***
Весь следующий день для Эмиля проходит как в тумане. И дело даже не в том, что подъём Дмитрий Андреевич здесь начинает в шесть утра (для любителя подольше поспать и этого достаточно, чтобы плохо себя чувствовать). Сегодня отчего-то Иманов чувствовал себя паршиво. Голова болит, всё тело ломит, будто по нему асфальтоукладочная машина проехала. «Температура, наверное», — думает подросток. Голос охрип, так что теперь он может говорить как среднестатистический бомж. И предпочитает лучше не говорить вообще, лишь бы не услышали. Утром прочихался, прокашлялся и вперёд. Масленникову совсем необязательно знать, что из-за его вчерашнего непослушания он умудрился заболеть. Более того, не дай Бог, тот узнает! Только ближе к обеду Макс, смотря на то, что друга слегка знобит, решает не молчать. — Подойди к учителю, — серьёзно и строго говорит тот. Они подходят к лестнице, когда у Эмиля начинает кружиться голова, и он успевает ухватиться за перила. Макс обеспокоенно смотрит на друга. — У тебя, скорей всего, температура высокая, а ты молчишь! А если что-то серьёзное? Например, воспаление? — Нет уж, — еле хрипит парень. — Я вчера накосячил. Теперь под страхом смерти не подойду к нему. К тому же, я знаю, что он скажет. — Так я могу то же самое сказать, — отвечает Киселёв. — Он же говорил специально для тебя, чтобы ты не рыпался! Нахер ты вообще туда попёрся?! Да ещё и один! — Макс, успокойся, — шатен закатил глаза. Ему, конечно, льстит забота друга, но он реально уже достал. Его, наверное, весь дом слышит. Они садятся на первые ступеньки лестницы. И в этот же момент некоторым ученикам, живущим на втором этаже, нужно было спуститься вниз. Эмиль прижимается ближе к другу, буквально впечатывая того в стену. — Всё нормально будет. Что я, первый раз простудился? У меня иммунитет… — начинает говорить кареглазый, но Киселёв не хочет его слушать. — Вот только не надо ничего говорить про иммунитет, — перебивает блондин. — У тебя он с рождения слабый! Тебе лечиться надо! Ей-богу, Эмиль, не расскажешь – сам расскажу! — Только попробуй, — угрожающе говорит он, — я с тобой дружить перестану! И вообще, ты говоришь так, будто у меня рак, — тянет Эмиль, после чего его снова одолевает дикий кашель. — Серьёзно, бро, от простуды ещё никто не умирал. — А ты умрёшь, — уже спокойнее отвечает друг, — если пустишь всё на самотёк. — Кто здесь умирать собрался? — слышится голос учителя. Вздрагивая и нервно соскочив со своего места, Иманов надеется, что выглядит куда лучше, чем чувствует себя. Но зря беспокоится, потому что, кажется, мужчина не заметил его состояния и просто наблюдает за друзьями. Они некоторое время молчат. Макс порывается рассказать их «надсмотрщику» о проблеме Эмиля, но последний замечает это и резко одёргивает за рукав. Блондин смотрит на друга и читает в его глазах просьбу (нет, даже мольбу) «не надо». Киселёв сдаётся. — Никто, — сглатывая ком в горле, отвечает он. — Вам, наверное, послышалось, Дмитрий Андреевич. — Эмильен, ты какой-то не такой сегодня, — присматриваясь к Иманову, говорит учитель. — Молчишь весь день, ничего не делаешь… Заболел? — язвит брюнет. Парням, стоящим перед математиком, хочется засмеяться от точного попадания последнего в ситуацию. Эмиль понимает, что если он сейчас начнёт говорить, то сдаст себя с потрохами. Ещё и голова так некстати снова начинает кружиться. «Ох, только бы не упасть!», — мысленно молится шатен. Ситуацию спасает Макс. — Он просто не выспался, — говорит он. — Сейчас пойдём, подышим свежим воздухом и он будет как огурчик. — Потом поды́шите, — говорит Масленников. — Сейчас все соберутся, у меня будет для вас объявление. Дима, осматривая помещение, хмурится, когда не находит троих учеников. Он же русским языком сказал, что через пять минут они должны быть, в гостиной. Все, кто приехал сюда, стояли здесь, кроме Коли, Егора и Андрея. Мужчина не понимает, что сложного в его просьбе прийти и послушать учителя? «Господи, — думает он, — как же Полинка справляется с тридцатью учениками, когда я и с половиной справиться не могу!?». Это одна из немногих причин, по которым Масленников не соглашался быть классным руководителем. Математик отходит от них и встаёт посередине комнаты. «Ну, семеро одного не ждут», — про себя говорит он, начиная свой монолог. — Итак, класс, — обращается он, — вчера я говорил вам, чтобы никуда без меня не уходили. Вечером, один из вас, — брюнет поворачивается в сторону Эмиля и с укором смотрит на того, — всё-таки ослушался и ушёл. Повторюсь, так делать нельзя! Захотели прогуляться – не отходим далеко от дома! Иначе отправляемся с водителем домой досрочно. Я не собираюсь нести ответственность за ваше наплевательское отношение к моим правилам. Я придумал их не потому, что мне так захотелось. А для того, чтобы домой вы вернулись целыми и невредимыми, — класс слушал внимательно. Кого-то распирало любопытство, кто же осмелился забить болт на уговоры учителя. Кто-то уже знал. Как правило, это те, кто живёт с нарушителем в одной комнате. А кому-то было всё равно. Плевать, кто там был такой смелый, главное к ним претензий нет. — Надеюсь, вы меня на этот раз поняли! Да, и ещё, — вспоминает Масленников, — в семь жду всех на заднем дворе. Устроим «Вечер барбекю». А пока, все свободны, — снова разворачивается в сторону двух подростков и замечает, что Эмиль бледный. А ещё замечает, что того штормит в разные стороны. «Ну вот, — думает учитель, — реально, походу, заболел!» Эмиль не ждёт, когда уйдет Дмитрий Андреевич, чтобы двинуться вперёд на выход. Он делает четыре шага и теперь встаёт почти рядом с ним. Это была самая большая ошибка для того, кто пытался скрыть своё болезненное состояние, потому что его тут же качнуло вперёд. Дима реагирует сразу и под собственный возглас «Эй-эй-эй!», крепко подхватывает парня за бока, ведет его к ступенькам обратно, усаживая. И не обращая внимания на то, что за ними наблюдают те, кто не успел покинуть помещение. — С тобой всё в прядке? — глупый вопрос, ведь, на самом деле, мужчина видит, что ученик не в порядке. Эмиль старается не говорить. — Ответь мне, не молчи, Иманов! — Нормально... — как можно правдоподобней отвечает парень, но охрипший и дрожащий голос выдаёт противоположный ответ. Макс уже не видит смысла молчать. — Он, кажись, простудился. С утра такой. Вам не хотел говорить, потому что, не хочет беспокоить, — тут же выдаёт блондин. Эмиль цокает. — Макс, я с тобой в разведку не пойду, — обиженно заявляет кареглазый. Дима почти не обращает внимания на последнюю реплику ученика. Он обхватывает лицо ученика, осматривая. И ему сейчас всё равно, что это выглядит двусмысленно и неправильно. Зато не всё равно, что ученик тяжело дышит, хрипы в лёгких слышны без стетоскопа, а сам парень закашливается так сильно, будто вот-вот задохнётся. Нехорошо. — Может, скорую? — предлагает Масленников и видит, как Эмиль широко открывает глаза и начинает мотать головой. — Нет-нет-нет, не надо скорую, пожалуйста, — просит он. — Просто голова немного закружилась, и всё. Можно я просто пойду посплю? Отлежусь и завтра буду как новенький, — в ответ математик лишь пристально смотрит на него и думает, вроде состояние не критичное, но почему-то решает уточнить: — Уверен? — Да, — твёрдо отвечает мальчик. По-хорошему, Диме надо бы настоять на своём, вызвать скорую помощь и отправить пацана домой. Но он ему верит. Спрашивает у Киселёва, сможет ли тот проводить его до комнаты, и, получив положительный ответ, уходит по своим делам. Сердце не на месте от того, что ему приходится оставлять больного ребёнка одного, но у него есть ответственность и за других. Никто, кроме него, не будет искать троих идиотов, не появившихся на общем собрании. Дима, пока идёт по цветущей сиренью улице, в поисках пропавших учеников, думает, что не справляется со своей временной работой. У Полины лучше получалось руководить толпой учеников, в отличие от него. Она знает подход к каждому ребёнку. И к девчатам, и к мелкому мажорику Соболеву, и его друзьям, и, конечно же, к строптивому Эмилю. Эмильен. Красивое имя. Редкое. Необычное. Как и сам обладатель. В чём заключалась необычность этого парня? Во всём. Начиная с внешности и заканчивая внутренним противоречивым «содержанием». Дерзкий, но в то же время скромный. Умный, но частенько делает глупости. Добрый, но, вместе с тем, может и врезать так, что мама не горюй. Самостоятельный, но до сих пор нуждающийся в поддержке. Взрослый, но такой ребёнок. Когда Дима замечает на одной из улиц заброшенный особняк, в котором просматривается три силуэта. Мужчина понимает три вещи: один – он всю дорогу улыбался, два – его мысли слишком быстро и резко переключились с Полины на ученика, три – этот самый ученик уже второй день не выходит из мыслей. После той ситуации на реке, мальчишка будто поселился в его голове. Сегодняшняя близость с ним (когда он ловил его и не думал, что прижмёт его так близко к себе) только усугубила положение. Отмазка, что мужчина не гей, тает с каждым днем, как мороженое на солнце. Нравится ли ему Эмиль? Возможно. Или это обычное любопытство к необычному мальчику. Скорей всего, так и есть. Пока Дмитрий думал, даже не заметил, как близко он уже подошёл к особняку. Математик смотрит на почерневшие от гари наружные стены здания и понимает, что заброшенным оно стало после пожара. Обычно заброшки должны вызывать страх, но сейчас день, да и от здания остались одни стены, без окон, дверей и крыши. Это не страшно, если внутри не поселился какой-нибудь маньяк, скрывающийся от полиции. — Эй, здесь кто-нибудь есть? — не зная зачем кричит Масленников, смотря на второй этаж, он же давно их заметил. — Если что, я вас уже увидел. Давайте не будем играть в прятки, и вы просто спуститесь. — А вы ругаться не будете? — со смешком кричит Прутков. — Ой, а вы, прям, напугались… — тянет учитель, когда те выходят из особняка. — Вы там кальян курили что ли? — Дима скривился. Табаком, и правда, несёт за километр, и в некоторых местах даже видно, как из окон валит серый сгусток вредоносного газа. Это сколько же надо выкурить, чтобы стоял такой дымоган? На всю жизнь вперёд пытались накуриться? — Шкреду отчего-то становится не смешно. Он только стыдливо опускает голову, как нашкодивший котёнок, и надеется, что математик сегодня в хорошем настроении, и пареньку не сильно попадет за выходку всей их немногочисленной компании. — Дмитрий Андреевич, я не курил! — Егор, конечно же, сразу начинает отнекиваться, и Масленников понимает почему. Он один из немногих из класса, у кого строгие родители. Если они только узнают, что их сын непотребствует (неважно, что это будет: сигареты или алкоголь), свободы парню не видать до самого начала учебного года. Никаких друзей, никаких гулянок, могут даже интернет отключить. Типичный домашний арест. — Конечно, не курил. Рядом стоял, да? — учитель не может вспомнить, сколько раз в своей жизни он слышал эти отмазки. Универсальный ответ на вопрос родителей «Почему от тебя пахнет табаком?». — Пожалуйста, не сдавайте нас! — умоляюще просит Андрей, пока бежит следом за учителем, чтобы догнать. — Мы все, что хотите, для Вас сделаем! – парень говорит за всех, но никто не возражает. — Я бы с удовольствием согласился, — улыбаясь, отвечает мужчина, — но рабов не беру. — А чего это? — уж очень наигранно удивляется Коля, который до сего момента молчал. — Вы против рабства, Дмитрий Андреевич? — Закон против рабства, Николай, — устало отвечает брюнет. — Так, сейчас до коттеджа идём молча. У меня голова из-за вас разболелась. Как и хотел учитель, до дома все четверо идут в полной тишине. Шкреда так и подмывает просить его не выдавать родителям сегодняшний поступок. А Масленников и не собирался ничего рассказывать. Он вспоминает себя в их возрасте, когда тоже прятался по заброшкам, чтобы покурить. И, можно даже сказать, что он понимает их. Подростки, не научившиеся ещё жить, в редких случаях не выставляют свой переходный возраст напоказ. В случае с Эмилем почти то же самое: он пытается выглядеть взрослее (по крайней мере, Диме так казалось), и у него получается, но в рамках допустимого. Только математик одного не может понять. Его Юношеский максимализм прячется под маской скромности или за этим стоит что-то большее?***
Врал самому себе, Но так и не поверил. У тебя самые обычные глаза…
Прогулку по парку в обеденное время Антон воспринимает как спасение от рутинной работы. Стены этой школы давили на него, заставляя мужчину задыхаться. Так хочется уже доделать своё дело и улететь вместе с женой на Мальдивы, пока только начало лета и всё впереди. Но Матвиенко требует закончить с этой школой в кратчайшие сроки. Сидя на лавочке, Антон заставляет себя не думать о том, что прошлая встреча с Поповым перевернула его кое-как устоявшийся мир. Но всё равно, думает об этом. О том, как было больно в прошлом, и о том, чего хочется сейчас. С чем можно сравнить такое состояние? С наркозависимостью. Когда вроде завязал, и несколько лет не поддаёшься соблазну. Но, стоит только появиться рядом со шмалью, как тяга проявляется с новой силой. Заставляет вспомнить прошлое, пересмотреть настоящее, чтобы разрушить будущее. Нет. Антон твёрдо для себя решил. Завязал. И возвращаться не намерен. У него замечательная работа и красавица-жена. Он любит Нину. Её смех, её улыбку. Её утончённый галантный стиль. Её чёрные, как смоль, волосы, и бездонные голубые глаза. Правда, влюбился, когда в Нью-Йорке, на Times Square, пять лет назад, она налетела на него, выбегая с фотостудии. Как оказалось, это русская девушка, модель. Прилетела в штаты по приглашению и осталась навсегда. В голове Шастуна что-то щёлкнуло, будто он увидел что-то невероятно ностальгичное. Познакомились и через некоторое время Антону пришла в голову безумная мысль – сделать ей предложение руки и сердца уже после четвёртого свидания. На свадьбе были все. Родители с обоих сторон, Димины родители и сам Дима, близкие друзья. Даже Сударя удалось вытащить (он, как оказалось, не любитель перелётов). Главного зрителя, из-за которого он пошёл на этот спектакль, так и не было. Да и Антон сомневается, что тот вообще что-то знает о жизни бывшего ученика. На тот момент прошло уже два года, и Попов ясно дал понять, что с ним – Антоном – наигрался. Шатен крутит кольцо на безымянном пальце, пытаясь уговорить себя, что любит Нину. Хотя понимает (но категорически отрицает), чьей именно копией является девушка. — Антон, — до боли знакомый голос разрушает тишину, создавшуюся вокруг парня. Он поворачивает голову вправо и видит Арсения, который словно боится подойти ближе. Шастун ухмыляется. Неужели учитель боится, что он сбежит? «Нет уж, — думает тот, — сбегать на пустом месте – целиком и полностью Ваша прерогатива, Арсений Сергеевич». Зеленоглазый инстинктивно прячет в карман руку с кольцом. Конечно, очень бы хотелось продемонстрировать, что у него всё хорошо и что он счастлив, но решает, что они давно не в детском саду, чтобы хвастаться своими «успехами» по жизни. — Давно ты вернулся? — интересуется мужчина. — Четыре месяца как, — спокойно отвечает Антон. Он всеми силами хочет показать, что равнодушен к нему, но сердце предательски бьётся бешеным ритмом по рёбрам. И Шастун очень надеется, что за семь лет отсутствия в России научился быть в любом случае холодным и равнодушным. Сейчас он смотрит на него снизу вверх, потому что даже не удосужился встать, когда здоровался со старшим. По факту, он и не здоровался. — Это всё, что Вы хотели спросить? — Нет. Нам надо поговорить, — Арсений даже не спрашивает разрешения, когда усаживается рядом с парнем. Садится максимально близко, но Антон не пытается отодвинуться. Он вообще не двигается. — Говорите, — он отвечает безразлично, но кто бы знал, что у него творится в душе. — Мне нечего Вам сказать, Арсений Сергеевич. Кроме того, что Вы – кретин конченый, — а вот тут, сорри, не удержался. — Спасибо, — мужчина совсем не удивился агрессии собеседника и даже улыбнулся. — Слушай, я должен был сказать тебе кое-что важное, — тихо произносит брюнет, пытаясь сформулировать свои мысли, но в голове – сплошная каша. — То, что произошло между нами семь лет назад, не осталось бесследным ни для кого из нас. Потому что, когда я говорил, что не люблю тебя, я врал. Я очень сильно тебя любил. — Что ты несёшь, Арс?! — не выдерживая, Антон начинает повышать голос, потому что ему больно слышать это сейчас. — Любил?! Да ты хоть знаешь, что означает это слово?! Вряд ли то, что ты меня бросил, называется любовью! — Я тебе уже говорил: на то были причины… — филолог по прежнему спокоен внешне, даже несмотря на огненную бурю внутри. — Да что ж ты, как мантру, заладил: «причины, причины»?! Назови хоть одну из них! — Шастун не понимает, как этому человеку удалось одной фразой вывести его из себя? Он же старался оставаться спокойным, но почему-то, всё равно, разошёлся. — Не могу, — тихо отвечает Арсений. — Не сейчас, ангел… Ты думаешь, мне было легко с тобой расставаться? Я чуть не спился и, если бы не Паша, я сразу же вышел бы в окно! — Тогда, зачем?! Зачем, блядь?! Что и кому ты хотел доказать?! — парень уже плохо себя контролирует, когда, напрочь забыв о кольце, обессилено закрывает глаза ладонью. Блеск чистого золота режет Попову глаза. Он с удивлением смотрит на металлический ободок вокруг пальца мужчины рядом. — Ты женат?! — слишком глупый вопрос, потому что вряд ли Антон решил просто так поносить обручальное кольцо. — Да. Я встретил её, когда был сломлен, — шатен, кажется, уже успокоился. — Я два года ощущал себя мёртвым внутри, а она смогла вдохнуть в меня жизнь, — говорит он то, что все эти пять лет брака повторял перед зеркалом. Арсений молчит, не зная, что сказать. Он расстроен. Но всё равно рад, что его мальчик сумел оклематься, так же, как он. Наверное. — В начале августа я закончу проверку вашей школы. В учебное время меня заменит Алексей Владимирович Столяров, а я уеду. И искренне надеюсь, что мы больше никогда не увидимся. Когда мужчина встаёт и уходит, Арсений с огромным усилием заставляет себя остаться на месте. Не видит смысла уже что-то делать. Если сначала он хотел дождаться подходящего момента, чтобы рассказать, что является причиной их расставания, то сейчас он опускает руки. У него жена. Не девушка, даже не невеста. Жена! Арсений её ещё не знает, но уверен, что она хорошая, и уж точно не заслуживает нелюбви мужа. А ещё, он благодарен этой незнакомке, что спасла его ангела от падения в бездну, в которую он лично его столкнул.***
Дима не может уснуть. За стеной то и дело, раздаётся сухой кашель. Судя по всему, он сегодня не прекратится, так что хрен тебе, а не сон, Масленников. А ведь он говорил этому мальчишке, чтобы не уходил на реку ночью. Он вообще много чего говорил ему, хоть бы раз послушался. Нет же. Решил сделать по-своему. Умудрился простудиться на второй же день в лагере. Летом. В плюс двадцать пять. В соседней комнате, вместе со страшным кашлем, уже доносится скрип кровати. Заворочался. Нет. Учитель не выдержит этого всю ночь, поэтому встаёт и идёт к беспокойному соседу. Входя в комнату, математик не забывает включить свет, и то, что он видит, вызывает у него жалость. Иманов лежит на кровати, укутанный по уши в одеяло. Даже невооружённым взглядом видно, как его всего трясёт. Лицо бледное, сам дышит часто, но с трудом. — Дмитрий Андреевич? — удивляется шатен. Голос тихий, хриплый, и даже чувствуется, что ему тяжело говорить. — Что вы здесь делаете? — Не спится. Думаю, из-за того, что кое-кто очень непослушный ребёнок, — отвечает Дима. Он подходит, не церемонясь, пододвигает парня ближе к стене. Дотрагивается до лба парнишки и откровенно офигевает. Эмиль настолько горячий, что температура его тела сравнима разве что с металлом, нагревшемся на солнцепёке в плюс сорок градусов. — Совсем плохо? — зачем-то уточняет брюнет, получая согласный кивок в ответ. Мужчина достаёт из стоящей рядом тумбочки градусник и, ничуть не стесняясь, ставит его подмышку, как маленькому ребёнку. — Дмитрий Андреевич, — плотнее пододвигаясь к учителю, вновь говорит Эмиль. — А я Вам нравлюсь? — спустя какое-то время, спрашивает шатен. «Здравствуйте, блядь!», — была первая мысль математика. Сказать, что он удивился, – ничего не сказать, но очень надеялся, что послышалось. — Ты бредишь? — после недолгого молчания вдруг отвечает Масленников. Он забирает у кудрявого градусник и присвистывает. — Ох, ты ж… — вздыхает. — Тридцать девять и восемь, — сообщает мужчина, но вряд ли больной в состоянии сообразить, что это многовато. Хотя нет. Это – охренеть, как много! — Допрыгался? — укоризненно спрашивает брюнет. — А я знаю, что Вам нравлюсь, — продолжает Эмиль. «Не своё, не наше, несёт парень!», — думает Дима. — Вы вчера чуть не поцеловали меня… — типа, что? Он реально принял ситуацию, как романтический жест? Если честно, математик сам не знает, что на него вчера нашло. Обстановка, окружившая их, заставляла прочувствовать момент, но... Нет! Дима не такой. — Хочешь поговорить об этом сейчас? — А ведь Арс правду говорил, — Что? «Арс правду говорил»? АРС?Так, Диму начинает это напрягать. — Что он говорил? — пытается выспросить учитель. Он же теперь не уснёт, пока не выяснит. — Что Вы похожи на моего парня, — малой, кажется, вообще уже теряется в реальности. — Он ревновал, хотя… Он итак постоянно ревнует, что бы я не делал, — это просто бред какой-то. Ревнует?! Диме сразу вспоминаются слова Полины: «Ревнует, значит, любит». «Любит… Любит, блядь!». Паззл в голове учителя начинает складываться, но он до конца не хочет верить в то, что услышал. — То есть, вы…? — «…встречаетесь» сказать у Димы язык не повернулся. — Мы познакомились год назад, и я влюбился… — разоткровенничался Эмиль. — Я сначала думал, что он просто играет со мной, пока не увидел впервые его ревность. Он был в гневе, хоть и не показывал. Но я-то знаю. А теперь понятия не имею, как сказать, что больше не люблю. Он сильно разозлится, — чуть ли не хнычет ученик. Честно, Дима не удивился. Он в ахуе просто! Почему в жизни этого ребёнка постоянно происходит какая-то хрень?! Он, сука, целый год состоит в отношениях! С пятнадцати лет. Да ещё, с кем?! С тридцатипятилетним мужиком! С тем, кто разбил сердце его любимой подруги?! Кстати, о Полине. Когда она с горяча ляпнула что-то типа «Почему эта малолетка?», Масленников и подумать не мог, что речь пойдёт об Иманове. А ведь он подозревал, что их что-то связывает с Поповым, но не настолько же! Парень, лежащий рядом с ним, снова заворочался, нахмурил брови и ненароком издал болезненный стон, что немного отрезвило учителя. — Тебе совсем плохо, — констатирует факт, будто малышу сразу станет легче. — Я вызываю скорую… — Не надо скорую, я… — он пытается встать, но Масленников рукой перехватывает его за грудь, тем самым укладывая обратно. — Меня же положат в больницу… — как бы ни старался уговорить учителя Иманов, тот уже, набрав экстренный вызов, назвал данные парня и адрес. — Да не бойся. Не отдам я тебя им. Температуру надо сбивать. БСМП скоро приедет, сделают тебе укол, самому станет легче, — успокаивает парня мужчина, после чего всматривается в его болезненное, и вместе с тем, расстроенное лицо. Красивое, надо сказать, лицо. Милое и детское. В голову резко ударяет воспоминание сказанного смуглым парнишкой несколько минут назад, и Дима уже чуть-чуть смеётся. Он так неистово хотел докопаться до правды во всей этой мутной истории с репетиторством. Докопался, и что? Сейчас ему стыдно думать, по каким предметам его ученика подтягивал Попов (Масленников сомневается, что это что-то из школьной программы). На смену непонятного нервного веселья, к Дмитрию приходит злость. То, что Эмиль – парень, математика волнует в последнюю очередь. Для мужчины куда важнее сейчас разница в возрасте. Эмилю было пятнадцать. Пятнадцать, блядь! Как русист вообще посмел прикоснуться к нему, к ребёнку?! Совратить его?! Что между ними происходило по ночам, Дима даже думать не хочет, потому что на сто процентов уверен, что разозлится сильнее. А подросток тоже не лучше: разве не может всё рассказать родителям, чтобы прекратить это? Почему покрывает этого грёбаного педофила?! Он ему угрожает или малыш сам не хочет сдавать? Пока учитель утопает в гневных мыслях, за окном уже виден свет фар и мигалок автомобиля скорой помощи. Это хоть как-то отвлекает его от дурной мысли, бросить всё, поехать в город, найти Арсения и как следует врезать (может, даже избить). Вместо этого он идёт встречать дежурного врача. Женщина проходит к пациенту, который к приезду скорой успел заснуть. Вид этой женщины недовольный: ночные смены никто не любит. Она молчит, только один раз Масленников слышит её голос, когда она просит его покинуть комнату. И он послушно стоит за дверью. Парней, что спали в этой же комнате, будить не стали. Если они, несмотря на их голоса и на включённый свет, не проснулись, значит, сейчас тем более нет смысла тормошить детей. — Вам, молодой человек, нужно в больницу. Я поставила укол, температура спадёт, но жаропонижающие – не лечение. Могут появиться осложнения, которые очень плохо скажутся на молодом организме, вплоть до летального исхода, — спустя минут, наверное, тридцать осмотр больного, судя по всему, был закончен. То, что Дима понял из монолога врача, так это то, что она сильно любит преувеличить. Ну реально настолько плохо? Летальный исход? — Не по-е-ду! — по слогам хрипло произносит ученик, Дима обречённо мотает головой. «Ну, что за наказание, а?», — думает он. — Я не поеду. Нет, — продолжает настаивать на своём младший. — Вы несовершеннолетний, так что не имеете права отказываться от госпитализации. — Я имею, — смотря на лёгкую перепалку доктора и больного, старший не выдерживает. Врач вопросительно смотрит на учителя. В её глазах читается немой вопрос «С чего это?». — Я – ответственное за него лицо, — поясняет тот. — «Ответственное лицо» не «родитель». Это разные понятия, Дмитрий… — на секунду она задумывается, видимо, вспоминая отчество мужчины, чьи данные вводились в базу скорой. — …Андреевич, — подсказывает брюнет. — Так вот, Дмитрий Андреевич. Пока ему нет восемнадцати, ни он, ни кто-то другой, кроме близких родственников, не имеет права на отказ от госпитализации. — Давайте так, — начинает предлагать Дима. — Я сегодня же увезу его домой, в Москву. Если его мать захочет отказаться – откажется. Нет – их дело. Но сейчас я тоже не могу дать Вам увезти его. — Как мне, по-вашему, заполнять отчёт о выезде? — не унимается женщина. — Что я поставлю в графе «Степень родства»? Учитель? — Напишите: дядя, — пожимает плечами Масленников. Эмиль, более менее пришедший в себя, выпучил глаза. Ему почти смешно. От того, как рьяно учитель отстаивает его, от этого прозвища «Дядя», вообще, хотелось рассмеяться в голос, да горло побаливает. — Вы понимаете, что это незаконно? — врач до последнего упирается, но в итоге, под пронзительным взглядом мужчины, наконец сдаётся. — Хорошо, — вздыхает она. — Но если вдруг что-то случится, отвечать за это будете только Вы! Дима не против, потому что вряд ли допустит, чтобы что-то случилось. Провожая врача, он попутно набирает номер Никиты Павловича, чтобы попросить выслать кого-то присмотреть за другими детьми. Не оставлять же их одних (повара не в счёт). Причину, по которой ему срочно надо куда-то уехать, решает не говорить Сударю. Он итак покрыл Масленникова трёхэтажным матом за то, что разбудил того в два часа ночи. Брюнет почему-то уверен, что, если скажет, что один из учеников заболел, директор ему через телефон в ухо даст. Собирая парня к выезду, Дмитрий не совсем осознаёт, что ему предстоит полтора часа провести в компании больного подростка. Собираясь, Эмиль чётко осознаёт, что ему, во-первых, предстоит остаться на полтора часа с учителем наедине, во-вторых, он только что в бреду выпалил всё, что было на душе. Что теперь прикажете делать?