Не рыцарь

Это ведь другое. И то, что сказала Гвен, посмотрев на нее заплаканными глазами, как на предательницу, несправедливо. — Не тебе осуждать меня, Мерлин. — Я не осуждаю, я хочу понять! — Мерлин крикнула, не заметив, как резко прозвучал ее голос, хорошо еще, магию, ревущую под кожей, каким-то чудом удалось подчинить. И все равно Гвен дернулась, как от удара, будто волна мерлиновой ярости обрушилась на нее и сожгла все, что было между ними доброго, искреннего, нежного. — Я всего лишь хотела, чтобы меня тоже кто-то любил, — слова осыпались, как камни с гор. Мерлин не поняла, конечно. Гвен же замуж за Артура выходила, что ей еще было нужно? Другой? Разве может быть кто-то другой, кроме Артура… Пару недель назад он спросил Мерлин, пока та ловко расстегивала ремешки его доспеха, стоя, как всегда, на расстоянии двух вздохов: — Что, если я ошибаюсь? — А? — она непонимающе вскинула на него глаза, и король отвесил ей несильный подзатыльник, чтобы в облаках не витала. Потом смутился оттого, что придется повторить, да так сильно, что пятна расцвели на шее. — Что, если я ошибусь, женившись на Гвиневере? Мерлин потребовалось отвернуться и погреметь только что снятыми наручами, чтобы перевести дух. Себя-то она давно убедила, что так будет лучше, но убеждать Артура жениться на ее лучшей подруге — сомнительное удовольствие. — Слушай свое сердце, — Мерлин пожала плечами легко, как всегда, и почти не соврала, когда добавила, со смешком ткнув его кулаком под ребра, — ты будешь болваном, если не женишься на ней. Хотя ты и так болван. Артур недовольно заворчал, схватил Мерлин за руки крепко-крепко — так, что не вырвалась бы, даже если бы попыталась, — растрепал волосы привычным братским движением, дохнул жаром в шею. На людях Артур никогда не прикасался к ней, будто боясь обжечься, не обнял ни разу, из каких бы ловушек они ни выбирались. Хрупкая вещь — честь девушки. Страдает от разговоров на кухне, от невинного поцелуя, от отчаянно брошенного в темноте «я всего лишь хотела, чтобы меня любили». Дружбы больше нет, каждая и готова была бы простить, но причиненное добро еще хуже причиненной боли. — Я хотела, чтобы вы были счастливы. Я думала, ты сделаешь его счастливым, — «если уж я не могу». Мерлин судорожно выдыхает в темноту тронного зала, где остались лишь они одни — две запутавшиеся девушки, ни одна из которых не хотела быть королевой. Гвен качает головой и медленно, будто из страха оступиться еще раз, уходит, напоследок бросив: — Я тоже хотела… но не так.