***
Куникида злится. Конечно, ему хотелось спокойствия, хотя бы в свои выходные дни, но когда рядом Дазай — это не представлялось возможным. А всё получилось так, что ради одного дела им пришлось уехать в другой город, пробыв там пару дней. И вот сегодня они наконец-то возвращались домой. По графику Доппо они могли вернуться ещё в пятницу вечером, но из-за дурацкого поведения Дазая им пришлось задержаться до самого воскресенья. Поэтому сейчас они стояли на станции, ожидая поезд. Осаму весь искрутился, раздражая и без того обозленного идеалиста, главным желанием которого было уже отдохнуть в одиночестве дома. Он итак нес в рюкзаке их вещи. За эти дни Дазай сильно измучил его, заставив чуть ли не волком выть от своих дурацких шуток. Куникида обещал себе задушить напарника по приезду. — Дазай, перестань ты вертеться! — раздраженно рявкнул Доппо, у которого Осаму уже в глазах мельтешил разноцветными искорками, — от того, что ты делаешь, поезд не приедет быстрее! — Так зачем мы в такую рань пришли? — заныл шатен, скучающе глядя на подходящих к станции людей, — могли бы погулять по городу, встретиться с прекрасными дамами… — Чтобы я опять тебя потерял?! Как вчера? Как позавчера?! Ну уж нет, рядом стой! — раздраженно процедил заместитель директора ему в ответ, чувствуя, что его едва ли не трясет от ярости. Поездка ещё не началась, а желание, чтобы она поскорее закончилась — уже наступило. — Рядом с тобой к нам ни одна девушка не подойдет! — возмутился Дазай, заставив Доппо непроизвольно вздрогнуть. Эти слова как-то болезненно впились в сердце, а в воспоминаниях промелькнула задумчивая Сома, — с кем мне совершать двойной суицид, а… — напарник не успел договорить, эмоционально жестикулируя, как вдруг замер, смотря куда-то вперед, вскоре довольно провозгласив, — о, небесные девы, меня услышали! Они послали прекрасную нимфу нам в дорогу! — Чего? — отрешенно проговорил Куникида, поморщившись. Что за бред опять придумал Осаму? Но шатен уверенно дернул его за руку, показывая вперед, из-за чего Доппо пришлось посмотреть в указанную сторону, надеясь, что это не какая-нибудь уловка Осаму, чтобы улизнуть. Но сердце невольно пропустило стук. К станции подходила молодая девушка, разговаривая по телефону, пока за спиной болтался небольшой рюкзак, готовый вот-вот сорваться с хрупкого плеча. Сначала Куникида решил, что это просто девушка, понравившаяся Дазаю, но острые плечи и чёлка по глаз, заставили его встрепенуться. Внутри всё оборвалось. Сома-сан. Доппо не знал, как так вышло, что девушка оказалась в этом городе сегодня, так ещё и собиралась уехать на том же поезде, что и они. Но больше всего парня сейчас волновал внешний вид девушки, после которого в голове стоял только один вопрос: ну как Тайе всегда удаётся выглядеть столь прекрасно? Девушка была в достаточной длины черной полупрямой юбке, что обволакивала ноги девушки, подчёркивая их, но не сковывая движения. Юбка крепилась на широкий пояс с эмблемой черного дракона, что красовался на фоне белой плотной рубашки, выделяющаяся не только высоким кружевным воротом, но и расшитыми плотными узорами по бокам от ворота до талии. Длинные волосы Сомы были собраны в пучок, выбиваясь закудренным хвостом из него. Как же это было красиво… Кажется, у кимоно, в котором была Сома появился достойный конкурент, ибо Доппо, впервые не сопротивляясь, был готов вечность стоять истуканом, внимательно разглядывая каждую чёрточку в образе девушки. Тайю не портила даже привычная ей угловатость. Наоборот, лишь только украшала. Юноша попытался отвести взгляд от девушки, но попытка была неудачной, в голове детально стоял её сегодняшний образ. Всё в груди беспричинно горело, обжигая даже горло и отдавая жаром в щеках. В голову что-то стрельнуло и взор вокруг будто помутился. Хотелось дышать. Куникида задыхался, чувствуя, как сухо всё во рту. Что это с ним? Дазай же, не страдавший подобными ступорами эстетического восхищения, рванул вперёд. Куникида, не сразу сообразивший за действиями напарника, издал лишь хриплый, неразборчивый окрик, который был заглушен громким: — Сом-а-а-са-а-а-ан! — Осаму явно не стеснялся ни народа, ни того, что Тайя занята разговором. Девушка замерла с телефоном в руке, неверяще глядя в сторону летящего Дазая. Вскоре она бросила на него взгляд полного презрения, будто смотрит на протухшую рыбину, — какая встреча! Тайя что-то буркнула в трубку, отключаясь. Она недовольно глядела на Осаму, в то время, как сам юноша, оказавшись рядом, о чем-то начал ей тараторить. Сома выглядела не особо счастливой от подобной встречи и движения девушки в мгновение стали резкими и дерганными, показывая вспыхнувшее раздражение. Дазай же, судя по его довольному лицу, рассыпался в комплиментах, от которых девушка отмахивалась рукой. Куникида ощутил что-то схожее со злостью и, переборов огонь в душе, твердым шагом направился к ним. Как раз в этот момент, юноша довольно вещал о том, как рад, что на его жизненном пути встретилась Сома, озарив этот день светом. Дазай явно собирался дотронуться до неё, как Доппо, в один удар, усмирил его пыл. — Куникидушка… — просипел горе-напарник, потирая голову. Тайя же, услышав знакомую фамилию, да и увидев широкую фигуру её знакомого, непроизвольно замерла. Она, словно растеряла возможность дышать, наравне с Куникидой, лишь только с силой сжимая в кулаке телефон. Кажется, они двое не знали, что сказать друг другу при встрече, будто забыли все привычные слова и обращения. Для обоих этот момент был странен. Очень. Если бы не Дазай. На удивление, чертов Осаму спас сейчас положение, заверещав: — Ага, значит, Куникидушке ты ничего не говоришь, а я в ответ получил — «вы что меня преследуете»? Не кажется ли тебе, что твоё отношение ко мне слишком негативное? — говорил он, заставив Тайю снова недовольно взглянуть на него. В глазу мелькнула искра уже поутихшего раздражения. — Ах, негативное. Так-так, — едко молвила девушка, в голосе которой царила убийственная аура. Она взмахнула остроконечными пальцами у подбородка, принявшись перечислять, — вы в наглую заявились в полицейский участок, разрушив мой спокойный рабочий день. Вы постоянно шутите о непристойных для меня вещах. Предлагаете их мне, игнорируя все отказы. И именно вы в нашу первую встречу сравнили моё имя с рангом высших дорогих девушек лёгкого поведения! — на последнем её голос противно дёрнулся, слегка звякнув, как ударившиеся друг об друга бокалы, — вы думаете, что после этого я к вам любовью воспылать должна? — тон девушки опустился до низкого тембора, став опасно-хищным, а глаз угрожающе сощурился. Но улыбающего, словно начищенный чайник, Дазая, это никак не остановило: — Но я же просто сравнил, а не обозвал так вас! Значит, не всё потеряно! — у Тайи после этих слов дёрнулся глаз, а у Куникиды оставшаяся струна нервов. Стерпеть подобное оскорбление — последнее, что Доппо желал бы сделать на данный момент. Поэтому сейчас Сома наблюдала увлекательную сцену того, как за её честь трясли неубиваемого, словно таракана, человека под именем Осаму Дазай, а его каратель — Доппо Куникида, не жалея сил, разрывал горло в крик, какой он упырь и идиот, что не уважает историю и говорит всякий бред про столь светлую и чистую (в больших кавычках, видимо) Тайю. От первого обзывательства, произнесенного Куникидой в сторону суицидника, бровь девушки дёрнулась, напомнив ей о Дайске, который совсем недавно так выразился вслух Масаши, едва не улетев в клетке с окна, продолжая дразнить злющего главного инспектора. Дайске сильно повезло стать любимцем у Цудзи, иначе пришлось бы ему попрощаться со своей птичьей жизнью. И теперь Сома догадывается, откуда пошло столь странное обязывательство, никогда не произносимое в их участке. — Кун…икида-кун, стоп! — громко воскликнул Дазай, отчего Доппо замер, прервав его мучения, — подожди… ты вот знаешь, что если будешь так много нервничать, то будущие дети заиками будут? — стоявшая неподалёку Тайя непроизвольно фыркнула, но никто не обратил на это внимание. Зато идеалист тут же заинтересовался. — Правда? — поинтересовался он, уточняя. Куникида был невольно обеспокоен этим фактором, ведь сильно переживал за своих далеко запланированных будущих детей. Доппо даже собирался записать данную информацию, чтобы понять, что с ней делать, успев вытащить блокнот с ручкой, как рядом сухо послышалось: — Неправда, — тон Сомы был достаточно суровым, — дефекты речи не связаны с эмоциональностью родителя. А вот то, что твоя несдержанность может впоследствии плохо влиять на психику ребёнка при обращении с ним — это правда, — Тайя строго посмотрела на парня, которому показалось, будто он сейчас рядом с психологом стоит, а не с полицейской. Но это мгновение длилось всего секунду, сменившись на злость к Дазаю, что, виновато посмотрев на него, затем обратился к Соме с притворно-обиженным тоном: — Сома-сан, ну вы такую классную шутку испортили… — Шутку? Надо же, я и понятия не имела, что у вас настолько плоский юмор, чтобы сочинять подобные небылицы, — девушка невинно пожимает плечами, будто и не облила парня сейчас грязью, — я вот не столь давно слышала, что у таких шутников, как вы, по истечению длительного времени, начинает порой сильно стрелять в колене. И болит у них так невыносимо, что сил на шутки, просто не остаётся. Куникида в ответ щурится, думая, правда это или нет, пока Осаму сделал глубокомысленный вздох, лениво протянув: — Какой странный слух, я о таком даже не слы… — договорить ему не удаётся. Куникида, так и видит, как на пару секунд выгибается вбок нога Сомы, что стрелой ударяет Осаму по коленке. Тот, взвывает, опускаясь к колену, посмотрев на Тайю, что ядовито улыбалась ему в ответ. — Кажется, этот слух точно правдив, не правда ли? — девушка усмехнулась, покачав головой, — позаботились бы вы о своём здоровье, Дазай-сан. Стрельба в коленке — страшное дело. В будущем, может, привести к плохим последствиям, — она смотрит на часы, добавляя негромкое, — время. Поезд сейчас прибудет. И девушка под не менее восхищённый взгляд Доппо, направляется вперёд, а когда слышит от Дазая тихое «истинная киджо», довольно тянет: — Кто бы говорил, аманояку. Куникида же в открытую признаётся себе, что поступок девушки, впрочем, как и вся она сама, вызывает у него чистейший восторг и восхищение. Кажется, это первая, более-менее понятная ему эмоция по отношению к Тайе, ибо остальное, кажется, отчего-то смутным и непонятным. Вот бы можно было так разобраться с собой, как Сома с Дазаем. Было бы намного легче жить. Дазай, несмотря на случившееся, всё равно не умолкал ни на секунду. Он о чем-то вдохновленно верещал, говорил об этом Соме, которая толком его и не слушала. Останавливать треп Осаму Куникида уже не стал, решив, что пусть тот наговорится, возможно, потом заткнется. Они встали все вместе, вот только Тайя находилась между ними, из-за чего выделялась своим невысоким ростом, поглядывая на парней снизу-вверх. Доппо по-доброму посмотрел на Сому, что явно пребывала в небольшой прострации после произошедшего. Гордо стояла с выпрямленной спиной, делая вид, что её ничего не беспокоит. Лицо безучастное. Куникида и сам не понимал, как загляделся на неё. В нос бил приятный аромат духов девушки и он лишь разглядывал Тайю чуть ближе, рассматривая очертания её тела. Доппо немного повернул голову вбок для лучшего обзора, видя, как равномерно поднимается и опускается грудная клетка девушки, как изредка переставляет ноги, заставляя юбку переливаться, как поправляет маленький рюкзак на плече. Он невольно отмечает частично видимую его взору бледную шею Сомы, что привлекала к себе отчего-то больше всего внимания. Кажется, Куникида наконец осознал в полной мере слова Дазая, когда тот называл Сому «Аматэрасу». Девушка и впрямь выглядела сейчас, как нечто драгоценно-божественное. Как что-то, действительно, похожее на солнце. Пускай за её спиной и было множество тайн из старого прошлого. Одной из которых являлся Ичиносе, его хороший знакомый, возможно, друг. Сейчас это было не важно. Меньше всего Куникиде хочется об этом думать, когда перед ним стоит девушка, из-за которой с его душой творится что-то странное прямо в эту минуту. Особенно, когда он чересчур близко чувствует прохладную ладонь Сомы рядом, борясь с желанием коснуться вновь, как было тогда на квесте. Но там Куникида поддерживал её. А тут, нет этой причины… Тогда почему? Палец непроизвольно дёргается, слегка касаясь чужих. Этот жест, конечно, не остается незамеченным. Сома резко поднимает голову, видимо, почувствовав чужое поползновение в свою сторону. Доппо вздрагивает, ощущая легкое смущение, что окутывает его с ног до головы, отчего юноша не знает, что сказать. Но Тайя, словно не ждет слов, опустив глаз. Её пальцы мягко дотрагиваются до рукава юноши, несильно дернув, словно в поддерживающем жесте: «всё будет хорошо», пока позади веселится Осаму. Кажется, Сома подумала, что у него уже нервный тик из-за Дазая, поспешив его успокоить. Это колет под ложечкой, но юноша понимает, что по-другому Тайя и не могла подумать. Ведь он не должен так смотреть на девушку, учитывая, что она ему просто знакомая. Не должен желать взять её за руку, переплетая пальцы вместе. Они не в таких отношениях. Совсем нет. Это было неправильно. Но ему впервые хотелось пойти наперекор своим убеждениям, отчего Куникида сжимает до боли зубы вместе с дрожащей ладонью в кулак, надеясь, что наваждение пройдёт. Но где там… Тут же Дазай. — Сома-сан, вы так очаровательно красивы сегодня, — лепечет он, — неужели на свидание собрались, а? Нашёлся тот несчастный, на кого вы ещё не шипели, аки анаконда? — Осаму подмигивает, а девушка в ответ тяжело вздыхает, убирая пальцы с рукава Доппо. — Дазай-сан, к вашему сведенью, не всегда девушки одеваются так на свидание. Не настолько это столь важное занятие в жизни юной дамы, — откликается она, произнося это строгим тоном голоса. — Для кого как, дорогая моя аматэрасу. Может, вы ищете себе определённого мужчину, как Куникида-кун по своим пунктам идеальности отыскивает прекрасную даму? — Доппо раздраженно смотрит на товарища, злясь, что вновь поднялась тема с его пунктами. Куникида рукой проверяет наличие блокнота за пазухой, успокоившись, когда понял, что он на месте, ибо нечего Тайе на пункты смотреть. Не стоит. Тайя же водит плечом в ответ, бросая на Осаму полный презрения взгляд. — Если вы так страстно желаете это знать, то отвечу вам кратко, — произносит Сома, склонив голову вбок, — у меня нет никаких предпочтений в выборе определённого партнёра, отчего можно сделать вывод, что искать себе мужчину — это последнее, чем я вообще планирую заниматься в этой жизни. На секунду между ними тремя повисает пауза, в котором двое напарников переваривают ответ Сомы. И если сводить его в краткий перевод, то Тайя ясно дала им понять, что отношения её не интересуют. И если для Доппо это известие принесло смятение, то вот Дазая оно откровенно говоря возмутило: — Почему последнее?! Как нет предпочтений?! — Осаму возмущённо округляет глаза. Его такое явно не устраивает, — неужели ваш взгляд не цепляется за симпатичных, высоких, кареглазых шатенов в плаще с тонкой душевной организацией и отменным чувством юмора? — от столь яркой характеристики, преподнесенной Дазаем о самом себе, у Куникиды сводит челюсть, а Тайя красноречиво приподнимает бровь. — Повторюсь вновь, но вы меня не интересуете, Дазай-сан, — даёт холодный ответ Сома, морщась. Она явно злится, но сдерживает себя, — и если быть до конца откровенной, то мне не нравятся внешностью ни шатены, ни брюнеты. Сухая обыденность больше не впечатляет, — от подобного, будь Куникида Дазаем, то давно обиделся бы, но Осаму словно подстегивали все жёсткие и ядовитые речи Сомы, распаляя сильнее. — Неужели? А что тогда впечатляет? — Дазай упорно не сдавался, а Тайя медленно закипала, как вода в кастрюле, — полное враньё, что нет ничего, что не привлекает вас в мужчинах. Что-то точно есть и я не отстану, пока вы сами не скажете, что это, — Сома раздраженно отворачивает от суицидника лицо, посмотрев на сконфуженного ситуацией Доппо. Куникида виновато пожимает плечами, говоря смириться с бестолковым характером напарника и уже хочет рявкнуть на него, когда тот насмешливо тянет, — Сома-са-а-ан… Как замолкает от неожиданного: — Очки. Мне нравятся мужчины в очках, — Сома говорит резко, скорее, в надежде, что от неё отстанут. Она смотрит прямо на Доппо, явно придумав это обстоятельство в эту же секунду, просто глядя на лицо парня. Она поворачивается к Осаму, произнося всё так же холодно, — теперь ваша душа спокойна? Вы получили удовлетворяющий вас ответ? — но Дазай в ответ лишь усмехается с видом победителя. — Более чем, ведь очки это всегда, дело поправимое, знаете ли, — и напарник, обойдя Сому, в один прыжок стаскивает очки с Доппо, слыша его раздраженный окрик. Он надевает их, позируя перед девушкой. Куникида не видит реакцию Сомы на это действие, зато отмечает, как сверкают лукавым весельем глаза Осаму, — ну что? Теперь я кажусь вам более симпатичным, нежели раньше? Конечно, оправа простенькая, но если захотите, можно и подороже найти. И пока Куникида взглядом проклинал нерадивого спутника, посмевшего тронуть драгоценное, Тайя тяжело вздохнула, покачав головой. — К сожалению, даже наличие одного глаза не помогает мне придать вашему образу более привлекательный вид. И оправа не спасает, какая трогательная жалость, — насмешливо тянет девушка, на удивление Доппо, шутя над собственной бедой. Видимо, Дазай тоже слегка не ожидал подобной шутки, ожидая, что та будет избегать подобного, пока Сома, воспользовавшись ситуацией, бесцеремонно стащила с него очки, фыркнув и повернувшись к Куникиде, произнеся до неожиданно довольно нежно, — держи. Куникида кивает, беря очки в руки и надевая их. И только, когда они уже на нем, юноша отмечает, как задумчиво смотрит на него девушка, явно засмотревшись. Доппо чувствует, что у него вновь защипало щеки. Взгляд Сомы был довольно открытым, в нём, словно живительной влагой, плескался интерес к нему. Её зелёный глаз был полон теплоты, в которой хотелось свернуться, как в пледе, и остаться там на всю жизнь. Тайя слишком глубоко засела в груди, вот же… — Может, ну эти двадцать пять пунктов? На какое-то мгновение Куникиде показалось, что это был его внутренний голос, что с недавних пор, начавший корить за странные мысли о Соме, так легко его сейчас поддержал. Голос был ехидный и насмешливый, но в нём, будто плескалась вся надежда Доппо, всё то, чего он так хотел, но боялся себе признаться. Боялся отвернуться от своей сути, но… Так хотел поддержать тот внутренний террор, возникший у него в душе с недавних пор. Куникида уже думал поддаться собственному голосу в голове, делая первый шаг вперёд, в неизвестность, навстречу чему-то, как… — Что? — Сома дёргается, моргнув, давая от него шаг назад, не заметив, как приблизилась, — что за двадцать пять пунктов?.. — после этих слов Куникида резко приходит в реальность, словно делает скачок во времени, окунается в таз с холодной водой. Он видит ехидный взгляд напарника, осознав, кто ляпнул эту мысль вслух, будто выудив её из его подсознания. Куникида злится, поняв, что едва не повёлся на мнимую речь, что была выпущена из уст ненавистного Дазая. Какое право он имеет лезть к нему и говорить про пункты? И почему перед Тайей? Что он…? Но Куникида не успевает ни додумать свою мысль, ни выразить яркий гнев на Дазая, как поезд останавливается на одной из станции. Дверь в вагон открывается. На этой станции всегда заходило много людей. Они пихаются, пролезают быстрее. Даже Доппо пару раз пихают в бок. Вагон заполняется. Неожиданно туда заходит грузный мужчина, что проходит мимо них, слегка рассталкивая толпу. Когда он едва не задевает Сому, та вздрагивает, пытаясь отскочить в сторону. Но довольно неудачно. Куникида непроизвольно дергается за Тайей, успевая увернуться от локтя грузного мужчины, видя, что Сома накоренилась вниз. В страхе, что та сейчас свалится на сидящих, он пытается ухватить девушку, как чья-то цепкая бинтованная рука обхватывает её за талию, прижимая к себе. Тайя дергается, пытаясь вырваться из нежелательных объятьев, и они оба слышат насмешливое: — Ну вот я и спас вас, Сома-сан, — Дазай довольно щурится, пока застывший Куникида чувствует, как натягиваются струны его нервов, — выглядит романтично, не правда ли? — Мы не в дешевой мелодраме с кучой лживых слез, чтобы я так думала, — огрызается девушка, явно ощущая себя некомфортно в таком положении, — спасибо, конечно, но прошу отпустите. Пожалуйста. И на секунду Доппо, кажется, что Осаму сделает то, о чем она его просит. Но тут напарник бросает на него пронзительный взгляд карих глаз, так и видя как напряженно он смотрит на них, и усмехается. Его рука поудобнее обхватывает талию Сомы, прижимая к себе и Дазай тягучим тоном победителя произносит: — А вдруг вы снова упадете? Вы кажетесь сейчас такой хрупкой, как хрустальная ваза, Сома-сан, — тот наклоняется к макушке девушки, видя, как та пытается избежать близкого контакта, — а я такого исхода не переживу. Моё сердце разобьется. — Ничего, склеите на скотч, — раздраженно бормочет она, пытаясь вырваться, но Дазай мягко предупреждает, что это чревато последствиями для пассажиров. У Куникиды же от этой сцены сжимаются ладони в кулак и чуть быстрее стучит сердце. Гнев начинает разгораться и набирать обороты, противно обжигая горло, отчего становится трудно дышать. Эта сцена последнее, что хотел видеть Доппо за сегодня, ибо Дазай обнимал Сому сзади, ласково подмурлыкивая ей что-то на ухо, пока та пыталась откреститься от него всеми возможными способами, которые знала. Доппо тревожно следил за тем, чтобы его рука никуда не смещалась, а под ложечкой била мысль, что надо было ему её поймать. Но почему же всё пошло не так? — Дазай, — раздраженно прошипел Доппо, жалея, что не может ударить напарника из-за того, что слишком мало места и много народу. Так быстрее бы привел его уже в чувства, — отпусти её уже. Она сама сможет держаться. — Ну какой ты жестокий, Куникидушка, — тянет Дазай, слегка опустив подбородок на голову Тайи, которая махнула головой, сбрасывая с себя ношу, не видя, как вспыхивает ярость в Доппо после этого жеста, — хочешь, чтобы с ней что-то случилось? — Да что может случиться-то? — буркнула девушка, пытаясь убрать руку Осаму с талии, но тот на удивление держал её крепко и Тайя натуженно вздыхала от своих попыток выбраться. — Всё, что угодно, Сома-сан. Лучше не дергайтесь, я же вам только добра желаю. Жертвую своим личным пространством, — Осаму снова посмотрел на Доппо, аккуратно пальцами отбив темп на талии Сомы, слегка сжав её, будто сокращая между ними расстояние, — я вообще-то спас вас. Можно быть уже и помягче со мной. Как думаете, прелестная аматэрасу? — эту фразу Дазай проговаривал Тайе на ухо, прекрасно видя, что и Куникида слышит то, о чём они говорят. Доппо же ощутил ещё большую ярость от этих действий и слов. Ведь Дазай, стоя в обнимку с Сомой, на удивление смотрелся достаточно органично. Его рост был слаженым для Сомы, да и цвета волос обоих не смотрелись столь разрозненно, дополняя их. Если не брать в расчет кислую мину Тайи, со стороны их можно было принять за пару. Но эти мысли вызывали в Куникиде только непонятное ему отчаянье и ярость. Вспомнилась та сцена у реки, где Тайя порывисто обнимала его за шею, а собственные руки робко проскользили на её талию… — Дазай! Прекращай этот цирк уже! — отчаянно рявкнул Доппо. Он приблизился к Осаму с намереньем вырвать Сому из его лап и даже протянул руку, но Дазай повернул её в бок, словно защищая. — Куники-ида-а-ку-ун, это же девушка, а не мешок овощей, нельзя с ней так, — насмешливым тоном протянул Осаму, ехидно сверкая карими очами, — да и что тебя не устраивает? — Твоё бестактное поведение с девушкой, — злобно отозвался Доппо, пока Тайя смотрела на него с ноткой беспокойства в глазу. — А что такого я делаю, Куникидушка? Я ей помог, я её придерживаю, чтобы она не упала. Ничего интимного тут нет, а даже если и есть, то что такого? Она свободная девушка, — тот сделал акцент на слове «свободная», видя, как перекосило Куникиду. Тайя лишь поморщилась, — а я свободный парень. Мы никому не мешаем. Или тебе это как-то мешает, м? Мешает? Доппо растерянно посмотрел на Дазая. По сути, он был прав. Доппо в этой ситуации был третьим лишним и все разборки были между Сомой и самим Дазаем, который никак не мог понять, что Тайя говорит ему «нет». Куникиде до этого какое дело? Но почему-то его раздражало поведение Дазая. Конечно, это состояние было его основным в работе с этим суицидником, но когда тот лез к Соме, злость приобретала какие-то иные оттенки, стремясь наружу сильнее, чем прежде. Он злился и никак не мог понять: почему? Дазай лезет к каждой второй юбке, но такого спектра эмоций, как с Сомой сейчас не вызывает. Почему с ней всё по-другому? Она ведь не особенная какая-то. И всё равно… Как же его злит, что Дазай оказывает ей внимание. Раздражает даже то, что сам он реагирует на это чересчур бурно. Ему хотелось, чтобы Дазай её отпустил, чтобы прекратил держать так. Доппо мешало всё. То, как девушка одета, как она стоит рядом с Осаму и тот в наглую может любоваться ей, разглядывать, а сейчас и трогать… как же это омерзительно. Тогда у реки Куникида не позволил себе ничего лишнего, а сейчас злился, словно Дазай отнял нечто драгоценное. Осаму не имел право трогать Тайю. Даже он себе такое не разрешил, хотя у него был момент и возможность… С другой стороны, если опустить эмоции, которых Доппо было сейчас через край, то Дазай прав и ничего такого аморального не происходит. И всё же… — Нет, не мешает, — коротко бросил Доппо. Всё равно ведь нечего противопоставить ему. Но тут Сома, воспользовавшись заминкой их разговора, резко опустилась вниз, укусив Осаму за руку. Тот вскрикнул, выпустив девушку из объятьев. Та тут же отскочила в сторону от Дазая. Куникида немедленно обхватил девушку за плечо, придвинув ближе к себе. Тайя повернулась к нему лицом, благодарно улыбнувшись, на что он лишь кивнул, наконец-то ощутив спокойствие и правильность происходящего. Если будет падать, то лучше на него. Куникида даже позволил себе представить, что было бы, упади Сома, а ему бы удалось поймать. Он бы вновь ощутил теплоту, исходящую от неё, почувствовал хрупкую фигуру, слишком насыщенный запах ягод, так напоминающих ему о лесе. И почему-то эти мысли омерзения не вызывали. Впрочем, как и та сцена у реки. Будто Доппо хотелось быть тем, кому Тайя позволит нечто подобное. Ками, какая у него дурная голова стала в последнее время. — Сома-сан, какая ты бессердечная, — выл Дазай, треся рукой, пока девушка щурила в раздражении глаз, — больно же-е, — от слов Осаму хотелось плеваться и Тайя несомненно не оставила бы эти слова без любимой острой шпильки, но Доппо решил поставить в этом концерте твёрдую точку, отчеканив резкое: — Дазай, — Тайя даже пискнуть не успела, как оказалась заведена за Куникиду, что продолжал говорить, — прекрати уже это всё. Раздражаешь. Смотреть противно. И Дазай замолчал. Он внимательно взглянул в строгое лицо Доппо, видя, какой мрачный огонь горит в глазах заместителя, стремящийся испепелить его, и как тот полубоком закрывает Сому. Всё существо Куникиды выражало позицию, пусть сам он говорил иначе. Осаму кивнул, усмехнувшись. — Давно бы так сказал, — насмешливо проговорил Дазай, видя, как непонимающе хлопает глазами Доппо. Ведь совсем не помнил, чтобы тот так легко успокаивался, — приношу извинения, моя аматэрасу, вы слишком красивы, что невольно хочется позволить себе большего. Надеюсь, вы простите мне столь грубый поступок, ведь я не могу остаться без вашего прекрасного лика, — тот изображает недопоклон, пока у Куникиды от злости чуть зубы не скрипят. Неожиданно он осознал, как его раздражает то, как Дазай в шутку называет Сому. Раздражает всё, что он делает в её сторону. Отчего в голове вертится противное: почему же? Сома лишь бросает на Осаму отстраненный взгляд, безразлично проговаривая: — Извинения приняты, — и можно подумать, что на этом всё и закончится, что можно выдохнуть, но через пару минут слышится противное: — Сома-са-ан… Доппо вспыхивает от злости. Боже, как же ему пережить эту поездку!***
Когда настал час приезда, Доппо чувствовал себя выжатым, как лимон. Ехать вместе с Дазаем и Сомой было невыносимо. Ведь Осаму постоянно цеплял и без того напряженную девушку. Тайя, конечно, держалась, как могла, но происходили кратковременные всплески эмоций, когда девушка вставляла острые иглы высказываний в ответ на слова суицидника. Как успел отметить Куникида, обычно это происходило, когда напарник задевал в разговоре его. Это было странно, но почему-то приятно. Сома была первой девушкой на памяти идеалиста, кто вёл себя именно так, позволяя верить в её неизаинтересованность в Осаму. Это успокаивало. — Сома-сан, — позвал он её, когда девушка после прощания собиралась уходить. Из-за шутника Дазая, он совсем забыл у неё спросить то, что было связано с работой. А ведь собирался забежать ещё на неделе, — извини, я знаю, сейчас выходной, но… я по работе, — Сома повернулась, кивнув, приготовившись слушать. Дазай же стоял с разнесчастным лицом, думая, что только идиот, вроде Доппо, будет говорить с девушкой о работе, — по поводу тех наркотических средств. Ты написала, что выпускаемые сейчас фальшивка и они не те, что были во времена Шакко. Только я не понял про состав кровь… — на это, что Осаму, что Тайя изумлённо возрились на него. — Ты что же… Ничего не слышал про способность Моримуры, главы Шакко? — протянула Тайя, поправив рукой рюкзачок. Наблюдая растерянный взгляд Доппо, та вздохнула, — надо же, я могу позавидовать тебе. Повезло, что ты особо не пересекался с Шакко, — Сома расправила плечи, будто собиралась отчитываться начальству, твёрдо заговорив, — Моримура Сэйити обладает способностью «Кухня дьявола», в чью возможность входит создание ядов. Но особенность в том, что яд исходит из организма Моримуры. Его кровь в буквальном смысле яд. С помощью неё, он и создавал ЦДМ-66, — Тайя заканчивает речь, от которой у Доппо всё неистово трепещет в груди. Эспер, чья способность исходит от крови, такое он слышал. Но не думал, что чужая кровь в прямом смысле, может быть, ядом… Это как так? — Я слышал, — это уже произносит Дазай, который как раз пересекался со многими, кто был в Шакко и слышал все слухи, — что кровь Моримуры могла убить человека в лёгкую, стоило немного дать его несчастному. А ещё, в неё макали оружие. Именно потому, многие опасались связываться с Шакко, ведь никому не хотелось помереть страшной смертью, — на это Осаму развёл руки, пристально смотря на напрягшуюся от его взгляда Сому, — конечно, есть и те, кто смог избежать этой ужасной участи и среди них была одна особа… Ояма-чан рассказывала, что дикую «чёрную кошку» не берут ни кинжалы, ни яд самого Моримуры, — на это Дазай усмехается, — не о вас ли речь, Сома-сан, случаем? Вроде только вас в преступном мире зовут подобным образом? — Доппо щурится, желая вновь осадить Дазая, как слышит негромкое, отчего леденеет душа: — Обо мне, вы правы. Но знаете, мне, можно сказать, сильно повезло, что рядом в этот момент со мной был наставник. Он отвёз меня в больницу, где хорошо известный хирург Манабэ Озэму-сан сделал настоящее хирургическое чудо, — Тайя сложила руки на груди, — и если быть грубой, то пару недель я была безвольным мешком, пока происходило очищение крови от яда. Повезло, что кровь была не первой свежести, а уже давно устаревшая, иначе я умерла бы в течение пары секунд и ничего меня не спасло. Что правда, то правда. Ведь Тайя совсем не знала, что будет с ней, когда в плечо острым ударом вонзился кинжал. И сначала,не подающий никаких признаков чужой яд, вылезет наружу, заставляя отхаркиваться едва ли не собственной кровью. Ноги Сомы и без того тяжелые, тогда и вовсе подогнулись. Кажется, впервые за столько времени, Тайя услышала, как зовёт её по имени наставник, но даже не имела сил сказать ему, что всё хорошо. Глаза сомкнулись. Очнулась она спустя пару недель, совершенно без сил, слыша, как работает аппарат по перекачке крови. Девушка тускло смотрела на белый свет перед собой и когда смогла с силой повернуть голову в сторону, то увидела, как спит у её кровати Ичиносе. Он был весь измученным, разбитым, продолжая тяжело дышать даже во сне. Сома тогда с трудом издала хриплый звук, мгновенно пробудивший Норио, что вымученно уставился на неё, будто не веря в то, что видят собственные глаза. Тайя впервые видела слезы мужчины на глазах от облегчения, едва-едва сумев приподнять уголки губ в ответ, хрипло шепча, что всё хорошо. — Сома-кун, моя девочка, — Норио нежно водил по голове Сомы, другой рукой сжимая её ладонь, — ты жива, моя ты красавица, как же ты меня напугала, — он уткнулся лбом ко лбу девушки, что словно мотылёк потянулась на этот жест, касаясь носом его лица, — не смей меня покидать так больше. Я не вынесу, если потеряю дочь во второй раз. Вот только этот мужчина умер через пару месяцев, будто забыв о своих словах. Забыв, что и она не хотела его терять. И что своим уходом, он оставил зияющую пустоту в душе, что не могли заполнить ни прожитые года жизни, ни вечная работа. Всё вокруг было пусто. Неполноценно. Тайе не хватало своего ворчливого учителя-отца, с которым так было хорошо всегда. И оба парня отметили, как помрачнела Тайя с упоминанием наставника. Видимо, те события причиняли ей большой урон. Особенно где-то там, глубоко внутри. Доппо, будто ощущал это острую тоску по тому, кому сильно скучаешь и знаешь, что никогда не увидишь. И уже хотел было поддержать, как незаметившие приближения, они немного дернулись, когда чья-то изящная рука стукнула сложенным веером по макушке Сомы и ехидный голос пропел: — Искра моя, ты совсем головы не поднимаешь, да? — знакомый голос. Доппо изумлённо уставился на женщину, оказавшуюся рядом, пока Тайя смущённо потирала голову, что-то бурча ей. В глаза сразу бросилась знакомая угловатость, широкая шляпа, скрывающая от палящего солнца, ядовитая улыбка. Да и вся эта эффектная внешность, цепляющая взгляд. Погодите, это же… — Сакураи-сан, — кажется, Дазай сейчас задохнётся в восхищении и редком восторге, подпрыгивая и оказываясь рядом с пожилой женщиной. Он целует её руку, показывая из себя довольно благородного вида юношу, отчего у Куникиды непроизвольно отвисает челюсть, — как я рад долгожданной встрече с вами. Я преданный любитель вашего творчества и не менее драгоценный друг вашей внучке, — кажется, ложь в последней фразе прочувствовали все. — С какого это момента мы теперь друзья? — не удержался от ворчания Сома, прищурившись на быстрый ответ: — Как с какого? С этого, и ты, — у Куникиды от резкого скачка обращении перехватывает дыхание, пока Тайя морщится, — была совсем не против. — Работа ещё не настолько забрала у меня внимательность, чтобы забыть, что у нас с вами, — Тайя с силой надавила на последнее слово, — нет никакой резко начавшейся дружбы и… ай-ай, бабуля! — заверещала девушка, которую старая женщина, сняв очки и явив миру огонь карих глаз, потянула за ухо, насмешливо протянув: — Тайя, препираться с молодыми юношами — это последнее, что может делать юная леди вне рабочего времени. Учитывая, что за тобой ухаживает только ветер на пустыре, играя с твоими волосами, я удивлена встретить тебя в компании молодых джентельменов, — Сакураи отпустила чужое ухо, помахав веером. Куникида же с неожиданным интересом наблюдал за этим разговором, уже и забыв, что собирался делать по времени дальше. Это было не столь важно теперь. — Умилительно слышать, бабуль. Особенно от той, что такие места особо не посещает. Что ты тут делаешь, я ведь итак собиралась приехать, — проворчала Тайя, потирая ухо. Куникида, конечно, привык к ворчливым ноткам в тоне девушки, но не заметить плещущую в зелёном глазу искреннюю радость от встречи со старой родственницей никак не мог, не сдержав лёгкую усмешку на губах. Тайя была сейчас, как маленький ребёнок перед своим кумиром, что так было непривычно для её строгого образа. И женщина, что казалась ему на экране холоднее всех кусков льда, сейчас выглядела намного дружелюбнее, нежно похлопав внучку по спине. Она была слегка выше Тайи, за счёт высоких каблуков, потряхивая тёмными кудрями. — Ты забываешься, искра моя, я тоже начинала с подобных станций свой жизненный путь в Йокогаме. Ведь с твоим занудным дедушкой я встретилась именно здесь… — А это то место, где ты ударила его по щеке…? — между делом саркастично поинтересовалась Тайя, но её бабушка мастерски игнорировала чужой сарказм, продолжив говорить: — И к тому же, я в курсе, что этот бесстыдник свалил на твои хрупкие плечи свои обязанности, — та потрепала внучку по плечу, смотря на Тайю непривычно-ласково для Куникиды, что за время просмотров фильмов видел лишь игру старой женщины, — как я могла оставить тут тебя в одиночестве? Вот и направилась встретить. Кто бы мог подумать, что ты тут с компанией. Не представишь? — от последнего вопроса, младшая Сома вздыхает, но по итогу всё же знакомит их. И если кривляния Дазая шли ему на пользу, вызывая насмешливую улыбку старой женщины, то у Куникиды с этим были проблемы. Он не целовал руку Мэйко, не улыбался и не шутил, а был серьёзен и от неожиданности знакомства несколько скован. По крайней мере, с ним бывшая Сакураи не улыбалась, а была довольно равнодушна, из чего Куникида быстро сделал вывод, что он провалился по всем фронтам. И отчего-то расстроился этому фактору, будто от их знакомства зависело всё в этом мире. Тайя же была слишком увлечена удерживанием эгоцентрической натуры бабушки, чтобы обратить внимание на поведение Доппо. Она не очень хотела, чтобы Мэйко знала про её общение с детективами. К тому же, Сома беспокоило то, что дорогая родственница пришла к ней, как по расписанию. Да, Тайя обещала заглянуть к ним в воскресенье, поэтому и оделась сегодня слишком благородно, но не ожидала встреч у станции. А что если просьба дедушки была не случайной? Они что… что-то задумали? Но Сома не успевает додумать это до конца, ибо бабушка нежно обхватывает её за плечо, утягивая к себе: — Искра моя, сегодня довольно душно, не стоит так долго стоять, прощайся с юношами, у нас с тобой ещё много дел… — на этом моменте речь Сакураи прерывается, а бровь Сомы дёргается. — Дел? Ты что-то задумала? — она слышит небрежное от бабушки, что говорит о том, «ну что такого она могла придумать», отвечая мрачно, — даже и не знаю, бабуль, уж слишком подозрительно ты себя ведëшь. Надеюсь, это не встреча с каким-нибудь претендентом на моё сердце и ваше имущество? — Доппо моргает, даже не зная, что и сказать, пока Осаму лишь усмехается. Они видели любовные перепетии между близкими родственниками, поэтому наблюдать за чужими спорами было уж слишком привычно. — Ох, Тай, — Куникида чувствует, как стукается его сердце от этого обращения к девушке. Как мягко оно звучало, — выключай в себе полицейскую, хотя бы на выходные дни. Как я могу желать тебе что-то плохое? К тому же, — она покачала длинным указательным пальцем, — ты ведь знаешь, что наши с дедушкой вкусы в плане твоей второй половинки решительно различаются. Будь они схожи, ты бы уже давно обрела надёжное крыло, — Тайя морщится, пока женщина качнув юношам рукой, уже решительно отвернулась, привлекая за собой младшую Сому, что тихо попрощалась с ними. Вдали они слышали её негромкое, -… но все мужчины по своей сути ревнивы, неважно жена это или дочь, а, может, и внучка. Так просто свою драгоценность они не отдадут, - видимо, Мэйко объясняла внучке мужскую натуру всех молодых юношей. Две дамы одной фамилии скрылись в большой толпе, оставляя за собой шлейф дорогих духов. По крайней мере, от Мэйко пахло приятной горечью, но Куникиде, честно говоря, больше нравился запах пряных ягод Тайи. Он привлекал его сильнее, да и девушка отнеслась к нему теплее, чем её старая родственница. Возможно, бывшей Сакураи было приятнее иметь дело с такими людьми, как Дазай, чем он. Куникида не мог на это никак злиться. Осаму больше нравился людям, в нём было то очарование, которым совсем не владел Доппо. Ничего. Главное, что Соме не нравится Дазай. Это было намного лучше. — Верно, все мужчины такие ревнивцы, — насмешливо протянул Дазай, снисходительно хлопнув Куникиду по плечу, что раздражённо поглядел на уходящего в другую сторону парня, последовав за ним, — я сегодня в этом самолично убедился на твоём примере, — Доппо непонимающе уставился на него, как на идиота, а Осаму, ничуть не устанавливаясь, насмешливо говорил, — сначала пялишься на неё полдороги, даже ловя взаимные взгляды в ответ, а потом так смешно бесишься от моих прикосновений к ней, будто я тронул нечто драгоценное. Твоя ревность, Куникида-ничего-не-испытываю-кун, очень забавная. Давно я так не веселился. Куникида раздраженно сводит брови на переносице. Что несёт этот идиот? Что он там успел себе напридумывать? — Заткнись, идиот, я её совсем не ревную, — мрачно гаркнул Доппо, пока в голове мимоходом промелькнуло, что раз Осаму всё видел, то мог и не лезть тогда к Тайе и свои мысли ему не навязывать. Но не успевает добавить, хоть слово, замирая от резкого поворота головы Дазая в свою сторону, видя плещущее ехидство в чужих глазах. Которое решительно добивает его стержень уверенности в собственных чувствах, добавленными от напарника негромкими словами: — Себе-то хоть не ври. И Доппо отчего-то не может найти ответа на этот раз.И бонус-сцена, что даёт ответы на все вопросы
Пара танцует. Их движения красиво переплетаются между собой. Руки проходятся по телам друг друга. И Куникида мог бы сказать, что это выглядело красиво, так как изучал танцы, если бы это были совсем другие танцующие сейчас. Но в центре танцевал Дазай, ведя за собой Сому, почему-то в том самом черном платье, в котором Доппо уже видел её. На удивление девушка совсем не сопротивлялась парню, как это было обычно, а, наоборот, с удовольствием поддавалась на уверенные движения Осаму, что по-лисьи улыбался, руками исследуя тело Сомы. Доппо уже кричал им, чтобы они прекратили, но его словно не слышали. Будто идеалиста здесь и в помине не было. Слово он был третьим лишним сейчас. Пара была сильно увлечена друг другом. Тайя улыбалась на все наглые действия Дазая, который не стеснялся ничего и никого. В одно мгновение юноша завел Сому вниз и его губы прошлись по нежной шее девушки, что запрокинула её назад, позволяя ему касаться себя даже так. Осаму же пошел тем временем дальше, сжимая Сому всё сильнее в своих руках. Тайя обхватила юношу за плечи и Куникида ощутил, как разбивается его сердце на тонкие иглы, когда губы Дазая коснулись губ Сомы. — Дазай! Нет, не трогай её! — Куникида вскочил с постели, чувствуя, как его подтряхивает. Стояла глубокая ночь, а в голове были недавние сцены из сна, заставляя Доппо ощущать приступ тошноты. Как мерзко. Мерзко. Омерзительно, — не смей её касаться, упырь, не смей. Я не позволю тебе… она... я… Мы... Куникида почувствовал, как сердце пропустило удар от собственных ярких мыслей, неозвученных вслух. Ему не хотелось, чтобы между Осаму и Сомой что-то было. И представлять кого-то другого, кто может быть рядом с Тайей, как хотели бы её бабушка и дедушка, сознание тоже не желало. Всё противилось этой мысли. Себе-то хоть не ври Куникида прикрыл глаза, язык не поддавался возможности опровергнуть слова Осаму. Вот черт. Дазай прав. Он ревнует Сому.***
Тишина. Общежитие Агентства. Все спят. Даже самая главная головная боль всего Агентства и напарник Куникиды — Дазай Осаму. Он сладко посапывал, собрав одеяло в комок и приобняв его, словно какую-нибудь милую девушку. Ничто не могло потревожить его покой, если бы не раздавшиеся громкие стуки за дверью. Дазай недовольно заворочался, приоткрыв один глаз. Он понадеялся, что если полежит так, то звуки прекратятся, но надежде не суждено было сбыться. Стук не прекращался. Пришлось подниматься, надеясь, что его разбудили по серьёзному поводу. Но в дверях его ожидал Куникида, одетый явно наспех без привычного ему жилета, в неправильно застегнутой рубашке. Живший недалеко от их общежития, Доппо успешно контролировал всё и здесь. Но сегодня ему самому, будто нужна была помощь. Заместитель директора, как безумец, смотрел на Дазая, отчего юноша непроизвольно ощутил липкий мороз по коже. Никогда он не видел такого взгляда у Доппо. — Куникида-кун… — суицидник не успел сварливо отметить, что на дворе как бы ночь и пусть тот отложит свои нравоучения до утра, как Доппо резко схватил его за грудки, — Куникида-кун! — Ты абсолютно прав, упырь. Прав во всём, — с каким-то отчаяньем в голосе заговорил он, — поэтому не смей… не смей больше к ней прикасаться. Не смей её трогать. Слышишь? — Доппо сжал рубашку Осаму так сильно, что она невольно затрещала. Казалось, он его сейчас убьет. Дазай неопределенно нахмурился, явно не ожидая таких слов, глядя в мутные глаза напарника, что горели доселе неведомым огнем. Стало жутковато. — Э, Куникида-кун, ты чего? Тебе кошмар приснился? — пытался достучаться до него Дазай, видя, как сощурились глаза идеалиста. И вскоре его и вправду, будто отпустило. — Кошмар… и то верно, — юноша прикрыл глаза, пытаясь успокоиться. Он отпустил Осаму, который так и продолжил глазеть на него, — ты тут ночь провел, да? — недоверчиво протянул заместитель, словно Дазай только недавно вернулся со свиданки с приятным продолжением. — Да, — кивнул суицидник, почесав голову рукой, — а что? Тебе что-то приснилось с моим участием? — Дазай хитро усмехнулся, — что-то непристойное, да? И после этого щеки идеалиста вспыхнули, ярко освещаемые ночным светом, отчего он поспешно отвернулся. — Ничего. Извини за вторжение, спокойной ночи. И ушел, скрываясь в темноте улиц. Дазай нахмурился, чувствуя, что его, как будто в дураках оставили. Впервые. Правда, он быстро начал догадываться в чём тут дело, отчего ему захотелось рассмеяться с невинного поведения напарника. — Да уж, Куникида-кун точно сошел с ума… — проговорила Осаму, со смешком закрывая дверь и слегка зевая, — смешной такой в своей ревности. Кадр. Надеюсь, он хоть ей ночью не позвонил. А то это уже совсем смешно будет. Так и вижу, как она его отправляет к праматери после такого, — Дазай мечтательно зажмурился, вздыхая, — эх, какая девушка всё же… И такая холодная. Печа-а-ально. Осаму устало плюхнулся на подушку, продолжая хихикать. Нет. Этот визит был точно оправданным, он совсем не жалеет, что проснулся. Зато с утра есть над чем посмеяться.