Осколки памяти

«— Жить хорошо, и вдруг в какой-то день умереть – это жизнь. И вдруг, упав с неба, начать заново жить тоже. Поэтому просто живи, как велит сердце. Делая то, что хочешь, живи во всю. Просто во всю. Окей?» «Scarlet Hearts of Goryeo»

Операция проходит успешно, и вроде всё, можно выдохнуть, вот только Серёжу пока вся ситуация напрягает. Где-то на подкорке зреет догадка, что Губерниев уже начал его поиски, а, зная этого человека, он ведь правда, кого хочешь из-под земли достанет, но Серёжа откидывает эти мысли прочь, уступая место более волнующим. Его лицо окутано эластичной повязкой, он в который раз за эти несколько недель подходит к зеркалу, прикасается к этой самой повязке, спрашивая сам у себя: — И кто же я теперь? В голове нет ни единой мысли, что там под повязкой, понравится ли ему то, что из него сделали. Он ведь полностью доверился пластическому хирургу, а теперь мается, хотя даже если под повязкой окажется джигит, торгующий мороженым в привокзальной кафешке, Матвиенко всё равно будет счастлив, потому что он сможет начать всё сначала даже в таком образе, конечно, придётся попривыкнуть, но это лучше, чем жить с мужем-тираном. Спустя четырнадцать дней в палату к пациенту заходил его лечащий врач. С тех пор, как он доверился этому человеку, он лежал в отдельной палате, дабы никто не задавал вопросов, да и всецело не беспокоил вечно шугающегося от любых шорохов по ту сторону двери пациента. Позов заходит с улыбкой, смотрит недолго на повязку на лице Сергея и говорит: — Думаю, нам пора от неё избавиться. Дима аккуратно избавляется от эластичной повязки, медленно снимая ее слой за слоем, а когда доходит до последнего, его улыбка на долю секунды испаряется. Вся повязка тут же падает на пол, выскальзывая из рук врача, он падает на пол, смотря испуганно на Матвиенко, Серёжа пугается вместе с ним. — Что? Что-то не так? — сглотнув неприятный ком, спрашивает Серёжа. Матвиенко подходит к зеркалу, пока Позов сидит на полу и пытается прийти в себя, пациент осматривает своё новое лицо, понимая, что если раньше, смотря на него, люди вряд ли могли сказать о том, что где-то далеко в Армении у него есть родственники, то сейчас армянские корни бьют через край. Матвиенко дотрагивается до нового себя и, кажется, ему начинает нравиться, он улыбнулся. Дима понимает, что если продолжит здесь сидеть, не оправдается перед этим человеком никогда в своей жизни, он ещё раз переводит взгляд на этого нового человека и сглатывает, а затем на ватных ногах поднимается, возвращая себе вертикальное положение. Он покидает палату, так ничего и не объяснив. До своего кабинета он добирается всё на тех же ватных ногах, кажется, ему что-то говорит медсестра, однако он лишь отнекивается, откладывая все дела на потом. Дверь закрывается на замок, Позов, не отпуская ручку, опускается медленно на пол, откидывает голову на дверь, прикрывает глаза. — Быть не может… Как, как я мог это сотворить? Он не понимает, как теперь будет смотреть в эти карие глаза. Он сделал сумасшествие, чтобы помочь одному человеку и залечить по сей видимости собственные раны, Дима неосознанно создал мужчину полностью армянской внешности, похожей идентично на его покойного любимого. Внутри всё сковывает, сердце пропускает пару тройку ударов. — Мне ведь будет нужно как-то ему объяснить? Да как я мог из него сделать армянина?! Боже, что делать? В палату к пациенту с новым лицом, он возвращается спустя пару часов, приняв четверых пациентов на консультацию. Он вновь назначил пару операций, однако избавиться от мыслей всё никак не получалось. Он заходит в палату, натягивая улыбку, однако его выдают глаза. Не зря классики говорят, ты можешь улыбаться сколько сердцу угодно, но вся ваша боль будет отражаться в глазах. — Что-то не так? У вас что-то случилось? — Сергей, я всё могу вам объяснить, мы всё можем исправить, разумеется, за мой счёт. — Что вы, доктор, о таком я и мечтать не мог, он меня точно не узнает, да и меня вполне устраивает новое лицо, ощущаю себя более уверенно, что ли. — Так вас всё устраивает? — уточняет пластический хирург и, получив кивок, улыбается в ответ. Врач ещё минут семь смотрит на этого мужчину, пытаясь как можно быстрее заставить собственное тело уйти, но оно его и вовсе не слушается, так бы он и остался стоять на месте, если бы дверь позади него не открылась, и в неё не вошла медсестра. Позов впервые был так благодарен своей помощнице, которая в очередной раз врывалась в палату без стука, обычно он её журил, но сейчас лишь мысленно благодарил. Дима лишь склонился, после чего, наконец, заставил себя уйти. «Странно, почему моё новое лицо так не понравилось доктору изначально? Ведь теперь я наконец смогу жить спокойно, а, может, и вовсе, начать жизнь с чистого листа, от другого имени?» — подумал Серёжа и, вслед за Дмитрием, вышел.