Точка любви

      Почему-то в этом странном полусне Кейт ощутила на губах поцелуй. Он не был мягким или обволакивающим, не разжигал внутри искр и не успокаивал. В своей страной тяжести он был соленым, как от слёз, злым, как от непроходящей боли. Кейт хотела пошевелиться, но не чувствовала тела. Она хотела раскрыть глаза, но тяжесть была слишком велика. «Хватит, — думает она. — Перестань меня целовать. Прекрати». Хриплый голос, полузадушенный от тоски, отвечает ей в губы со знакомой горькой усмешкой: «Почему, Кейт? Разве ты не этого хотела? Я ведь тебя предупреждала. Я ведь говорила тебе, чем всё закончится». Кейт окружает глухая, болезненная темнота. Она чувствует её, как слишком тяжелую одежду, тянущую вниз глубокой реки. От её затылка к позвоночнику струится змеёй тупая боль: она то пульсирует, то утихает на мгновенье, давая Кейт сполна насладиться ощущением затаённого ужаса. Впервые в жизни Кейт хочет звать маму. Она не знает, где находится, не чувствует онемевших, вывернутых назад рук и не понимает, день или ночь стоит за преградой этой вездесущей темноты.  Но знание хуже темноты. Знание или его тревожащий обрывок, который Кейт ощущает чересчур ясно. Когда люди оказываются в кромешной темноте против своей воли, знание о том, что будет дальше, всплывает само по себе, без всяких усилий. И терзает оно не слабее ножа. Давным-давно мама рассказывала ей страшилки, какие матери обычно не рассказывают своим детям. О том, как люди пропадают и становятся калеками; о том, как мужчины издеваются над женщинами просто от похоти. И ещё о том, как люди умирают, когда какой-то человек в чужом мрачном подъезде вдруг испытывает желание убить. «Я тут умру, — думает Кейт, и ужас накрывает её с головой. — Господи, я умру здесь». Она не позволяет себе подумать, что мама была права, но ужас придает ей сил, чтобы пробиться через боль и приоткрыть глаза. Это не очень помогает: тьма не рассеивается, будто Кейт выбросило на стуле в космос, где все звёзды погасли. Она дышит медленно, приоткрыв рот, морщится и не понимает, сколько времени проходит, прежде чем пространство вокруг наконец начинает проясняться. В сероватом полумраке сперва она различает только шиферные стены коробки, в которой оказалась. Но позже — через час, а может два, — видит черный грунт утоптанной земли с окурками под ногами и гору больших ящиков, наставленных друг на друга  в дальнем углу. Место кажется смутно знакомым и в то же время чужеродным до тошноты. Стоит стойкий запах сигарет и железа, а воздух такой спёртый, что Кейт сразу же понимает, что окна тут точно нет. И ни одного человека. У неё нет плана побега, да и какой может быть план побега, когда ты простая девчонка, привязанная к стулу в чьем-то гараже. Кейт лишь надеется не расплакаться, потому что она знает, что это сломает её. — Кто-нибудь, — зовет она и с потрясением обнаруживает, что её голос совершенно сел, а из горла вырывается только жалкий хрип. Она прокашливается и пытается снова: — Эй, кто-нибудь! Пожалуйста.  — Не старайся, — отвечает тихий, мрачный голос, и Кейт от неожиданности дергается так резко, что почти заваливается на пол.  Голос доносится сзади, и тот, кому он принадлежит, похоже был там всё это время. От этого осознания у Кейт холодеют ладони, и пот тонкой струйкой стекает за воротник рубашки. Она пытается развернуться, но боль в плечах слишком сильная, а веревка на запястьях чересчур крепкая.  — Не старайся, — повторяет тот же голос чуть громче. — Отсюда не слышно и предсмертных криков, девочка. Кейт осознаёт, что дрожит, и дрожь эта сильнее, чем когда-либо в жизни. Она смотрит в одну точку впереди себя, не моргая, отчаянно пытаясь не утонуть в кошмаре. — Что вы хотите?  — Папку, — просто отвечает голос, и его обладатель вдруг выныривает перед глазами Кейт, как огромная скала.  Этот мужчина много выше всех, кого Кейт знает. Её завораживает его лицо: жёсткое, абсолютно лишенное человечности, но зато с угольями яростно горящих чёрных глаз. Она его не знает, но он как будто знает её, и её это безмерно пугает.  — Я не понимаю, о чём вы говорите, сэр... — Папка с документами, которая хранится у Вай, — терпеливо объясняет мужчина. — Ты достанешь мне её. «Папка, — смутно вспоминает Кейт. — То, о чём говорил тот мужчина со шрамом. То, что он хотел от Вай». Она не ожидает этого от себя, но на неё все равно накатывает облегчение, когда она понимает, что это не случайный убийца похитил её. И имя Вай... дарит силы, прямо как её теплые руки, обнимающие Кейт в первый раз. Она выдыхает очень медленно и собирается с духом. — Не понимаю, о чем вы. Я работаю в магазине Вай, вот и всё. Может быть, вам лучше поговорить с ней? Если полиция узнает об этом, вам будет очень плохо. Мужчина склоняет голову, как будто наблюдает за странным насекомым. В лице его ничего не меняется, когда он хватает Кейт за горло одной рукой и быстро приближает свое лицо к её. — Мне нужна папка, девочка.  Пока Кейт судорожно втягивает воздух, он второй рукой вытаскивает что-то тонкое и маленькое из своего кармана и показывает ей. — Знаешь, как чувствуется игла под ногтем, девочка? Никто не хочет знать. Но если ты хочешь понять, что такое плохо, лучше начать с этого. — Нет, нет, — Кейт пытается отодвинуться, сбежать, но бежать некуда. Она внезапно замечает, что время вокруг замедлилось, словно она попала в очень долгий сон, — и ужас её растягивается на миллионы секунд. — Не надо! Мужчина отпускает её и отходит на шаг, но его присутствие всё равно ощущается чрезмерным, давящим.  — Силко ведь пообещал Вай, что она отдаст ему документы перед судом и тогда он не будет мешать ей получить опеку, — хрипит Кейт, надеясь, что не ошиблась именем. — Они договорились. Ты ведь работаешь на него? На человека со шрамом? Мужчина молчит будто целую вечность, а затем равнодушно произносит: — Твое дело только достать папку, девочка. Ты её достаешь и живешь. С Вай Заун всё уже кончено. — Что? — Кейт яростно подается вперед, дергает запястьями, но мужчину это нисколько не трогает. — О чем вы говорите? — Я сказал, и ты услышала. Теперь выбирай, — он снова показывает ей иголки, и Кейт уже не знает, трясет ли ее от злости, от нервного напряжения или от страха. Она знает только, что не может и не должна дать ему то, что он хочет. Перед её глазами, как спасительное видение, как отголосок надежды, всплывает красивый профиль Вай на фоне неба, смазанного усталым, красным закатом. Ее длинные пальцы, дым от сигареты в дрожащем, холодном воздухе и усталый голос, ставший роднее голоса матери. «У меня нет никого, кроме сестры», — говорила Вай тогда. Но теперь у неё была еще и Кейт. Пусть хотя бы ненадолго... Просто Вай не из тех, кого можно предать, думает Кейт. Просто Кейт не хочет и не может стать той, кто отнимет у Вай сестру. Она смотрит на мужчину перед собой со всеми остатками сил и злости, которые у неё были, и шепчет: — Иди к черту.  Он не удивляется, даже не дергает бровью. Просто делает к ней шаг, от которого у неё внутри всё обрывается. Наверное, в этот момент она оглохла от бушующих внутри эмоций и потому сперва не услышала другой голос, раздавшийся в вибрирующей тишине. Он дошел до неё с секундным опозданием, когда мужчина уже отклонился назад, как послушная тень, уступая место вынырнувшей из темноты, болезненно знакомой, фигуре. — Достаточно, Сэт. Дальше я сама. Кейт и раньше подмечала, какой разной бывала Вики. Иногда невыразимо печальной, иногда потерянной, как ребенок, порой отстраненной, задумчивой, а теперь... Стоя над Кейт, рядом с человеком, которой едва не начал её пытать, Вики была холоднее ледяной стужи. Удивительно даже, как подходило это её глазам. Таким же, как у Кейт. — Думала, что увижусь с тобой в следующий раз только на работе, — выдыхает Кейт.  Вики качает головой. — Всё же ты невероятно упрямая. Чего ради ты храбришься? Тебе стоило просто согласиться. Кейт чувствует укол раздражения от этой мягкой интонации и дергает подбородком.  — Как будто ты поймешь. Вот, значит, как ты действуешь? Играешь за этого Силко, пытаешь людей в гаражах, чтобы побыстрее получить желаемое? И что это? Деньги? Тебе действительно так нравится предавать Вай? Вики отстраняется, прикрывает глаза на секунду. Теперь её голос звучит жестче: как обжигающий металл на незащищенной коже. — Вот оно что. Значит, ты и правда влюбилась. Я сомневалась, зачем тебе это всё... Кейт, ты должна понимать. Я готова на многое ради моей цели. Ты сделаешь, как я хочу. Я расскажу тебе про Вай то, что заставит тебя сделать это без всяких пыток. Выслушай меня и реши сама. Если ты и после того, что я скажу, будешь упрямиться, я отпущу тебя. Обещаю. Кейт шевелит онемевшими руками, отводит взгляд в сторону и горько усмехается: — Не похоже, что у меня есть выбор. Давай, Вики. Расскажи.                     

***

        Вай снилась какая-то ерунда. В начале сна в пустынном поле её преследовали десяток ковбоев и всё требовали, чтобы она спасла какую-то принцессу, причем немедленно. Вай добросовестно спасала, но проклятая принцесса снова попадала в беду, и чертовы ковбои никак не хотели отставать. «Это ваш долг, — заявлял один из них, усатый, с тамплиерским плащом за плечами. — Только так вас полюбит королева. Вы избранная». Вай посылала его, но в итоге снова шла за принцессой. В конце концов, она и вовсе оказалась во дворце, где те же ковбои короновали Кейтлин Кирамман на престол. Девушка была с синими волосами под цвет её глаз и смотрела на Вай как-то насмешливо, будто знала что-то особенное, чего никто другой не знал. Вай принесла ей подарки на коронацию: пакет апельсинов, какую-то книжку о саморазвитии и свечу. А Кейт наклонилась к её уху и прошептала тихо, всё с той же улыбкой: «Ты чертовски горячая, Вай. Но я тебя не люблю».  На том Вай и проснулась, в полном недоумении и порядком раздраженная. Когда она спала днем, ей часто снилась чушь, но такая редкостная — впервые. Не то чтобы ее волновало любит ли её Кейт или нет, но это легкое «не люблю» во сне всё равно неприятно кольнуло что-то внутри. Когда Вай не обнаружила Кейт в квартире, на неё совершенно внезапно обрушилось осознание того, что она всё-таки натворила.  Ведь тепло тела Кейт до сих пор ощущалось у неё на кончиках пальцев.  Она не забыла, напротив, — слишком хорошо помнила каждый момент их близости, каждый вздох и стон Кейт ей в губы. Но ведь, черт возьми, эта девочка скорее всего не просто ни с кем не спала раньше — скорее всего она вообще ни с кем никогда не встречалась. «Ты соблазнила её, — обвиняет Вай сама себя с неожиданным неравнодушием и запускает пальцы в свои красные пряди волос. — Ты воспользовалась ей, а теперь она, похоже, испугалась твоего напора и убежала». Вай не уверена, что это с ней такое, и почему ее вообще всё это так сильно волнует. Она пытается заняться делами: разгребает рабочие бумаги, договаривается с центром для трудных подростков о встрече с Паудер на следующей неделе, пишет отчет для суда и даже моет посуду. Но мыслями снова и снова возвращается к Кейт. Ей хочется с кем-то посоветоваться впервые с тех пор, как Вандера не стало, но у неё никого нет и само желание ей кажется слишком нелепым. Советоваться о том, как быть с неопытной девушкой? Она заходит в браузер на телефоне, набирает, не веря самой себе: «Как впечатлить девушку в первый раз», и хмуро читает, постукивая пальцами по столу: «Сводить в ресторан, подарить красивое белье или украшение... купить букет цветов».  — Ну и чушь, неужели кто-то так ещё делает? — презрительно кривится Вай под конец чтения, а через десять минут уже стоит в цветочном магазине на углу соседнего дома и пытается сделать вид, что что-то понимает в цветах. — Что скажете о лилиях? — радостно тарабарит ей в ухо продавец. — Они всем нравятся. Или, подождите... Только утром пришла поставка гортензий! Я вижу, вам интересны тюльпаны, о них есть одна история... В конечном счете, он доходит до того, что пытается всучить ей кактус для мужской энергии в доме, и Вай, окончательно рассвирепев, требует продать ей букет роз и отвалить от неё ко всем чертям. Ей давно не было так стыдно от самой себя: господи, у неё ведь даже нет вазы, да и вообще... К чему это всё, если она просто забыла, каково это — быть с кем-то близкой. Она не была уверена, хотела ли этого с Кейт, но её дурацкое сердце билось быстрее теперь, и она не могла это отрицать. Думать сердцем — Вандер любил так говорить.  Дома Вай ставит букет в банку из-под джема, умывает лицо холодной водой и старается думать сердцем. Слишком тяжело начать, когда так долго подчинял себя какой-то цели, забыв о собственных чувствах, но ведь они всё-таки здесь: под ребрами, где тепло, где приятно, и одновременно тревожно. «Не хочу, чтобы всё закончилось просто так. Не хочу даже не попытаться». Кейт появляется почти на закате. Просто звонит в дверь и смотрит очень странно: Вай не может определить, что значит этот взгляд. Она хочет протянуть к ней руку, но передумывает и просто слегка усмехается, чтобы скрыть тревогу. — Всё в порядке, кексик? Кейт дергает плечом, смотрит себе под ноги. — Вай, отдай мне папку с документами для Силко. Ты должна... иначе я не стану выступать за тебя в суде. И ты не получишь Паудер. Вай моргает, не в силах осознать услышанное, а Кейт поднимает наконец взгляд. Невозможно-синий, Вай всё думает, что он напоминает ей? Ах да. Ледяную стужу.