— Нет!
— Ну, Куникидушка, ну, пожалуйста-а-а!
— Нет!
— Ну не будь ты таким жадным скупердяем!
— Ещё раз назовешь меня так, то переквалифицируешься с детектива в посудомойщика в этом кафе! Будешь долг отрабатывать!
— Ну, Куникида-ку-у-ун!
Примерно в таком стиле проходил нынешний диалог Куникиды и Дазая, что, сидя в кафе, обсуждали одно из новых дел. Видите ли Осаму было скучно говорить о нём в офисе и он потащил Доппо с собой вниз, лукаво сверкая глазами в сторону официанток. И это было уже после того, как они проводили полицейских, уходящих в странных чувствах и увозя с собой смущённую свидетельницу.
Хотя сегодня, как раз барменом был Исикава, родня Тайи, со стороны Мичико, и вот ему-то как раз и приходилось в большей степени слушать рёв Доппо и хитрые подтрунивания Осаму. А дело было в том, что во время расследования одного заказа, они дошли до того, что все пути и нити ведут в один бордель, в котором может находиться очень важная информация. Они понимали, что зайти в это место можно и с ходу, но с их статусами детективов шанс выяснить что-то, действительно, ценное, терялось. Тогда Осаму предложил следующее:
— Может, притворимся клиентами? Весело проведём время, — Дазай усмехнулся, а вот Куникида наоборот ещё больше нахмурился. Ему подобное совсем не нравилось.
Доппо себя не относил к категории тех людей, что могут ходить в такие места. Он не делал этого раньше и не собирался, в особенности, сейчас. В его душе была Сома, тогда почему он должен лезть с объятьями к другой девушке?
И, видимо, напарник понял, что принципиальный Куникида и шагу не сделает в сторону борделя, неожиданно отважавшись предложить себя в качестве добровольца. В целом, Доппо был бы не против… но не с его кармана это миссия будет свершаться.
— Нет! Найди деньги и иди туда, — возмущался Куникида, хмурясь, пока Осаму лениво щурился на слова парня.
— Ну нет у меня денег. Что я могу сделать? Я же не прошу у тебя их за просто так, это для благого дела, — тянул он, смотря на презрительно морщащегося напарника, что такое особо не устраивало.
— Интересно, когда это поход в бордель стал благим делом? — изворчался идеалист, добавляя озлобленное, — ещё бы ты эти деньги потом вернул, а то они, как всегда улетят в пустоту, как случается каждый раз, когда я тебе их даю, — Куникида раскрыл блокнот с нужной меткой, продолжая говорить, — знаешь, сколько финансов я трачу с тобой? У моего дневника с трудом хватает листов, чтобы это всё расписать в подробностях. А мне мои средства иногда и самому нужны, знаешь ли, — он зло смотрел на лениво растекшегося на диване Осаму, взбесившись ещё больше и рявкнув, — сядь нормально!
Осаму цыкнул, усаживаясь ровнее. Он посмотрел на Доппо, что судорожно сжимал кружку с чаем, лениво оборонив:
— Ну тогда сам туда иди, информацию добывать, раз у тебя деньги есть. Вот только, — Осаму хитро сощурил глаза, — не думаю, что после этого ты
Соме-сан в глаза смотреть сможешь.
И эта фраза запустила ураган в душе Куникиды. Это и было то, о чём он думал. Он не сможет. Ни пойти туда, ни в глаза посмотреть, если сделает хоть шаг.
Тайя была для него чем-то сакральным, чем-то, что было страшно испачкать. А уж всё, что связано с борделями хотелось пнуть от неё, куда подальше, вспоминая шутку Осаму, связанную с её именем. Да и не нужно ему это всё было!
Куникида неожиданно вспомнил сцену в процедурном, когда он нечаянно увидел то, что не совсем было положено. В горле, как тогда, образовался трудный комок, который сглотнуть можно было с большой натяжкой. У Доппо было не настолько много опыта, чтобы сравнить тело Сомы с кем-то другим. Он помнил только Сасаки, и то уже довольно смутно. Да и честно говоря, ему было как-то всё равно, даже если плавные линии на теле Нобуко выигрывали со шрамами от пуль у Тайи.
Ему… Со стыдом, признаваясь, и где-то глубоко внутри себя, чтобы не омрачить идеалы то… что ему
понравилось тело девушки. Даже небольшая часть того, что он увидел, прикрытую одной рукой. Угловатость Тайи придавала ей особый шарм, а шрамы на теле только больше цепляли взгляд. Сома не была болезненно худой, просто слегка измотанной графиком работы. По крайней мере, с того случая, Тайя похоже вернулась в форму, ибо даже издали больше не выглядела, как истощенное привидение.
Куникида тяжело вздохнул. Это было не по идеалам — видеть тело избранницы до той самой ночи. Но избранница ли Сома? Она не подходила пунктам, но тревожила душу и сердце. Доппо признавал свою любовь к ней, но не знал, куда могут привести их отношения. Сейчас они были и являлись хорошими знакомыми, и непонятно, могли ли они сдвинуться куда-то больше. Тайя то позволяла ему быть близко, то не допускала к себе и на метр. Это дурманило, хотелось взять Сому за плечи, встряхнуть и увидеть в её зелёном глазу ответы на все свои вопросы. К тому же, он ещё много чего о ней не знает, как например, с её отметиной на боку, уже поняв, что всё-таки это эсперская закорючка, не зная оставшаяся ли это отметина после сражения с кем-то из ему подобных или она до сих пор действует. Куникида ничего не знал, а спросить у Сомы не мог, ибо сразу станет ясно, что он разглядывал её. А это… сделает из него ещё худшим извращенцем, чем Тайя его теперь считает. Поэтому Доппо не имел права идти на подобные риски. Потому что блокнот этого совсем не поощрял.
Но по борделям Доппо тоже не пойдёт, ибо не сможет потом не то, что коснуться Сомы, а даже посмотреть на неё из-за стыда. Придётся принять предложение Дазая, чтоб его.
— Хорошо, я дам тебе деньги, — недовольно буркнул Куникида, видя, как сияет Осаму, готовый уже тратить его средства, — только потом вернёшь, — раздраженно проговорил он под усмешку Дазая.
— Да-да.
«Нет-нет»
И на этом вполне себе можно было успокоиться, как неожиданно Дазаю вновь захотелось поиздеваться над и так уже озлобленным напарником, поэтому он неожиданно наклонился и спросил:
— Эй, Куникида-кун, ты, кстати, что думаешь? — идеалист непонимающе изогнул бровь, обжегшись об следующие слова Осаму, — Сома-сан, действительно, хорошо разбирается
в чувствах? Как мне кажется временами, у неё и сердца-то нет, — и он развёл руками, как бы, говоря, как ему жаль.
У Доппо скрипнуло сердце от этих слов. Умеет же Дазай в больную занозу ковырнуть. Нет. У Сомы безусловно было сердце, она нежно общалась со своим кохаем, прощала коллег, несмотря на обиду, да и другие поступки показывали доброту её души. Тут больше возникал вопрос о том…
Возможно ли в сердце Сомы пустить более светлые и глубокие чувства? Может ли она почувствовать
любовь…?
Куникида не знал, наверняка, но почему-то был уверен, что произойди это, счастливчиком точно будет не он. Не с его характером и дурацкими идеалами. С ним такая девушка, как Сома, точно не будет.
Ведь он понимал это с самой их первой встречи… но всё равно позволил себе ощутить к ней нечто большее, чем уважение.
Полюбить её.
Какое яркое противоречие в его прямолинейном и упорядоченном характере.
— Хэй, Исикава-кун, не прольешь свет на личную жизнь твоей милой родственницы? — чуть погромче спрашивает Осаму, привлекая внимание бармена, что виновато улыбается ему в ответ, — может, есть кто ухлестывает, а мы и не в курсе? Тогда… признаю, что что-то в ней и бьётся, — Куникида возводит бровь кверху, ощущая, что конкретно
кое-кто сейчас нахально играется с его нервами.
— Света не пролью, Дазай-сан, я ничего не знаю. Мы не настолько хорошо общаемся, чтобы я был в курсе, — проговаривает он, косясь на мрачного Куникиду, — Тайя-кун не славится большим количеством знакомых и друзей. Вроде, только слышал об одном парне…
— Ух, и что за парень? — продолжает интересоваться Дазай, игнорируя то, как Доппо зарядил ему ногой по коленке. Хотя он и взвыл, но спрашивать всё равно не прекратил под смешок Исикавы, что уже привык к поведению взбалмошных напарников.
— Вроде, это какой-то сын знакомых бабушки Мичи и Тайи-кун, — рассказывал Тайга, не заметив, как ладонь Куникиды сжалась в кулак, ощущая дурацкий прилив ревности. Что этому парню вообще было надо от неё? — недавно она специально приглашала его к ним домой, когда там Тайя-кун была. Хороший парень, кстати, весёлый и активный, даже дедушке их понравился, что вообще шок. Всё приглашал провести Тайю-кун на следующих выходных
вместе, — Доппо дёрнулся. Ну вот. Этот парень оказался намного шустрее его, какого… — но наша строптивица его отшила. Не знаю, что там было, но как до меня дошло, неудавшийся женишок убежал с их дома, быстрее ветра, — Исикава издал смешок, — что-то такое я и предполагал. Жаль, что не видел самолично.
Дазай глубокомысленно хмыкает, пока Доппо переводит дух.
Отшила. Хорошо-то как на душе стало. Если бы он узнал сейчас, что Тайя с кем-то пойдёт в эти выходные, то сошёл бы с ума от раздираемой боли изнутри. Хотя… а что было бы, попробуй он пригласить её куда-то?
Куникида едва не рассмеялся с себя. Тайя явно не воспринимала его, как кавалера, иначе бы уже давно отшила таким же способом, чтобы и он бежал от неё, сверкая пятками. Конечно, вначале она тоже строила ему колючки, но… Это было связано с зонтом, ведь о чувствах тогда и речи не было ни у кого из них. Особенно у Доппо.
К тому же, как-то раз именно
она пригласила провести выходной вместе. Возможно, потому что он был рядом в тот момент… но ведь девушка могла ему ничего не говорить и позвать другого. А позвала его.
Может ли это что-то
значить?
— А Сома-сан, что, и вправду была искусным фотографом? — проговорил Осаму, сбивая идеалиста с мыслей. Доппо мрачно зыркнул на Дазая, так и говоря, чтобы он прекратил докучать парню. Что за расспросы? Больше всех интересно что ли? Но вот Тайга оживился, закивав.
— Да, Тайя-кун увлекалась подобным хобби, постоянно с камерой фотоаппарата бегала. Нравилось ей по два часа сидеть и один момент ловить, вот уж терпеливая была, — усмехнулся он, а Куникида, что слушал это всё, дёрнул головой, поняв, что Исикава много знает о Тайе. Видимо, отец Сомы давно сошёлся с мамой Мичи, раз её младший брат в курсе таких подробностей, — она и в университете так ходила, с камерой в руках, а потом… — его лицо померкло, кажется, осознав, чего он чуть не ляпнул вслух и тот торопливо произнёс, — извините, мне работать надо.
И быстро скрылся, провожаемый взглядом двух детективов, которые более менее прекрасно и одновременно поняли, после каких событий Тайя перестала брать в руки фотоаппарат.
От подобного на сердце становилось в три раза тяжелее.
В кафе же тем временем происходила смена. Тайга переоделся в обычную одежду, подходя к их столу, чтобы сказать, чтобы они оплачивали счёт у другого человека.
— И всё-таки как необычно, — проговаривает Осаму, заставляя Исикаву снова заинтересовано взглянуть на суицидника, — почему вы решили работать в кафе? — интересуется он, заставляя Тайгу смущённо почесать затылок.
— Ну… Мне всегда нравилось работать с людьми и мне было без разницы как именно это делать, — он склоняет голову, глядя на Осаму серыми глазами, — а вам, видимо, нравится помогать людям? Вы поэтому детективом стали? — Куникида щурится, уж в что-то, а в это ему верилось с огромным трудом. Лентяй и хитрец Дазай работает на одном энтузиазме просто помогать людям? Он, может, и простоват, но не дурак.
Здесь его не обманешь.
— Ага, — тянет шатен и все теряются в том, насколько правдив этот ответ, — помогать людям… — он стучит пальцами по столу, — столько профессий и вправду почему именно в полицию? — бормочет Осаму, на что Тайга чуть щурится. Доппо же хмурится, осознав, кого опять хотят задеть в этом разговоре, особенно, когда слышит:
— Вы про Тайю-кун? — уточняет Исикава и, видя, кивок поясняет, — я не знаю. Она изначально на психолога же пошла учиться, — и это заявление заставляет встрепенуться Доппо, что уже хотел отчитать Дазая, чтобы тот прекратил свои расспросы. Но из-за этих слов теперь сам занял место каменного изваяния, отмерев ненадолго и произнося хриплое:
— На психолога? — переспрашивает Куникида, удивляясь очередному кивку, — а… и как тогда полиция? — эта информация совершенно не укладывается в голове. Психология, полиция… А Тайя же неплохо, кстати, разбирается в первой теме. Можно было, конечно, свалить всё на опыт в полицейской среде, где каждый второй и философ и психолог, но… В любом случае, это было несколько кардинально.
— Не знаю, — Тайга жмёт плечами, — просто в какой-то день по рассказам моей сестры, Тайя-кун пришла и сказала, что поступила учиться в полицейскую академию и хочет идти по этой направленности. И Сома-сан, дедушка Тайи-кун, зная о возможных рисках этой работы, пытался её отговорить. Дошло до того, что он сказал, что не будет ей помогать оплачивать учебу и пусть она тогда зарабатывает на профессию своим трудом, — видя лёгкое напряжение на лицах детективов, он с лёгкой улыбкой продолжил, — и она
ушла. Мы не видели её полгода. Дедушка Тайи-кун в то время очень злился на её упрямство и не разрешал с ней общаться и помогать, надеясь, что она одумается. Чего, конечно же, не случилось. Я только и знал, что она вроде подрабатывала в каком-то захудалом кафе на отшибе города.
— И что… через полгода она вернулась? — проговорил ошеломлённый Куникида, который и не подозревал, насколько Сома может быть упряма и даже безрассудна в какой-то степени. Это же надо…
полгода. Тайга качнул головой.
— Это же Тайя-кун. Она бы и через пять лет не пришла. Спасибо её будущему наставнику с работы, ну, как там его, а, Ичиносе-сану, — проговорил он, пока у Доппо холодок прошёлся по душе.
Ичиносе-сан?.. — он пришёл и поговорил с Сомой-саном, объяснив всё. И, благодаря этому, примирение наступило довольно быстро, всё же мы все скучали по Тайе-кун, впрочем, как и она по нам, хотя поначалу делала вид, что не очень-то и соскучилась. Такая своенравная бывает, сладу с ней нет, — как старший брат пробурчал Тайга, по сути им и являясь из-за небольшой разницы в возрасте. Конечно, они не дружили с Сомой. Их познакомили, когда девушке было одиннадцать, а ему четырнадцать. И он только и делал, что присматривал за ней, когда их оставляли одних. Ему тогда общаться с Тайей не очень-то и хотелось, ибо наряженная во всё чёрная маленькая Сома интуитивно отвращала от себя. Вот только…
С годами он всё равно привык к ней. И за каждую царапину переживал не меньше, чем за царапину своей старшей сестры. Для Тайи же, пусть Исикава и стал ближе, но далеко явно не ушёл. Всего лишь шурин семьи.
Куникида же об этих размышлениях не знал, внимательно кивнув на слова парня, прикрыв глаза. Правда про Тайю, так и продолжала всплывать по капле, въедаясь в душу. Значит, она была знакома с Ичиносе раньше работы? Что за случай их познакомил? И связано ли это, скорей всего, с той самой причиной Сомы, по которой она вступила на путь честной полицейской?
Чего ещё он не знает о Тайе? Что упускает из виду вновь?
***
— Скажите, господин… — перед высоким мужчиной с тёмной бородой, одетым в тёмные одежды, да с подкрашенными глазами, сидит щупленькая старушка.
— Лун, — утробно произносит он, выглядя весьма сурово. Вокруг много дыма и в помещении едва можно разглядеть хоть что-то. Виден только сияющий шар.
— Господин Лун, что там? Что говорит мой покойный супруг? У нашего сына появится достойная невеста-то? — тараторит старушка, пока мужчина проводит рукой по шару, прикрыв глаза.
— Дух вашего мужа говорит, что вашему сыну стоит поостеречься. Женщины нынче стали коварными созданиями, — тянет он, пока старушка ошеломлено кивает головой, — вот даже сейчас, пока мы сидим с вами, нечистая сила может стремительно приближаться к нам…
— Конечно, ведь главное правило нечистой силы таково…
что она сидит в каждом из нас, — произносится достаточно мелодичный женский голос и в тумане, слегка покашливая, проступает женский силуэт. Старушка, сидевшая напротив, пронзительно взвигивает:
— Нечистая сила! Рокурокуби! — взгивает, — уйди! Уберись! Исчезни! Извините, господин Лун, я пойду! — она оставляет на столе деньги, стремительно убегая, несмотря на пожилой возраст, через задний вход для посетителей.
— Хорошо, скажите, что я срочно буду чистить помещение от нечисти! Приём окончен! — крикнул ей вслед всё тем же утробным голосом мужчина, пока женский силуэт медленно приближался к нему, зарядив хорошим подзатыльником по голове и заставив его взвыть, — ну чего?! Я не виноват, что ты мастер эффектно появляться, — в этот раз голос из грубого стал звонким с лёгкими по-настоящему лениво-лисьими нотками.
— Конечно, ведь мои слова прекратить приём наивных простаков и прибраться в помещении — для тебя пустой звук? — угрожающе протянула она ему, заставив усмехнуться, — каждый раз, ты заставляешь меня проходить процедуру нового инициирование личности. Теперь я девушка с летящей головой, — та махнула рукой, по-кошачьи сощурив зелёный глаз, видя, как тот смеётся, — по-твоему это смешно? Мне уже претит каждый раз слушать, какой я монстр. На работе этого вполне себе хватает.
— Не злись, моя царевна-несмеяна, — воркует парень, снимая с себя все магические атрибуты, — никто не виноват, что твоя ведьминская натура просто вперёд лезет, — юноша тут же получает по ноге, притворно возмущаясь, — эй, будешь биться, я из тебя ëкая изгоню!
— Из своего дома ëкая изгони, милейший. Это что опять за бардак? — возмущается она, проходя по комнате, — я только на прошлой неделе с тобой устраивала генеральную уборку, — возмущённо проговорила Тайя, ходя по комнате и заглядывая в другие, передразнивая сейчас его клиентов, держась за щеки, — ах, господин Лун, может спросишь у своих духов, почему их проводник такая беспросветная ленивая грязная душонка? — парень фыркает, посмеиваясь. Сома была тем ещё чистоплотным человеком, в отличие, от него.
Но так получилось, что она общалась с людьми, которые подобным фактором вообще не страдали. В частности, с такими, как Мураками Кио, к которому девушка частенько обращалась за помощью, связанным с криминалом, до которого ей было не добраться из-за своего праведного положения служащей в полиции.
Кио сменил свой прикид, вымывшись и заново причесавшись. Сейчас это был уже не странный мужчина, а парень с пепельными волосами и зелено-голубыми глазами, сверкая им, как яркими алмазами. Он был и остается мечтой многих девушек, вот только Сома смотрит на него, как на идиота, что всё никак не может успокоиться и прекратить свои игры в экстрасенса.
— По какому поводу пожаловала, несмеяна моя? — тянет он, видя, как девушка рукой убирает со стены все атрибуты, понавешанные для создания образа мага. На глаза показывается карта с разными отметками и подчёркиваниями. На ней отмечаются все сходки криминальных авторитетов, многие их штабы. И даже некоторые опорные пункты Мафии.
С такими данными можно было бы весь преступный порт к ногам полиции положить, но Тайя не рискует жизнью знакомого, да и понимает, что зло искоренить не возможно. А попытка насильно его истребить, приведёт лишь к худшему исходу. У всего должно быть равновесие.
— Вот, — она подаёт карточку ему с данными, что расписала, пока слушала Мияту, не особо доверяя ей, — что скажешь? — парень забирает запись, просматривая.
— А, слышал слушок про местных звезд преступного мира, но это ерунда. Подставные ребята, — Тайя напряженно смотрит на него, слушая пояснение, — за ними совершенно другие люди есть. Покруче. Они вроде, как за спиной ведут всю игру, что-то вроде кукловодов, — Сома морщится. Она таких людей терпеть не могла, особенно попадать под их дешёвую игру.
— И кто это? Можешь узнать?
— Да, сейчас, есть один человек, что с этим близко трётся. Сможет поведать, — он набирает номер телефона, пока Сома тревожно проговаривает:
— Мне бы до вечера успеть всё узнать. У них там вечером встреча будет. Наши собираются их брать, — говорит она под выгнутую бровь юноши, что лишь хмыкает.
— Расслабься, несмеяна, — со смешком произносит Кио, — у нас есть время целого мира. А вот брать их, не очень хорошее дело. Может и ответочка прилететь, — юноша чуть хмурится, оглядывая девушку, — тебе, видимо, без приключений совсем не живётся, да? — укоризненно говорит Мураками под тяжёлый вздох Сомы, красноречиво глядя на красноватый рукав на плече девушки. Этим он напоминает ей недавний случай с эспером-девочкой и про ту ситуацию с подрывником. Оба раза юноша предупреждал её об опасности и в каждом она могла погибнуть. Если бы не…
высшие силы, что как-то оберегали Сому от смерти.
А Тайя просто не могла жить по-другому и стоять на месте, ничего не делая, отчего и попадала зачастую в неприятности. Кровь истинного полицейского пылала в ней, готовая идти на крайности до завершающей точки на пути к правде и какому-никакому, но правосудию.
— Живётся. Просто глаза на это закрывать уже не можем, иначе я бы с удовольствием воспользовалась твоим советом, — медленно тянет она, пока тот звонит кому-то. Договорившись с кем-то, что тот добудет парню информацию, Кио отключается.
— Сейчас будет. Подождёшь? — Сома кивает. Парень задумчиво щурится, — кофе, чай? — девушка качает головой, — потанцуем? — вытягивает последнее он, заставляя ту поморщиться из-за чего сам же смеётся, — какая ты строптивая, всё как всегда. Я бы расстроился, ответь ты мне взаимностью. Стало бы довольно скучно, — Тайя раздражённо оглядывает весельчака.
— Я тебя не веселить тут пришла, да и клоунский костюм потерялся где-то в дороге, — ехидно огрызается с ним инспектор, пуская в него одну из своих самых ядовитых улыбок, добавляя хлесткое, — лучше бы ты убрался, дражайший мой, вот честно. Я опасаюсь тут и лишний шаг сделать.
— Это же творческий беспорядок, — отмахивается Мураками, лениво щуря глаза и махнув рукой. И когда Тайя уже хочет возмутиться, прерывает её следующей фразой, — у тебя по жизни тоже
беспорядок, между прочим, но я же молчу, — Сома останавливается в ругательстве, склоняя голову в сторону.
— Чего? У меня чисто в квартире, — растерянно бормочет она, пока Кио улыбается, радуясь, что отвёл тему от себя далеко в сторону. Пока Тайя вновь не запнется об его мусор.
— В этом я и не сомневаюсь. А я тебе про жизнь, такую, какая она есть. Карты говорят, что у тебя смятение на душе. А смятение в душе всё равно, что беспорядку по жизни, — говорит юноша, на что Тайя раздражённо фыркает.
— Вот прилип же ко мне с этими картами, честное слово, — она вздыхает, проходя до кухни, пока юноша переводит дух. Тайя забыла о том, чтобы его отчитать. А то это было любимое её дело. Сразу после того, как она мастерски отвешивала ему тумаки.
Мураками так порой и не мог понять, как в его жизни появилось это занудное чудовище с глазами-изумрудами. Хотя изначально у него был товарищ похожей внешности, с которым было довольно здорово проводить время вместе, вляпываясь в различные неприятности, пока…
— Да ладно, что это тут забыло? — возмущению Тадеши было через край, заставив Кио отвлечься от переписки с прекрасной девушкой, смотря в ту сторону, куда и его закадычный друг. Там в коридоре с книгой по психологии в руках, стояла какая-то низкорослая девица миниатюрного сложения. Вернее, она была, как демоница во плоти, в чёрно-белой кофте, узких кожаных джинсах и не менее заметным чокером на шее, иногда потряхивая совсем короткими тёмными волосами. Издалека незнакомка очень была похожа на его друга, выделяясь внешностью яркими изумрудами. Словно пантера.
— Вай, ну ты что, Таде-кун, какое это «это»? — проворковал Мураками, — смотри какая красотка. Уже чую дух дикого неукротимого цветка…
— Это моя сестра, идиот, — злобно отозвался юноша, сощурив зелёные очи, как и у незнакомки, — сводная, как оказалось, сестра.
Тогда у Мураками был огромный шок и не менее сильное желание, чтобы ему всё разъяснили. Тадеши отделался краткой историей, обозначив сестру, как разрушительницу их семейного очага. И Кио, что сначала смирился с этим объяснением, наблюдая день за днём, как раздражён Сакакибара на сестру, шпыняя её от себя, стоило девушке подойти, в какой-то момент не выдержал. И
врезал. Они подрались, ведь Кио, что имел только мать и то алкоголичку, которую же сам пытался постоянно прокормить, не мог смириться с тем, как обижают девушку, жаждущую примирения с братом, её же родная кровь. Мураками заставил Тадеши помириться с сестрой, довольно усмехаясь, когда услышал от своего друга благодарность, говоря, что Тайя (так звали эту девочку-гот), словно свежий глоток воздуха в его паршивой семейке и жизни в целом. Но
почему-то всё равно сбросился.
А девушка после смерти брата забросила учёбу, и Мураками, что вскоре пошёл по не менее кривой дорожки стало наплевать на то, что было в прошлом. Правда, после пережитой клинической смерти, Кио понял, что с жизнью надо что-то менять, обнаружив в себе предрасположенность к мистическим явлением. Такие, как верное и довольно далеко-видящее гадание. Остальные штуки, что он проворачивал, были полным обманом, но как считал сам парень, раз люди верят и им помогает эта вера, то почему бы не помочь? С учётом того, что Кио за это деньги получает.
Так и крутился юноша, однажды попавшись двум полицейским, подозреваемый в убийстве. Вот тогда их пути с сестрой Тадеши, вернее, с Сомой Тайей вновь сплелись. Ведь именно она помогла доказать его невинность. В замен на услугу. На целый договор услуг и обещание больше никогда не попадать за холодные и мрачные стены решётки. Что поделать, девица пошла по крутом пути, став полицейской, что очень ей шло по мрачному тону голосу и всегда серьёзному лицу.
Царевна-несмеяна. Именно так называл её Мураками, доводя до тихой вспышки ярости, видя, как смыкаются тонкие губы, удивляясь тому, как девушка его терпит. Но вскоре и сам юноша привык, как их договору, так и к существованию Сомы в его жизни. Она всегда была рядом, пусть и казалось сначала, что девушка собирается его использовать только в своих средствах, но… когда Тайя спасла его от отравления в собственной квартире газом, отчаянно пытаясь привести в чувства, Мураками понял, как нуждается в этой зануде, как больше ни в ком другом, даже в помершей давно матери. Забота Сомы была, как мёд, что ласкало сердце. В такую, как Тайю
можно было влюбиться. И ему хотелось. Кио уже почти поверил в том, что любит эту своенравную девицу, как осознал…
Что итак уже любит её, но как младшую сестру, что вечно норовила попасть в неприятности и строила какие-то свои права, смеша его. Ему нравилось то, как выглядят их странные взаимоотношения. Пусть Сома ворчит, а он шутит, ведь, если надо, они оба сделают всё друг для друга. Вот как сейчас, например.
Мураками жалел только об одном, что не успел в своё время предупредить девушку об опасности, наблюдая результат своих действий на лицо, и это в прямом смысле. Теперь он старался постоянно, но получалось не так идеально, как ему бы этого хотелось. Упрямостью Сомы можно было бы обороны городам держать. И это касалось даже личной жизни девушки.
— А что не так, несмеяна? — придуманная кличка ярко отскакивала с губ юноши, напоминая о их весёлых совместных начинаниях в расследованиях, — я неправильно сказал? Просто, смотря на твои карты, то тот молодой человек, что так и кружится вокруг тебя, уже занял плотную оборону. Понятия не имел, что ты умеешь
так мужчинам головы дурить, — тянет он насмешливо, слыша, как Тайя чем-то давится. Кажется, водой, — не расскажешь, кто этот несчастный? Кого нужно пожалеть?
— Может, тогда ты мне расскажешь? — недовольно говорит девушка, выходя из кухни. Помимо вечно нахмуренного взгляда, он, наверное, впервые отмечает, что Сома сильно смущена, ибо щеки слегка розовятся на свету, — не замечала, чтобы вокруг меня крепость возводили для обороны, — она раздражённо отряхивается, отводя взгляд. Мураками с этого улыбается, радуясь с такого смущенного вида Тайи.
— Неужели ты согласна погадать? Это же прекрасно, — ласково тянет он, доставая из кармана колоду карт под презрительный взгляд подруги. Как же Сома не любила всю эту лабуду с картами и духами, что создавал вокруг себя Мураками, — ты же почти никогда не соглашаешься.
— А ты, я смотрю, очень часто интересуешься моим мнением, — язвит она ему в ответ, заставляя ехидно улыбаться, — постоянно подсовываешь под нос свои предсказания, как утренний гороскоп на завтрак.
— Ознакомлен, значит, вооружен, — деловито произносит парень, но Тайя игнорирует его аргумент, твёрдо стоя на том, что для неё это всё, чистейшей воды, баловство. Она смотрит на карту, пока он делает расклад, слегка щурясь, — кстати, странно, что ты ничего вокруг себя не видишь. Даже мои карты почувствовали напряжение, а ты чего?
— Забыл уже? — Сома вздыхает, — у меня же
души нет, — эти слова сопровождаются неразборчивым хмыканьем от Кио.
— Для той, у кого нет души, ты чересчур много переживаешь за других и радеешь, в том числе, — парень поднимает светлые глаза на Тайю, что хоть и чувствует взгляд на себе, но молчит, — у тебя какое-то своеобразное бездушие и бессердечие. Не пользуйся чужими словами, как отмазкой. Всё ты видишь и понимаешь, не правда ли?
Но девушка упорно продолжала молчать, изучая карту, которую она и так знала наизусть. Мураками лишь вздыхает, понимая, что с упрямством семьи Сома надо было бороться совсем по-другому.
— Ну я расклад всё равно сделал, хочешь послушать? — и зная, что Тайя не ответит, начинает, — но если говорить кратко, то я бы тебе советовал купить ему
футляр для очков в подарок. Попадёшь в самое сердце, — Сома вздрагивает и юноша понимает, что сам точно попал куда-то, — о, значит, есть у тебя знакомый в очках?
— Вообще-то куча, — недовольно бормочет девушка, шаркнув ногой по полу, — но не все носят или даже покупают их, несмотря на показания. Так что, твоё предсказания довольно расплывчато, — Сома презрительно тянет под конец, смеша этим Мураками. Ведь Тайя никогда ему не верит.
— Все предсказания расплывчаты, царевна-несмеяна ты моя, — в подобном девушке тоне отвечает парень, — говорю, что вижу, — он смотрит в расклад, раздвигая карты пальцами, — он, кстати, светлый, да? Яркий, как солнца луч, и такой же бывает по характеру жгучий? — умение правильно читать карты довольно трудно приобрести, поэтому Кио сильно гордился им, так и видя, как сжалась его знакомая.
Мураками отмечает, как девушка сцепила пальцы в кулак, перед этим противно хрустнув ими. Кажется, есть у неё подобный знакомый. И между ними явно что-то происходит за рамки поведения правильной Сомы. Он ждёт, когда девушка уже перестанет бодаться и просто признает поражение. Плечи Сомы опускаются, что уже отмечается, как положительный знак, но вместо ожидаемого признания правоты, он слышит тихое:
— Я запуталась.
«Ась?»
Кио смотрит, ожидая дальнейших слов. Сома растерянно смотрит на карту, будто это было её единственным спасением. Она даже не поглядывает на друга, лишь приобнимает себя за плечи, словно сильно зазмерзнув.
— Я не могу… ничего проконтролировать, сердце с ума сходит, когда я рядом с ним, мозги набекрень, говорю всё, что надо и не надо... и становлюсь такой слабохарактерной, что ударить себя хочется… Я не понимаю, что происходит, — девушка чуть сжимает руками плечи, морщась, —
мне страшно, — на последнем она едва слышно сипит, но подскочивший к ней Кио, прекрасно слышит её слова, ощущая, как сердце дрогнуло.
— Чего боишься? Любить? Быть любимой? — строго спрашивает он. И этот тон, как бы показывает, кто из них всё же взрослее. Сома тут же выпрямляется, нервно отводит голову в сторону. Кажется, она сказала всё это на эмоциях, не желая развивать и дальше эту мысль, но напряжённая аура Кио, который не собирался отступать, ломает броню девушки, заставляя отвечать:
— Любовь — ужасная глупость, а любить, думая, что это прекрасное чувство — не менее идиотское предубеждение. Один человек уже показал мне, как можно этим умело играть и манипулировать, поэтому я больше не хочу испытывать нечто подобное вновь… — отчаянно говорит она, сжимая руки теперь около грудной клетки, так и бросая краткий взгляд на Мураками, что только и успевает ловить всю эту загноившуюся, как рану, боль Тайи, — а ещё
я не хочу ошибаться. Не хочу снова надеяться, верить во что-то, чтобы вновь чувствовать себя в не у дел. Мои надежды всегда бьются, как стеклянные вазы. С меня уже хватит. Ещё одну такую я не вынесу.
Мураками молчит. Он знал это, всегда чувствовал. Ведь Тайя, что была готова пойти против любого преступника, не боясь попасть под шальную пулю, как маленькая девочка боялась, что её предадут, оставят и вновь бросят в одиночестве, будто ненужную игрушку. Отсюда её общение на расстоянии, вечные отчитывания и ворчания. Ведь пока она была вредной занудой с непоколебимым характером, выглядя, как неприступная крепость — никто не мог узнать, что внутри сидит маленькая, забитая девочка, от которой когда-то отмахивался даже родной брат. Что уж говорить про её сокурсников, что сразу невзлюбили ведьминский прикид Сомы, совсем не общаясь с ней, обходя её за километр, будто…
Но тут Тайя выдаёт то, отчего у самого Кио прерывается дыхание и он забывает, как дышать:
— Возможно, твои клиенты меня всё же прокляли, Мураками. Я и вправду, словно нечисть. А она… не имеет никакого права на то, чтобы быть счастливой. Ведь дядя всегда мне говорил, что чёрные кошки
приносят только неудачи, — девушка замирает, жмурясь, явно пытаясь успокоиться. Кио спросил с неё слишком много сегодня.
«Дурацкая кличка, данная ей в преступном мире. Как рок, не даёт и шага, чтобы избавиться от боли», — злится юноша про себя, зная, как неприятно Соме её было слышать всегда, никогда так девушку не обзывая.
Мураками приобнял Сому неловко за плечо, пытаясь подарить свою поддержку и успокоить. Тайя к нему не прижималась, но и не отталкивала, стоя холодным изваянием. Ему же было неприятно слышать все эти вещи, что говорила девушка, понимая, что в Тайе просто бьётся, как стекло, старая, сгнившая боль, что вновь дала о себе знать. Так и хочется ей сказать, что это всё ерунда и тот парень, из-за которого Сома проваливается, в уже довольно, даже ему ощутимые трепетные чувства, не стоят и гроша. Если Тайе больно из-за этого засранца, то он его может проучить.
Но не сейчас. В данный момент, его сестричка-несмяна нуждается в другом.
И только Кио хотел выдать нравоучительную проповедь, чтобы привести девушку в чувства, как послышался звонок на телефоне. Не вовремя. Мураками вздыхает, беря трубку, видя острый взгляд полицейской. Сома вновь за секунду надела свою рабочую оболочку, отстраняясь от парня, оттряхая свою одежду. Как будто она её замарала, смешная. И после рассказа знакомого, в котором Кио уже в более привычной манере выдаёт шутку в конце, он отключает разговор, выдыхая.
— Пообещай, что без приключений, — пытается уберечь её парень, впрочем, как и всегда, видя, как хмурится в ответ девушка.
— Пообещать тебе не рисковать — это всё равно, что пообещать перестать дышать воздухом. Невозможно, знаешь ли, — она дёргает плечом, — что там? — Кио вздыхает. Уж лучше бы она так о чувствах говорила. Спокойно, без нервов и боли. Но, к сожалению, по её сердцу слишком часто топтались всякие остолопы, чтобы это случилось так просто.
— Ну хорошо. В общем, тебе о чем-нибудь говорит фамилия
Мията? Интересное дело, что они, играя роль ключевого звена, занимают, на самом деле главенствующую роль. Руководят всем. И очень давно, прикинь, — Мураками остановился, заметив заторможенное выражение лица Сомы, — чего?
Девушка шепчет тихое, приложив изящные аристократичные пальцы к губам:
— Это
ловушка…
***
Тамура деловито шагал рядом с девушкой, что должна была подвести его к Чёрному входу, где проводилось собрание местной шайки бандитов. Юноша чувствовал себя воодушевленным, так как сам Масаши отметил его участие в этом деле. И это, несмотря на утренний косяк, за которым его поймала Сома. Девушка же промолчала о том, почему его не было полдня, а затем ушла по поручению всё того же Ютаки куда-то. По крайней мере, так она сказала им, ведь участвовать до конца, ей, конечно же, никто не позволил.
А вот он готовился вместе с остальными к захвату, радуясь, что Юка оказывает им посильную помощь в том, чтобы наконец избавить своего отца с этой долговой ямы. На этом деле, Сигуре не просто хотел проявить себя, как ответственный сотрудник (стоило надеяться, что он таким является), но и как парень, что может защитить понравившуюся ему девушку. Мията, правда, понравилась ему. Она была нежной, тихой и совсем не вредной, как например, Сома. Но к Тайе он относился, как к сестре, а тут нечто другое всё же.
Поэтому юноша из кожи вон лез, чтобы проявить себя сейчас на все сто. Единственное, чем ближе был вечер, тем мрачнее становилась Юка, чьи рубиновые глаза так и блестели в лучах заходящего солнца. Красиво.
Тамура ощущал нервное напряжение. Ему не нравились полузаброшенные или окончательно заброшенные здания, ибо они наводили на юношу тоску. И страх. Страх чего-то неизбежного. Печального. Забытого. Потому что в детстве до знакомства с Аямэ, он вечно был один в пустующем доме, пока родители пропадали в командировках. Кажется, это и закрепило его страх.
— Вам не холодно? — обратился к девушке юноша, отчего та повела плечом. Нежно, красиво, плавно.
— Что вы, не стоит беспокойства, — негромко отвечает она нежным голосом и Тамура неловко жмурится.
— Скоро сбор? — спрашивает Сигуре, на что Мията кивает, — как-то тихо для собрания, — невесело шутит он, на что девушка странно смотрит на него.
— Никто не обсуждает подобное громко, — чуть укоризненно говорит Мията, заставляя его почувствовать стыд. Ну, конечно. Никто не говорит.
— Нет, простите, я имел ввиду, что… тут так тихо, как будто никого нет, — слегка растерянно произносит Сигуре, видя, как дёрнулась девушка. Она поворачивается к нему, внимательно смотря своими рубиновыми глазами на него.
— Но ведь ваши вроде бы на месте? — как-то странно интересуется Юка, заставляя его нахмуриться.
— Должны быть. Сегодня мы никак не можем упустить их, — отвечает сержант, видя лёгкую полуулыбку девушки, странно вздернув бровь. Она слегка склонилась перед ним, прежде чем произнесла:
— Вы и вправду хороший человек, Тамура-сан, — тихо говорит девушка, — сложись всё по-другому я бы хотела
вас полюбить. Уверена, вы заслуживаете лучшего.
— А? Что? — непонимающе спрашивает парень, инстинктивно отстраняясь от приближающейся к нему Мияты, — о чём вы говорите?
— Простите. Простите меня за ваших коллег. У меня не было другого выбора.
Сигуре не успевает понять, что происходит, слишком растерянный и не готовый к происходящему, пока Юка уверенно приближается к нему, прижавшись всего лишь на долю секунду. Тамура не успевает даже осознать свой вихрь чувств, как на него уже направляют его же пистолет, вытащенный из кобуры. Парня спасает более-менее резкая реакция, в которой пуля попадает ниже плеча, отчего Тамура резко вскрикивает, слегка завалившись на бетонный пол. Увидев, как на него снова направляют пистолет, он вскрикнул:
— Что вы творите?! — кричит юноша, заставляя Мияту притормозить. Сейчас она не выглядит, как милое создание. Девушка мрачна, пистолет в её руке выглядит угрожающе опасно, не вызывая никаких светлых чувств. Сердце трещит от разбитого светлого образа.
— Простите, — вновь повторяет она, — мне пришлось притвориться дочерью бедного человека, что случайно стал посредником в деле с бандитами. На деле же, — девушка нервно усмехается, — он одна из влиятельных шишек во всех делах мелких шаек. Но с недавних пор, полиция стала мешать ему, из-за чего его авторитет сильно упал. И он решил искоренить эту заразу, проучив вас раз и навсегда.
Тамура слушает это всё с лёгким ужасом, осознавая, как на самом деле обстоят дела. И как он вообще мог повестись на подобное?! Не зря Тайя так сурово смотрела на неё, одноклассники у Сомы были теми ещё штучками на самом деле.
— Ты загнала нас в ловушку. А тут никого нет… Потому что они… Окружат… наших? — видя, как тяжело смотрит на него девушка, тот хватается за рацию, — ответ! Ответ! Уходите оттуда! Это ловушка!
— Поздно. Их, наверное, уже убили. Папа любит делать всё быстро и бесшумно, — она чуть прикрывает глаза, — только я так не умею…
— Да иди ты к чёрту! — в отчаянии кричит он. Там ведь были его товарищи! Его друзья!
Там был Вада! Тамура ощущает, как начинает дрожать, чувствуя, что ещё немного и разрыдается. От боли, от отчаяния, от потери. От того, что собственные чувства оказались сплошным обманом, в которые он позволил себе поверить. Их инспектор была права — любовь великое и ужасное чувство, способное манипулировать сознанием.
И сегодня оно его подвело.
— Прости. Я правда бы не хотела, чтобы всё получилось так, — она настраивает пистолет на нужный уровень, а парень понимает, что не в силах сопротивляться. Какой смысл… Если все мертвы? Тамура лишь качает головой, словно в неверие.
Сома была права. Никому в этом жёстком мире…
нельзя верить.
Даже собственному сердцу.
— Только попробуй в него выстрелить, — слышится довольно знакомое, сказанное строгим тоном голоса, отчего юноша замирает. Сердце исходится в частом стуке, давя на уши.
Сестрица.
Он поворачивает головой, видя, как из темноты выхода проступает инспектор с пистолетом в руке, направленный на Мияту. Девушка выглядит напряжённой и всё же ей хватает сил, подойдя ближе, схватить юношу за воротник, чтобы он приподнялся, со словами:
— И чего ты раскис, как маленький ребёнок? Тебя тут убить хотят, между прочим. Или жизнь уже не дорога? — строгий тон Сомы греет уши, ведь даже родительские нравоучения не были столь сильно в душу проникающие, как короткие и полные глубокого смысла, ёмкие фразы Тайи. Это заставляет его взбодриться, приподнявшись, держась за рану и ощущая острую боль. Тайя же обращается к девушке, — отдай пистолет. Он, во-первых, не твой. Во-вторых, ты ведь в этой истории всего лишь марионетка отца, верно?
Мията дёргается назад, но пистолет упрямо держит перед собой. Пальцы на спусковом крючке. Одно движение и она выстрелит.
— Даже если и так, то что? Я всегда подчинялась отцу, делала, что он хочет. Я, даже если и не работаю, как отец, все равно состою в банде. И вынуждена подчиняться чужим правилам.
Так ведь было всегда, — негромко говорит она, смотря на Тайю, что качает головой.
— Ты не права. Твой родитель не должен определять твою жизнь, ты вольна сама выбирать, как будешь жить дальше, — спокойно говорит с ней Тайя, пытаясь подойти поближе. Но Юка сразу отскакивает назад, стискивая пистолет в руках, — у тебя ещё есть будущее. И даже возможность полюбить. Слышишь меня?
Юка недоверчиво щурится, качнув головой, издавая странный забитый смех.
— Интересно как? Ведь твои коллеги… — но девушку прерывает Сома тяжёлым вздохом, отчего та примолкает.
— Слушай, я поняла, что это ловушка. И успела позвонить Масаши, чтобы он взял дополнительную силу. В итоге, ваши же и оказались в кольце, — Тайя качает головой, слыша полный вдох облегчения от Тамуры. Ребята живы. И даже Вада дуралей.
А вот Юка, наоборот, не обрадовалась этой новости. Её всю затрясло, отчего даже пистолет в руках стал дрожать. Попытка Тайи приблизиться к ней в такой момент стало предупредительным выстрелом, от которого они оба отскочили.
— Мой отец… Я подвела отца, — шокировано шептала она, выглядя донельзя несчастной, отчего даже у Тамуры тревожно забилось сердце. Сома же судорожно протянула руку вперёд.
— Мията-кун, послушай меня, ты не можешь и не обязана воплощать желания отца, если считаешь его действия презрительными. Я могу помочь. Мы скроем тебя от него. Ты сможешь начать новую жизнь, — спокойно говорила Сома. Этот тон разительно отличался от всех других её тонов. В нём мелькала какая-то затаенная надежда. Плескался на глубине едкий страх, — пожалуйста, только не впадай в отчаянье.
Я прошу тебя, не делай глупостей, — от этих слов у самого Тамуры побежали мурашки. Возникло ощущение, будто инспектор уже говорила подобные слова кому-то. Будто вот так же просила кого-то.
Но кого?
Мията недоверчиво, но с полными глазами надежд смотрит на Тайю, что доверительно протягивает ей руку. Девушка могла бы наскочить на преступницу, но понимала, что может и навредить ей случайно, поэтому надеялась лишь на благоразумие бывшей однокласснице. Мията могла выстрелить в кого угодно в таком состоянии. И даже в себя.
— Неужели ты думаешь, что всё так просто? Что я смогу забыть о том, что сделала? Что смогу предать отца? — Юка говорит это шёпотом, заставляя Сому напряженно хмурится.
— Ничего в мире просто не бывает, — твёрдо говорит ей Тайя, — но ты никогда не сможешь двинуться дальше, если позволишь жить чужим установкам в голове. Ты сама должна выбирать свою судьбу. Мията-кун, ты молода, не глупи. У тебя впереди будущее, которого у твоего отца теперь нет. У тебя есть шанс и возможности. Попробуй, отбрось пистолет, пожалуйста, — Сома произносит это на одном дыхании. Юка пусто смотрит на протянутую руку, неожиданно глупо улыбнувшись.
— Ты… почему ты всё это говоришь? Разве ты не ненавидела школьное время? — сквозь слезы говорит девушка, видя, как растерялась за столько времени инспектор, — ведь тебя там… никто не любил. Все обзывали
уродливой ведьмой и никто… не пытался так же протянуть тебе руку помощи… Даже я… пряталась за спинами других, соглашаясь, как и сейчас, с чужим мнением, — Мията сжимает пистолет, — почему ты пытаешься тогда мне помочь, ведь сейчас у тебя хороший шанс оторваться хоть на ком-то за те страдания!..
Мията знала, о чем говорила, ведь какое-то время назад, не было никакого грозного инспектора Сомы Тайи, а была забитая и всеми ненавистная девчонка с по-ведьмински зелёными очами, да леденящим, как северный полюс, взглядом. Необщительная с самого начала школьной жизни, ибо тогда почему-то не могла говорить, она сразу заработала себе асоциальный статус в классе, который превратился для всех в забаву, стоило лишь мальчику, что поругался с ней, слететь с лестницы. Все решили, что это дело рук «молчаливой ведьмы», превращая жизнь их и без того забитой одноклассницы в сущий ад.
А Мията, что могла заступиться, являясь заместителем старосты, всегда отмалчивалась, растерянно кивая, будто соглашаясь с чужими гадкими словами про Сому. Наблюдая день из-за дня, какие проходит испытания на своём пути горделивая девушка.
— Эй, ведьма-а, — Мията вздрогнула, вытирая руки салфетками в туалете. Опять девочки из их класса дорвались до новых издевательств. Видимо, жаб, что оставила им Тайя в сумке — было мало, — а ну выходи, поговорим, — они долбили туалетную кабинку, но Сома, что точно находилась за ней, молчала, — если не выйдешь, тебе же хуже, — на это Юка вздрогнула, выходя в туалетный зал с кабинками, проговорив:
— Вы что хотите сделать? — нервно спросила она, видя ведро и ощущая неприятное предчувствие. На это девушка, что звали Хига, повела плечами.
— О-о, Ми-чан, смотри, как мы опустим грязную ведьму на место! Тебе понравится! — Мията криво усмехнулась, не думая, что такое может понравиться, но уже отмалчивалась по привычке, — получи свои помои, уродливая ведьма! — уже торжественно провозгласила Хига, собираясь опрокинуть ведро через открытое сверху пространство, как дверь резко открылась, сшибая девушку. Ведро перевернулась и вся грязь, что они собрали, теперь мерно расползалась по Хиге, что растерянно хлопала глазами.
Возле открытой двери показалась Сома, от вида которой, у Юки прошёл мороз по коже. Тайе было необязательно смотреть в сторону человека, но его всё равно непреднамеренно бросало то в жар, то в холод. Иногда девушка даже соглашалась с тем, что их одноклассница, истинный ками, ведьма. Уж слишком мрачная энергетика у неё была. А от её голоса стыла кровь в жилах:
— Что ж, смотрю, эта жижа наглядно показала твою суть, Хига, — спокойно проговорила Тайя, привыкнув уже к подобным выходкам. Она поднесла к лицу, висящий на шее фотоаппарат, с которым последнее время не расставалась, щёлкнув пару снимок, пока все в оцепенении и ужасе стояли перед ней, утратив свою задиристость. Проклятий ведьмы, что та произносила, боялись все, — меня подобным уже не зацепить, стоило найти способ получше. А ещё лучше… — та ногой пнула лежавшее ведро, от чего из-за грохота многие девочки взвизгнули, — оставить меня в покое, а то… — Сома усмехнулась, — после сегодняшней спа-процедуры и бородавки могут начать расти, — она пошла к выходу из туалета, пока Хига в ужасе трогала лицо, дрожа. Мията же вся замерла, когда Тайя прошла мимо неё, останавливаясь на пару секунд. Девушка зажмурилась, молясь, чтобы она ей ничего не сделала, ведь Юка же просто проходила мимо… — надеюсь, было весело, — тихо шепнула их местная ведьма на ухо, заставив от неожиданности громко икнуть с испуга. Хотелось от страха упасть на колени и попросить прощения за всех.
И с этими словами покинула зловонный туалет, пока вскрики девушек из-за произошедшего только возрастали. А у Хиги и вправду через две недели выскочила на подбородке бородавка, убеждая всех в гадкой ведьминой натуре Сомы.
И вот сейчас… спустя столько лет после тех многочисленных лет, наполненных издевательством, Тайя так просто хочет помочь. Нет, ведь Сома же никогда не славилась благородством. Не в её характере, но…
Тайя стала медленно подходить к ней, наплевав даже на вытянутый пистолет и окрик коллеги. Лицо её выражало спокойствие и уверенность. Оно больше не было пугающим, как в школе или откровенно-презрительным, как в их первую встречу, спустя много лет.
— Мията-кун, прошлое есть прошлое. Каким бы гадким оно не было, но его больше нет.
Оно прошло, — Тайя чуть усмехнулся, протянув к ней вновь руку и убрав свой пистолет в кобуру, — я не хочу за него цепляться, теребить, отыскивая в нём те причины, чтобы ненавидеть тебя или кого-то из одноклассников. Да, я вряд ли простила кого-то из задир, но… я их
отпустила из своего сердца. И тебя тоже. Отпустила и простила, — Мията шокировано смотрит на неё, опустив теперь пистолет вниз, — потому что чужая жизнь потемки и я не знала, как у тебя, может быть, сложно. Ведь мы все и всегда, думаем только о себе, а не о других, — на это Юка всхлипнула, — я примирилась с невзгодами прошлого и готова строить своё дальнейшее будущее. А что насчёт тебя? Готова ли ты? — Сома, будто обволакивала своими словами, отчего пальцы Мияты выпустили пистолет и она, как воробышек, прижалась к Тайе, обняв её.
Сома на секунду замерла, даже как будто затаив дыхание, но вскоре выдохнула, поняв, что самое страшное обошлось.
Хоть где-то Сома смогла уговорить. Она неловко приобняла одноклассницу, чувствуя, как та сжала её в руках, отчего стало немного трудно дышать. Тамура с лёгким удивлением смотрел за всем этим, не замечая, показавшуюся позади него руку с пистолетом из тени.
— Сома-кун, спасибо тебе, спасибо, я думала, что ты злишься на меня… злишься. И что я никогда не скажу тебе, как мне нравились твои снимки природы… — на этом Тайя, что уже давно забыла о своём раннем любимом хобби, дёрнулась. Неужели… кому-то из её одноклассников нравилось, как она снимает? Что?.. — прости-прости, что была полной дур… — Мията не договаривает, видя пистолет из тени, крупно вздрагивая и вскрикивая, — Сома-кун, осторожнее! — Тайя, что почувствовала опасность и хотела уже действовать, не видя, как вздрогнул Тамура, поворачиваясь, не ожидала… такого героического, полного свободной воли и прямого действия, но…
совершенно глупого поступка
Мията дёрнулась, поворачиваясь с Сомой, оставляя девушку на своём месте, пока сама приняла на себя несколько тяжёлых пуль, прошедших по телу, без варианта выхода. Девушка с хрипом упала на землю, подхватываемая под руки Тайи, что, глядя на угасающую искру в глазах, понимала, что Мията умирает. Глупо, совершенно несправедливо и ужасно поспешно, будто…
не имела никакого права на жизнь.
— Сома… — слабо подаёт голос Юка, пока её ресницы мелко-мелко подрагивают, а тело становится мягким и тяжелым в руках, — прости…
Сома сжимает зубы, ощущая острое чувство разбившейся вновь
стеклянной вазы, когда слышится крик Тамуры, что тут происходит. Чей-то пистолет звонко падает. Кажется, стреляющий собирается бежать. Тамура хочет броситься за ним, но Тайя, что так и видела его кровоточащее вовсю плечо, произносит резко:
— Уходи с девушкой отсюда, тебе самому нужна помощь. Это уже
мой приказ, — Сигуре вздрагивает, пустым взглядом смотря на инспектора, что утвердительно кивнув, будто закрепляя свои слова, бросаясь за стрелком.
Догнать его было просто. Тайя довольно быстро преодолела расстояние, наконец, видя виновника в смерти Мияты. Это был её отец, Мията Иори, видимо, единственный, кто смог удрать с того «кольца», отправившись спасать дочь. Но откуда он мог знать, что Юка никогда не хотела принадлежать к тому миру, где он работал и страстно желала об освобождении.
Вот и получила его.
— Стой! — во все лёгкие кричит Тайя, ускоряясь, — Мията! Тебе некуда бежать! Твоя дочь явно уже мертва! Остановись хотя бы ради неё и перестань усложнять себе жизнь! — в ответ же ей прилетает полным отчаянием:
— О, я остановлюсь! С удовольствием! Я пойду за ней, слышишь! — чего?.. Тайя не понимает, до тех пор, пока не видит, как тот вытаскивает пульт управления, что-то включая. Слышится писк и она обращает внимание на загоревшиеся, как предупреждающие огни, что были встроены в одну из стен коридора, показывая, какой исход их сейчас ждёт.
Сома, конечно, слышала слушок от Мураками, что, возможно, это здание могут на сегодня заминировать, на случай проникновения сюда полицейских, но надеялась, что до этой ситуации в её жизненном сценарий дело не дойдёт.
Но она же Сома. Ей никогда не везёт, в том, чтобы избежать опасности.
А теперь Мията хочет тут подорваться. Вместе с оставшейся полицейской, как и планировалось изначально. Серьёзно. Тайе хочется хрипло рассмеяться, ведь бега они так и не прервали, носясь по зданию, что должно вот-вот взорваться. Ему ведь всё равно, где бегать, а Сома…
Перед взором вновь встаёт забытое лицо старого врага, всколыхиваются ощущения безумного огня, отбросившего её назад, ударяя головой об что-то тяжёлое и металлическое, не видя после уже ничего… Лишь
тьму.
Ведь смерть всего лишь тьма, верно? За ней ничего нет, поэтому надеяться, что хотя бы мертвецы их могут слышать — полнейший бред. Все уходят туда со временем. В небытие. Сома бывала там чересчур часто. Вот только… Тайя больше не хочет во тьму.
В сознании встаёт почему-то Куникида и его отчаянные просьбы, вместе с тёплыми руками, что обнимали её.
Не вздумай больше умирать… Хотела бы Тайя так сделать…
Но она была полицейской. В ней кипел и плавился огонь чести. Сома была готова прыгнуть выше головы ради того, чтобы поймать виновного. Она шла впереди всего, забывая порой о сне, еде и даже о возможности чувствовать, лишь бы доказать настоящую правду. Её многие не понимали, но именно в такие моменты погони, встряски, бурлящего чувства опасности и адреналина Тайя ощущала себя той Сомой Тайей, которой были не страшны ни странные чувства в груди, ни боль и ни страх погибнуть. Она не была брошенной девочкой, которую предавали, бросали и использовали во благо своих мотивов. Нет. Тайя становилась воином, которым решила стать ещё очень давно, чтобы отплатить Шакко за смерть брата. Сома была одна. И это давало ей огромных сил.
Ведь Тайя перестала бояться смерти в тот день, когда увидела суицид родного человека.
Дазай прав. Она слишком хорошо знала смерть и очень часто дышала ей в спину, продолжая свой странный бой с ней, не желая допустить того, чтобы смертоносные когти Шинигами сцапали кого-то ещё Тайе очень близкого.
Наверное, поэтому такая, как она, по-настоящему дышащая своей работой, никогда не найдёт человека, что разделит с ней это понимание.
А перед взором всё равно стоит образ тревожащегося за неё Куникиды, что нервно поправляет очки. Его светло-зелёные очи сверкают необузданным огнём. И ради этого пламени, так хочется впервые по-настоящему выжить, чтобы ещё раз взглянуть на него, поймать взгляд и задохнуться от странных диких чувств, переполняющих грудную клетку…
Сома видит впереди открытое окно без стекол. Писк усиливается. Мужчина тормозит, явно готовый принять свою погибель.
Но Тайя не готова больше. Она догоняет его, сграбастывая сзади за рубашку и уверенно пихая вперёд. Писк становится оглушающим. Спина ощущает прилив жара, пока тело теряет ориентир, опадая через пустую оконную раму вниз.
Будто птица, в которую бросили камень.
— СОМА-А-А!
