***
Дима мчится по городу почти двести километров в час. Ровно столько же гонит следом Антон. Совсем недавно младшему позвонил Позов с фразой «Эмиль в реанимации», чем чуть не убил его. То, что сейчас происходит, определённо, его вина. Надо было найти его сразу, как только пропал, а не ждать почти сутки. Неважно, что он совсем не знает малыша, куда бы он пошёл, что бы сделал. В парке Горького его не было. А больше он никуда не успел съездить. Масленников, буквально, залетает в приёмное отделение, слегка дезориентируясь. Он не знает, куда идти. Дмитрия Тимуровича не видно. Значит, он в операционной. Антон ни слова не говорит. Без слов поддерживает, догадываясь, что пацан стал ему дорог. Поз зовёт куда-то Антона, но Диме сейчас всё равно. Он даже внимания не обращает на то, что брат уходит. Зато наблюдает, как в помещение врывается злое нечто, кричащее на всех, кто встал на пути. Арсению Позов тоже позвонил. Не мог не позвонить. Он должен знать, где сейчас находится его «ангел». — Что ты здесь делаешь? — спокойно спрашивает Дима. Он уже почти не злится на филолога. Но всё равно после встречи с ним остаётся неприятный осадок в душе. Попов, кажется, не обращает на обращавшегося должного внимания. Он только гневно смотрит на математика, готовый вот-вот броситься в драку. — Что произошло? — игнорируя вопрос Димы, спрашивает Арсений. — Я не знаю, — честно отвечает брюнет. — После того, как мы встретились в кафе, я повёз Полину домой… Дима сейчас не может определиться со своими чувствами. Он очень скучал по ней, очень рад её видеть, но почему-то удовольствия их общение не приносит. Во всяком случае, не так, как раньше. Мужчина решил не задаваться вопросом «почему?». Для него было очевидно, что его общение с малышом немного притупило влюблённость к подруге. А ещё его бесит, что она решила не говорить ему, что никуда не уезжала. — То есть, всё это время ты была в городе? — уже паркуя автомобиль на стоянке во дворе Савекиной, почти обиженно спрашивает Дима. — Ты просто закрылась ото всех, от меня, в том числе, чтобы в одиночку страдать? — Мне было больно. Прости, — тихо отвечает она. — Я попросила Никиту сказать, что уеду, чтобы никто не трогал меня в ближайшее время. Я не хотела никого видеть. — И меня тоже? — Масленников нервничает. — Скажи, чем я заслужил такое отношение к себе? Я же всегда был рядом с тобой, что бы ни случилось. Ты пользовалась мной, как могла. Может, я был достоин быть рядом и тогда? — Дима не ругается, говорит максимально спокойно. — Прости меня, Дим… — у блондинки слезятся глаза. — Я знаю, что поступила с тобой плохо. Я хочу это исправить, — говорит она. — О чём ты? — он смотрит на неё непонимающим взглядом, пытается сам догадаться, что в голове у этой влюбчивой девочки. — Только не перебивай меня сейчас, ладно? — она собирается с духом, глубоко вдыхает, снова начинает говорить: — Ты знаешь, что за всю свою жизнь я влюблялась только дважды. Оба раза были провальные. Я постоянно бежала за любовью, сломя голову, не понимая, что рядом был тот человек, который заботится обо мне, любит меня, несмотря ни на что. Я искала счастье там, где его не было, не замечая, что оно всегда было на расстоянии вытянутой руки. — Полин… — Не перебивай, я же просила, — она улыбается сквозь слёзы, и Диме становится невмоготу снова смотреть на то, как она плачет. — Я поступала неправильно. С тобой, в первую очередь. За это я прошу у тебя прощения. И… — блондинка делает небольшую паузу, переводя дыхание, затем продолжает: — Если ещё не поздно, я хотела бы, чтобы ты знал. Я люблю тебя. Господи, как Дима долго ждал этого момента. С семнадцати лет, наверное. И если ему не снится, то вот он наконец-то слышит эти слова от неё. Он так часто фантазировал, как слышит эти три заветные буквы звучат именно из её уст, что сейчас не может поверить, что это случилось. Дима наклоняется к подруге, чтобы прикоснуться к таким желанным губам своими. Чтобы почувствовать, что это правда, а не галлюцинация. Чтобы убедиться, что это происходит с ним. Он прикрывает глаза, надеясь, что этот сладкий поцелуй продлится, как минимум, вечность, но воспалённый мозг подкидывает яркую картинку, нарисованную сегодня ночью, когда он так же нежно целовал другие губы. Малыш. Масленников резко отстраняется от девушки, потом смотрит на время. — Что случилось? — только успевает спросить девушка, удивлённо смотрит на него. — Я совсем забыл… — «Что у меня дома остался шкодливый котёнок без присмотра», — сначала хотел сказать математик, но быстро меняет своё решение, — …у меня сегодня осталось ещё одно нерешённое дело, — конечно, об их общем ученике, он не собирался говорить. Ей это знать ни к чему. — Ты даже не зайдёшь? — спокойно спрашивает Савекина, но Дима слышит грусть в её голосе. — Извини, не сегодня. Давай, я завтра к тебе приеду, и мы обо всём поговорим, хорошо? — улыбается он. Полина улыбнулась в ответ, а потом вышла из машины. Пока учитель ехал домой, он думал обо всём, что произошло сегодня за день. Ссора с Эмилем, встреча с Поповым, возвращение и признание Полины. Что ещё преподнесёт ему этот ёбаный день? Начало третей мировой? Не угадал. Он опять теряет этого великовозрастного ребёнка. Его нет абсолютно нигде. Он и домой к нему ездил, вдруг тот решил вскрыть замок собственной квартиры, но нет. В парке его нет. В девять часов вечера, он возвращается к себе в квартиру ни с чем. Подумав немного, звонит Полине, чтобы та ждала в гости. Честно говоря, Масленников устал за ним постоянно бегать. Захотел сбежать – флаг тебе в руки, барабан на шею. Хоть у Дмитрия и было давящее предчувствие, что что-то должно случиться, он не обратил на это внимание. Малыш, по любому, уже сидит в объятиях своего любимого филолога, он же так к нему рвался. Не стоит переживать. — То есть, ты даже не думал кому-то позвонить, сказать, что он пропал? — вот тут Попов начал понемногу терять самообладание. — Ты даже не попытался ничего сделать, чтобы его найти?! Плюнул на всё и поехал к сучке, стоило ей пальчиком поманить?! — Во-первых, не смей её так называть! — кажется, Масленников тоже еле сдерживает себя, чтобы не начать орать на всю больницу. — А во-вторых, я не собираюсь перед тобой отчитываться! То, куда я поехал, не твоего ума дело! — Пусть так! Но ты хотя бы мог взять у Полины мой номер телефона и позвонить мне! Я, в отличие от тебя, на месте сидеть бы не стал! — Ну, что бы ты сделал, а, Брюс Всемогущий ты наш?! — терпение Димы лопнуло ещё минуту назад, поэтому уже откровенно злится на мужчину. — Всё, что в моих силах, чтобы он был в безопасности! — в ответ чуть ли не кричит голубоглазый. Он делает паузу, втягивает в лёгкие, как можно больше воздуха, выдыхает и, когда становится немного спокойней, продолжает: — Если с ним что-нибудь случится, это будет только на твоей совести! И, поверь мне, я не знаю, что с тобой сделаю, Масленников! — Арс? — оба мужчины оборачиваются на удивлённый голос, доносящийся от кабинета Позова. — Что ты тут забыл в четыре часа утра? — Антон смотрит на Попова, ожидая услышать ответ. — Я… — это всё, на что хватает словарного запаса Арсения. Он не знает, стоит ли сейчас оправдываться перед ним, врать ему. Он сглатывает ком в горле и пытается что-то сказать. — Расскажите ему, Арсений Сергеевич, что Вы тут делаете, — издевательски произносит математик, перебивая его. Загоняя в угол перед Антоном. Ситуацию спасает лишь Позов, который видит возникшее напряжение. Только ссор ему здесь сейчас не хватало! — Ребят, давайте не будем здесь выяснять отношения, хорошо? — говорит Дмитрий Тимурович. — За пределами здания, пожалуйста. Но не превращайте больницу в павильон для ток-шоу «Пусть говорят», — дополняет он и ловит благодарный взгляд Арсения. «Не благодари», — мысленно отвечает врач. — Хорошо, — отвечает Антон. Он догадывается, что происходит, но упорно не хочет верить в это. Слова Матвиенко и ситуация, возникшая только что, переплетаются в единое целое. Шастун решил, что потом расспросит и Диму, и Арсения. Сейчас не до этого. — Что всё-таки случилось? — да, кстати. Всех присутствующих интересовал тот же вопрос. Позов же, напрямую позвонил Диме, вывалил информацию об Эмиле, как есть, и отключился, не вдаваясь в подробности. Главное, с Арсением он проделал то же самое. — Он с четырьмя другими ребятами попал в аварию… Итак. Насколько нужно быть идиотом, чтобы поверить в сказку о всепоглощающей любви? Ровно настолько, чтобы растаять от одного единственного касания. Одного поцелуя. Ровно настолько, чтобы думать, что мужчина, ни разу не бывавший в отношениях с парнем, к слову, ещё и влюблённый в лучшую подругу, за несколько дней поменял свою позицию, мнение и ориентацию. Ну, ладно. Эмиль сам виноват. Сам выстроил вокруг себя замок из тех материалов, что давал ему Дмитрий Андреевич. Переживания, забота, нежность. Иманов всё выстраивал, выстраивал эти стены, заперся внутри и впотьмах ложных надежд шарился, как слепой котёнок. Только потом, когда вышел из укрытия, свет правды больно жгёт глаза, хочется его выключить. Но, увы… Приходится терпеть. — Сегодня Егор и ещё один парень вечером в клуб собираемся, ты с нами? — Эмиль слышит голос одноклассника и чувствует себя отвратительным гостем, потому что бесится, что его мыслительный процесс перебивают. — Тебя кто-то отпустит? — нет, Иманов ни в коем случае не хотел подкольнуть Соболева. Просто, он считал, что нормальные родители не отпустят своего ребёнка на ночь глядя гулять. — Ты думаешь, я кого-то когда-то спрашиваю? — усмехается Коля. — Отца дома нет и, скорей всего, не будет. Илюха к девушке своей собрался. А мать не имеет смысла спрашивать. Она никогда не запрещала, — кудрявый успевает задуматься о том, что в семье Соболева не лучше, чем у него. Та же безразличная мать, тот же не появляющийся дома отец. Только вот старшего брата никогда у него не было. И сестры тоже. — Так, с нами, нет? — Будет странно, если я останусь в твоём же доме без тебя, — Эмиль давит из себя что-то на подобии улыбки. — Только надо заехать ко мне домой, — Соболь вопросительно смотрит на Иманова, тот сразу же объясняет: — Мне б одеться, — про то, что ещё даже не проболелся, кареглазый вспоминает не сразу. Только когда дышать становится слегка тяжело. Лёгкие разрывает болью, когда он пытается прокашляться, так, что парень морщится. — Всё ещё болен? — Николай смотрит на него вроде сочувственно, но, скорей всего, подростку показалось. — Нам некогда будет куда-то заезжать, — брюнет подходит к своему шкафу, достаёт оттуда тёмно-синие джинсы, чёрную водолазку и синюю клетчатую рубашку. — На, пользуйся. Это моё. Должно тебе подойти. Иманов очень не хочет брать чужую одежду. Или не хочет снимать одежду учителя. Всё же долго ждать его никто не будет, поэтому Эмиль быстро переодевается в одежду одноклассника. Великовато, но ничего. Это не проблема на фоне всего, что происходит вокруг.***
Вечер. Десять часов. Клуб, музыка. Эмиль пропускает, как ещё по дороге Коля знакомит его с экстравагантным блондином. Даня, кажется. Неважно. Главное – сейчас этот парень заказал им Бакарди и, сто процентов, закажет ещё не раз. Он сегодня угощает. Иманов делает один глоток горячей жидкости, обжигая горло и посылая по всему телу волны тепла. Можно подумать, что ему становится легче. Становится никак. Настроение не улучшается. Но нет того чувства острой боли, которое подарил ему его любимый учитель. Нет мыслей, что он никому не нужен. Ни Арсению, ни Дмитрию Андреевичу. Нет ничего, кроме компании, в которой он впервые в жизни находится, и бокала рома, который до сих пор обжигает тело. — Ты какой-то... — Даня садится ближе к парню. А ведь Коля говорил, что он натурал, но, даже будучи пьяным, кареглазый делает вывод, что к нему откровенно клеятся. Если он хоть что-то понимает в этой жизни, — убитый, что ли. День плохой? — Скорее, вся жизнь, — пьяно смеётся парень. — Хочешь расслабиться? — Милохин лукаво улыбается, и Иманов не может понять: от этого его тошнит или от выпитого алкоголя? — У меня есть средство для поднятия настроения, — ни хрена Эмиль не понимает. Он, конечно, не был тупым, но именно сейчас толком не может вкурить, что парень не подкатывает. Ему пытаются что-то впарить. Тем временем, блондин встаёт и куда-то уходит. Но быстро появляется снова. Подаёт ему какую-то белую таблетку. — Что это? — Эмиль уже через силу выдавливает из себя слова. — Витаминка, — улыбается Даня. — Попробуй. Через несколько секунд у тебя вырастут крылья. — Наркота? — шатен с пренебрежением смотрит на колесо в своей ладони. — Сомнительное удовольствие. — Да брось, — Даня, всё так же улыбаясь, смотрит на шатена. Так, что тот под таким взглядом весь ёжится. Мнётся, не зная, что делать. — От одного раза ничего не будет. Ты хоть на время забудешь про все проблемы, — подобно искусителю, говорит Милохин. — Всё, что окружало тебя, станет неважным. Ни слова больше не говоря, Эмиль закидывает вещество в рот, глотает. Накрывает его не сразу. Сначала ему приходится подавить рвотный рефлекс. Потом в голове резко становится пусто, легко. Он, прикрывая глаза, откидывается на спинку дивана в вип-зале. Не замечает, как помещение начинает плясать. «Ламбада» Скриптонита бьёт по ушам и, вместе с тем, тянет на танцпол. Мальчик пытается встать, пойти отрываться всю ночь, но наркотик вкупе с алкоголем клонит к земле. Упав обратно на диван, Иманов начинает смеяться. Так хорошо. Так уютно. Так неправильно. Сквозь приступы эйфории, Эмиль слышит, как громко на кого-то орут. Мутно, как через туман, он видит, как Илья с диким рычанием треплет, словно игрушку, обкуренного Колю. Чувствует, как кто-то тащит его почти на себе к машине. Илья продолжает орать, обзывая младшего брата всеми матерными словами и что-то типа, «убить тебя за это мало». Старший Соболев всё кричит и кричит, его голос доносится, как будто через вату. Рядом с обеих сторон кто-то сидит. Иманов помнит, что один их них – Егор, другой – тот блондин. Бурный вечер неугомонного подростка заканчивается ярким светом фар, криком Егорика и испуганным возгласом Николая: — Илюш, осторожно! Проваливаясь в темноту, Эмиль видит уже знакомую машину. Как сквозь туман, видит приближающийся свет фар, слышит крики. Потом смотрит на призрачный, холодный и разочарованный взгляд Дмитрия Андреевича и чувствует в голубых глазах Арсения горечь и боль. Парень думает, что это последний раз, когда он окунается в темноту. Только на последнем дыхании изо рта вырывается хриплый стон: — Дима...***
В отделении тихо. Никто не смеет нарушить тишину, пока не начинают сновать люди туда-сюда. Новый рабочий день начался. Позов ещё полтора часа назад скрылся в реанимационной. И всё. С тех пор – тишина. «Полтора часа. Что там можно делать столько времени? — думает Арсений. — И вообще, зачем там терапевт?». Как бы ни переживал Попов, всё, что ему оставалось – это только ждать. В компании возможного соперника и бывшего возлюбленного. Мужчина не понимает, зачем здесь Масленников. Он же для Эмиля не больше, чем учитель. Хотя, филолог подозревает, что в произошедшем есть вина математика. Не в том, что Дмитрий Андреевич пустил всё на самотёк. А в том, что ангел вообще сбежал. Мало ли, что могло случиться между ними. — Арс, — тишину нарушает спокойный голос Антона. — Всё-таки не расскажешь, что ты здесь делаешь? — он сидит на скамье напротив брюнета, выжидающе смотрит. А Попов не знает, что ему ответить. Его застали врасплох. — Так ли это важно сейчас? — увиливает голубоглазый. — Очень важно, — твёрдо отвечает шатен. — Давай, — ухмыляется Дима. Так, что Антону кажется это подозрительным. Честно, Шастун тоже уже понял, в чём дело. Просто хотел услышать всю правду от самого Арсения, — расскажи ему, — добавляет Масленников. Брюнет зло смотрит на математика. — Или стыдно?! — Эмиль мне небезразличен, — сквозь зубы отвечает тот. Он злится не на Антона. Но сарказм Дмитрия вынуждает его грубо разговаривать даже с Шастуном. — Это всё, что я могу сказать, — добавляет мужчина. Антону больше и не нужно. Всё, что он хотел – получил. Ревнует ли он? Очень. Понимает, что не имеет уже права, но всё равно ревнует. Что касается Димы… Он зол. «Небезразличен»? Он так завуалированно говорит «мы встречаемся»? Почему он не говорит всей правды? И почему всё это так бесит учителя? Масленников обязательно бы спросил, если бы его не перебили. — Ох, вы всё ещё здесь? — Позов выходит из спецпалаты к утренним посетителям, два из которых за секунду оказались рядом с врачом. Антон остался сидеть на месте. Зато Масленников и Попов чуть не сшибли Диму с ног. «Как он?!» и «Он жив?!» прозвучало одновременно, и Позов не разбирается, кому какая фраза принадлежит. — С ним почти всё в порядке, — отвечает Дмитрий Тимурович. — Если можно так сказать. В отличии от других, ему очень сильно повезло. Всего один перелом, сотрясение мозга, мелкие ушибы и растяжения. Всё это совместимо с жизнью. Если бы не некоторые факторы, то он пришёл бы в себя уже через пять часов. — Тогда почему он в реанимации? — Попов задаёт логичный вопрос. Масленников не перебивает. — Насколько я знаю, пациентов не везут туда, — русист кивает за спину доктора. — Без особой необходимости. — С чего бы начать? — печально говорит он. — Может, вы оба лучше ко мне в кабинет зайдёте? — то, что он не упомянул Антона, мало кого заинтересовало. Но Шастуну было идти в кабинет друга ни к чему. Он уже и так знал всё, что нужно. Двое других мужчин проследовали за Позовым. Последний закрывает дверь помещения, начиная говорить: — Во-первых, Эмиль не долечился, — врач присаживается за свой рабочий стол, смотрит на Масленникова. — Ты не ставил ему уколы? — Ставил. Конечно, иногда оба забывали, но… — он присаживается на стул, стоящий рядом. — Успел сделать три инъекции. — Всего три? Этого очень мало в его состоянии, — говорит Дмитрий Тимурович. Попов молчит. Внутренне, он уже готов разорвать математика на мелкие атомы. И дело даже не в том, что он должен был ставить уколы его парню. Но если уж взял на себя такую ношу, то надо было как-то ответственней отнестись к делу! — Во-вторых... Авария не так сильно повредила ему, как кое-что другое. — Что? — спрашивает Арсений. Даже готовясь к самому худшему, брюнет не ожидает услышать следующие слова терапевта. — Наркотическое опьянение вместе с алкоголем оказали на молодой организм куда больше влияния, чем вся автокатастрофа в целом, — на одном дыхании выговаривает Дмитрий. Сказать, что оба учителя были в шоке, – значит, ничего не сказать. — Метамфетамин смешанный с семидесятипроцентным алкогольным напитком, смею предположить, что это был ром Bacardi 151. Представляете, что за коктейль в его организме получился, если одним ромом подростку можно ужраться с трёх бокалов? — да, Дима, который Позов, помнит этот ужасный опыт, когда он и Антон выпили всего по два бокала чудесной жидкости, а потом друг друга домой еле дотащили. Вслух он говорить этого не стал. Не до воспоминаний сейчас. — Метамфетамин?! — честно, математик уже не в шоке. Он в ужасе от того, что малыш с собой делает. Неужели, это тоже его вина? Но ведь они и толком-то не поругались. Что могло произойти, пока его не было? — Где он вообще наркотики достал?! — вопрос, скорее, риторический, поэтому учитель не стал ждать, когда ему ответят. — И почему ты в самом начале сказал, ему очень сильно повезло? Что с остальными? — Двое с черепно-мозговой травмой, множественными переломами по всему телу, — Позов не описывает подробно. По сути, он вообще не в праве говорить им что-либо о других пациентах. — Один в коме, — продолжает он, — водитель погиб на месте. — Это ужасно, — отвечает Масленников, понимая, что у малыша за спиной ангел-хранитель не дремлет. Даже не знает, что Попов сейчас думает так же. — Эти ребята, я их знаю? — Наверняка. Двое у тебя в школе учатся. Один, — врач переводит взгляд на Арсения, — у тебя, — филолог даже предполагает, кто это. Есть у них в школе один малолетний заносчивый дебил, которого частенько ловили с поличным. Если это правда он предложил ангелу таблетку, то Попов из него всю душу вытрясет, даже не посмотрит на возраст и статус ученика. — Сейчас вы можете ехать домой, всё равно вас никто к нему не пустит. И ещё, — вспомнил терапевт. — Кто-то из вас должен позвонить родителям Эмиля. В коридор больницы оба выходят с опущенной головой. Не до пререканий сейчас, они тут с пяти часов утра, почти не спали, переживая за Иманова. Оба не спорят с Позовым, когда ставят того перед фактом, что останутся здесь, пока подросток не очнётся. Антон же едет домой, к жене. Перед тем, как покинуть клинику, он с печалью посмотрел на брата, понимая, что тот крепко привязался к кудрявому мальчишке. А потом перевёл взгляд на Попова, который выглядел не лучше Димы. Он уже давно понял, что они с Арсением в отношениях, и уже не отрицает этого. Осуждает ли он их? Нет. Не имеет права. Ни осуждать, ни ревновать. Судя по всему, Попов исправился. Он, конечно, рад за него. Даже несмотря на то, что Шастуну он не предоставил возможности быть с ним вместе.***
Что может быть лучше, чем двухнедельный отпуск, после изнурительной работы в душном городе? Что может расслабить нервную систему, расшатанную тяжёлым разводом? Да, Татьяна на Мальдивах наконец-то. Вместе со своей подругой они млеют на пляже, предварительно искупавшись в море. Это то, чего ей весь год не хватало. Она сейчас совсем не думает о том, как там сынок. Все ли хорошо с ним? Чем занимается? Может, ему сейчас плохо? Женщина не заморачивается. Просто лежит на шезлонге, смотря, как лазурная волна омывает песчаный берег. Кайфует от лучей солнца, от запаха моря, от звуков природы. Рядом расположилась Аринка, обе держат в руках безалкогольные освежающие коктейли. Всегда бы так. Казалось бы, ничего не может испортить этот день. Только если бы не позвонил учитель из школы Эмиля, с его же телефона. И не оповестил о том, что маленький пиздюк попал в аварию вместе с другими маленькими пиздюками. Нужно возвращаться в Москву. Господи, ну за что же ей это наказание в виде непослушного подростка?! Разве она не может просто отдохнуть спокойно, когда ей требуется. Почему она сейчас должна подорваться и лететь домой, как ошпаренная? Нельзя сказать, что она ненавидит сына. Также нельзя сказать, что она любит его. Он для неё, как дальний родственник: просто есть и всё. Понятно, почему. Она родила его, когда ей только-только исполнилось восемнадцать. Отец выгнал из дома сразу, как узнал о беременности дочери вне брака, хоть и помогал иногда. Благодаря его помощи она получила высшее образование, устроилась на высокооплачиваемую работу. В момент декрета, он посылал ей большие деньги, чтобы она ни в чём не нуждалась. Александр до сих пор думает, что она не знает о том, что папа для неё сделал. В отличии от мамы, которая со словами «не так мы тебя воспитывали», отвернулась от неё. Всего один раз Татьяна попросила её поводиться с четырёхмесячным ребенком, на что получила ответ: «Родила – водись!» Больше просить не стала. Отец ребёнка тоже не был готов к раннему отцовству. Поэтому, стал приходящим-уходящим. Они расписались, конечно, но между ними была только сексуальная связь (и то, единожды), без какого-либо намёка на любовь. Вюссал – сын директора холдинговой компании. И она – дочь главного врача города Иваново. Свекровь ей напрямую сказала, что она ему не пара. Иманов и не защищал её. Женился нехотя. Как-никак, в зачатии он тоже принял немаловажную роль, но жизнь молодого пацана, у которого была на тот момент возлюбленная подстать ему загублена. Любил ли мужчина Эмиля? Татьяна не знает. Это ведь, смотря в чём проявляется эта любовь. Да, Вюссал не жалел собственных средств для ребёнка и его матери, но чтобы взять его на руки, обнять, поцеловать – нет. Такого никогда не было. Он вообще сыном-то редко его называл. «Эмильен», «Эмиль». Только так. За всю совместную жизнь они с Вюссалом сходились и расходились энное количество раз. Он даже не скрывал, что изменял ей. Какой там сын, если у них других проблем хватает. Оба ждут, когда он дорастёт до восемнадцатилетия и уедет куда-нибудь подальше. Чтобы не видеть часто эту ошибку молодости, загубившую их жизни. Переживала ли она, когда узнала, что он попал в аварию? Сердце, конечно, ёкнуло… Но, что серьёзного может случиться с молодым парнем? Наверняка с ним всё в порядке, хотя тон учителя немного настораживал. Ничего. Сейчас она закажет билет, сядет в самолёт и уже через несколько часов будет в Москве. Нет причин для паники.Будет трудно – крепись, Будет больно – не плачь, Будет ветер – не гнись, глаз в ладони не прячь, Если грозы – смотри, Если слёзы – сотри, Если страшно – держись, Помни, жизнь – это жизнь.