Tarot

      По вечерам на борту «Мести» редко бывает тихо. Фонари зажигают чуть заранее, до того, как температура упадет и на воду опустится молочный туман. В это время навряд ли можно найти хоть кого-то на корабле, кто будет не занят чем-то своим. За час-два до того, как идти читать очередную часть рассказа про «деревянного мальчика» Стид Боннет будет важно прогуливаться по палубе, если они проплывают мимо какого-нибудь портового города. Ему всегда было интересно посмотреть на огоньки в вечернем сумраке, который наступает после того, как солнце опустится за горизонт, но все еще будет подсвечивать облака. Пит и Люциус в этот момент чаще всего прятались в дальних комнатах, целуясь, Фрэнчи сочинял мелодии и песни, которые потом он мог бы играть на палубе, а Джим, чаще всего, просто затачивали свои ножи, если кто-то был рядом. Порядка, конечно, никогда не было, но все настолько привыкли к этому «свободному времени», что, на самом деле, это казалось чем-то необходимым, да и капитан это только поощрял.       После одной остановки в небольшом пиратском порту, с шумным скандалом за спиной, конечно, Люциусу удалось стащить карты таро и книгу про них. Это было находкой на вес золота. Кажется, если бы не статус единственного читающего члена команды (после капитана, конечно), то очень скоро бы эта книжка стала бы растопкой для очередного мини-пожара или корабликов из листов зажженной бумаги, которую мудрено складывал Фрэнчи. Поэтому ближайшие недели все, чем занимался Люциус кроме записей очередных гениальных изречений Стида Боннета – читал. Раскладывал, вспоминал что-то, что слышал обрывками от матери, делал простенькие гадания.       Наверное, до того, как Черная Борода впервые появился на корабле, эти карты лежали в самом дальнем ящике уже месяца два, но после появления суматохи, кажется, первыми тогда пришли к нему Джим. Пришлось, конечно, постараться говорить так, чтобы его не пырнули и не выкинули за борт, но в принципе все было хорошо – прошлое отвратительно, настоящее смутно, но новый период жизни, дальше лучше, пусть и с рисками. И все снова пошло по накатанной. В маленькой комнатке, где обитал Люциус, стояла бочка, его кровать с одной стороны, табурет с другой, пара стащенных из канделябров свечей «для антуража» и, в общем, все. Пару раз в неделю в этой комнате появлялся кто-то из команды и интересовался чем-то, что можно было уточнить у карт, а Люциус, с видом самой важной птицы, рассказывал, что значат карты, их комбинации и в принципе объяснял значения.       Одним из таких вечеров, когда Стид с Эдом, кажется, развлекались выпивкой да разговорами по душам в каюте капитана, а Швед стоял у штурвала, Люциусу просто не повезло пройти в слишком темном коридоре. В самой темной его части, когда до склада оставалось каких-то десять шагов, грубая ладонь закрыла рот, а у шеи через мгновение было лезвие острого клинка, заставляющее втянуть воздух и замереть, стараясь не распороть себе же глотку одним неудачным вздохом.       – У тебя же были карты, так? – голос раздается прямо у уха и, кажется, он оглушителен – лишь шум волн за стенами и стук сердца могут с ним посоревноваться.       Люциус слабо кивает, все еще очень напуганный и плохо соображающий, что в принципе происходит, да еще и рискующий одним движением залить тут все своей кровью.       Через мгновения, конечно, лучше не становится. Его тянут по коридору, мимо склада, к той самой маленькой комнате, где, в теории, он должен быть в безопасности. Это Хэндс. Гребанный Иззи, мать его, Хэндс, который только что чуть не убил его. Замешательство и страх сменяются на некое подобие закипающей злобы, но реагировать Люциус еще не успевает, потому что пират не пытается его прирезать. Запихивает в комнату, снова держит кинжал в предупредительном жесте, но уже позволяет передвигаться и лишь держит на расстоянии.       – Какого хера, – Люциус замирает в полном непонимании, прижимаясь к стене и смотря на поблескивающие в свете небольшого фонаря глаза напротив, стараясь не обращать на так же поблескивающий кинжал чуть ниже его поля зрения.       – Заткнись, – шипит Хэндс с явным желанием для профилактики пырнуть парня пару раз тем же клинком. Что-то, все же, его сдерживает, хотя он все еще крепко сжимает рукоятку, не стесняясь держать лезвие близко к чужой шее. – Мне нужна твоя… помощь. – слова словно ядовиты для Хэндса, делают так, чтобы он мог только шипеть и выплевывать их. Это заставляет Люциуса лишь сильнее вжаться в стену и стараться не получить за неверные выражения.       – С чем? – робко интересуется парень, когда кинжал все же опускается, но на нем все еще лежит тяжелый взгляд.       – Карты. Мне нужен расклад. – Иззи стыдливо опускает голову, надеясь не увидеть насмешливой улыбки на чужом лице.       Люциус лишь тяжело вздыхает, все еще напряженный, но хоть чуть-чуть понявший ситуацию. Он осторожно вытягивает небольшой мешочек с картами из ящика, кладет их на бочку и внимательно пробегается взглядом по Иззи.       – Не знаю, может сядешь? Можешь еще постоять и вместо расклада ты скорее по яйцам получишь.       Хэндс возмущенно втягивает воздух, в мгновение сжимая челюсти, но сразу же заставляет себя сбавить пар, недовольно усаживаясь на табурет и обиженно наблюдая за действиями Люциуса. Тот довольно быстро разбирается с освещением и прочими мелочами.       – Я даже догадываюсь, зачем тебе расклад, – усмехается он, когда садится напротив насупившегося Иззи и берет в руки карты, – но тебе стоит озвучить.       – Свихнулся? – выспыхивает Хэндс через мгновения приставляющий острие кинжала к шее ехидно улыбающегося Люциуса.       – Ну же, давай, – он заглядывает в глаза с самым наглым видом, пока руками осторожно тасует колоду карт.       – Эд. И.., – мужчина шумно вздыхает и, отпрянув, прячет кинжал, не решаясь произнести последнее слово.       – Ты? – Люциус наслаждается шоу. Заученным движением перебирает карту за картой, улыбается. Ждет. Наблюдает за сомнением и страхом, которые мечутся в чужих глазах, внимательно следит за тем, как пару раз Иззи хочет что-то сказать, но лишь выдыхает.       Хэндс слабо кивает.       Победа.       Три карты сразу же выкладываются Люциусом на стол. Тройка пентаклей, башня и перевернутый король жезлов. Раздается шумный напряженный выдох, огонек свечи вздрагивает, пятна света танцуют на стенах.       Иззи непонимающе смотрит на картинки, после поднимает взгляд к тяжело вздохнувшему Люциусу.       – Что? – едва ли уверенно спрашивает он, осторожно протягивая руку к королю жезлов, чтобы перевернуть его правильно.       – Убрал лапы, – парень резко хлопает по ладони мужчину, из-за чего тот ее одергивает, – иначе они отвечать перестанут.       Кажется, это сильно задевает Хэндса, потому что через мгновение он опять тянется к клинку, но в какой-то момент все же выбирает терпение и лишь сжимает губы в тонкую полоску, чтоб точно не вмазать Люциусу.       – Так, – шумно вздыхает тот, внимательно смотря на карты и в какой-то момент немного выдвигая тройку пентаклей и даже не пытаясь понять, как на это реагирует пират, а просто начиная расшифровывать карты. – Что ж, мой дорогой Иззи, прошлое у тебя на удивление хорошее и спокойное, – парень усмехается, бросая быстрый взгляд в чужие глаза, – насколько спокойным оно могло бы быть у пирата, конечно. Всё достигнуто, пусть и в отношениях все главные шаги пытался все-таки делать ты, но, все же, уважение и доверие с двух сторон. – Люциус тихо хмыкает с неким удивлением, но все еще заговорщически улыбаясь уголками губ, – так, оба партнёра устраивают друг друга, да и вообще, братский союз, все прекрасно.       Хэндс не смотрит на парня. Всматривается в бочку, абсолютно отстраненно покручивая в руках кинжал и поджимая губы. Конечно, правду знают только Эд и он – Люциуса тогда даже не было на горизонте и, что-то подсказывало, еще точно не было в море. Да и откуда ему знать, что было до того, как его дурацкий аристократишка-капитан сделал что-то с мозгом Черной Бороды и превратил его в размазню Тича? О таком легенды не писали. Мало кто в принципе знал имя Иззи без статуса правой руки Эдварда. Услышать сплетню о том, как обожает своего капитана Хэндс было бы куда нереальнее, чем историю об очередном потопленном корабле мистическим и небезызвестным Черной Бороды, у которого светились глаза, голова была окутана клубами дыма, а сам он выглядел устрашающе. И всем было всегда плевать, что первое было действительно правдиво, а второе можно было легко обставить зажженными фитилями под шляпой, да и то, такой трюк они проворачивали единожды.       Люциус выдыхает и немного выдвигает карту по середине, чтобы Иззи точно видел про какую он говорит.       – Ну если честно, – парень осторожно обводит контур башни кончиками пальцев, – ты видишь, что на карте башня рушится? Вот это тебя ждёт в самые ближайшие дни если не уже. Твои даже самые преданные и искренние отношения рушатся, кризис и вообще тебе, вероятно, изменят, если ты сам, конечно, происходящего на борту не видишь.       Все же в голосе звучит некая доля сочувствия. Иззи внимательно разглядывает выдвинутую карту. Похоже на маяк – у «тупого ебучего» Стида Боннета картина с похожим была в комнате, да и в море маяки, как бы не пытаться держаться от них подальше, все равно встречаются.       – Не смешно, придурок, – недовольно фыркает Хэндс, через мгновение видя то, как Люциус закатывает глаза и начинает улыбаться в ответ на колкость.       – Никто и не смеется, милый, – он отодвигает карты от пирата и тихо вздыхает, – а то, что ты считаешь себя поводом для насмешек это уже точно не моя проблема.       Иззи замирает, внимательно взглядываясь в чужие глаза и мысленно выбирая между тем, чтобы проткнуть его кинжалом или все же пощадить, но сдается, немного отодвигаясь назад.       – Ладно, герой любовник, посмотрим, что у тебя там дальше. – усмехается Люциус, выдвигая последнюю карту. – Ничего неожиданного, кстати. Планы перерастают в насилие, эгоизм и месть, а по итогу ты останешься в одиночестве из-за своего отвратительного поведения. Может, даже наконец-то поймёшь, что быть всегда такой псиной не выйдет, но надежды на восстановление отношений рухнут как и сами отношения.       Через секунду Иззи наставляет нож на Люциуса вновь.       – Ты, – несколько мгновений пират подбирает слово, – ублюдок!       В общем, парень уже не боится. Усмехается и осторожно двумя пальцами отводит лезвие от своего горла.       – Знаю, но ты тоже не святой, Диззи-Иззи, – Люциус тихо хмыкает, собирая карты с бочки, – так что, будь добр, или не играй мирового судью да палача в одном, или уебывай отсюда. Ответы на свои вопросы, кажется, ты получил. Не моя вина, что твой дорогой босс влюбился в моего капитана, а у тебя теперь нет шансов заполучить себе горячо желанного Эдварда Тича. Собственник. – подводит итог парень, ставя точку глухим ударом карт о бочку, когда выравнивает их, ласково держа в ладонях.       Подобно рыбе, несколько секунд Иззи возмущенно хватает воздух ртом, пока его несчастные глаза ищут, за что зацепиться. Слов не находится. Приходится подняться, бросить последний полный ненависти взгляд и, все же, уйти, оставляя за собой отзвук тихого «уебок», сказанного Хэндсом под нос.       После они редко пересекались. В первую очередь из-за того, что Иззи, будучи редкостно обидчивым, просто прятался от одного лишь шороха, который напоминал бы Люциуса. В общем, довольно успешно. Во-вторых, Люциус в принципе занят был иными вещами – ему точно было не до Иззи с его несчастной неразделенной любовью. Стид жутко долго не доходил до чувств к Эду, хотя вся команда давно понимала, что они уже были в той стадии отношений, когда можно впервые целоваться и наконец признавать друг друга большим, чем друзьями. Люциус был нужен там, на строительстве нового союза, а не с одним до чертиков ревнивым придурком – да и у Спрингса тоже были свои почти-отношения, чтобы не реагировать на «скрытного» Хэндса.       За неделю они встретились лишь трижды, кажется.       В первый раз они столкнулись в коридоре внутри корабля: Люциус шел к Роачу с поручением от Стида на тему джема и чего-то-там-еще, а Иззи, судя по всему, проверял склады, неудачно выбрав время и появившись там, где вообще не было кают или закоулков, чтобы спрятаться. Разошлись они молча, но Хэндс все равно пытался спрятать лицо, словно защищался от Спрингса всеми силами.       Во второй раз Хэндс пришел в каюту к капитанам, ища их по всему кораблю (стоило ему сказать, что достаточно было бы глянуть на марсовую площадку, чтобы увидеть двух любовников моря), а Люциус, как назло, выставлял там на место старых, прочитанных и уже не особо любимых книг капитана Боннета новые, которые он «награбил» во время последнего набега. Грабежом это назвать было можно было с большим трудом, но место на полках довольно быстро кончалось, да и в некоторых книжках были довольно интригующие рассказы, которые, наверное, рассказами для аристократов назвать нельзя было, зато эротическим чтивом – запросто. Благо, что читать в принципе умели лишь Люциус и Стид (что, в свою очередь, становилось поводом для определенных вопросов к капитану, но сейчас было точно не до них). Разошлись они с парой колкостей, но Иззи постарался все же ретироваться куда быстрее напоминания о злосчастном вечере с картами.       В третий раз они встретились на палубе к концу недели. Лило как из ведра, но это не было главной проблемой. Наверное, важнее было то, что на них именно в этот момент нападали другие пираты. Вероятно, абордаж в темноте и пусть и не сильном, но шторме, это было абсолютно идиотской и сумасшедшей идеей, но именно это давало возможностей для маневров. Пусть и не всем.       Люциус несся через всю палубу в сторону кают. Тут и там лязгали шпаги, доски под ногами неприятно поскрипывали, но заветный коридор был все ближе и ближе, поэтому Спрингс лишь старался не навернуться нигде, прижимая крепко-крепко к груди книгу, в которую писал все-все-все, что требовал от него Стид, находящийся сейчас где-то в глубине корабля и навряд ли сражающийся. Когда до двери остается какие-то метры, случается непоправимое. Под ногами оказывается веревка, о которую писарь спотыкается, сразу понимая масштаб всего происходящего вокруг. К нему сразу шагает один из захватчиков. Его лица не видно, лишь пара блестящих глаз, которые, кажется, переливаются с окровавленной шпагой этим ледяным блеском. Шаг, второй. Спрингс пытается отползти спиной вперед, но с тяжелой книжкой это выходит слабо и не особо быстро – он едва ли добирается до лестниц, оказываясь между ними, когда над ним заносят шпагу. За громилой, кажется, облака куда светлее, из-за чего он выглядит еще большей угрозой. Казалось бы, пара мгновений и Люциус уже бы был в коридоре, спрятался там, где его бы не нашли. Нападение все равно было бы отражено, но боязнь крови и убийств действовали оглушающе. А теперь, кажется, именно ему и не выжить. Шпага выше, выше, уже начинает свой полет вниз, прямо в его голову, что заставляет зажмуриться, но все, что происходит – раздается ужасный лязг и басовитое зычное "Какого дьявола?!".       В следующее мгновение Люциус распахивает глаза, в первые мгновения ничего не понимая. Шпага нападающего остановлена другой, блестящей в фонарях и ведущей к знакомой ладони в перчатке. Иззи стоит на лестнице, вытянув шпагу так, чтобы не позволить прибить Спрингса на месте, а сам сверлит взглядом нападающего. Писарь отползает чуть назад, отходя от шока. И через какие-то мгновения начинается дуэль. Это точно было предупреждением.       Хэндс перемахивает через перила, начиная сыпать атаками, да так, что пират отступает, шаг за шагом, судя по всему, отталкиваемый за борт. Каким-то из защитных движений он даже умудряется рассечь Иззи левое плечо, но тот продолжает биться как не в себя, уводя нападающего все дальше и дальше.       С трудом Люциус поднимается, когда видит, как Хэндс приставляет шпагу к сердцу пирата и немного наклоняет голову, явно предоставляя выбор, но на это смотреть уже невозможно. Если он пронзит кому-то сердце, то Люциус ни за что не избавится от кошмаров в ближайшие дни. Особенно после того как насмотрелся на орудующих ножами Джима.       Когда все кончается Спрингса еще трясет. У него жутко дрожат руки, из-за чего он не может писать дальше, но зато по этому поводу капитан Боннет дал ему немного отдохнуть, потому что не хотел, чтобы его записи были "недостаточно ровными, чтобы их можно было прочитать". Так что Люциус, получивший себе немного свободного времени, не долго думал, чем себя занять.       – Иззи? – писарь отстукивает незатейливый ритм по двери небольшой каюты на одного, почти сразу входя под недовольное бурчание, – Я, кхм... – слова теряются. Парень стоит в дверном проеме, не зная, что именно сказать Хэндсу, но сказать что-то нужно, – Я пришел помочь с рукой, – куда тише произносит Люциус, поджимая губы из-за вида прилипшей рассеченной рубашки на мужчине.       – Проваливай. – ворчит пират, сразу же шипя из-за того, что руку прошибает болью, когда он стягивает жилет, – мне не нужна твоя помощь.       – Ага, – Спрингс делает шаг вперед, ближе, игнорируя чужие слова, – дай сюда.       Парень садится рядом на кровати, его руки тянутся к пуговицам чужой рубашки, осторожно расстегивая верхние. Хэндс на это лишь невнятно бурчит что-то на тему того, какой же Люциус мудак, как он его ненавидит и что, по-хорошему, его нужно пырнуть в лицо. Все это успешно игнорируется так же, как и все предыдущее, так что в ответ пират получает лишь заботу и аккуратность. Непривычно.       – Я, все же, в долгу перед тобой, – Спрингс со всей присущей писарям аккуратностью стягивает с левой руки Иззи рубашку, обнажая длинную рану, к которой уже успела налипнуть ткань. – Ты, вроде как, мне жизнь спас.       – Это потому что меня бы пришили, если бы я этого не сделал, – Хэндс закатывает глаза, немного вытягивая руку, чтобы Люциус делал то, что хочет.       – Ага, но это не значит, что я тебе не должен, – парень пересаживается пирату за спину, разматывая принесенную ткань и начиная накладывать повязку на чужое плечо.       – Я у тебя ничего не просил, идиот, – мужчина закрывает глаза, опуская голову и сжимая челюсти, чтобы не шипеть от боли.       – Долг так работает? Не знал, не знал. – писарь усмехается, – Потерпи, тут немного.       В воздухе повисает тишина, прерываемая на тихие вздохи от боли и какое-то тихое бормотание Люциуса, которое было призвано успокоить несчастного Хэндса. И все это время Иззи боится, что в следующее мгновение Спрингс нападет или попытается навредить при помощи повязки – резко затянет ее, например. Но это не происходит. Люциус продолжает заботливо заниматься раной, при этом внимательно разглядывая шрамы на чужой руке и части спины, словно они не ругаются все время, что находятся на одном корабле.       – Знаешь, на тему того расклада, – Люциус несильно затягивает повязку аккуратным плавным движением, а после ловко вытягивает у Хэндса кинжал, заставляя руки не трястись, чтобы выполнить такой маневр, – тебе не обязательно с ним соглашаться.       Хэндс возмущенно открывает рот то, как нагло у него вытягивают кинжал, и, на самом деле, даже боится, что тем же кинжалом Люциус его и прикончит, но тот сбивает его с мысли. – В каком смысле?       – Ну, – Спрингс усмехается, отрезает кусок ткани, который был лишним, а после осторожно заправляет конец повязки, выдыхая, – это же лишь одна сторона. Не значит, что тебе нельзя одуматься и сдержать себя в руках, а не пытаться прирезать каждого, кто подойдет к Эду.       – А если это не сработает? – Иззи поджимает губы, следя за тем, как писарь заканчивает с повязкой и возвращает кинжал.       – Тогда, – парень перелезает на край кровати Иззи, хлопает ладонями по коленям и поднимается, с легкой улыбкой смотря на Хэндса, – тогда тебе придется импровизировать, Иззи Хэндс, а иначе ты или пойдешь на дно, напиваясь день за днем, или помрешь от рук мстительного сынка кого-нибудь пирата, которого ты убил бы в баре развлечения ради, и я не уверен, что это та смерть, которую ты бы посчитал достойной.       А после Люциус делает нечто, которое вовсе сбивает Хэндса с толку, заставляя замереть и из-за абсолютного непонимания такой силы, что пират к кинжалу даже не притрагивается. Спрингс целует его в лоб. Словно это нечто настолько обыденное, что Иззи можно и постыдиться своей реакции. Его целовали до этого, конечно, и довольно близкие люди, на которых сейчас он смотрит с немым обожанием (или не совсем немым), но каждый такой поцелуй был пьяный, грубый и с привкусом боли, которая следовала за ним. Но такое легкое прикосновение от Люциуса, буквально мгновение, даже не поцелуй в губы – это было иначе. И только когда Хэндс вспомнил, что он не размазня, а Правая Рука Черной Бороды, и потянулся за кинжалом, оказалось, что Люциус был уже далеко в коридорах корабля, а Иззи так и не понял, что произошло в тот момент.