Happy death

      Пятый день прошёл куда спокойнее и лучше остальных. Кажется, как бы Альфред не старался составить о себе самое плохое мнение, я всё равно нашёл в нём что-то родное. В соображениях, пониманиях. Днём он, бывало, гордо расхаживал вокруг бассейна, а потом с разбегу нырял туда, играл в видео-игры поочередно в своей комнате и гостиной, баловался с едой. Но вот вечером он становился серьёзным. Будто взрослел. Как он сам сказал: "Волшебство вечера немного меняет людей".       Кажется, мы говорили о многом. Если бы не некая непринужденность, которую он создавал самим своим существом, то я бы разревелся. Я, как человек эмоциональный, действительно бросаюсь в крайность и могу пустить слезу, если тема разговора действительна достойная. Серьезная и взрослая.       Но вначале мы поговорили о желаниях: — Ну, я… — замялся Альфред. — Что? Что-то одновременно близкое, но недосягаемое? — предположил я. Он кивнул. — Понимаю. У меня тоже так было. Мне казалось, что даже если я просто чуть приподниму руку, то ухвачусь за мечту. А брат сказал, что если я воплощу мечту в жизнь, если я возымею желанный предмет, то всем может быть плохо. — Книга рецептов, что ли? — и тогда я его первый раз за день ударил. Но обычно люди делают не такое лицо, какое сделал он. Будто реакция на боль заторможена, как у ребенка. Но тогда ведь царило Волшебство Вечера, и я просто не стал задумываться над этим.       Он заставил рассказать о себе: — Ладно-ладно, — я чуть поёрзал на диване. — Хотя, подожди-ка. Ты же тогда сразу лег спать. — Я хотел, чтобы ты поспал. Ты выглядел так, будто все выходные пил, да так, что даже к вечеру понедельника не успел опохмелиться. Я прав, да ведь? — Пфт, конечно нет, — усмехнулся я. И пил я только в субботу. Или в воскресенье?.. Но он уже уставился тем испытующим жадным взглядом, с которым детки ожидают сказку. Да уж, время восхитительных сказок в прекрасный августовский вечер. — Хм, хорошо. Почему я работаю художником… — …самоучкой. — Цыц, — посмотрел на него недовольным взглядом. — Да, самоучка. Ещё в школе я сходил как-то один раз в кружок рисования, мне понравилось. Но я не люблю коллективную работу, особенно когда пишешь свою работу, а чья-нибудь нахальная рожа заглянет тебе в лист. Да и незнакомые лица вгоняли меня в ступор. Там, что странно, были одни старшеклассники и один я — школяр. Поэтому, отходив пару занятий и набравшись базовых знаний у преподавателя, недалекого умишком, я накупился кучей книг-самоучителей. Пробовал себя в разных стилях. И лишь один пришёлся по душе, хотя, пока я его не нашёл, уже прилично рисовал портреты. — Мистер, если подумать, не похоже, что ты точно психолог. Вот по глазам вижу, что нет. И знаешь, ты явно врёшь, что это гены. У тебя нет дожора, как у меня, — уверенно заявил он, сидя передо мной на полу. — Тихо, юноша. Ты точно клоун, чёрт возьми, — вздохнул я. — К концу школы моя душа полностью окунулась в музыку. Но меня выгнали из группы из-за этих же рисунков. А потом я услышал, что по соседству умирает одна миссис. — И тогда ты впервые преподнёс кому-либо свой комикс? — кажется, Альфред серьёзно был в этом заинтересован. Я навсегда ухожу через два дня, мы больше не увидимся, что я теряю, рассказывая о себе? — Да. Я решил, что ей лучше умереть с улыбкой. — И почему? Современный человек из-за такой дурацкой сентиментальной причины не станет делать людям добро. Ты-то тем более. — Ты хочешь сказать, что будто знаешь меня? Но да, ты прав, я бы не сделал что-либо без причины. Она была. Эм… я стараюсь не смотреть в прошлое, но в последнее время, как дела идут в гору, я всё чаще и чаще вспоминаю своего брата. Он умер, когда я был школьником. Он, кажется, как-то говорил, что хочет умереть счастливым. Улыбаясь или даже смеясь. А меня тогда рядом не было. Поэтому эта соседка стала для меня стартом. Но что единственное не дает мне покоя: как бы ни была печальна история, мне до сих пор смешно с её потуг. Но ты не подумай, что я над всеми так смеюсь. В итоге она сразу умерла, как только выдавила из себя последний смешок. И так было несколько раз со следующими людьми. Кому бы я ни приносил, все умирали после хотя бы одной прочтённой страницы. Я всегда почему-то приходил вовремя. Я решил опровергнуть свою же гипотезу: устроил встречу умирающему старику, а сам не явился. Засёк время, через которое он должен умереть, прочтя страницу. И он умер в точно отведённый мною срок. Я об этом пожалел. — То есть, эти люди уже настраивались умереть в определенный момент, ничего ты не вовремя приходил, — высказался Альфред против меня.       Я посмотрел на него снова, так как во время рассказа старался не встречаться глазами. Его лицо было серьёзное. Но с немного поднятыми уголками губ. Такая полуулыбка появляется, когда правда интересно. Правда. Мне от этого стало приятно. — У меня никогда особо друзей не было. Если только враги. Но один враг уже настолько враг, что скорее даже друг. Выбирая, куда я хочу поступить, я последовал его примеру — решил стать психологом. Чтобы лучше понимать людей, ведь как можно общаться, не понимая собеседника? Но рисование, по совместительству — работа, не приносящая дохода, омрачало все мои знания. — Бросил? — Сбежал. Ещё до всяких зачётов, так как понимал, что знания мои ничтожны, а учить что-либо просто нет сил и желания. А работать на этом поприще так и остался. Матушка меня выгнала из дома, дав немного на еду и предоплату к жилью. Мне с ним немного не повезло. Особенно с соседом. Но вскоре я его сменил. Экономил буквально на всём, даже на еде. И когда мы снова встретились с родней, меня назвали скелетом, хотя я занимался спортом. Занимался, — с напором повторил я, так как Альфред деланно закатил глаза. — Потом это стало приносить чуть больше дохода, а потом даже как-то наладилось дело. Издательства брали в долю. — Но потом тебе всё осточертело, и ты свалил сюда? — я кивнул. — А ты никогда не задавался вопросом, почему они смеются над твоими работами? Ведь ты наверняка перечитывал свои первые комиксы и нашёл их глупыми, — я задумался. А ведь действительно, это было настолько глупо, что смешно, но и настолько печально, потому что так же глупо. — Не уверен, что твой юмор так уж хорош.       Альфред встал с пола и посмотрел на меня сверху вниз. — Я уверен, ты думал, что они смеются лишь из вежливости. Да чёрт знает, о чём думают старые тетки при смерти. Умирая, они желают лишь добра окружающим, да чтоб внучёк сильно не плакал. И дивный покой и умиротворение, что даже пальчик перед носом рассмешит их. — Тебе-то откуда это знать? — Я же говорил, — чуть нахмурился он. Я вспомнил его рассказ. — Только я чувствовал злость. Оттого, что меня оставили в живых с таким недугом, я просто готов был руки рубить от собственной беспомощности. Так что, Мистер Артур, в твоих работах нет ничего гениального. И люди, что отсюда, ничем не отличаются от англичан. Да и от всех людей вообще. Они просто не хотят расстраивать человека, который трудился для их веселого упокоения.       Говоря это, принижая меня, ставя на место, он всё постепенно склонялся к моему лицу. Я уже видел своё отражение в его очках, но он резко выпрямился, пожелал спокойной ночи и пошёл наверх. А о себе он толком не рассказал, хотя я и так почти всё о нём знаю. Мне понравилась эта беседа. Я действительно разговариваю с умным человеком, который предпочитает пользоваться умом, когда нужно, а не разбрасываться умными терминами направо и налево. Когда нужно — он весел, когда я хочу поговорить — он становится серьёзным. Но только не когда я говорю о грязном белье. Его он просто кидает в бассейн, куда я точно не полезу.       Я даже поднялся наверх, в его спальню, где ночевал лишь один раз. Где очень хорошо выспался. — Что такое, Мистер Артур? — он недавно перешёл уже на такое прозвище. Было уже темно, и свет от фонарей с улицы падал на пол. Можно было сказать, что комната была достаточно освещена, чтобы не запнуться о его игрушки, и достаточно тёмная, чтобы нормально спать. — Ты проникся разговором, и поэтому пришёл? — Нет, конечно, — решительно заявил я. — Ты… ты опять не ужинал, — покатил опять свои колёса. Мне ведь хотелось продолжить говорить с ним, но признавать этого я не хотел. — Я подвинусь, если что. Я у стеночки люблю.       После недолгих поисков у него в шкафу хоть какой-нибудь спальной одежды (для него же), я ни с чем отправился на его изумительную двухместную кровать.