своей жизнью». — Ты говорила, что если я хочу жить в твоем доме, то должна соблюдать твои правила. Так вот, я не хочу жить в твоем доме. Не плати за мою учебу, не покупай мне еду и одежду. Мне ничего от тебя не нужно. Я не хочу идти по тому пути, который ты мне предлагаешь, мама. — Неблагодарная... — мама ожила, размахнулась рукой, но Кейт увернулась от этого удара, оттолкнула от себя мамину ладонь и рванула к двери, чувствуя, как шум в ушах застилает весь мир вокруг. Сердце билось часто, и в груди болело, но останавливаться было нельзя, как нельзя смотреть на горящие за спиной мосты. Боже правый, что же она делала? Пролет, ещё один, подъезд. Холодный вечерний воздух, мирно прогуливающиеся по улице люди, знакомая затемненная дверь с красным сердечком. Кейт дернула её и ввалилась внутрь, в полутьму, а по ощущениям — словно под свет софитов. Вай, поймавшая её за плечи, только собиралась выходить, и Кейт вцепилась в её запястья хваткой утопающего. — Послушай... — Какого чёрта? — Я знаю, что у тебя нет причин мне доверять. Что для тебя я ребенок из богатой семьи, который не умеет решать даже свои проблемы. Но ты — единственный человек, который может мне помочь, а я единственный человек, который может помочь тебе. Что бы ни случилось, я буду готова к этому и не заставлю тебя пожалеть или почувствовать вину. Пожалуйста, дай мне доказать тебе, что это того стоит. Вай моргнула, медленно отступила. Моргнула снова, будто не в силах переварить услышанное. Нахмурилась.  — А зачем тебе рюкзак? — Эм, это... — Кейт постаралась припрятать его за спину, но он, слишком пухлый от одежды, всё равно остался виден. — Я хочу попросить тебя... Вернее, я хочу сказать, что для суда мне стоит жить здесь, — и добавила с неохотой в ответ на потрясенный взгляд Вай. — Ты можешь вычесть это из моей зарплаты.