Если я сам считаю себя болваном, идиотом, придурком, то каким меня видят окружающие? Наверняка ещё совсем маленьким ребенком, посчитавшим, что он сам всего добьётся. Как итог — меня считают безалаберным, бесхребетным, безответственным, слабохарактерным и до такой степени не уважающим семью и себя, бросив учебу, что матушка выгнала меня из дома. А я почему-то даже не жалел об этом, ведь я стал самостоятельным.
У меня есть любимое дело, плата за которое мало-помалу растёт, я больше не слушаю их наставлений, не слышу по сто раз на дню как нужно жить, есть-пить и одеваться, как вести себя в обществе и как разговаривать с дамами. Всё это просто вылилось через край, молодой ещё тогда "я" не выдержал. Да мало ли кто выдерживает, но они просто тихо бесятся и продолжают нагибаться под их советами, лишь бы не выгоняли из дома и не лишали его денег.
Мне же нужна была свобода — и я её получил. Не скажу, что университет был для меня просто "временным пастбищем". Мне там нравилось, лекции велись достаточно интересно. Но всё, что я делал, — это рисовал и продавал свои комиксы. Я ничего не учил, ни с кем не знакомился, в библиотеки ходил лишь для того, чтобы порисовать в тишине. Так что побег оттуда был не совсем взбалмошным решением.
Так вот, становится ли человек в своих глазах взрослым, если сам же видит, что поступает глупо и многое упускает? Наверное, я уже сто раз седой старик. И мне нравится находиться в таком страдающем грустном состоянии. Потому что я и есть этот болван, идиот, придурок.
Я не знаю телефона Альфреда. И он мой тоже. Я знаю только адрес, а ещё, что он никуда из дома не выходит, и продукты там появляются каким-то волшебным способом. Даже я не замечал, но, наверное, кто-то их ему приносит утром. Те же соседи, например. Или у него хватило денег подделать документы, чтобы в его дом каждый день привозили еду, якобы для старушки. Он и меня облапошил. И я, что странно, совсем не сержусь. Даже простил, хотя это парадокс.
Я стою сейчас на автобусной остановке. Светит солнце, жара. Резвится детвора, рассекая по улицам на велосипедах. Может, мне перестать быть идиотом?
***
Дверь в дом Альфреда открыта. Я будто по-новому начал, с самого начала. Всё так же одет, по-летнему, волочу за собой свой маленький чемоданчик… Хотя нет, чемодан изменился: я купил себе больше размером, чтобы вместилось больше белья. В правой руке держал пакет с продуктами, потому что видел, что в холодильнике стало пусто.
Я думал, Альфред будет сидеть и ждать меня у двери, захлёбываясь слезами, но это просто так, фантазия. Я увидел Джонса через стеклянную дверь, когда зашёл в гостиную. Он расслабленно лежал около бассейна, раскинув руки и ноги. Он не мог заснуть, так как меня не было от силы часа два.
— Альфред, — он резко развернул корпус, опершись на локти. — Я… это… подумал, что… Ещё на недельку могу остаться, наверное, — чёрт, я трушу как школьник. Хочу сказать, что я пошутил, и убежать, но как-то поздно.
— Нифига себе ты думал, — он продолжал хлопать глазами. — Я не надеялся, что ты вернёшься.
— Д-да, я просто зашёл в отель и забрал все свои вещи, заплатил за номер. И… и шоколад купил, ты вроде шоколад хотел.
— Хотел.
— Пойду в холодильник уберу, а то растает.
— Д-да, убери.
Он уже смутился, значит, скоро дойдёт. Я уже готов, что он кинется ко мне обниматься. Ну, скорее, даже набросится. И я был чертовски рад, что он догнал меня на полпути. Не заливисто хохоча, а просто счастливо улыбаясь.
И ясное дело, что людей счастливыми делают не эти дурацкие комиксы, которые я всё равно продолжу рисовать, а внимание, которое я им оказываю. Даже если я их впервые вижу, они знают, что я знаю о них всё. Что я не отвернулся, даже если они делали ужасные вещи в своей жизни. Может, они смеются вовсе не оттого, что я рисую что-то воистину смешное, а оттого, что просто рады.
Ну, так что ещё нужно, чтобы умереть счастливым?
