Короли, Драконы, Боги

      Наутро Моракс тихонько заглядывает к Эфиру и обнаруживает забавную картину: тот в ночи уполз к изножью кровати и замял одеяло и подушку себе за спину, выстроив импровизированную стенку. Наверняка ему просто-напросто некомфортно спать, если сзади ничего нет. Вполне объяснимое поведение, когда ты привык, что в любой момент времени могут прийти и дёрнуть.       Несмотря на то что Эфир свернулся в клубочек и плотно закрыл руками шею и глаза, заметно, что выглядит он теперь поживее: не кажется настолько болезненно худым, тон кожи потеплел. Эфир тихо предупреждающе шипит, когда Моракс осторожно укрывает его одеялом, но не просыпается: накопленный стресс и полученное в кои-то веки питание вылились в долгий сон.       Уже под вечер Моракс, читавший книгу в гостиной, вдруг слышит из комнаты Эфира грохот и мигом поднимается. От представшего вида становится смешно: Эфир лежит на полу, раскинув руки-ноги в стороны, и уныло смотрит в потолок.       «Кажется, за одну ночь чудеса не случаются», – проносится в голове пресное замечание Эфира, и они пересекаются взглядами. Выясняется, что он думал спуститься самостоятельно, но мышцы подвели: одного стакана сока им оказалось недостаточно.       Прогресс на этом поприще, однако, приходит уже на второй день. Эфир самостоятельно, медленно и очень-очень осторожно, преимущественно вдоль стены, выходит из комнаты, с шипением отмахивается от протянутой руки, но вдруг замирает как вкопанный перед лестницей. Он несколько секунд грустно на неё смотрит, а потом поднимает виноватый взгляд на Моракса, мол, кажется, опять придётся просить помощи. Однако поднимается обратно он уже лишь под вечер, перед сном.       Почти всё время бодрствования Эфир проводит в размышлениях или просто залипая в одну точку; Моракс не препятствует. Он отстранённо наблюдает, пока что не предпринимая попыток воздействия. Моракс помогает, поддерживает морально и физически, постоянно находится рядом, но старается не докучать: самой глупой тактикой было бы приесться за первые же дни.       На третий день он застаёт Эфира за задумчивым разглядыванием стеллажа с книгами. Поначалу Моракс решает, что тот рассматривает стоящие на полках артефакты и мелкие памятные безделушки, но потом замечает, что Эфир чуть наклонил голову: так удобнее читать надписи на корешках.       «Основной язык до сих пор всеобщий?» – уточняет Эфир, переводя взгляд на Моракса.       – Да, но за время твоего отсутствия провели две… хм-м… – Моракс задумчиво хмурится, поднимая взгляд к потолку. – Или даже три языковые реформы: немного изменился алфавит. И наверняка добавилось много слов, которых ты можешь не знать.       «Да, наверняка… Хотя на Чёрном рынке люди не стеснялись в выражениях, там я много нового узнал. Правда, в основном жаргон, ругательства и подпольные шифры. Но я уже очень давно не читал», – Эфир вновь переводит взгляд на стеллаж.       Действительно, Чёрный рынок в плане социализации намного лучше любых подвалов. Возможно, Эфир даже время от времени коммуницировал с «соседями»: выучил же он как-то снежнийский жестовый язык. Мораксу даже становится интересно, как ему это удалось: неужели на рынок попадает столько немых людей? Или же свою роль сыграть удачно появившийся новый «товар»? Все же невозможно выучить целый язык лишь подглядывая за покупателями.       – А как ты выучил снежнийский жестовый, если не секрет? – интересуется Моракс и пробегается взглядом по книгам: ищет что-нибудь поновее и попроще, чтобы дать Эфиру.       «Лет семь назад в соседней клетке жила немая джинази, которая им владела, а я, помимо каэнрийского жестового, знаю всеобщий, на нём и сошлись, – пожимает плечами Эфир. – Наших продавцов жу-у-утко раздражало, что мы общаемся».       – Джинази была на рынке в качестве товара? – вскидывает брови Моракс. Джинази – дети человека и стихийного существа – часто рождаются гениями, почитаются во всех кругах. Нередко они становятся довольно могущественными магами. В любых академиях и университетах за каждого джинази профессора чуть ли не дерутся. Удивительно, что с кем-то из них судьба обошлась так скверно.       Хотя, глядя на Эфира…       «Рынок – пропащее место. Ты и сам это знаешь, – Эфир бросает на Моракса короткий безразличный взгляд. – Кого я только там ни повстречал. Лучше даже не знать».       Моракс коротко фыркает. Уж с чем-чем, а с этим он спорить не будет.       После минуты раздумий Моракс усмехается, присаживается и ловко выуживает с нижней полки небольшую книжку. На затёртой обложке нарисовано ветвистое дерево, у корней которого бегают лисята. Небо, трава и кора украшены тиснением, но краска во многих местах успела облупиться.       – Только не смейся, – мягко улыбается Моракс, протягивая книгу.       «Вот уж не думал, что ты любитель детских сказок», – слабо улыбается Эфир, принимает книгу и осторожно раскрывает. Шрифт оказывается довольно мелким: несмотря на небольшой размер, историй внутри довольно много.       – Это была плата по контракту, – поясняет Моракс, разглядев на дне глаз Эфира что-то похожее на любопытство. – Проходил через деревню, а на ближайших полях у мальчика-пастуха волки окружили стадо. Я отогнал волков, а ребёнок узнал меня и никак не хотел принимать помощь бесплатно. Пришлось заключать с ним контракт, – Моракс вновь усмехается: малыш был очень настойчивый. – В книжке на удивление хорошие истории. И язык средней сложности, тебе в самый раз для начала. Не энциклопедии же тебе сразу выдавать.       Эфир приподнимает уголки губ, благодарно кивает и устраивается на диване. Поначалу его очень смущают изменившиеся, пропавшие и новые буквы, первые несколько сказок даются огромным трудом, Моракс буквально читает вместе с ним, а после даже приходится делать перерыв. Зато потом дело идёт намного проще: поздним вечером Моракс обнаруживает в гостиной Эфира, задремавшего с книгой на носу.       После нескольких дней на соках и мелко порезанных овощах в Эфире внезапно просыпается поразительный аппетит: он не переставая что-то грызёт и подъедает. Сперва он выбирал что-нибудь довольно лёгкое: за первые два дня смёл подчистую все фрукты и овощи, до которых смог дотянуться. Следом в ход пошёл хлеб: Моракс сперва озадачился, когда застал Эфира за поеданием буханки, но потом, понаблюдав, он понимает, что Эфира не тошнит, на боли не жалуется – значит, видимо, работает нечеловеческий метаболизм.       «А мне можно мясо?» – именно этим осторожным вопросом Эфир встречает Моракса на кухне на третий день. Для начала они сходятся на индейке, но Эфир всё равно ходит как неприкаянный и к вечеру неловко уточняет, нет ли нормального мяса. Несмотря на просьбы не переборщить и хоть как-то контролировать рацион, Моракс понимает, что нечеловеческий метаболизм стерпит всё, а энергии Эфиру нужно чрезвычайно много. Какое же счастье отражается на его лице, когда Моракс выносит мешок с вяленым мясом: по сравнению с предыдущими днями, на лице появляется практически настоящая улыбка.       И это действительно работает: на четвёртый день Эфир выглядит абсолютно здоровым, весьма резво – пусть и всё ещё осторожно – спускается с лестницы, даже спрашивает, не надо ли помочь с завтраком. Моракс заверяет, что справится сам, однако, заметив в золотых глазах желание побыть полезным, выдаёт Эфиру чайник и чашки.       В этот же день становится понятно, почему Эфир в ванной с силой тёр запястья: Моракс замечает, что кожа на них стала на тон светлее всей остальной. На соответствующий вопрос Эфир рассказывает о марках на теле: участки кожи на запястьях и груди в виде четырёхконечных звёзд, а также узоры под коленями появились после смерти. Судя по всему, они показывают магический баланс: если энергии достаточно, светятся ровным белым светом, в противном случае тускнеют или вовсе пропадают. Получается, что сейчас они являются наглядным показателем выздоровления.       «А мне можно на улицу?» – допивая оставшийся после завтрака чай, интересуется Эфир.       – Конечно. Я же говорил: чувствуй себя как дома, – мягко улыбается Моракс.       Он чувствует, что для Эфира это будет довольно знаменательное событие: небо в Пепельном море вечно серое, унылое, травы не видать, что уж говорить о цветовой палитре окружения в общем. Особенно на Чёрном рынке. Моракс не раз замечал, как Эфир задумчиво залипал в окно, однако до этого дня он почему-то не решался выходить или даже просить его вынести.       По лицу Эфира становится понятно: он всё ещё боится сделать что-то лишнее и впоследствии получить наказание. Он вообще ничего не делает, предварительно не получив разрешения, а перед этим обычно ещё долго мается, боясь спросить. Пожалуй, Моракс даже может сказать, что только с сегодняшнего дня Эфир спокойно и без ёрзаний находится рядом: до того он подходил только если хотел спросить или если звали, а затем вновь занимал место где-то поодаль, стараясь не терять визуальный контакт.       – Я ведь ещё в первый день сказал, что ты поймёшь, если пойдёшь куда не надо, – мягко напоминает Моракс. – Более того, это сразу пойму и я. И ты можешь гулять по территории вокруг дома, она довольно большая, но уйти у тебя не получится.       Эфир едва уловимо хмурится, опуская взгляд. Очевидно, ему не то чтобы нравится снова быть взаперти. Мораксу остаётся только надеяться на его осознанность. Он правда старается быть честным, насколько это возможно, и создавать как можно меньше ограничений. Однако, естественно, дом Моракса – пусть он и в сотни раз больше клетки на Чёрном рынке – всё ещё не свобода.       «И снова я в клетке…» – сетует Эфир, приподнимая бровь, и по его лицу и интонации сложно понять, насколько ситуация его задевает.       Закончив убирать посуду после завтрака, Моракс заглядывает в гостиную, но не обнаруживает там Эфира. Недолго думая, он направляется ко входной двери: действительно, она приоткрыта. Моракс тихо выходит, облокачивается спиной о стену и складывает руки на груди, с интересом наблюдая.       Эфир стоит на последней ступеньке крыльца и смотрит на раскинувшееся перед ним поле травы. До зелени – один шаг, но почему-то он не решается его сделать.       «Я уже практически забыл, как выглядит трава», – в этот раз слова в голове, скорее, проползают, нежели проносятся: Эфир говорит медленно-медленно, словно не верит своим глазам.       Он стоит спиной, его лица не видно, но Моракс чувствует, что Эфира снова захлестывает волной недоверия к реальности. Наверное, трава и голубое небо в какой-то степени практически означают свободу, которой он так давно не чувствовал.       «И уж точно не помню, какая она на ощупь».       Неловко качнувшись, Эфир рвано вздыхает и медленно делает шаг, ступая босой ногой на траву. Он тут же замирает и чуть вжимает голову в плечи, задержав дыхание, но через пару секунд приходит в себя, спускает вторую ногу со ступеньки, делает несколько шагов. Эфир оглядывается, мягко поглаживает стопой траву: осторожно-осторожно, как будто от одного неверного движения всё исчезнет. До слуха Моракса долетает тихое рваное дыхание: возможно, Эфир не выходил на улицу, понимая, что это будет очередной стресс?       Эфир медленно опускается на колени, кладёт на траву ладони, зарывается пальцами в зелень. Он ведёт руками вдоль травинок, щупает их, периодически качая головой, и вдруг ложится на живот, прижимаясь щекой к земле, шумно вдыхает и замирает.       От вида Эфира, радующегося обычной траве, накатывает светлая тоска: «Забыл, как выглядит трава», – это ведь даже звучит странно, почти как шутка. А для Эфира это реальность. Он столько времени не видел зелени, голубого неба, не слышал шума деревьев и пения птиц – абсолютно обыденных вещей, на которые даже не обращаешь внимания, принимая как данность.       Моракс спускается следом, присаживается рядом и замечает на переносице Эфира блестящую дорожку от слёз. Тот лежит, мягко перебирая пальцами траву, и горько жмурится.       «Она одновременно мягкая и колючая, Моракс», – тихо проносится в голове, а Эфир шмыгает и закусывает губу.       Простые радости Эфира завораживают, но тут же оседают где-то на задворках сознания очередным напоминанием об отвратительности мира и его устоев. Конечно, Эфир заслужил полученное наказание: он убивал, убивал много, слепо и яростно, и его не оправдывает даже то, что причиной ярости было огромное горе. Однако причинённый ущерб однозначно не стоил полутысячи лет заточения.       И Моракс это знает.       Наверное, именно поэтому знание подсказывает, что вернуть Эфиру голос будет правильно? Моракс нечасто размышляет над тем, что ему говорит чутьё: почти всегда верит ему безоговорочно, чем, собственно, и прославился. Однако в этот раз он невольно пускается в размышления, пока он наблюдает за Эфиром.       Возвращение голоса – это возмещение ущерба?       Или, может, моральная компенсация?              Может, Эфиру ещё предначертано сделать с помощью своих сил что-то, способное изменить мир?       Эфир переворачивается на спину и смотрит в небо, продолжая перебирать траву. В пустом золотом взгляде тлеют огни сотен и тысяч лет жизни, и ещё неизвестно, удастся ли найти ветер, способный снова раздуть их до яркого огня.       «Моракс, почему они нас ненавидели?» – вдруг спрашивает Эфир, безразлично пялясь в синеву.       – Боги? – решает уточнить Моракс. Эфир кивает.       Вопрос действительно сложный. Перед тем как отправиться за Эфиром, Моракс потратил кучу времени на сбор сведений о Каэнри’ах. По правде сказать, он даже не знал, что Эфир выжил: волна его ярости не дошла до Лиюэ, его перехватили и заковали буквально у самых границ, а в те времена у Моракса были дела поважнее, чем проблемы соседних государств.       В процессе поиска он и сам не заметил, как фокус внезапно сместился на Эфира. Это была разумная мысль, ведь если он не сошёл с ума, то может пролить свет на то, что происходит в Северных землях, или хотя бы помочь начать искать в правильном месте. А Эфир не сошёл с ума.       Каэнри’ах всегда отличался от остальных королевств, стоял особняком, но то, что с ним сотворили Боги, стало неожиданностью для всех. Редко когда Селестия вмешивалась в жизнь тейватцев, да ещё и настолько радикально. Однако…       Неужели Эфир не знает причин уничтожения Каэнри’ах?       «После моей смерти мы совершили множество ошибок, но разве больше, чем остальные?» – Эфир слабо хмурится, и его взгляд наполняется тоской.       После смерти… В книгах и записях, которые находил Моракс, не было ни слова о временах правления Эфира, настолько давно это было. Каким он был Королём? Чутким и добрым? Строгим и требовательным? До сих пор они ни разу не разговаривали о прошлом Эфира, Моракс даже не знает, почему Боги его убили: стоило хотя бы близко подойти к этой теме, Эфир тут же уходил в себя и замолкал.       – Тебе известно, что произошло? Почему вас уничтожили? – тихо спрашивает Моракс, хмурясь. Ему и в голову не приходило, что Эфир может не знать причин Божественной кары, ведь тот был при королевской династии.       «Нет, – просто отвечает Эфир. Спустя пару секунд заглядывает в глаза и добавляет: – А тебе?»       Моракс качает головой, и Эфир слабо морщит нос и скалится.       От признания даже накатывает какое-никакое сочувствие: у Эфира отняли всё, а он не имеет ни малейшего понятия, из-за чего.       Более того, похоже, этого теперь не знает никто.       «Скажи, – вдруг вновь поднимает взгляд Эфир, – это было справедливо?»       Моракс неожиданно для себя немного медлит. К сожалению или к счастью, на этот вопрос он точно знает ответ. В конце концов, он тихо говорит:       – Да.       Эфир прикрывает глаза и медленно кивает.       Они проводят на траве ещё какое-то время, но уже в тишине: Эфир просто лежит, практически не моргая глядя в небо, а Моракс, сперва понаблюдав, вскоре следует его примеру. Иногда очень хочется залезть в голову Эфира и узнать, что же там происходит, о чём и как он размышляет всё время. Размышляет ли?       После этого разговора Эфир начинает много времени проводить на улице: по полдня бродит по лесной опушке или просто валяется на траве, иногда ходит к озеру, подолгу сидит на камнях. Спросив разрешения, начинает брать с собой книги: периодически под вечер Мораксу приходится забирать задремавшего Эфира из леса. Сам Моракс не следует за ним по пятам, даёт пространство и волю. В пристальном внимании нет нужды: он как хозяин и без того чувствует, где и что делает Эфир, в крайнем случае всегда сможет помочь. В остальном же старается не давить излишним вниманием, а просто наблюдает.       Постепенно марки на запястьях Эфира обретают уверенный белый тон, а сам он привыкает к новой обстановке и к Мораксу: перестаёт дёргаться от каждого шороха, сам начинает какие-то разговоры. Его в основном интересуют обыденные вещи: книги, оружие, популярные нынче виды боевых искусств и магии. При этом он абсолютно не затрагивает политику: разговоры ни разу не выходили на правящие нынче династии.       И точно так же речь больше не заходит про Каэнри’ах.       К началу второй недели Моракс постепенно начинает поправлять Эфира: отмечает речевые ошибки, следит за осанкой, напоминает, что шипение не самая правильная и понимаемая реакция на раздражители. Пусть это и нужно исключительно для того, чтобы Эфир как спутник вызывал как можно меньше вопросов, а впоследствии, когда их дороги разойдутся, не стал головной болью для Моракса, он всё равно считает, что это стоит потраченного времени. Они начинают больше разговаривать, Эфир даже сам просит составлять компанию на прогулке. В один из вечеров Моракс предлагает партию в шахматы, и после небольшого напоминания правил у них с первого раза завязывается довольно незаурядная игра.       Моракс даже позволяет себе иногда отлучаться: то нужно купить свежих фруктов, то Эфир попросил какую-то конкретную литературу, которую можно взять только в библиотеке. В основном он покидает дом утром, пока Эфир ещё спит, и вернуться старается до его пробуждения.       Однако сегодня он задерживается.       Телепортировавшись в прихожую, Моракс устало вздыхает и потирает переносицу: он совсем не рассчитывал потратить на эту вылазку столько времени. Он проходит вглубь дома, раскладывает купленные продукты, чувствуя, что Эфир на улице перед крыльцом: наверняка опять валяется с книгой на траве, его частенько можно за этим застать после завтрака.       Внезапно обнаруженные чайник заваренного чая, мирно покоящийся на подставке со свечкой, и стоящая рядом чашка приятно удивляют. Судя по виду, Эфир заварил его специально для Моракса: и чашка его любимая, и чай явно не тронут. Моракс хмыкает, довольно склоняя голову: такой жест со стороны Эфира можно считать большим успехом в процессе заполучения стабильного доверия.       Моракс наливает чай и не спеша выходит на улицу, рассчитывая предложить Эфиру пройтись, однако тут же застывает, удивлённо вскинув брови: тот вовсе не валяется на траве с книгой, сверкая пятками, а мягко передвигается, выполняя упражнения с бокеном в руке. С любопытством прищурившись, Моракс бесшумно закрывает дверь и садится на ступени.       До того всегда распущенные, сейчас золотые волосы заплетены в косу, которая смотрится на удивление органично. Эфир, закрыв глаза, медленно делает выпад за выпадом. Он явно выполняет тренировочную связку движений: ступает, переходя из одной стойки в другую, медленно-медленно взмахивает мечом, контролируя положение, в конце разворачивается и повторяет. На особо сложных связках он в неуверенности притормаживает и хмурится, явно силясь вспомнить, но в основном полагается на мышечную память.       Многовековой боевой опыт подсказывает: Эфир действительно пропускает часть движений, где-то неправильно делает переходы, в некоторых местах нужно поправить баланс. Однако в движениях чётко прослеживается давно забытый каэнрийский стиль, и Моракс не может оторвать взгляд: обычно зажатый, сейчас Эфир раскрепостился. Да, он ошибается, да, исполняет движения очень медленно и осторожно, но в нём проглядывает затёртая временем и раздавленная каменными сводами темниц королевская стать.       Эфир замирает и сильнее жмурится, морща нос: Моракс практически физически ощущает вместе с ним зудящее ощущение ускользающего из-под пальцев движения. Между стойками явно чего-то не хватает, но Эфир, видимо, никак не может вспомнить, чего конкретно. Он вдруг открывает глаза и резко выдыхает, роняя голову, взмахивает мечом, едва-едва задевая кончиком зелень, и ювелирно скашивая несколько травинок, укоризненно смотрит, будто это они виноваты. Он фыркает, недовольно хмурясь, и вдруг осекается, заметив Моракса. Величественный образ мгновенно испаряется: Эфир привычно ссутуливается, виновато наклоняет голову и бросает короткий взгляд на меч.       «Привет, я… Тебя не было, и… Извини, увидел твой бокен, решил побаловаться», – пожимает плечами Эфир, будто не делал ничего особенного.       – Ничего себе «баловство», – усмехается Моракс. – Эфир, я в восторге, даже не знал, что ты умеешь обращаться с мечом.       Записей о Каэнри’ах осталось крайне мало, а Моракс помнит Эфира как неизменного советника династии. Вполне логично, что он владеет боевыми искусствами, он ведь когда-то и сам был Королём, но Моракс не думал, что память свежа до сих пор.       «Ну… – Эфир склоняет голову к плечу. – Я не только советы направо и налево раздавал. Ещё с принцами и принцессами возился, обучал их – надо же было как-то время убивать. И просто тренировался».       – Ты очень хорошо двигаешься, – хвалит Моракс, допивает чай и отставляет чашку на столик. – Я и без того хотел немного потренировать тебя, но, оказывается, у тебя уже имеется отличная база.       Эфир безразлично пожимает плечами, а потом вперивает взгляд в меч. Моракс в своё время немного изучал каэнрийский стиль фехтования, но не освоил его в совершенстве. Пожалуй, он даже знает некоторые стойки и взмахи из тех, что Эфир пропускал. Скорее всего, учитывая познания Эфира в боевых искусствах, на тренировки понадобится намного меньше времени, чем Моракс изначально прикидывал.       «Давно наблюдаешь? – подходит Эфир. – Я не слышал, как ты прилетел».       Моракс дёргает уголком губ: предыдущие дни он возвращался до пробуждения Эфира. Да, раньше бывали времена, когда он прилетал по дипломатическим вопросам в Каэнри’ах самостоятельно – наверное, из-за этого Эфир сделал такое предположение.       – Нет, буквально только что вернулся. Пришлось немного задержаться. Кстати, благодарю за чай, – мягко улыбается Моракс, и Эфир едва заметно приподнимает уголки губ. – Я телепортировался, поэтому ты не слышал.       «Неужели у тебя вокруг дома настолько серьёзная защита, что ты сам через неё не летаешь?» – удивлённо приподнимает брови Эфир и тут же озадаченно хмурится, когда Моракс отводит взгляд чуть в сторону.       Учитывая, что Эфир уже более-менее окреп и его состояние в общем удовлетворительное, стоит начинать готовиться к выходу. И сейчас, наверное, самое время посвятить Эфира в небольшой нюанс.       Моракс протяжно вздыхает, а затем облизывает губы и заглядывает в глаза.       – Я не могу летать.       На лице Эфира отражается настороженное непонимание.       «Почему?»       Безусловно, это скажется на их путешествии, да ещё и явно не в лучшую сторону, но… Так уж вышло, что Мораксу, образно говоря, в своё время подрезали крылья.       – Неважно, – качает головой Моракс, прикрыв глаза. – Не бери в голову, ты с этим всё равно ничего не сделаешь. Просто прими как данность, ладно?       Это именно та тема, которую поднимать не очень хочется. Она и без того висит над Мораксом неприятным грузом, постоянно напоминает о себе и жутко раздражает ограниченной манёвренностью.       Однако он привык.       «Что-то серьёзное? Ты болен?» – проносятся в голове практически обеспокоенные вопросы, и Моракса посещает довольно хладнокровная мысль: Эфир действительно к нему, как и планировалось, привязывается.       – Эфир, – мягко, но непреклонно перебивает Моракс. – Пожалуйста. Не сыпь мне соль на рану.       Пару раз недоверчиво моргнув, Эфир всё же покорно кивает, закрывая тему. Чтобы избавиться от неловкого молчания, Моракс выуживает из подпространства небольшую деревянную коробочку и, смягчившись в лице, протягивает Эфиру.       – Это тебе, – Моракс принимает меч и откладывает его на крыльцо, пока Эфир воюет с кожаной застёжкой. – Собственно, причина моего опоздания.       Внутри расцветает любопытство: Мораксу пришлось очень постараться, чтобы раздобыть содержимое коробочки, и он очень надеется, что Эфир оценит подарок по достоинству. В такие моменты он думает, что всё-таки ему не стоит забывать о том, что Эфир может отказаться пойти в Северные земли.       «Ого, – вскидывает брови Эфир, едва откидывает крышку. В коробочке лежит серьга-подвес: чёрный круглый камень на металлическом основании в виде конуса с подвешенными маленькими пёрышками. – Совсем как… – Эфир слабо улыбается. Он мягко касается пальцами серьги и тут же округляет глаза в изумлении: черный камень плавно меняет цвет на белый, вторя тону марок на запястьях. – Моя…»       Эфир на несколько секунд застывает, ошарашенно пялясь на серьгу, а потом быстро-быстро моргает и осторожно достаёт её из коробки. Он медленно проворачивает её в пальцах, абсолютно неверяще разглядывает, приоткрыв рот.       «Откуда?.. – Эфир хлопает глазами, а потом поднимает взгляд на Моракса. – Это правда она?»       – По крайней мере, предыдущие её владельцы были в этом искренне убеждены, – улыбается Моракс. – Да и моё знание подсказывает, что цена у неё намно-о-ого выше, чем у любых других ювелирных изделий.       Эфир медленно оседает рядом, продолжая катать серьгу в пальцах. На его лице – абсолютная растерянность, он явно не ожидал когда-либо увидеть её ещё раз. Он поднимает голову и беззвучно произносит губами, вторя мыслям:       «Спасибо».       Моракс мягко кивает. Он не знал наверняка, как отреагирует Эфир, но полагал, что тот будет рад получить какую-то из своих вещей.       Эфир вновь смотрит на серьгу, и в выражении лица читается тоска. Наверное, всё-таки «радость» не совсем правильное определение его чувств. Судя по лицу, это, скорее, сложная смесь грусти, ностальгии и тепла от того, что хоть что-то пережило вместе с ним божественную мясорубку. А может, и вовсе что-то другое: Мораксу этого точно не узнать. Эфир тихо вздыхает, мягко раскачивая серьгу в руке, а потом поднимает другую руку и щупает мочку.       Эфир явно размышляет – Моракс не торопит. Окрепнув, Эфир больше не подпускает Моракса близко, со всем старается справляться сам. Идти рядом во время прогулки, сидеть на соседнем стуле за обедом – пожалуйста, но он, ожидаемо, не позволяет себя трогать. Однако не то чтобы Моракс стремился наладить физический контакт: лишним не будет, но куда важнее наладить контакт эмоциональный.       Во взгляде читается замешательство: похоже, Эфир всё-таки хочет носить серьгу, но для этого нужно заново проколоть мочку, которая, как Моракс видел, заросла. А проколоть сам он её вряд ли сможет: это как минимум неудобно. Эфир поднимает немного растерянный взгляд, но всё ещё ничего не говорит, размышляя.       Моракс терпеливо ждёт, всем видом показывая, что не собирается ни к чему принуждать: спокойно смотрит в сторону, изредка поднимая взгляд. Сейчас Эфир попросит помочь, через неделю или через месяц – он должен принять это решение сам.       «У меня прокол отрегенерировал, – в конце концов поворачивается Эфир. – Можно тебя попросить помочь? Хочу её носить».       – Конечно. У меня даже гвоздик найдётся на первое время, – кивает Моракс. – Сейчас хочешь проколоть?       Получив в ответ кивок, Моракс уходит в дом, готовит всё необходимое, а Эфир тем временем занимает место за столом, продолжая разглядывать серьгу.       «До сих пор не понимаю, как это работает, – вздыхает Эфир и поднимает голову ровно, когда Моракс обрабатывает мочку и отмечает карандашом место для прокола. – И, наверное, никогда не пойму».       – О чём ты? – Моракс заглядывает в лицо, проверяя, нормальное ли выбрал место, потом даёт Эфиру зеркало. Тот несколько секунд оценивающе смотрит, а затем кивает.       «Про Божественную магию. Почему я остался жив? Почему не умер до конца и стал банши в первый раз? – Эфир послушно позволяет расположить голову так, как удобно Мораксу. – То же с серьгой: это ведь подпространство, и проклятие, уничтожившее Каэнри’ах, выжгло всё внутри неё. Но сама серьга цела. Ни намёка на произошедшее».       Эфир морщится, когда Моракс вгоняет в мочку иглу, а затем осторожно меняет её на аккуратный чёрный гвоздик. Он отстраняется и со вздохом подпирает скулу кулаком.       – Увы, я не могу ответить на твои вопросы, – Моракс ведёт плечом. – Божественные планы мне не ведомы, и я точно так же, как и ты, удивлён твоему везению… или, наоборот, катастрофическому невезению.       «Скорее уж второе, если судить по ощущениям…» – неопределённо качает головой Эфир, а потом легко касается пальцами гвоздика, при этом неотрывно глядя на серьгу.       – Пару дней походишь с ним, потом проверим, что всё нормально залечилось, и сможешь надеть свою серьгу, – говорит Моракс, наблюдая за Эфиром.       Моракс в очередной раз ловит себя на мысли о том, что не жалеет о решении ввязаться в авантюру с Северными землями и поисками Эфира. Как минимум, это намного интереснее набивших оскомину однотипных поручений. За Эфиром интересно наблюдать, с ним занятно коммуницировать. В отличие от неумелых королевских детей, которых иногда доводилось воспитывать Мораксу, Эфир уже обладает достаточной мудростью прожитых лет: чтобы вернуть его в реальный мир, требуется только поправить появившиеся привычки и сгладить страхи.       К счастью, Эфир изначально не пытается отречься от перспективы снова жить свободно: он слушает советы Моракса, пусть иногда и упрямится, постепенно сам начинает контролировать дёрганность и шипение. И такие маленькие вещи, как удобная комфортная одежда, тёплая еда и любимая серьга, должны позволить ему почувствовать себя частью этого мира, помочь избавиться от чувства брошенности и забытости.       «Спасибо, – Эфир заглядывает в лицо и грустно хмурится. – Это правда для меня очень важно».       – Я догадывался, – поднимает уголок губ Моракс. – Потому и достал её.       В глубине золотых глаз появляются живые отблески, а значит, Моракс на правильном пути. Даже если их дороги разойдутся довольно скоро, Моракс всё равно постарается сделать так, чтобы Эфир не жалел потраченного времени.       – Я немного изучал каэнрийский стиль, – тянет Моракс, и взгляд Эфира тут же начинает блестеть удивлением и заинтересованностью. – Как думаешь, у нас с тобой получится вдвоём восстановить ту связку?       Эфир картинно чешет подбородок, а Моракс заговорщически прищуривается. Судя по книгам, которыми интересовался Эфир, боевые искусства ему отнюдь не чужды. А то, как он изящно управляется с мечом, и вовсе стоит отдельных похвал: он преображается на глазах и будто возвращается в состояние до разрушения Каэнри’ах.       Может, это одна из тех вещей, которые помогут Эфиру?       В таком случае они с Мораксом однозначно стоят друг друга.       «Точно, не даром ведь ты ещё при мне именовался Богом боевых искусств, – беззвучно хмыкает Эфир. – Буду признателен, если посмотришь. У меня такое ощущение, что я вообще всё делал неправильно. Ничего уже не помню…»       – Не наговаривай, – качает головой Моракс и поднимается. – Поправлять не так много, как тебе кажется. Главное, не раскисай раньше времени. Пойдём, попробуем вспомнить твою связку.       Он мягко треплет Эфира по плечу и направляется к двери, потягиваясь. Пожалуй, он и сам не прочь немного размяться: засиделся, присматривая за Эфиром.       Такое скорое начало тренировок очень радует. Как, в общем-то, и состояние Эфира в целом. Если так пойдёт и дальше, выходить уже можно будет совсем скоро. Но об этом чуть позже. Моракс берёт второй тренировочный меч, снимает обувь и оставляет её у двери, выходит на траву и делает несколько пробных взмахов, вспоминая баланс: давно он на мечах не сражался. Он поворачивается ко стоящему на ступеньках Эфиру и приглашающе вскидывает бровь.       Первая тренировка начинается.