Короли, Драконы, Боги

      Леса Иназумы довольно сильно отличаются от лесов Лиюэ. Тут они гуще, темнее, словно даже опаснее, по ощущениям. А ещё в них совсем-совсем другая энергетика. Это отметил даже Эфир, когда до леса оставалось ещё полкилометра ходьбы: другие тут силы. Не как в Лиюэ.       В Великий храм Наруками Мораксу и Эфиру предстоит идти пешком. Только с острова Рито до острова Наруками они перешли на регулярном корабле, а дальше, увы, без транспорта. На гору Ёго – а именно на её вершине находится храм – принято подниматься пешком. Как минимум потому, что дорога на гору частично пролегает по узким тропинкам, лестницам и горному серпантину. Конечно, для паломников такое приключение – достойное испытание их веры. Или ещё что-нибудь в таком духе.       Но вот Моракс вновь жалеет, что не может летать.       Естественно, он может без особых проблем пройти этот путь пешком. Естественно, ему в самом деле интересно идти, по дороге общаясь с Эфиром. И, конечно же, он уже научился находить в подобных прогулках свои шарм и интерес. Иначе бы он, наверное, долго не протянул.       Однако это не отменяет того, что вид горы Ёго, возвышающейся до облаков, всё-таки удручает.       «А ты давно знаком с Яэ? – интересуется Эфир. Он вообще, судя по виду, чувствует себя довольно бодро. Всю дорогу с интересом оглядывается, изучает окружение. – Кажется, когда она родилась, меня как раз поймали».       – Да, около того. Но я встречал её ещё лисёнком. Разговаривать нам не доводилось, но предыдущая жрица храма возлагала на неё большие надежды, – отвечает Моракс, поводя плечом. Вокруг тихо и спокойно, щебечут редкие птички. В такой атмосфере должно быть попроще заметить врагов: это на руку. – И, судя по всему, так и получилось. Слава о ней разошлась по всему Тейвату. Храм Наруками регулярно посещают паломники со всего света, в том числе и из Лиюэ.       Эфир кивает, а потом почёсывает подбородок. Интересно, что он любит спрашивать о том, что происходит вокруг, что поменялось с тех пор, как его поймали. Ему тяжело принимать некоторые новшества, но он правда старается. И точно так же он старается запоминать всё, о чём спрашивает. Но в этом ему точно помогает феноменальная нечеловеческая память: Эфир иногда умудряется доставать из её глубин такие детали, что Моракс искренне поражается.       Эфир вдруг останавливается и касается локтя, привлекая внимание. Он нередко так делает, предпочитая словам касания. То ли дело в тактильности, то ли в том, что он отвык общаться, и даже с учётом поразительного количества разговоров с Мораксом никак не может пока привыкнуть. Однако каждый раз, если Эфиру надо позвать Моракса, он скорее подойдёт, нежели позовёт по связи.       Вот и сейчас. Он стоит, одной рукой касаясь локтя, а второй указывая куда-то влево, в лес. И Мораксу даже нет нужды спрашивать, что Эфир там такого увидел: он и сам видит. А глубоко вдохнув, ещё и чует. Запах слабый, затёртый временем и приглушённый защитными заклинаниями, но это точно запах уже мёртвого человека.       Примерно в сотне метров между деревьев мелькает что-то красное. Приходится прищуриться, чтобы разглядеть: в сторону Моракса и Эфира медленно-медленно бредёт девушка. Пожалуй, если бы они её не заметили, она бы их и не догнала: даже прогулка спокойным шагом будет быстрее. Возможно, она именно поэтому до сих пор скитается по лесу.       – Хочешь ей помочь? – негромко спрашивает Моракс, переводя взгляд на Эфира. До храма Наруками идти ещё долго – сегодня всё равно не дойдут, и ночевать, скорее всего, придётся в лесу. Так что если у них не будет подобных неожиданных гостей, то это только к лучшему.       Эфир несколько секунд думает, а потом кивает.       Моракс и Эфир не спеша идут навстречу девушке; она никак не реагирует на такой поворот событий, просто продолжает плестись. Она чуть подволакивает ногу и постоянно поправляет отклеивающуюся печать на левом плече. Одежда у неё явно не самая дешёвая, с защитными покрытиями – они слабо мерцают и чувствуются даже на расстоянии, – но вот временем и боями уже несколько потёрта. Моракс бы сказал, что она уже довольно долго скитается по лесу.       А ещё он знает её. Точнее, знал. Она работала в «Народном выборе», весьма успешном ресторане в центре Лиюэ, помогала отцу. Последний раз Моракс видел её незадолго до того, как его уволили: она приготовила ему вкуснейшие чай и паровые булочки.       – Ли… юэ… – по слогам, словно очень задумчиво говорит девушка и останавливается в шаге. Потом хмурится, снова пристраивает на место бумажную печать на плече, поднимает взгляд и улыбается. – Вы… из… Лиюэ. Я тоже!       Она тычет себе в лоб, поперёк которого приклеена ещё одна печать. И делает это не просто так: некротические формулы воскрешения отличаются от региона к региону. Некоторые символы некромантов Лиюэ Моракс даже может прочитать. Например, благодаря им он читает – и вспоминает – имя девушки.       – Я Сянлин! – улыбается она чуть шире, а потом покачивается: у неё совсем мало энергии.       – Привет, Сянлин, – учтиво кивает Моракс. На бой ей сил не хватит. Но, похоже, она всего-навсего хочет вернуться к хозяину. Воскрешённым очень тяжело долго без подпитки. Исходя из её вида, Моракс вообще удивлён, что она до сих пор функционирует. – Я Чжунли, а это Эфир. Ты ищешь хозяина?       – Да, – чересчур размашисто кивает Сянлин и снова опасно покачивается. – Меня ук-рали… у мас-те-ра. Нужно… вернуться…       Теперь понятно, почему она скитается. Обычно некроманты ой как не любят лишаться своих воскрешённых. Они ведь и оружие, и друзья, и катализаторы. И сил в них вложено немало, что уж там.       – Сянлин, мы хотим тебе помочь, – спокойно объясняет Моракс. Если у неё осталось мало сил, то она может с трудом воспринимать чужаков кем-то кроме врагов. Ей, скорее всего, приходится тратить энергию на то, чтобы понять, что ей говорят, а затем ответить. – Как его зовут, и можешь ли ты принять иной вид, чтобы мы могли тебя отнести?       Мораксу, пожалуй, очень повезло, что он много чего за жизнь повидал. Наверное, если бы он не был лично и довольно плотно знаком с парочкой некромантов, то в жизни бы не догадался, что воскрешённые могут «храниться» в каком-то предмете, а не просто каждый раз призываться из каких-нибудь параллельных измерений. Вопрос только в том, может ли Сянлин сейчас принять этот вид и хватит ли ей на это сил.       – Гу… хуа… мастер Синцю, – кивая словно в поддержку словам, отвечает Сянлин.       – Хорошо, Сянлин, я слышал о мастерах Гухуа. Думаю, мы сможем тебе помочь, – снова кивает Моракс. Он старается выглядеть нейтрально, чтобы у Сянлин не было поводов в чём-то усомниться. Не то чтобы у него было много причин помогать какому-то некроманту, скорее… он помогает по просьбе Эфира и потому что действительно может. Найти кого-то из учеников Гухуа Мораксу намного проще, чем, например, кого-нибудь из Академии Сумеру.       Сянлин довольно улыбается, а потом, чуть прищуриваясь, протягивает Мораксу руку.       – Можно не… немного… си… лы? – спрашивает она, и Моракс задумывается: откуда у неё энергия на улыбку? Однако всё равно протягивает руку.       Сянлин вкладывает в неё свою ладонь. Моракс открывает небольшой поток, и через несколько секунд от Сянлин остаётся только печать с её именем и ещё какими-то некромантскими символами. Моракс осматривает её: в углу маленькими иероглифами написано «Синцю». Значит, она правильно назвала имя хозяина, надо будет попробовать его найти.       Эфир подходит ближе и с любопытством рассматривает печать, а потом удивлённо вскидывает брови, когда Моракс протягивает ему её.       – Пусть будет у тебя на хранении, – улыбается Моракс. Эфир умеет управляться с подпространствами, да и эта печать не займёт много места. А Эфир от этого будет ощущать себя спокойнее и значимее.       Он немного мнётся, закусив губу, а потом всё-таки принимает печать, и она испаряется в снопе искр-звёздочек.       «Ты знаешь этого мастера?» – интересуется Эфир, когда они возвращаются на дорожку, по которой шли.       – Лично не знаю, но знаю, где именно в Лиюэ находится их школа. Как минимум, там мы сможем спросить о нём, если он сам нам не встретится. Что-то мне подсказывает, что он до сих пор в Иназуме. Может, он сам ищет Сянлин. Некроманты не любят терять своих воскрешённых.       Эфир задумчиво кивает, поджимая губы. Он снова достаёт из подпространства печать, крутит в руках, рассматривает её. Моракс не пресекает: понимает, что вряд ли Эфир её испортит или повредит. Ему просто интересно, и незачем запрещать ему удовлетворять любопытство.       И Моракс оказывается прав: изучив печать вдоль и поперёк, Эфир снова прячет её и призывает взамен флягу с водой. Его внимание возвращается к окружению: птицам, белкам и лисам. А Моракс спокойно идёт рядом, прислушиваясь к окружению, ведь совсем терять бдительность не стоит. Лес Тиндзю, несмотря на своё внешнее недружелюбие, относительно проходное место. Всё-таки тут пролегает один из путей на гору Ёго.       Действительно: ещё после часа пути впереди начинают слышаться голоса, постепенно прорываются через журчание текущей рядом реки. Время близится к вечеру – группа людей явно решила устроить привал. Мораксу не совсем по душе идея ночевать в лесу в чужой компании, ему – не говоря уже про Эфира – будет куда спокойнее в отдалении от тропинки и за щитами. Однако в этот раз они решают, что просто пройдут недалеко, чтобы узнать, кто их потенциальные соседи на ночь.       Довольные, слегка пьяные возгласы, разговоры про деньги слышны задолго до того, как Моракс чует костры и еду – похоже, кто бы это ни был, они уже основательно устроили привал. А затем он замечает расставленные по краям импровизированного лагеря знамёна с изображением травы наку – это символ объединения вольных лекарей Иназумы.       Моракс склоняет голову к плечу, размышляя, стоит ли подходить ближе, но вдруг Эфир касается локтя и останавливается. Обернувшись, Моракс застаёт абсолютно неожиданную картину.       Эфир плачет.       Он не рыдает, даже не шмыгает, но по щекам текут слёзы, он смотрит в сторону отдыхающих, хотя их даже толком не видно за деревьями. Эфир хмурится, в выражении лица читается смесь сочувствия и грусти, он словно… расстроен. Сперва Моракс не понимает, что происходит, но до него доходит сразу же, как только Эфир поднимает взгляд.       «Они умрут…» – интонация в голове даже кажется немного вопросительной, хотя Моракс точно понимает: Эфир не спрашивает. Он утверждает.       – Кто «они»? – уточняет Моракс.       Эфир сглатывает и снова смотрит в сторону привала.       «Все они».       Моракс впервые сталкивается с проявлениями силы банши, сил Эфира лично. Тот выглядит словно даже растерянным. Возможно, он уже продолжительное время не ощущал подобного. Хотя… пару раз Эфир рассказывал, что его способности пытались использовать на Чёрном рынке, чтобы выявить «товар», который скоро «испортится». Довольно жестоко, пускай продавцов тоже в какой-то степени можно понять.       Но сейчас… Моракс тоже переводит взгляд в сторону отдыхающих. Судя по потокам энергии, по голосам, там человек двадцать. Неужели в опасности все? Не стоит ли в таком случае уйти подальше? Не в опасности ли сами Моракс и Эфир?       – А мы? Про нас ничего такого не чувствуешь? – хмурится Моракс, снова поворачиваясь к Эфиру. Тот тут же уверенно мотает головой.       «Нет, я ощутил именно когда они оказались рядом. Если бы это касалось нас, слёзы появились бы раньше», – поясняет он.       Моракс медленно оглядывается, прислушивается, магически прощупывает окружение. Ничего нет. Конечно, приходится делать ставку на то, что магия вокруг плохо ему знакома, да и сам лес Тиндзю не самое спокойное место: здесь много духов и магических существ. Возможно, опасность исходит и от самого леса. А возможно, от кого-то зашедшего извне.       – Мне не очень нравится такой расклад, – тянет Моракс. Он не понимает, от чего может исходить опасность подобного масштаба, поэтому решает просто отойти подальше и добавить щитов. – Давай…       Он не успевает договорить, потому что Эфир берёт за предплечье и чуть тянет вниз, словно просит остаться. Однако смотрит он при этом в сторону, на реку за деревьями.       Река?       Моракс бегло прощупывает её – пусто.       «Мы можем остаться? – неожиданно спрашивает Эфир, повернувшись к нему. – Хочу посмотреть».       – На то, как убивают людей? – медленно и доходчиво уточняет Моракс, вскидывая брови. Мягко говоря, он перестаёт понимать, что происходит.       Эфир кивает. И этим озадачивает ещё больше.       «Верно. Я знаю, что произойдёт. Давай останемся, пожалуйста».       Эфир то ли просяще, то ли виновато хмурится. Он утаивает истинную причину и, похоже, пока не собирается ею делиться: Моракс видит по глазам, что даже спрашивать нет особого смысла. Однако Моракс всё ещё колеблется: опасность для них самих никто не отменял.       «С нами ничего не случится, я обещаю. Можем заключить контракт, если хочешь», – Эфир резко выдыхает и поджимает губы. Это довольно серьёзное заявление для Моракса.       Какое-то время он размышляет, но затем кивает:       – Если я решу, что опасность всё-таки есть, мы тут же уйдём. Хорошо? – уточняет Моракс, и Эфир тут же кивает.       Мораксу не нравится происходящее. Как и то, что Эфиру почему-то вдруг захотелось посмотреть на чужие смерти. Очевидно, неизбежные. Моракс хмурится: игры с судьбой – вещь всегда довольно опасная, не хотелось бы внезапно угодить в немилость каких-то высших сил и материй.       Они проходят к лагерю, стараются выглядеть дружелюбно, но в этом нет нужды. Вольные лекари славятся приятным характером, и Моракса с Эфиром, даже не спрашивая причин, приглашают к костру. И от такого гостеприимства даже становится тоскливо.       Наверное, это очень цинично – разговаривать, улыбаться, принимать сочувствия из-за немоты Эфира и при этом знать, что каждый из собеседников наслаждается последними минутами жизни. И ведь даже если сказать им об этом, они вряд ли смогут избежать смерти. Даже если разминутся с той, которую почуял Эфир, вскоре их настигнет другая и, по опыту Моракса, нередко куда более изощрённая или мучительная.       Шутки с судьбой плохи.       Эфир выглядит подавленно, пусть и улыбается окружающим, слушает их истории. Лекари держат путь в какую-то небольшую деревню у подножия горы Ёго, везут лекарства и какую-то материальную помощь. Моракс видит, как Эфир стискивает зубы, слушая чужие планы и полупьяные чаяния.       Абсолютно очевидно: ему жаль этих людей. Так зачем он тогда попросил остаться и посмотреть?       И откуда он знает, что произойдёт?       Моракс ловит себя на том, что ему становится интересно.       Жаль ли ему этих людей? Наверное, опять прозвучит цинично, но не особо. Он на своём веку повидал столько смертей, похоронил столько хороших людей, что и считать нет смысла. Жаль, что это лекари, которые могли бы помочь ещё многим, жаль тех людей, кому они везли провизию. Но за сам факт их скорой смерти – нет.       Моракс продолжает улыбаться и разговаривать, рассказывает какие-то истории о Лиюэ – конечно, по одежде понятно, откуда он, – постоянно фоново сканирует окружение, ведь меньше всего ему хочется угодить в ловушку. Но ничего не предвещает беды. Ни запахи, ни магический фон, ни банальное чутьё. Ничего не кажется подозрительным.       До тех пор, пока Моракс не осознаёт, что приходится говорить в полный голос, чтобы его было слышно через шум реки, хотя когда они подходили к лагерю она лишь приятно журчала на порогах.       Река?       Моракс снова прощупывает магический фон реки. И снова не чувствует ничего подозрительного. Эфир замолкает: неотрывно смотрит на реку, потягивая чай, которым с ним поделились. Он явно ждёт. Кто-то из особо пьяных идёт купаться под согласное улюлюканье.       – А гх… где Бар-р-рнс? – раскатисто вопрошает усатый коренастый дварф, покачивая в руке деревянную кружку. По блеску в глазах понятно, что ему остро необходим собутыльник, чтобы продолжить пить, но сидевшего с ним второго дварфа действительно не видать. Моракс скользит взглядом по лагерю. Куда он пропал?       – Он же пошёл умыться, – тут же отзывается молодой паренёк, дёргая пятнистым ухом. А затем оглядывается и ведёт носом: кажется, он из всей компании не только самый трезвый, но и самый ответственный. – Странно, не вижу, он уже давно ушёл.       Ушёл умыться и не вернулся. Конечно, мог уснуть, пойти прочистить желудок, мог просто заплутать в лесу, пьяному и в трёх аралиях заблудиться не проблема. Но он ведь пошёл к реке.       Снова река?       Эфир вдруг кладёт ладонь на бедро, словно просит не двигаться с места – Моракс мажет по ней взглядом, а затем проверяет, куда смотрит Эфир. Конечно же на реку.       Вода в ней беспокойная, теперь она больше похожа на бурный поток: шумит, брызгает, с силой ударяет о камни. Барнс мог и без магических странностей просто поскользнуться, и его бы унесло потоками. Может, так и произошло. Моракс чуть прищуривается, оглядываясь: лекари начинают суетиться, кто ищет Барнса, кто просто вдруг беспокойно ходит туда-сюда. Это очень похоже на магию.       Но Моракс не чувствует её следов.       Словно по щелчку пальцев лицо того ответственного паренька, проверявшего палатки напротив Моракса и Эфира, расслабляется. Он выпрямляется, рассеянно оглядывается, но во взгляде ни намёка на присутствие. Он разворачивается и идёт к реке. Моракс следит за ним взглядом и понимает: к воде идут все лекари.       И ясно как день: звать их бесполезно.       На уши начинает неприятно давить, будто Моракс вдруг оказался на глубине пары метров. Он всё ещё не чувствует магии в происходящем, и это начинает откровенно напрягать. Такое воздействие практически невозможно сделать без магии. Возможно, оно происходит на каком-то недоступном Мораксу уровне? Это что-то сильнее Моракса?       Однако Эфир спокоен. Он наблюдает, слегка склонив голову к плечу, не убирает руку с бедра Моракса, в целом ведёт себя так, словно ничего непонятного не происходит. Как будто он чего-то ждёт.       Лекари заходят в воду даже не раздеваясь, идут вглубь реки. Тех, кто ушёл дальше всех, одного за другим смывает усилившимися потоками – и после того, как под водой исчезает очередная макушка, вдруг раздаётся вскрик. Кто-то хватается за головы, кто-то разворачивается и пытается выбраться на берег, хватая за шкирку тех, кто не очнулся. Эфир подаётся вперёд: шоу явно только началось.       В центре реки появляется большой всплеск и оставляет после себя девушку: она стоит на воде, но набегающие потоки всё равно хлещут её по икрам, словно под ней просто возник камень. Однако она делает два шага вперёд, с размаху топает и начинает кричать.       Точнее, выглядит так, словно кричит.       Моракс морщится: давление на уши усиливается, но он не слышит её крика. И именно в этот момент Моракс начинает догадываться, что происходит.       Девушка – а если быть точнее, сирена – практически парализует криком тех, кто пытается убежать. Видимо, первое её воздействие было достаточно слабым, раз даже тонуло в шуме волн, и кто-то наиболее устойчивый к таким воздействиям быстро очнулся. А дальше, возможно, испугался холода воды или тонущего товарища и криком разбудил ещё некоторых.       Вот только это бесполезно. Они все, к сожалению, обречены.       Светлая, синеватая кожа сирены блестит в свете луны и костра чешуйками, словно золотыми. Она, кажется, сменяет крик на пение, начинает манить вновь зачарованных к себе, в воду, на дно. Мораксу сложно судить о её действиях: он не слышит пения и может понять что-либо только по движениям или давлению на уши. А оно немного уменьшилось по сравнению с первым криком.       Сирена присаживается на корточки и, улыбаясь и качая головой, мягко ведёт по поверхности воды, мол, посмотрите, как тут хорошо. Её накрывает брызгами, по бёдрам хлещет вода, но она не двигается, словно под ней и впрямь обычная земля, а не бушующая стихия. Лекари идут к ней, тянутся, их одного за другим смывает потоками – течение вдоль дна, должно быть, тоже ускорено.       Последним идёт ответственный ушастый юноша. Поразительно, но он доходит до сирены, за что получает поощряющее поглаживание по голове. Сирена ещё недолго ему что-то поёт, а потом слегка надавливает на голову.       Его тоже забирает вода.       Река притихает, становится не такой бурной, но всё ещё шумит – сирена вскидывает взгляд и вперивает его в Моракса и Эфира. Снова встаёт и топает, кричит. Ведёт рукой, и вода неподалёку закручивается в спираль, но Эфир вдруг ощеривается и шипит. Вряд ли, конечно, сирена услышала шипение сквозь шум воды, но она снова выпрямляется, замирает, удивлённо склоняя голову к плечу. Какое-то время всматривается в Эфира, а затем медленно идёт к берегу. Река с каждым её шагом становится спокойнее и спокойнее, пока совсем не стихает до привычного шуршания.       Она подходит немного неумело, слегка покачиваясь и неуклюже ставя ноги: явно редко бывает на суше. Но Эфир не двигается с места, словно специально пытается отвести сирену от её стихии. Она смотрит исключительно на Эфира, останавливается в двух шагах, внимательно рассматривает его, непонимающе хмурясь и гибко склоняя голову то к одному плечу, то к другому. Она размашистым движением зачёсывает зелёную чёлку назад, указывает на Моракса, а затем себе в грудь. Эфир в ответ недовольно фыркает и качает головой; сирена поворачивается к Мораксу, топает и кричит. На уши снова давит.       Неожиданно Эфир хватает Моракса за руку и показывает сирене его запястье, вновь грозно шипит. Сирена недовольно кривится, обиженно дует губы, поглядывая на Моракса, словно у неё только что его отобрали, и понуро опускает плечи. Эфир отпускает руку, тихо вздыхая.       «Можешь передать ей, пожалуйста, – вдруг просит он, – что Шунн’луу на Чёрном рынке и попробует сбежать, как только предоставится возможность?»       Моракс тут же повторяет слово в слово, но только увидев реакцию осознаёт, о чём речь. Зелёные волосы, Чёрный рынок: напротив Эфира продавали, судя по всему, сестру этой сирены. Она горько жмурится, закрывая руками рот, и, наверное, если бы всё её лицо и без того не было влажным, Моракс и Эфир увидели бы слёзы. Сирена шмыгает, а потом указывает на землю, тут же разворачивается и убегает в реку, в которой пропадает с громким плеском. Моракс и вдохнуть не успевает, как она показывается снова, но на этот раз с сумкой в руках.       Подойдя ближе, сирена рваными движениями выцарапывает из сумки книгу и тут же отбрасывает всё кроме неё в сторону. Лёгкий пас рукой, и вся влага вытягивается из страниц в водный пузырь, который улетает обратно в реку. Книга больше похожа на дневник или небольшой журнал, но взгляд Моракса сразу цепляется за клеймо лекарей: это книга кого-то из только что убитых, ещё даже можно прочитать текст. Сирена открывает последние исписанные страницы, указывает на последние строчки, а потом указывает на телегу лекарей.       «Что такое ни-ри-тас-тил?» – по слогам читает сложное слово Эфир, а затем поднимает озадаченный взгляд.       – Ниритастил – это редкое лекарство от иназумской кори, – задумчиво тянет Моракс. Около названия значится объём: сорок ампул. Это курс лечения на четырёх взрослых людей или восьмерых детей. И если иназумская корь за прошедшие пару сотен лет не изменилась, то если не привезти это лекарство в деревню сейчас, они заразятся все. Моракс смотрит на сирену. – Ты хочешь, чтобы мы сделали работу тех, кого ты забрала?       Она снова грустно кривится, в выражении лица заметна тень вины. Сирена впихивает книгу в руки Эфиру, смеряет его напоследок долгим взглядом, а потом снова убегает в воду, оставляя Моракса и Эфира наедине с моральной дилеммой.