***
Дима думает, что Эмиль в отключке слишком долго. Арсений думает так же. Оба в клинике безвылазно сидят уже почти восемь часов, ничего не происходит. Позов, собираясь домой, объясняет мужчинам, что сидеть тут бесполезно, что Иманов, в лучшем случае, придёт в себя только завтра, однако ни один его не послушал. Масленников успел позвонить матери Эмиля. Записанный в телефоне мальчика номер оказался верным, и, на всякий случай, Дима сохранил его для себя. Сказать, что он удивился тону Татьяны Александровны, конечно, нельзя. Он из недавнего разговора с малышом понял, что у него с родителями отношения не ладились. Но математик думал, что женщина будет хотя бы безразличной. Ну, максимум, разочарованной. Но никак не недовольной. Она долго разорялась на тему того, что «у неё ещё неделя отдыха, а её сдёрнули!». Эй, алё, у тебя сын чуть не погиб! О каком отдыхе ты можешь думать?! Он ей прям так и сказал. Нервы в последнее время ни к чёрту! Но, скорей всего, на это женщина только закатила глаза, оставаясь при своём мнении. Честно говоря, Диму задело такое отношение матери к собственному ребёнку. Даже у него к Эмилю было больше переживания и заботы, чем у неё. Так и прошли чёртовы восемь часов. Дмитрий теперь обдумывает, что скажет малышу, когда тот очнётся, и к нему пустят. В первую очередь, задаст единственный вопрос, который его мучает: почему сбежал? А Арсений… Арсений молча наблюдает за математиком. Он не хочет выяснения отношений в больнице, там, где за дверью лежит без сознания дорогой ему человек. Да и сил на какие-либо споры уже не хватает. Всё, о чём сейчас может думать Попов, это то, как он так не уберёг ангела. Он должен был из кожи вон вылезти, но не допустить этого. А ведь, если бы филолог не послушал Поза, когда Эмиль умолял его забрать, возможно (совершенно точно), ничего бы этого не было. Надо было настоять на своём. А дальше они бы с ангелом уехали куда-нибудь, в жаркие страны, как Попов и обещал. Забыли бы обо всём, что касается Москвы, Подмосковья и всё, что с ними связано. Он бы исполнил мечту парня – побывать в Лондоне и Германии. Может, мечта – громко сказано, но он часто упоминал именно эти две местности. Для себя мужчина отмечает, что, как только всё закончится, он немедленно сделает то, что задумал. Сначала они поедут в Мюнхен. Потом в Лондон. И если останется время, они успеют слетать в Арабские Эмираты. Главное, чтобы сейчас поправился. Чтобы от наркотика не было никаких последствий. А в дальнейшем он сможет проследить за здоровьем своего человечка. Проходит ещё пару часов. Время уже – шесть вечера. Спины у обоих учителей ломит от долгого сидения, хочется уже развалиться где-нибудь и не подыматься энное количество часов. Для этого всего-то нужно поехать домой. Но ни один из них не шевелится. Оба упорные. Они дождутся, когда подросток проснётся. Каждый хочет о чём-то поговорить. Каждый ещё даже не подозревает о том, что он не собирается ни с кем разговаривать.***
«Может, я не умер сегодня, чтоб понять, зачем я жив…»© В. Высоцкий «Спасибо, что живой»
Эмиль проснулся со звенящей пустотой в голове. И не только в голове. В душе тоже отчего-то образовалась дыра. Будто из грудной клетки вырвали что-то важное. Что-то, что раньше билось в бешеном темпе. Сейчас Иманов не чувствует этого стука, который заставлял жить. Не хочется абсолютно ничего. Ни есть, ни пить, ни вставать с постели. Говорить с кем-то – тем более. Даже, когда в палату заходит врач, расспрашивает о самочувствии, Эмиль никак не реагирует. Что он может ответить? Ему не плохо и не хорошо. Ему никак. Он даже физической боли не ощущает (вероятно, из-за обезболивающего), хотя это, наверное, было бы лучше, чем не чувствовать вообще ничего. Намного лучше. Что произошло, помнит он с трудом. Сначала видит Дмитрия Андреевича с англичанкой, потом Соболев, клуб, блондинистый подросток… и всё. Дальше всё произошло так, будто он резко провалился в чёрную бездну. Припоминает, что вроде было хорошо поначалу. Только сейчас у кареглазого ощущение, словно его несколько раз прокрутили через огромную центрифугу. Иманов лежит на спине, тупо пялясь в белоснежный потолок. Руками пошевелить не может: иголки, воткнутые в кожу, не дают. Рядом противно пищит какой-то аппарат. Дверь открывается, впуская в палату «виновника торжества». Тот с жалостью смотрит на подростка, как будто ему она нужна эта жалость. — Эмиль, — Дима говорит тихо, — как ты себя чувствуешь? — мужчина не проходит дальше, не садится рядом. Он вообще, как зашёл, так больше не двигался. — Отвратительно, — отвечает парень и почти не врёт. Потому что ничего не чувствовать – это, и правда, отвратительно. — Но было бы лучше, если бы Вы не приходили, — говорить получается с трудом. Но Эмиль чувствует, оно того стоит. — Что произошло, котёнок? Почему ты сбежал? — Масленников не хочет оставлять этот вопрос без ответа, а подросток не хочет отвечать. — Никогда больше не называйте меня котёнком. Не имеете права. Вы мне никто. Всего лишь дотошный учитель, от которого я не мог никак отвязаться, — грубо говорит Эмиль и даже находит силы усмехнуться краем губ. Малыш говорит так правдоподобно, что у Димы больно сжалось сердце. Переубеждать его он опять не будет. Если всё пошло именно в это русло, значит, так и должно быть. Пусть ненавидит его. Это будет гораздо лучше, чем между ними снова воцарится мир. Мужчина только, прикрывая веки, опускает взгляд в пол. — А теперь, покиньте, пожалуйста, мою палату, и не смейте больше приходить сюда! — Я тебя понял, Иманов, — мигом натянув на лицо маску безразличия, отвечает Масленников. — Поправляйся, — добавляет он и выходит из помещения. Подросток не успевает подумать о том, что же чувствует после такого незамысловатого диалога, так как следом входит Арсений. Ну, кто бы сомневался. — Что с тобой происходит, ангел? — «Вот он, — думает Эмиль, — Арсений Сергеевич. Никогда не спросит, как дела. Не потому, что ему плевать. А потому, что если человек в больничной палате весь в проводах, подключённый к какому-то прибору, то дела – явно, не ахти». Арс это понимает и не донимает вопросами, на которые ответ очевиден. — Ты, конечно, подросток, совершаешь ошибки. Я всё понимаю: то, что ты додумался сбежать из больницы, то что ты и от своего надзирателя сбежал, то, что ты попал в аварию, от этого никто не застрахован. Да даже напился, но… я не понимаю, как можно было взяться за наркотики? — учитель говорит спокойно, но напряжение чувствуется почти физически. Брюнет садится рядом с койкой больного, берёт его за руку, сжимает. — Ну, скажи, что ты случайно принял мета? — Что? — Метамфетамин. Ты даже не знаешь, что употреблял? — видя непонимающее выражение лица Иманова, спрашивает Попов. — Нет, — виноватым голосом отвечает тот. — Если честно, было всё равно. Мне парень дал какую-то таблетку. Я проглотил её и всё. Больше ничего не помню. — Боже, взять у незнакомца хрен знает что, — вздыхает учитель. — О чём ты, вообще, думал?! — О том, как классно Вы с Антоном Андреевичем смотрелись бы, наверное! — Эмиль пытается привстать, но ничего не получается. Положение, в котором он находится, не позволяет. — Что? — Арсений хмурится, пытаясь найти логику в словах парня. Не мог же он пропустить то, что кудрявый всё-таки был в том злосчастном кафе? — Причём тут он? — Вчера я видел всю вашу собравшуюся компанию. И тебя, и Масленникова с нашей англичанкой, и Антона Андреевича с какой-то девушкой. — Даже если и так, — отвечает мужчина. Слова об Антоне эхом проносятся в голове, но он не пятнадцатилетний мальчик, чтобы остро реагировать на любое упоминание бывшего возлюбленного. Для него сейчас гораздо важней парень, лежащий напротив него. — С чего ты взял, что мы можем быть близко знакомы? — Брось, Арс. Я, конечно, ещё малолетка, как вы все привыкли меня называть, но не тупой. И уж тем более, не слепой. Я видел, как ты на него смотрел. — Ангел, — улыбнулся Арсений, впервые за несколько дней. — Ты, что, ревнуешь? — А Эмиль не знает, ревнует он или нет. Да, но Арса ли? Нет. Далеко не его. Тот, кого он мог бы ревновать (если бы хоть что-то сейчас чувствовал), только что ушёл из палаты, бросив безразличное «Поправляйся». Но не может же он сказать это Попову. — Я не ревную. Просто, со стороны казалось, у вас там такая идиллия была... Я подумал, что стал всем не нужен. — Заяц, — брюнет тянет руку к лицу подростка, гладит его по голове, успокаивая, — ну, как ты можешь быть ненужным мне? А на остальных плевать. Есть только ты и я. И ты очень дорог и очень нужен мне.***
«Где-то там даже дьявол может плакать, потеряв тех, кого любит» Анна Сергеевна и Виктор Степанович раздавлены. Совсем недавно им сообщили, что их сыновья попали в автокатастрофу. Ещё даже не известно состояние обоих, но материнское сердце уже чувствует неладное. Мужчина успокаивает жену, как может. Говорит, что всё будет хорошо. Что парни наверняка несильно пострадали. Хотя он и сам не верит в то, что говорит. Ведь им сказали бы сразу, будь это так. Подъезжая к больнице, Анна готова была выскочить из машины на ходу. Бегом бежит в клинику, так, что Виктор за ней еле успевает. — Где они?! — заплаканная женщина ловит медсестру в коридоре в ожидании ответа, но та только испуганно хлопает ресницами, не понимая, чего от неё хотят. — Мои сыновья… Илья и Николай. Что с ними?! — тут до бедной девушки доходит. Она смотрит на прибывших родственников пострадавшего и погибшего печальным, сочувствующим взглядом. — Пройдёмте к доктору, — нежным голоском говорит она, провожая пару в кабинет к дежурному врачу. — Владислав Валерьевич. Родители Соболевых, — сообщает брюнетка, пропуская Анну и Виктора в помещение. — Хорошо, присаживайтесь, — вежливо отвечает врач. Анна не обращает внимания на предложение доктора. — Скажите, с ними всё в порядке?! — голос Виктора дрожит, но он старается держаться ради жены. Врач только вздыхает, не зная, как сообщить о трагедии в их семье. Парень ещё молодой, недавно выпустился из меда, впервые в жизни будет доносить такую новость. — Я так понимаю, Николай – это ваш младший сын? — спрашивает брюнет. Женщина судорожно кивает. — При получении черепно-мозговой травмы, он впал в кому. Состояние очень тяжёлое. И в любой момент может стать хуже. — Боже мой… — тихо говорит Анна Сергеевна, горько всхлипывая. — А Илья? — сквозь слёзы спрашивает она. — Старший сын, как он? — тишина. Доктор только вздыхает. Нет, невозможно выпалить всю правду неподготовленным людям. Особенно, если это родители. — Владислав Валерьевич..? — не выдерживает паузы мужчина. — С Илюшей что?! — Удар об столб пришёлся с водительской стороны, — нет… Не к добру врач так говорит. — Ваш старший сын тоже получил черепно-мозговую и скончался за три минуты до приезда скорой помощи от кровоизлияния в мозг. — Больное сердце Анны будто прекратило биться. Она не хочет в это верить. Ещё вчера вечером он спокойно уехал к своей девушке, а сегодня его нет в живых… — Нет-нет-нет, — судорожно повторяет она, зажимая рот рукой, чтобы не закричать. — Я не верю! Я должна увидеть его! — она выбегает из кабинета. Куда, зачем – сама не знает. Горе затуманило рассудок бедной матери, так что ей – хоть куда-нибудь. Хоть на тот свет за своим мальчиком. Виктор догоняет в коридоре жену, пытаясь остановить, хоть самому очень больно. Но он мужчина. Должен держать равновесие, быть опорой любимой женщине. Она пытается вырваться, громко рыдает в руках мужа, оседая на пол. Мужчина тоже плачет, но старается удержать Анну, причитающую: «Сынок… сыночка мой, родной!», — чтобы та совсем не упала в истерическом приступе. Им плевать, как на них смотрят люди. Родители только что потеряли одного сына, и неизвестно, выживет ли второй. Люди вокруг вообще не имеют никакого значения в эту минуту. За всей этой сценой горько наблюдает другая женщина, думая о том, что это мог бы быть её сын. От увиденной картины в её груди что-то кольнуло. Скорей всего, осколок ледяного сердца воткнулся в рёбра, а потом растаял и вылился слезинкой на красивом лице. Она быстро стирает её, так, чтобы никто не заметил, и направляется к доктору своего ребёнка. Живого.***
«Ты боялся потерять себя, привязавшись к кому-то. Так и случилось» Дима приезжает домой опустошённый. Больше вымотан морально, конечно, но физическая усталость тоже нехилая. Он переживал за Эмиля. Когда Позов позвонил ему с сообщением об аварии с участием малыша, мужчина не был готов к такой информации. В его мыслях было одно. Только бы с ним всё было в порядке. Он бы не простил себе, случись с ним что-то серьёзное. Наверное, из-за чувства вины, а может, что-то другое грызло изнутри. Например, то, что парень стал ему небезразличен. Во всех смыслах. И почему же сегодня ему было обидно от слов Иманова? Почему его так задела фраза «Вы мне никто»? Да уж, математик не думал, что станет тем самым дотошным учителем, от которого подросток не мог никак отвязаться. «И кто кому теперь разбил сердце?», – мысленно усмехается брюнет. Хотя его временную хандру «разбитым сердцем» не назовёшь, больно почему-то почти так же, как было больно, когда его Полинка влюблялась в кого-то, кто не он. Чего греха таить, он сильно привязался к малышу за максимально короткий срок. И слышать от него подобные слова было крайне тяжело. Но менять он ничего не будет. Пройдёт время, он со смехом будет вспоминать своё летнее мимолётное увлечение парнем-подростком. Всё, что успело произойти между ними, забудется, будто странный сон. А сейчас он должен радоваться тому, что с этим наваждением удалось покончить. Что касается отношений Иманова и Попова, Дмитрий предпочитает не думать. Хотят встречаться – совет им да любовь! Мужчина больше не будет лезть туда, где ему не рады. Пошло оно всё к чёрту...***
— Что такое, Антон? — Нина тихо садится рядом с мужем на кровать, где мужчина неподвижно сидит уже целых двадцать минут. Он сегодня уехал рано, весь день где-то был, вернулся под вечер в подавленном состоянии. — Что-то случилось? — Знакомый в аварию попал, — шатен поднимает взгляд на жену. Наверное, зря про ДТП сказал, потому что вмиг её лицо исказилось от ужаса. Лишь бы только с ней-то ничего не случилось. — Господи, он живой? — Да, всё в порядке с ним, почти, — он никогда не скрывал от неё ничего. Но именно сейчас (да и вообще, никогда) не скажет, что встретил в больнице своего бывшего (до сих пор, любимого) парня, который, оказалось, встречается с пострадавшим в аварии парнем. — Я его знаю? — спрашивает брюнетка. — Нет. Но, я думаю, когда-нибудь узнаешь. Он хороший парень. Но больно шабутной, — смеётся Шастун. Смешок выходит слишком нервным, но Нина, кажется, не замечает. То, что он чувствовал там, в клинике, не идет ни в какое сравнение с тем, что он чувствует сейчас. По приезду домой, чувства будто обострились, воспринимаются ярко, а господин Попов никак не покидает голову зеленоглазого. Арсений был в отчаянии, когда узнал про аварию. А ещё от Шастуна не укрылось то, как учитель смотрел на его брата взглядом голодного льва, готового вот-вот растерзать жертву. Мужчина прямо излучал ревность. Это всё только доказывает, что Арс любит Эмиля. Именно его, а не Антона. От этого становилось тошно, потому что, несмотря на то, как с ним поступил Попов, он хочет быть на месте подростка. Так же иметь право быть с ним рядом. И шатен ненавидит себя за эти мысли. Потому что Эмиль, как уже было сказано, хороший парень и заслуживает счастья. Потому что рядом с Антоном сидит беременная жена, которая тоже заслуживает счастья, а не мужа, который в тайне мечтает о другом мужике. Потому что Антон не эгоист. И не должен претендовать на то, что ему не принадлежит.***
Арсений всё так же держит руку Эмиля. Не отпускал ни на минуту. Мужчина немного запоздало понимает, что на руке не хватает браслета, который он подарил Иманову. Наверное, в аварии умудрился потерять. Спрашивать о нём он не станет. Парню плохо, какой там браслет. Он ещё сто ему таких купит. Когда в палату вошёл врач, пришлось резко отойти от возлюбленного, чтобы не было неоднозначных ситуаций, которые пришлось бы объяснять. Доктор Левский зашёл лишь сообщить о том, что, во-первых, к нему приходила мать. Заходить в палату не стала, сказала, приедет завтра. А во-вторых, время посещений закончилось, и Арсению надо уходить. — Дайте мне ещё минутку, хорошо? — обращаясь к парню, которого в этой больнице видел лишь раз, просит Попов. Владислав Валерьевич соглашается, подумав, что от одной минуты мир не рухнет. Поэтому разворачивается и уходит. Он наклоняется к Иманову, увлекая в нежный поцелуй. Надо признать, оба скучали по этому. По губам друг друга. Хоть и Эмиль сейчас сравнивает этот поцелуй с поцелуем, который случился совсем недавно. И совсем случайно. Попов нехотя отстраняется. — Помнишь, я тебе обещал поездку туда, куда ты захочешь? — спрашивает Арсений, но не дожидается ответа. — Как только тебя выпишут отсюда, мы рванём с тобой на всё лето за границу. — Я не хочу. Никуда, — без особого энтузиазма, безразлично произносит Эмиль. — А чего тогда хочешь? — честно, мужчина почти не удивился. Он давно заметил, что Иманов стал от него отдаляться. Случилось это сразу после того, как тот стал тесно общаться с Масленниковым. Арсений просто уверен в этом. — Хочу, чтобы меня все оставили в покое, — хрипло, спокойно отвечает шатен. — Наверное, это стресс после аварии, но я хочу остаться один, — брюнет хочет возразить, но Эмиль его перебивает. — Пожалуйста, Арс. Дай мне время… В глубине души Попов понимает, что ему тяжело сейчас. За маленькое количество времени с ангелом произошло много событий. И, если сейчас он хочет остаться один – он останется. Голубоглазый поговорит с ним, как только тот придёт в себя. Нужно время? Пожалуйста. Арсений его даст. Ничего страшного не произойдёт, если они немного побудут порознь. Попов уверен, он ещё возьмёт своё.Дайте мне белые крылья, Я утопаю в омуте. Через тернии, провода В небо, только б не мучиться.