***
— Что ты тут делаешь, Тануки-кун? — недовольно проворчал Доппо, наблюдая за тем, как девушка вытаскивает разные баночки, специи и всевозможные вкусности, что были в далёком детстве Куникиды. Тануки бросила на него выразительный взгляд, выкладывая последние продукты. Она сложила сумочку, в которой были гостинцы пополам, достаточно шустрой походкой, добираясь до ручной сумки. — Как что, Куникида-кун, я же тебе говорю, что меня попросила твоя мама. Представь с утра, сплю я, а мне моя матушка на телефон звонит и спрашивает в Кавасаки я ещё или нет, — как обычно задорно начинает рассказывать девушка, складывая первую сумку во вторую, пытаясь аккуратно её закрыть, — почему-то попросила приехать, и я на свою голову согласилась. Приезжаю, а там уже твоя. Сидят, ждут меня, даже неловко стало, — она махнула рукой, оглядывая помещение уже не беглым взглядом, как в первые несколько секунд после того, как её впустили, а более осозанно, — они знали, что у меня тут будут дела и попросили съездить, как смогу, — Тануки торжествующе махнула рукой, — и вот я здесь. Но по твоему хмурому лицу видно, что ждал ты не меня. Куникида фыркнул, пытаясь сделать равнодушный вид, хотя слова Тору попали в самое сердце. Он, действительно, ждал Тайю, хотя девушка ему ничего не обещала. Это чертов Дазай навязал ему это ожидание, заставив сердце непривычно трепетать. — Я не думал, что весть о моей болезни, так потрясет вас всех, что ты приедешь ко мне, а не будешь проводить время со своими друзьями, — язвительно выдавил он, смотря больше в окно, чем на Тануки, что безучастно разглядывала квартиру, не видя ни следа какой-нибудь странной девушки, про которую ей, между делом, шепнула Куникида Ран. Если у Доппо и была девушка, то жили они явно по отдельности, не особо-то и ночуя друг у друга. Либо её старый друг по своей привычке держал всё в таком порядке, что о девушке нельзя было и подумать. И к тому же: кто она? Ран довольным тоном поделилась с ней, что у её сына треснул лёд, раз он позволяет какой-то девушке ухаживать за собой. Конечно, в глазах женщины горела надежда, что между той незнакомкой и Доппо что-то есть, но сама Тору почему-то в этом сильно сомневалась. Уж слишком был зажат Доппо, а в отношениях люди, наоборот, раскрепощаются. Если только это здоровые взаимоотношения, конечно. Тануки почему-то сразу вспомнила про ту девицу на квесте. Может, это она была? Они выглядели довольно близкими друг с другом, когда Тору пересеклась с ними. Доппо о чём-то болтал с ней и выглядел тогда не столь замудреным, а как самый обычный парень. Странно это всё, конечно. — Как я могла про тебя забыть, ты же мой старый друг с детства. Я помню, как мы играли в песочнице, — улыбчиво проговорила девушка, видя, как исказилось лицо Куникиды. Её идеальный друг совсем не любил вспоминать детство, в котором он когда-то был обычным мальчишкой, без пресловутых идеалов, — не кисни, как дедушка, классное время было. Несмотря на некоторые шероховатости, — Тануки мягко покачала головой, — к тому же, я тут ненадолго. У тебя же вроде есть какая-то другая очаровательная помощница, — на это Доппо довольно привычно для Тануки смутился, прищурившись, позволив высказать ей предположение вслух, — это же та девушка с квеста… Сома-сан? — Она просто увидела меня не в лучшем состоянии, вот и помогла, — буркнул он в ответ, кося взгляд на лежавший в другой комнате зонт с ликорисами, который вниманию Тануки остался совсем незамеченным, — в этом нет ничего такого. Можешь моей маме так и передать, — на это Тору хмыкнула, покачав двумя пальцами. — Ну уж нет, милый мой, сам своей матери и скажи, что между тобой и той девушкой ничего нет. Не привлекай меня в этот конфликт, я тебе не голубиная почта, — девушка недовольно сложила руки на груди, показывая обиду, но беспристрастному лицу Куникиды было явно всё равно. Тануки про себя фыркнула, думая, что он за сухарь такой, понимая, почему у такого кирпича до сих пор нет девушки, — я вижу, ты не рад мне. И ты прав, у меня помимо тебя, есть ещё кучу дел. Да и чаем поить ты меня не станешь, так что… — Если хочешь, — выдавил из себя Доппо, недовольно щурясь на удивленную девушку, что замерла на полуслове. Юноша раздражённо добавил, — знаю я, потом скажите, что проклятый Куникида Доппо последний грубиян и бедная его мама, что воспитала такого, — он с вызовом посмотрел на Тору, что даже сжалась, поняв, что зашла на опасную территорию, отчего невинно помахала рукой, забормотав: — Извини-извини. Не переживай ты так, пожалуйста, как будто бы я стала пить чай, предложи ты его. У меня и вправду дела, но я рада, что с тобой всё в порядке, — девушка тяжело вздохнула, посмотрев на гостинцы от родни Доппо, — давай я помогу тебе с привезённым и поеду. Считай, что долг твоей подруги детства, будет выполнен, — отрапортовала она, козырнув рукой ко лбу. Куникида на это издал лёгкий смешок, вспоминая, что Тору всегда так дурачилась с ним в детстве. И мелькнувшее мимолётное воспоминание, что будто укололо парня в грудную клетку, позволило ему согласиться на слова Тануки, разрешив ей помочь с разложением продуктов. Правда, уже под самый конец, когда Доппо расставлял в шкафу последние подданные девушки банки, неожиданно раздался звонок. Послышался добродушный голос Тору: — Ой, я открою, мне как раз уходить, — и Куникида, сначала монотонно кивнувший, неожиданно понял, что позволять Тануки открывать дверь нельзя. Если Сома не пришла, то вместо неё, скорей всего, заявился Дазай, дабы поиздевается над его наивностью, и что он повёлся на слова Осаму. А если дверь ему откроет Тануки… То, во-первых, жаль подругу детства, ибо коллега от неё просто так не отстанет со своим суицидом. А, во-вторых, Дазай ещё больше будет шутить над ним и что он тот ещё казанова. — Тануки-кун! — гаркнул он, когда Тору щёлкнула замком, открывая дверь, даже не посмотрев в глазок, — нельзя! Стой! — Доппо обхватил её за плечо, стремясь завести за дверь. Подальше от прозорливых глаз Осаму. — Что?.. — та полубоком посмотрела на него, пока дверь, как ворота в преисподнюю, медленно приоткрылась. Являя их взору девушку, которую сам Куникида уже и не надеялся увидеть и от чьего присутствия всё так кололось внутри. — Сома-сан…***
— Сома-сан… — ошарашенно проговорил про себя Доппо, пока спокойно стоявшая до увиденного девушка, знатно остолбенела. Конечно, она совсем не ожидала, что дверь откроет подруга детства Доппо, которую сам юноша будет придерживать за плечо. Куникида тут же ощутил абсурдность ситуации, смотря, как зелёный блеск в глазу становится тускнее. Идеалист стойко видит расплескавшееся на лице Тайи какое-то разочарование, которое ему трудно объяснить. Взгляд девушки устремлён куда-то вперёд, не на Доппо, и юноша вскоре понимает куда, ощущая чужое тепло, идущее от плеча Тануки. Куникида поспешно отдергивает руку, ругаясь на судьбу, что прислала Сому в тот момент, когда он уже перестал на что-то надеяться. Впрочем, Тайя всегда появлялась в его жизни, когда Куникида уже терял надежду. К этому стоило привыкнуть. Тануки же так и чувствует возникшее в воздухе напряжения, теперь поняв слова юноши. Ей и вправду не стоило так неразумно лететь и открывать дверь. Тору была девушкой и чувства Сомы были для неё вполне понятны, особенно, когда она слышит полное ледяного высокомерия: — Ой, я, кажется, не вовремя, — фальшивая и совершенно безжизненная улыбка проскальзывает на губах Тайи, пока в глазу полыхает горечь. — Нет, нет, вы вовремя! — бормочет Тору, оглядываясь, чтобы схватить сумку. Отсюда точно надо было уходить, и чем скорее, тем лучше, — я… Куникида-кун… в общем, всё не то, чем кажется, — у Доппо дёргается бровь от того, как абсурдно звучит фраза, а глядя на саркастичное лицо Сомы, он понимает, что её это совсем не утешает, а его не спасает. — Мне всё равно, — отпечатывает Сома ровно, но в голосе так и скользят какие-то болезненные нотки, подтверждающее недовольство девушки происходящим, — я лишь зашла удостовериться, что Куникида-сан в порядке. А раз всë хорошо, то я не… — но Тануки довольно резко хватает её за руку, заставляя Сому примолкнуть, нахмуренно посмотрев на знакомую Доппо. То, что Тайя ещё не выдернула руку являлось хорошим доказательством того, что ситуацию можно было спасти. — Я знаю, как это выглядит, но я всего лишь принесла угощения от матери Куникиды-куна… — Вам необязательно оправдываться, — осторожно проговорила Тайя, выдергивая свою руку из плена чужой, попадая под прицел мягкой улыбки Тору. — Знаю, я и не оправдываюсь, — Тануки аккуратно потянулась за сумкой, схватив её, — а лишь проясняю неудобную ситуацию. Вы пришли к Куникиде-куну? Нет смысла уходить, караул покидает смену, — торжественно заговорила она, пытаясь показать, что уже уходит. Сома же явственно колебалась, не зная, стоит ли оставаться. Увиденное сейчас, вкупе со словами Дазая, ещё больше щелкнули девушку по носу. Конечно, Тайя не имела права и не могла испытывать нечто подобное, что пережила за эти пары секунд, пока рука Доппо, что до этого касалась Сомы, покоилась теперь на чужом плече. Она почуствовала себя третей лишней, ненужным механизмом, что не нашлось места. Колючкой, что застряла поперёк горла. Тайя не понимала, что за чувство ею овладело, стоило увидеть подобную сцену. Даже та их беседа на квесте не вызывала такого жуткого всплеска эмоций, как сейчас. Она была раздражена, хотела развернуться и уйти, но осознание, что это всё будет выглядеть глупо, останавливало её. Сома помнила, что три года назад, через пару дней после несостоявшейся свадьбы, когда увидела Масаши, обнимающего другую, она совсем ничего не почувствовала. Лишь только под ногами раздался звук разбитого сердца, что уже до этого было покрыто трещинами. Тайя тогда издала смешок, обозвав себя наивной идиоткой. Боль пришла со временем, с осознанием, что её просто отвергли и даже не удостоили ответом — за что. И с каждым разом оставаться брошенной без объяснений было тяжелее и труднее. До спертого дыхания в груди невыносимо. Но Куникида не Масаши. Между ними ничего нет и не будет. Но тогда почему так больно было узреть нечто подобное… Отчего так болезненно колотится сердце? — Сома-сан… — Доппо подал хриплый голос, заставивший обеих девушек вздрогнуть. Тануки явственно чувствовала, что ей не вправе стоять между ними, — Сома-сан, ты пришла, — Тайя, до сей поры, стоявшая около порога, от услышанных слов встрепенулась. Её лицо смягчилось и она зашла в квартиру, оказавшись рядом с юношей. — Конечно, я пришла. Я ведь знаю теперь, какой ты трудоголик, опять на работу собрался… — затараторила Сома, всеми фибрами игнорируя стояющую Тору, что облегченно выдохнула. Нарываться на гнев вполне себе возможной девушки Куникиды — не хотелось. Тануки итак обожгло ледяным холодом, что источал глаз незнакомки. Ей показалось, всего лишь на долю секунды, что эта Сома… будто возненавидела её. Это было жутко. И от этого хотелось уйти. Поэтому вскоре Тануки покинула квартиру и всем участникам невидимого конфликта стало намного легче дышать. Куникида посмотрел на Сому, что всё ещё была напряжена, косясь на закрытую пару минут назад дверь, заставив Доппо ляпнуть что-то вроде: — Сома-сан, — та посмотрела на него, но в глазу больше не плескалась вчерашняя забота и беспокойство, он так и видел тревогу, что обуяла её, — между мной и Тануки-кун ничего нет. Да, она мне нравилась когда-то… — наверное, это было лишнее, ибо горький полусмешок Тайи, заставил всё нутро сжаться, заговорив быстрее, — но сейчас мы уже выросли и всё осталось в прошлом. Случившееся сегодня, чистейший воды, мамино любопытство, — Сома дёрнула бровью, — думаю, она решила разведать обстановку. Довольно нетипично для неё, обычно они в мою жизнь не лезут. Тайя слегка нахмурилась, думая, что в этом-то как раз ничего странного и нет. Родители, конечно, бывают навязчивы в своей заботе и внимание, но порой именно столь эгоцентричными жестами, они и показывают, что им не всё равно на твою жизнь. И если отец Тайи был в этом плане не таким активным, то вот его родители, являлись отдельной темой. Особенно после случившейся с Сомой трагедии из-за потери зрения на глазу и её почти шести месяцев полного отсутствия на всех проводах связи. Кажется, теперь звонки несколько раз в неделю по вечерам и постоянное навязывание придти в гости, стало обыденным для Тайи, что такого тоже за ними никогда не помнила. А когда девушка не являлась к ним очень долго, то бабушка с вагоном ворчания приезжала к ней сама. Поэтому в поступке матери Доппо не увидела ничего странного. Удивительно, что это для Куникиды это непривычно. — Тебе необязательно оправдываться, — всё же высказалась она, опустив взгляд вниз. Смотреть на Доппо было выше её сил сейчас, — между нами отношения не столь близкого характера… — в ответ слышится тревожное: — Но тебя это задело? — Сома вздрогнула, моргнув. Да, её задело. Она не хотела видеть, как Куникида держит какую-то девушку за плечо, в то время, как совсем недавно, Тайя была у него на руках и его ладонь давила ей на спину, заставляя прижаться к нему. Это было… непонятно. Но почему? Куникида ей ничем не обязан, и в том, что тогда чуть не случилось, была и вина девушки тоже, а не только его. Так отчего в груди странное чувство раздражения? И почему оно связано с Тануки, что пыталась быть милой с ней за весь их странный разговор? Это что… та самая пресловутая ревность…? Не может такого быть. Нет. Она ведь никогда и никого не… — Нет, — глухо отвечает Тайя, — я просто не ожидала, вот и растерялась. Прости, если была груба. За тебя имеют право беспокоиться близкие тебе люди. Особенно твоя мама. Это нормально, — слышится странный смешок, заставляющий Сому поднять голову, замирая от тяжёлого взгляда Доппо, в котором так и царит непроглядная тоска. Такого взгляда у Куникиды она до этого не видела, — Куникида-сан, всё хорошо? — тот молчит, кивком показывая, что нет. Это заставляет тревогу Тайи вновь всколыхнуться и та пальцами дотрагивается до рукава парня, аккуратно дергая, — ты хочешь об этом поговорить? — да, теперь пришла её очередь поддерживать. — Если только ты готова слушать, — аккуратно бросает Доппо, понимая, что всё, что накопилось в груди за столько лет, так и просится наружу. И хочется… хочется просто человеческого, чтобы рядом был кто-то, кто выслушает и поймёт, — я не заставляю. — Если тебя это тревожит, я всегда готова выслушать, — спокойно проговаривает она, мягко улыбнувшись, — сам же говорил о доверии. Моя очередь слушать о семейных трудностях. Куникида усмехнулся, кивнув. Он направился вперёд, предлагая заварить чай, и предложил девушке пока расположиться на диване. Доппо, осознавший, что Тайя побудет с ним ещё немного и произошедший конфликт, хоть и остался осадком на сердце, но удалось замять, ощущал небывалое облегчение. Юноша видел, насколько Тайе было неприятно, ей не понравилось, что рядом с ним была другая девушка. Дазай как-то говорил о таком… вроде, это неплохой знак? Только вот к чему он? Правда, и без того испорченный день Сомы не мог закончиться на положительно белой ноте, и если изначально всё шло отвратительно, то на любом шагу девушку подстерегала неудача, словно и вправду, как у чёрной кошки. И, как оказалось, в квартире Доппо, этой неудачи оказалось больше всего, ибо при заходе в зал, ленивый взгляд Тайи наткнулся на чёрный зонт, притаившийся у шкафа. И всё бы ничего, но, вышитые на нём ликорисы, заставили девушку замереть на месте. Тайя совсем подзабыла из-за всего происходящего, что негативный источник её воспоминаний находится у Куникиды, и что у неё теперь появился совсем неприятный шанс, вновь столкнуться с ним. А теперь, увидев так открыто собственное прошлое в чужом доме, не смогла найти хоть какие-то силы, чтобы сделать шаг. В груди всё оборвалось, а горло засвербило. Нет, нет… почему всё так? Почему именно сейчас? Сома сжалась. Воспоминания накатывали подобно приливу. Зонт оживлял настолько забытые ей вещи, переворачивая всё вверх тормашками. Тайя так и видела, как брат с прощальной улыбкой отступает от края, игнорируя её крик. Куча крови на руках и совершенно безжизненное тело Тадеши, отчего к горлу подкатывала истерика и мольба вернуть время вспять. Щека вновь вспыхнула огнём, как и много лет назад, от удара дяди, когда он оказался на месте, заставляя понять, что милосердия по отношению к ней не будет. Несколько месяцев задержания, пока её считали подозреваемой… Слова Асано Кацу, круглосуточное чувство страха и отчаянья, смешанное с постоянным давлением на её показания… Всё неслось с бешеной скоростью, заставляя заново переживать похороненную на дне боль. Тайя отступила на пару шагов назад, чувствуя, как проваливается во тьму. Она оказалась не готова к встречи с прошлым, её сознание, что до этого, постаралось выкинуть все мысли, связанные с зонтом, по итогу… — Сома-сан! — знакомый голос раздался под ухом и чья-то рука поймала девушку под локоть, усаживая на кресло, — ты как? Сома-сан, — Тайя проморгалась, бросая взгляд на встревоженного Куникиду, что внимательно наблюдал за бледным лицом девушки, — принести воды? — Доппо собирался уже встать, как Сома в слепой панике поймала его за руку, вцепившись холодными пальцами в тёплое запястье и заставив юношу вздрогнуть. — Нет, пожалуйста, извини меня, — проговорила Сома, чувствуя стыд. Она совсем не ожидала, что так расклеется от одного взгляда на зонт, что не видела уже, как года три. Девушка совсем не желала вызывать в Куникиде жалость от своего вида, не хотела, чтобы он видел в ней ту, которую надо вечно жалеть и успокаивать, ведь от этого на душе было ещё противнее, — я… просто плохо стало, прости. — Всё хорошо, — спокойно проговорил Доппо, взглянув на свою руку, которую сейчас так крепко держала Тайя, смотря на него явно в слепой поддержке, — ты не должна оправдываться, иначе мне будет стыдно за себя вчера и то, что тебе пришлось увидеть меня таким жалким, — Сома удивлённо моргнула, залепетав, что ему-то стыдиться точно нечего, ведь он болеет. Пока девушка пыталась успокоить его, Куникида повернул головой в сторону шкафа, видя притягивающий взору чёрный зонт с ликорисами. Душу опять всколыхнула тревога, которую Доппо не смог сдержать, — понятно, почему тебе стало плохо… — прошептал юноша, повернувшись к тараторящей Соме, что застыла после этих слов немой статуей. Юноша шумно вздохнул, разглядывая её, видя совершенно бледный взор девушки, — ты побледнела, как в нашу перв… вторую встречу в кафе, — Тайя вздрогнула на слове «вторая», слыша дальше тихое, — почему же не сказала, что поняла, что речь идёт о тебе? Чего ты испугалась тогда? Девушка же в ответ сжала руку Куникиду, вглядываясь в его спокойные черты лица и ощущая неприятное чувство того, что недостойна этого взгляда от Доппо и его заботы. Тайя поняла, что юноша знает о том, что она владелица зонта, на секунду запаниковав о том, как он мог это вызнать, ведь Сома ни слова об этом не обмолвилась. Но вспомнился тот чудный вечер и их посиделки у Шики, которая хранила множество фотографий старого времени. А Куникида… был далеко не идиотом, с учётом того, что идеалиста изначально заинтересовала Тайя из-за её схожести с девушкой из его рассказа. Видимо, ему стало легче, вот он и решил поднять тему с зонтом. Неудивительно, если заведёт разговор об их неудавшемся поцелуе. Вот только… Почему Куникида так спокоен, ведь по сути Тайя ему тогда ничего не рассказала, соврала в глаза, что понятия не имеет, о чем он говорит и за столько времени не потрудилась сознаться. — Потому что… ты бы захотел вернуть… А я не могла, не хотела его видеть, — кое-как выдавила из себя девушка, смотря на растекшуюся по лице тревогу идеалиста, — прости, что так поступила, но… Я не могла. И с тобой не хотела пересекаться. Ты ведь… не внушал мне тогда доверия. Прости… — Всё хорошо, я понял. Ты же видишь, что я не злюсь, всё в порядке. Перестань расстраиваться, — Сома смолкает на этом моменте, глядя в бушующий шторм в серо-зелёных глазах Доппо, голос юноши был слишком спокоен, — откуда у тебя такой зонт? — снова спрашивает Куникида, двинувшись к девушке чуть ближе, из-за чего Тайя только сейчас понимает, что Доппо опустился на одно колено, чтобы общаться с ней на уровне глаза. Отчего становится ещё больше неловко. — Подарок брата, — тихо прошептала она, сжав другую руку в кулак, — последний подарок перед самоубийством. Я не могла его уничтожить, а носила, как дамоклов меч над собой, потому что после его появления все средства защиты от дождя, резко стали портиться в моих руках, — та слабо усмехнулась, — и даже сейчас, я не могу ими воспользоваться. Как проклятье какое-то. Куникида вздохнул. Теперь всё вставало на свои места. Он ведь сразу понял, что Тайя смолчала о зонте по личным причинам. А теперь он понимал, по каким. Снова семейное. Поэтому ей и стало так плохо. Наверное, замешан дядя и та старая боль из далёкого детства, что так и не хочет уходить. — Ты его вернёшь? — слышится жалобное и Куникида понимает, насколько Сома не хотела его возвращения. Возможно она и газету читала, но проигнорировала от ужаса столкнуться с плохими воспоминания. Нет ничего постыдного в том, чтобы избавляться от того, что хочешь забыть. Любыми известными тебе методами. — Пока ты сама этого не попросишь — ни за что, — твёрдо произнес он, перехватив руку Тайи, в ладонь, видя, как щеки девушки порозовели, — Сома-сан, мне не трудно, если этот зонт останется у меня. Только ты можешь решать, что с ним по итогу делать. Потому что, раз он тревожит твою душу до сих пор, это что-то, да значит. Понимаешь? — Тайя кивает. В глазу девушки так и плещется благодарность и та позволяет себе сжать ладонь Куникиды в ответ. — Да, спасибо большое, Куникида-сан, — она улыбнулась, — я обязательно подумаю над всем этим, постараюсь тебя не обременять… — Просто не исчезай, — неожиданно высказался он, заставив девушку удивлённо хлопнуть глазом, что не ждала таких слов, — как три года назад. Больше так не делай. Тебя трудно найти. — И потерять меня тоже трудно, поверь, — мягко отозвалась Сома, приподнимаясь с помощью Куникиды. Она поняла сомнения парня, решив их развеять, — не переживай, так, как я поступила раньше — больше не повторится. Мы ведь теперь не незнакомцы друг для друга. И это фраза стала каким-то ключом, открывающим душу Доппо нараспашку. Видя уязвимую сторону девушки, что не побоялась показать её Куникиде, тот решил, что пора и ему сделать ответный жест. И за чаем аккуратно перешёл к рассказу о причудах в собственной семье. Доппо, правда, прошлое вспоминать не любил, в частности своё детство. Тогда они жили в небольшом поселении возле города. Дети обычные, все, как один. И Куникида тоже таковым считался, был гордостью своих родителей. Об эсперах тогда не говорили и практически не знали, поэтому беда пришла неожиданно, в тот момент, когда из листочка тетради Куникида сделал маленький игрушечный шарик. Страх и неприятие на лице родителей был чересчур очевиден, хоть и непонятен для Доппо тогда. Куникиду стали ограничивать в общении с детьми, но в детстве, он был тем ещё непоседой и всё же сбегал к друзьям. Про способность, правда, отмалчивался, но в один день, когда они играли в «войнушку» и силы его команды были ослаблены, то Доппо, как типичный ребенок, воспользовался своей способностью. Правда, он не думал, что сможет воссоздавать гранаты, как из фильмов, что смотрел отец. Но хорошо, что в тот момент рядом оказалась мама и никто особо не пострадал. Только пару ребятишек были оглушены взрывом, едва не лишившись слуха. Этим Доппо и показал, насколько может быть опасен он и его дар, оборвав себе надежду на дальнейшее хорошее детство. Именно эта ситуация, детский страх, который он увидел в круглых от ужаса глазах детей, стали для Куникиды самым настоящим кошмаром, что не отпускал его до сей поры. Доппо боялись, даже презирали. Родители смотрели косо. Куникида чувствовал отчаяние, присущее детям. Брошенность всем миром, пока не познакомился со старым учителем, что уже не преподавал в школе, но продолжал упрямо ходить туда и помогать детям не успевающим с программой. Куникида к таким детям не относился, но объяснял учитель, которого звали Токумито Сахо, материал очень интересно, поэтому мальчишка тоже стал туда ходить. И почему-то Сахо обратил внимание на всеми забытого мальчика со светлой шевелюрой, что ходил к нему, несмотря на хорошую успеваемость. Именно Токумито сформировал его способность в блокнот, сделав ему такой значимый в его жизни подарок. Учитель помогал мальчику во всем. Но вот помочь перебороть неприязнь (или, наверное, обыденный страх) родителей не мог. И Доппо в какой-то странной слепой надежде старался стать лучшим. Лучшим во всём и везде. Быть таким идеальным, каким они не могли и представить. И, как раз, в помощь ему пришелся блокнот, куда он стал делать первые записи. Так формировались его идеалы, ценности и желания. И, даже став достаточно взрослым, чтобы отбросить это, он теперь не мог. Куникида настолько привык к блокноту, к записям, к желанию быть идеальным, что забылся обо все в стремлении к нему. Чтобы никто не мог пострадать больше у него на глазах. И именно эту историю услышала сейчас Тайя, что, округлив глаз, смотрела прямо на него, явно шокированная происходящим. Она чуть сжала его руку по привычке, вздохнув. А Доппо лишь грустно усмехнулся, завершая свою исповедь фразой: — И как бы я не старался стать идеальным, в итоге, я им, наверное, так и не стал в их глазах, видимо, — Куникида отвёл взгляд в сторону, чувствуя неловкость после только что произошедшего рассказа. Щеки щипало и Доппо сам не понимал как, но смог рассказать обо всём. Наконец-то, отпуская старую боль. В семействе Куникиды проклятое дитё родилось. Куникида стиснул зубы, вспоминая все слова, крики, шепоты. Страх в глазах родителей. И их лживую игру в семью на глазах соседей. Как же это все… — Раздражает, — вырвалось с губ Тайи, отчего он вздрогнул, — раздражает, что взрослые считают себя умнее во всём, иногда совсем не считаясь с мнением детей. Но хорошо, когда они со временем всё же понимают свои ошибки и пытаются исправиться. Правда, такие не все, к сожалению, — Сома отводит взгляд в сторону, а Доппо понимает, кого она имеет ввиду, — да, Куникида-сан, ты не идеал, как бы тебе этого не хотелось. Ты стремишься к совершенству и это похвально. Но важнее всего то, что ты — это ты. Со своими недостатками и достоинствами, ты тот, кем являешься, кем сам себя считаешь. Я…крайне счастлива нашему с тобой знакомству. Не представляю теперь свою жизнь без тебя в ней, — и Тайя закрепила последние слова нежной улыбкой в конце, явно пытаясь поддержать его. А у Куникиды от такого прервалось дыхание. Как же… Доппо не знал, к какой фразе подойти, чтобы ответить девушке. Всё было так четко и ясно, что аж слепило глаза приятным светом. Она рада, что он есть в её жизни? Неужели ему не послышалось? И это было словно вместо сотен признаний. Честность Тайи оставалась всё такой же ножом разрезающей, но приятно колющей на сердце. Он не знал, что чувствует Тайя к нему, не знал, как ему вести себя с ней, но всё внутри горело, отчего Куникида произнес лишь негромкое: — Я понял, спасибо, Сома-сан. В итоге, чаепитие закончился на хорошей ноте. Сома, игнорируя протесты Доппо, убралась после него, считая, что болеющему человеку нужно больше отдыхать. Куникида с легкой тоской подумал, что сейчас-то темноволосая точно уйдет и от этого становилось грустно. За один день он привык к компании Сомы у себя дома. Перечитывая записи в блокноте, он услышал, как Тайя с кем-то говорит по телефону, приближаясь к его комнате. Она отключила телефон прямо перед заходом в комнату к Куникиде и на его волнительный взгляд, проговорила: — У Ши-куна с подругой лёгкая неприятность. Попросили помочь, поэтому, не в обиду, но на сим, спешу откланяться, — Тайя задорно исполнила поклон, вызвав смешок у Куникиды, что тяжело вздохнул на сердобольность Сомы. — Кто бы мне ещё лекции о понятии отдыха читал, — произнес он, видя как девушка состроила ему невинную мину, — ты вообще дома бываешь? Каждому встречному поперечному… — Не каждому, — обрубила она его ворчание, слегка наклонившись, — только тем, кто мне дорог. Я вселенской добротой не славлюсь, предпочитаю давать её тогда, когда захочу, — и девушка коснулась пальцами его лба, проверяя, — как, например, тебе сейчас, — от этого Куникида хмыкнул, посмотрев на девушку, и чтобы не чувствовать себя неловко, выдал первое, что пришло в голову: — Знаешь, руками так-то температуру не проверяют. Не точно же, — он смотрит на Тайю, что слегка щурится, глядя на него. — А как? Как мамочка — губами? — совсем не злобно, а, скорее, мягко язвит она ему в ответ, придерживаясь за его плечо, чтобы не свалиться от своего необычного поклона, отчего Куникида нервно прикусывает нижнюю губу, смущаясь. Он о таком и думать не мог. Слишком было нагло. — Нет, градусник же есть, — в итоге проговаривает он, — не переживай, не маленький, проверю сейчас. Доппо дёргается, в попытке подняться, правда, слишком резко, пытаясь скрыть смущение. Тайя, что подобного не ожидала, не удерживается на ногах. Её колени сгибаются и она, надавив на плечи юноши, опадает, как листок на него. Практически безболезненно. Куникида не успевает ни возмутиться, ни смутиться, ни извинится, как сталкивается взглядом с Сомой, что с извинениями, попыталась подняться, но, увидев его лицо, замерла. И весь мир вместе с ними замедлил свой ход. Доппо заворожено смотрит в искрящийся зелёный глаз Сомы, что при свете комнаты, кажется, ему темнее. На глубине его, будто горит безумное пламя, отчего юноша ощущает, как всё вокруг разгорается в огне, опаляя лёгкие, и становится трудно дышать. Но видимо задыхается не только он один. Тайя тяжело переводит дух, будто бежала к нему через всю Йокогаму. Её щеки красным фонарём освещают его взгляд, а прерывистое дыхание приятно обжигает лицо. Куникида поддаётся спиной назад, ощущая, как кружится голова, словно он находится на высокой горе, которая высотой давит на сознание юноши. Его действия были настолько плавные, что Тайя совсем не чувствовала подвоха, ведясь на них. Он отставляет ногу в сторону, не видя, но чувствуя, как прижимается Сома в ответ, становясь ближе. Она руками, давя плечи, подтягивается к нему и их лица, как и тогда, оказываются слишком близко друг к другу. Тёплое дыхание щекочет губы, что противно дрожат от странного чувства предвкушения. Мелькают дурацкие картины того, как сильно бы ему хотелось сжать Тайю в своих руках. Но внутренняя робость позволяет лишь аккуратно, подушечками пальцев подниматься по телу, чтобы просто отследить неведомую ему дорожку выше. Тайя же, наоборот, не стесняясь, сжимает его рубашку в руках, совсем-совсем бесстыдно и в каком-то беспамятстве разглядывает Доппо, часто моргая. Хочется смеяться, но вместо этого из грудной клетки тянется глубокий протяжный вздох. Он снова качается вниз и лицо Сомы, кажется, ему непростительно близко. Ещё одно движение и мир вокруг точно захлопнется. А идеалы разобьются. Доппо ощущает прохладные пальцы девушки на шее, что едва касаются его подбородка, пока он сам разглядывает плавные черты лица Тайи. Её вздёрнутый нос, ямочки на щеках, что покрыты лёгким румянцем, не ярко выделяющиеся скулы на лице. У Сомы не особо пышные ресницы, да и косметики на лице совсем не видно. Даже без вида на один глаз, девушка была столь прекрасна, что горло сжималось от восхищение, будто перед ним богиня какая-то. Его рука поднялась выше, на секунду замирая в воздухе. В голове возникло одно дурацкое, полное идиотического смысла желание, что ударной волной прошлось по телу, покалывая в пальцах. Ему хотелось… Хотелось увидеть Тайю полностью. Такой, какая она есть. И Куникида без зазрения совести, ведомый лишь одним бурлящим чувством в груди, касается чёлки девушки, стремясь отодвинуть её и медленно приближаясь к лицу… Тайя перехватывает руку Доппо, заставляя вздрогнуть. Огонь горящий вокруг, резко опускается вниз, остужая голову. Взгляд Сомы строг, та явно пришла в себя. — Не надо. Не стоит спутывать все карты. Она резко отползает в сторону, ударяя себя по щекам, пытаясь придать себе суровый вид. Доппо чувствует смущение, смешанное с растерянностью, вставая одновременно вместе с девушкой, что как-то живо прятала от него лицо. — Сома-сан… — пытался заговорить он, даже не зная, какие слова тут могут подойти. «Извини, мне кажется, я хотел тебя поцеловать?», — какой бред. И Тайя, видимо, так тоже считает. — Это неправильно. Прости, но так не должно быть, — твёрдо говорит она, что изначально, смотря в пол, увереннее поднимает взгляд на него, — прости, что своим, возможно, фривольным поведением я дала тебе повод думать, что… — она делает короткий вдох, — что между нами что-то, может быть, на физическом уровне. Но это не так. Не знаю, видимо, я переработалась или здесь замешана другая причина. Но… прошу прощения за столь наглое поведение с моей стороны, я виновата перед тобой, — и Сома вновь кланяется, выражая свои искренние извинения. У Куникиды от этого останавливается сердце. И нет, говорит Тайя всё правильно и верно, учитывая, что он сам ещё в хороводе своих чувств не разобрался, чтобы так легко впадать в беспамятство. Но… отчего-то внутри было так больно и противно, будто Сома своими словами живое сердце пронзило. — Я тоже виноват, — хрипло шепчет он, видя, как замирает взгляд Сомы, — видимо, температура ещё гуляет по телу. Я не хо… не думал, что такая ситуация может повториться, — Доппо мгновенно поправляет себя, вспоминая, как хотел после своего сна, после того момента на руках ощутить нечто подобное. И вот оно случилось. И Тайя, как будто, опять была не против. Но почему… Почему она остановилась сейчас? — и всё же, ты уже который раз просишь прощения за то, что между нами… происходит. Ты сама веришь в то, что мне говоришь? Куникида не понимает, зачем спрашивает. Зачем так сильно усиливает напряжение между ними? Итак одно резкое движение и может случится, что угодно. К чему эти вопросы? Даже если Тайя скажет, что нет, то что им делать дальше? К чему всё по итогу-то придёт? Ибо это совсем не прописывалось и не входило в планы, руша жизнь идеалиста. Всё было вверх дном. Его идеальный мир больше не был столь идеальным. В нём изменилась всего одна деталь. И это была Сома. Тайя же напряжённо смотрит в ответ. Она качает головой, пытаясь оставаться спокойной, но руки начинают подрагивать и та берёт их в замок. — Это не имеет значение. Я знаю, что всё испортится, если признаюсь, что понятия не имею, что между нами происходит. Я не хочу этого. Не хочу терять контроль над ситуацией, пока он ещё есть, — Сома жалостливо смотрит на Куникиду, — умоляю, Куникида-сан, не делай сейчас всё сложнее, чем оно есть. — Почему? — упрямо спрашивает Доппо, видимо, ожидая каких-то более отрезвляющих душу слов. — Потому что я больше не желаю никого к себе подпускать. Больше не имею никакого желания испытывать чувства. Ничего, кроме боли, они мне никогда не приносили, — Тайя моргает, пока в глазу отблескивают скопленные слезы, — ты сейчас обманываешь себя, Куникида-сан. Тебе хочется что-то почувствовать, но я совершенно не та девушка, с которой ты должен это испытывать. У тебя есть свой идеал и я знаю, что в него не вписываюсь. — Но… — Куникида не успевает возмущённо договорить, слыша тихое: — Что «но», Куникида-сан? Я не желаю чувствовать себя третьей лишней между тобой и твоей, прописной будущей возлюбленной. Или, например, с Тануки-сан, — на это Доппо посмотрел на девушку, как бы говоря, «то есть тебя это до сих пор волнует», но Тайя проигнорировала этот взгляд, — ты ведь меня уже сравнил на свой идеал девушки, верно? И результат там явно не положительный, да? — Куникида опустил взгляд вниз, признавая поражение, — я так и думала. Не переживай, для меня это мало, что значит. Ты важен мне, как хороший человек, поэтому нарушать твои планы, я не собираюсь. Лучше пусть всё будет так, чем со временем, ты уйдёшь в туман, как делали это все, кто мне дорог, — последнее Тайя добавляет устало и с легкой горечью. Внимательно скользит по бледному лицу Куникиды, спрашивая, — или всё же есть что-то такое, чего я не понимаю? Что опровергает мои слова? Куникида молчит. Он понимает, что Тайя говорит то, о чем сам Доппо думал в последнее время. Что девушка в наглую ворвалась в его планы и отношение Куникиды к будущей избраннице, что должна была подойти под все пункты, резко стало сомнительным. К тому же, Сома права, она не подходила под идеал. И вот что в таком случае, он мог сказать такого, что опровергнет её слова? Что в последнее время, с ним что-то происходит при взгляде на неё? Что в груди жжет странное чувство, которому он не может дать название? Вернее, не хочет его давать. Нет. Сейчас Доппо ничего не сможет с этим поделать. Чтобы опровергнуть слова Сомы, надо самому быть уверенным в том, что он говорит. А у него сейчас буря и душа в осколках. Куникида не знает, почему ему так хочется держать Тайю в объятьях. Возможно, и вправду, это всё физиологическое, ведь он парень. Даже если преследует идеалы. Над этим надо подумать. В конце-концов, Тайя ему ни в чем не отказала. Потому что отказывать было не в чем. Но ясно провела черту между ними, за которую не заступишь. Она не хочет терять с ним общение и он ей важен — сейчас эти две вещи, заставляют не опускаться на дно отчаяния. Возможно, Тайя чувствует гораздо больше, чем говорит. А он должен показать и себе, и ей, что в итоге между ними. И что этого не стоит бояться и отрицать. Но не сейчас. Не в этот момент. — Прости, ты права. Да, это всё был всплеск эмоций. Для меня это крайне нетипично, поэтому прошу прощения, — Куникида вздохнул, — я тоже не желаю терять контроль над своей жизнью, как и общение с тобой, но… — он замолкает, бросая краткий взгляд на Тайю, что чересчур спокойно смотрит на него, — вот только… я не совсем верю, что на этом можно и вправду поставить точку, — на это Сома, негромко хмыкнув, отворачивается, явно показывая, что не желает обсуждать это, пока в её висках тугой мыслью бьются собственные слова.«Я тоже не верю, совсем нет».
И бонус-сцена, открывающая дверцы в жизнь одного идеалиста.
Вечер. Куникида пролистывает блокнот, стараясь обдумать всё происходящее в его жизни. Звонок. Доппо лениво смотрит на дисплей, но вскоре достаточно быстро берет телефон в руки. Неужели… — Да? — голос Куникиды сух, скрывая нервозность, а вот по той стороне трубки мягко произносят: — Привет, сын. Тебе лучше? — спрашивает она и парень ощущает удивление. С чего бы вдруг такая забота? — Как слышишь, всё хорошо, — вежливо отвечает Доппо, — отца рядом нет, да? — Нет, — спокойно говорит женщина, пока парень раздраженно вздыхает, — не думай, что он до сих пор относится к тебе плохо. — Но и не относится хорошо, — кратко бросает юноша, откладывая дневник, понимая, что сейчас не время думать о Соме, — извини, я просто удивлен твоему внезапному звонку. В чём причина? — Я почувствовала, что что-то не так, — Ран вздохнула, послышался шорох. Мама вновь на кухне, явно что-то готовит, — ну, знаешь, чтобы не было, я остаюсь твоей матерью, и мне за тебя порой бывает тревожно. Далековато ты от нас уехал. Куникида раздраженно прикрывает глаза. А как иначе? Его особо никто не принимал дома, а в Йокогаме он нашел таких же особенных, как и сам. И дошел до хорошей должности. Но в голове стучат слова Сомы о родителей, стремящихся исправиться, поэтому идеалист спокойно отвечает: — Я хотел получить хорошее образование, — говорит Доппо, — и ты это знаешь, мама, — но Куникида всё равно не понимает, к чему они ведут эту беседу, как обычные родитель и ребёнок. Он уже давно привык, что их семейный спектакль сошел на нет, оставшись только на праздники. И этот звонок сейчас конкретно выбивал почву из-под ног. — Да, ты большой молодец. Мы гордимся тобой с отцом, — идеалист ощущает удивления, не сдерживая фырканья, — хотя ты в это и не веришь, конечно. Но знаешь, сейчас это не столь так важно, — Доппо хмурится, не понимая, что именно важно, — вчера вместо тебя трубку взяла девушка. М… Сома Тай-кун, какая-то. — Тайя, — поправляет он, наслаждаясь тем, как звучит её имя на губах. Мягко, — Сома Тайя-сан. — Миленько, — отмечает она, подтверждая мысли сына, — такая стеснительная она. Как и ты. И знаешь, что удивительно, так это, что, кажется, она первая девушка, которая у тебя оказалась дома, верно? — мама явно радовалась, судя по голосу, наслаждаясь смущением Доппо, что невольно закашлялся, подтверждая чужие мысли. — Мам, ты не так поняла… — начал было Доппо, но мать не слушала, продолжая говорить своё: — Знаю-знаю, она сказала, что всё сложно. Но, чтобы не происходило, между вами, это явно что-то большее, чем просто дружеские отношения, — проницательность матери немного пугала, заставляя тревожиться, — сын, я знаю тебя, ты бы не подпустил её к себе, не питай к ней какую-то слабость, — та смущённо замялась, проговорив, — ведь ты у нас… несколько зажат. Видимо, после неудачи с Тануки-кун… — Мама, хватит, — Куникида прислонил руку к лицу. Кажется, после такого, ему бы хотелось отложить разговор с матерью ещё на год, — это было в прошлом. И я больше не намерен подобное обсуждать. — Хорошо-хорошо, сын, как скажешь, — мать засмеялась в ответ. Кажется, ей весело с такого растерянного него, — к тому же, твоя, так сказать «знакомая», уже показала Тануки-кун, что она думает о её присутствии в твоей жизни, — о, значит, Тору уже сообщила о том, что было. А это означает то, что… — Зачем ты вообще её подослала? — услышав непонимающее хмыканье, Доппо раздражённо пояснил, — ты специально привела Тануки-кун ко мне домой. Хотела обстановку узнать? Думала, она вещи девушки найдет? Подтвердит, что у меня кто-то есть? — Ну она ведь в итоге нашла что-то более существенное? — продолжала смеяться мама, заставив его поморщиться, — прости, милый, я… — та кашлянула, — я хотела сделать так, как никогда не поступала раньше. Подумала, что раз… сделала один неожиданный поступок, то могу и второй, — Ран перевела вздох, протянув, — впрочем, я так чувствую, у тебя тоже на душе куча сомнений. А иначе та девушка говорила бы по-другому. — Да, всё и вправду сложно, мам, — сумел кое-как ответить Доппо, найдя слова и чувствуя, как становится тяжело голове, — даже не знаю, как это объяснить… у меня это всё впервые, — юноша прикусил язык, поняв, что сказал лишнее. Он ведь с матерью никогда подобным не делился. — Оу, она девушка не из твоих пунктов видимо, да? — протянула женщина грустно, будто понимала весь кошмар осознания Доппо этого факта, — но она точно брюнеточка, да? — Что? Как ты?.. — Ну, Тануки-кун у нас тоже брюнетка. А ты не особо любишь разбрасываться типажами, — поделилась с ним мама, радуясь, видимо, что разговорилась с сыном, — но, что странно, ты так цепляешься за образ нашей будущей невестки, но при этом рядом с тобой девушка, которую ты подпускаешь к себе чересчур близко, — мать явно пыталась его понять. Только проблема была в том, что он сам себя понять не мог. Любят не за идеал, а за то, как человек относится к тебе. Неужели ты проживёшь всю жизнь с человеком, что не трогает твою душу, потому что так было написано в твоём блокноте? Не боишься, что зря теряешь время на фантома? Возможно ли, что он со своими записями всё это время ошиб… — Сын, — мать обратила на себя его внимание, — можно вопрос? — Говори, — отрешённо проговорил Доппо, смотря куда-то в пустоту комнаты, вспоминая, как пару часов назад здесь сидела Тайя, трясясь из-за прошлого и отчаянно сжимая его руку, доверяя ему всю свою боль. — Хорошо. Тогда скажи мне, ты правда считаешь, что сможешь подпустить тот образ к себе так же близко, как и ту девушку сейчас? — Куникида вздрогнул. Опять. Он ожидал этот вопрос. Ведь его задавали все, кто мог, — ты будешь к ней что-то чувствовать? Мой сын, скажи, ты будешь счастлив? Но почему-то теперь, на вопросы матери, у него, наконец-то, возникли так долгожданные им ответы, которые он упорно искал. Доппо прикладывает руку к груди, сжимая ткань одежды. Сердце плавно стучит, соглашаясь с его выводами. Наконец-то. — Нет, мам, кажется, нет, — Куникида жмурится, выдыхая, — я больше в этом не уверен.