~ Роуз ~
— Эй, ты жива? — женский голос сопровождался резким тычком в мои ребра. Я открыла глаза и увидела пару ботинок на высоком каблуке, стоящих рядом со мной. Я попыталась поднять голову, но в итоге поморщилась от боли, пронзившей мой позвоночник. Это было нечто большее, чем просто одеревенение от сна в неудобной позе (я лежала лицом вниз на какой-то заросшей траве), но я не знала, где, почему и как я получила травму. Превозмогая боль, я проследила за парой ног до лица девушки. — Ага! Не мертва. Здорово. Это бы действительно испортило мне вечер, — она ухмыльнулась мне и протянула руку, заметив, что я пытаюсь пошевелиться. На вид ей было около двадцати, одета она была в черную рубашку поло, которая казалась ей немного мала, и узкие джинсы. На футболке было имя и логотип, но я не могла их разобрать. Ее светлые волосы были коротко подстрижены в стиле пикси, челка почти скрывала светло-зеленые глаза, а тело у нее было длинное и стройное, как у танцовщицы. Ее внешность почему-то успокаивала, даже если я понятия не имела, кто она такая. — Точно, — ответила я, мое горло, казалось, немного першило, хотя я и не знала почему. — Еще не умерла, но я определенно чувствую, что уже на полпути к этому. Ее глаза расширились, когда она увидела меня. — Да, ты плохо выглядишь. Без обид. — Без обид, — я не сомневалась в ее словах, учитывая боль, которую я испытывала, но я все равно оглядела свое тело. Моя одежда была залита кровью, больше, чем можно было объяснить видимыми царапинами на руках и ногах. Я не знала, как все это туда попало. Замешательство, должно быть, отразилось на моем лице, потому что внезапно саркастический тон голоса девушки исчез и сменился искренней заботой. — Ты в порядке? Ты подралась с кем-то или что-то в этом роде? На тебя кто-то напал? В голове у меня было пусто. События прошедшего дня исчезли. — Я… я не знаю. Пытаясь вспомнить, я поняла, что не только прошедший день был для меня загадкой. Я ничего не могла вспомнить. Ни прошедший день, ни прошедший час, ни прошедшее десятилетие. Это было поразительно, и я автоматически искала подсказки вокруг себя. В темноте я могла разобрать лишь несколько вещей. Мне казалось, что я нахожусь в каком-то парке, окруженном самыми высокими зданиями города. Я не знала, в каком городе, но это было лучше, чем ничего. Я оглянулась на девушку, которая казалась еще более смущенной и обеспокоенной, чем раньше. — Дерьмо. Может быть, мне стоит отвезти тебя в больницу. Моя машина недалеко. Как ты думаешь, ты сможешь дойти до нее? Я кивнула, но от этого действия моя голова заколотилась еще сильнее. Помогая мне встать на ноги, она представилась. — Кстати, меня зовут Мари. Я улыбнулась, автоматически открыв рот в ответ. — Я… — мои слова оборвались, и я сосредоточенно нахмурила брови. Черт возьми. Это должно быть легко. Как меня зовут? Я задумалась. Что-то…связанное с цветами. Дейзи? Нет. Лили? Нет. Я быстро пробежалась по списку всех женских ботанических названий, какие только смогла придумать. Жасмин, Ирис, Вереск, Остролист, Фиалка, Розмарин… Подождите. Это было так близко. Не совсем там, но близко. Может быть, Роза? Я взглянула на Мари и увидела, что с каждой минутой молчания ее лицо становится все более подозрительным. Не раздумывая больше, я выпалила первое имя, которое пришло на ум. — Айви. Меня зовут Айви. Мари, казалось, заметно расслабилась. — Ну, тогда ладно, Айви. Давай отвезем тебя к врачу, чтобы он тебя обследовал. Не буду врать, ты меня немного пугаешь. Я рассмеялась, в основном пытаясь снять напряжение внутри себя. Делать было больше нечего, я могла либо смеяться, либо плакать, а плач, вероятно, только еще больше напугал бы Мари. Поскольку она была буквально единственным человеком в мире, который у меня был на данный момент, я не могла позволить себе отпугнуть ее.***
Мы прибыли в больницу через несколько минут. Мари была достаточно любезна, чтобы остаться со мной на некоторое время, хотя я не ожидала, что она задержится здесь надолго. Оформление документов при регистрации практически дразнило меня вопросами, на которые я не знала ответа. Я понятия не имела ни о своем возрасте, ни о своей фамилии. Черт возьми, я на самом деле даже не знала своего имени, не говоря уже о моей полной истории болезни. После заполнения нескольких описательных вопросов, которые я могла легко определить (пол: женский, цвет волос: каштановый, глаза: карие) я вернулась к секретарше, которая была слишком самоуверенна для 4 часов утра. — Ты все заполнила, милая? — прощебетала она. — Хм, не до конца. Что вы делаете, если не знаете или не можете вспомнить некоторые ответы? — я старалась относиться к этому безразлично, но я не знаю, насколько это было возможно на самом деле. — О, не волнуйся, пока у нас есть основная информация, все будет в порядке. — Эм… тогда может возникнуть небольшая проблема. Ее брови сошлись в замешательстве, когда я передала ей папку с документами. Когда она просмотрела почти пустую первую страницу, ее глаза расширились от удивления. — О, — она запнулась, — Хорошо…позволь мне пойти и найти кого-нибудь по этому поводу. Я почувствовала, как мои щеки вспыхнули от смущения, когда она встала и направилась в заднюю комнату. Я почти вернулась на свое место, когда услышала голос, раздавшийся в приемной скорой помощи: — Айви? Я вытянула голову по стойке смирно, узнав единственную частичку личности, которая у меня действительно была на данный момент. Прежде чем ответить, я снова взглянула на секретаршу, которая только ободряюще кивнула. Я направилась к доктору, а Мари следовала за мной по пятам. После долгой серии вопросов, на которые чаще всего можно было ответить «Я не знаю» или «Я не могу вспомнить», доктор, наконец, казался удовлетворенным. Мари пыталась предложить как можно больше помощи, но это было немногим больше, чем я могла дать. После того, как мне сказали, что мне нужно будет пройти довольно много анализов и процедур и я точно останусь на ночь, Мари оставила мне свой номер телефона и попросила, чтобы я позвонила ей завтра и сообщила последние новости. Доктор не лгал о многочисленных анализах, которые они назначили мне. Некоторые были довольно простыми, например, визуальный осмотр моих ушибов и ссадин. Другие были более тревожными, такие как гинекологический осмотр на наличие следов сексуального насилия (слава богу, что результат оказался отрицательным) и компьютерная томография. После нескольких часов и небольшого количества ответов они смогли определить, что у меня нет сотрясения мозга и я могу спать. Они даже дали мне немного еды, которая вызвала голод, о существовании которого я даже не подозревала. Мне казалось, что я не ела несколько дней. Как только мой голод был утолен, я быстро заснула.***
Я была в доме со связанными за спиной руками. Я чувствовала затхлый запах крови рядом с горящей плотью. В комнате было настолько темно, что моим глазам было трудно привыкнуть. Казалось, я была одна, хотя в комнате было еще несколько пустых стульев. Я понятия не имела, где нахожусь, но чувствовала, как ужас и страх давят на меня. Когда дверь напротив меня наконец открылась, я увидела вошедшего мужчину. Физически он был высоким, худым и выглядел всего на 40 лет, однако от него исходило ощущение, что он намного старше. Уверенность в его походке говорила о том, что он повидал десятилетия, возможно, столетия, и не боялся. Одно это заставляло меня чувствовать себя еще более неловко. Но это была не единственная его странная черта. Его кожа казалась почти белой, выделяясь даже в затемненной комнате. Я никогда не видела кого-то настолько бледного, и если бы от него не исходило столько силы, я могла бы подумать, что он смертельно болен. Когда он подошел ближе ко мне, я прижалась как можно сильнее к спинке стула. Я боролась со своими оковами, но никак не могла освободиться. Он был всего в нескольких футах от меня, когда я заметила его глаза. Они были темно-коричневыми, почти черными, но по краю радужной оболочки виднелось кроваво-красное кольцо. Он был слабым, но как только вы его увидели, его было невозможно игнорировать. Это было неестественно, и один только вид этого заставлял мое сердце учащенно биться. Когда он оказался прямо передо мной, он наклонился вперед. Я все еще старалась держаться как можно дальше, но это было бесполезно. Несмотря на то, что у него не было при себе оружия, я знала, что я уже всё равно что мертва. Он изучал мое лицо, убирая мои волосы в сторону и обводя линию подбородка. Это было почти так, как будто мой страх позабавил его. Поиграв со мной, он посмотрел мне прямо в глаза, и я не смогла отвести взгляд. Он одарил меня улыбкой, от которой у меня скрутило живот, и у меня едва хватило мгновения, чтобы заметить его клыки, прежде чем он приблизил свое лицо к моей шее и укусил. Я проснулась в больнице с криком. Вбежало несколько медсестер, и я вслепую отмахнулась от них, прежде чем осознала, что меня окружает. Они держались на расстоянии, но все же немного постояли рядом, чтобы убедиться, что со мной все в порядке. После того, как я, наконец, успокоилась, я извинилась, насколько они мне позволили, они ушли, чтобы я могла еще немного отдохнуть. Когда я снова положила голову на подушку, я недоверчиво покачала головой. — Отлично, — прошептала я, ни к кому конкретно не обращаясь. — Теперь мне снятся кошмары о вампирах.— Дмитрий–
Три дня мы искали. Возможно, я должен быть благодарен за то, что они позволили поисковой операции продолжаться даже так долго. Все морои были допрошены, не было никаких зацепок, по которым можно было бы проследить, была ли она жива, и нам надо было подготовить панихиду по убитому студенту. Возможно, смерть Мейсона была причиной, по которой они продлили поиски. Объявление об одной смерти было достаточно травматично, объявление о том, что еще один студент, Роза, также пропала без вести и, возможно, скорее всего, мертва, только ухудшило бы ситуацию. В первый день несколько групп стражей вручную прочесали местность, удаляясь от дома, где содержались ученики. Миа сказала, что Роуз была жива и относительно невредима, когда видела ее в последний раз, но любая другая информация, которой она располагала, была мало полезна для поиска. Ради моего собственного здравомыслия я должен был верить, что она жива, но не мог понять, почему она ни с кем не связалась. На следующий день мы с Альбертой проверили несколько больниц в этом районе. Первая пара была полным провалом, но у меня все еще оставалась надежда на последнюю. Мы вошли в переполненное отделение неотложной помощи и подошли к слишком счастливой секретарше. Она начала свой основной диалог еще до того, как мы подошли к столу. — Пожалуйста, заполните эти формы… — Мы ищем кое-кого, — резко оборвал я ее. — Ее могли принять прошлым вечером. Ее зовут Роуз Хезевей. Она повернулась к своему компьютеру и молча просмотрела несколько файлов, прежде чем снова повернуться к нам. — Извините, сегодня никто с таким именем не поступал, — она продолжила, отвечая на мой второй вопрос, прежде чем я успел открыть рот. — У нас также нет Джейн Доу*. Бумажник Роуз был найден среди вещей, изъятых у студентов, когда они были схвачены. При ней не было ни наличных, ни документов, удостоверяющих личность. Если бы Роуз нашли без сознания, то ее не приняли бы под ее именем. К сожалению, единственной Джейн Доу, которую сегодня вечером нашли в другой больнице, была женщина ростом 6 футов 2 дюйма с черными, как смоль, волосами, которой было не менее тридцати лет. Мое сердце упало, когда моя последняя надежда на сегодняшний вечер угасла. Страж Петрова оставила свой номер телефона с просьбой связаться с ней, если она появится. Это была та же процедура, которой мы следовали в любой другой больнице. Я начал возвращаться на улицу в оцепенении, случайно наткнувшись при этом на молодую блондинку. Я быстро извинился, прежде чем вернуться к внедорожнику, ожидая, когда Альберта присоединится ко мне. Конечно, было еще много мест, где можно было поискать. Мы уже подали заявление о пропаже человека в местный полицейский участок, но из-за ее возраста было легко понять, что они уже выдавали ее за сбежавшую. Мы не могли точно сказать им, что она провела в плену несколько дней, прежде чем пропала без вести, по крайней мере, не ответив на несколько сложных вопросов. Дополнительные стражи были размещены на местных автобусных станциях и в других местах, где ее могли заметить, в том числе в паре приютов для молодежи и бездомных, но мы еще ничего не слышали от них. Единственное место, которое нам еще предстояло проверить, было тем самым местом, где, как я отчаянно надеялся, мы ее не найдем. Они отправляли стража Стэна Альто и еще одного опекуна, который был знаком с ней, в городской морг. Они еще не отчитались, но я не ждал этого с нетерпением. Это было странное сочетание облегчения и пытки, пока мы ждали их отчета. Когда мы возвращались в маленькую гостиницу, где остановились стражи, участвовавшие в поисках, я слышал, как нарастает глухой гул приглушенного шепота. Джанин все еще казалась в шоке, и мне очень не хотелось быть тем, кто снова разрушит ее надежды. К счастью, она полностью проигнорировала меня, когда Альберта рассказала ей новости и мягко утешила ее. Один из стражей говорил немного слишком громко, и я мог слышать, как он задавался вопросом, будем ли мы в конечном итоге относиться к Розе так же, как к любому другому стражу, который пропал без вести в бою. Я вздрогнул от этой мысли. Когда страж пропадал без вести во время рейда или боя, и не было тела, которое можно было бы найти, он числился мертвым. Однако чаще всего это был неправильный ярлык. Когда тело не находили, обычно это происходило потому, что они были обращены. Мысль о Розе как о Стригое была слишком тяжелой, чем я мог вынести в данный момент. Я продолжал цепляться за тот факт, что Миа видела ее после убийства двух известных стригоев в доме, но если был еще один, о котором они не знали… нет. Я не мог так думать. Я должен был оставаться сильным. Я должен был оставаться сосредоточенным. Я должен был продолжать надеяться. Я удалился в одну из нескольких комнат, которые мы использовали во время допросов, и попытался немного поспать, хотя это мало помогло мне освежиться. Я ворочался с боку на бок всю ночь, мучимый мыслью о том, где она была. Неужели она замерзла до смерти, пока я лежал здесь? В конце концов, сейчас была зима. Была ли она голодна? Была ли она одинока или напугана? Думала ли она обо мне? Она должна была знать, что я буду искать ее. Она, наверное, ждала меня прямо сейчас. Через несколько часов я встал и снова начал искать. Я устал еще больше, чем прошлой ночью, но больше не мог сидеть спокойно. К сожалению, второй и третий день оказались такими же успешными, как и первый. Никаких наблюдений, никаких зацепок, никакой дополнительной информации. Единственная хорошая новость заключается в том, что она так и не появилась в морге. Наконец, на третий вечер страж Петрова собрала группу и сказала им, что поиски прекращаются. Это был первый раз, когда я видел, как она плачет, но мне было трудно сдерживать свои собственные эмоции, когда мы слышали отчаянные мольбы Джанин Хезевей, эхом отдающиеся между рыданиями. Отменить поиски было все равно что объявить Роуз мертвой. Хотя школа, вероятно, объявила бы ее пропавшей без вести до тех пор, пока не будет найдено тело, но шанс, что мы в конечном итоге найдем ее живой и здоровой, стал настолько мал, что надеяться на это не стоило. Мы прилетели прямо из Спокана в Академию. Несколько внешкольных стражей, вызвавшихся участвовать в поисках, оттуда вернутся на свои места, а Джанин останется еще на несколько дней, чтобы заполнить кое-какие документы и собрать вещи Роуз. Я не мог себе представить, что вернусь на действительную службу так скоро после чего-то подобного, но, думаю, я мог бы понять, как может помочь некоторое подобие нормальной жизни. Хотя мне было жаль ее. Я знаю, что они с Роуз не были близки, но Джанин только начала тянуться к своей дочери, когда ее оторвали от нее. Когда горизонт Спокан-Сити медленно исчез, я попытался попрощаться с Розой. Но я не мог. Я не мог полностью смириться с тем фактом, что она ушла.***
Первый день возвращения в кампус был для меня настоящим кошмаром. Часть меня отчаянно хотела вернуться к старым привычкам, чтобы не думать слишком много, но мне не потребовалось много времени, чтобы понять, что моя жизнь в Академии была практически сосредоточена на Розе. Наши тренировки занимали большую часть дня, и время, казалось, тянулось без них. Охрана Лиссы не принесла большого облегчения, так как она тоже оплакивала Роуз. Я хотел просить о дополнительных дежурствах, но даже если бы Альберта разрешила это прямо сейчас, результаты были бы неоднозначными. Я уже почувствовал, как это угнетает — смотреть один из уроков старших классов с двумя пустыми местами, а дежурство по периметру, проверка колец, приведет только к тому, что я проведу слишком много времени наедине со своими мыслями. С моим нежеланным свободным временем я решил бесцельно прогуляться по кампусу. Какое-то время общее присутствие других людей успокаивало, даже если я не общался с ними. Я заметил несколько пристальных взглядов и плохо скрываемый шепот. Я не знал точно, о чем они говорили, и, честно говоря, я не был уверен, что это действительно имело значение, но через некоторое время это стало раздражать, и я решил сделать небольшой перерыв в общении с людьми. Я направился к небольшому пруду в дальнем конце кампуса. Это было не рядом с учебным корпусом или студенческим общежитием, так что я не ожидал никого там найти. Я действительно не ожидал найти его там. Сначала я его не узнал. Он сидел на одной из каменных скамеек, окружающих пруд. В середине зимы ему было нечем восхищаться, кроме снега и льда, но, возможно, это давало ему некоторую форму спокойствия. Когда я подошел ближе, стало ясно, что он здесь не для того, чтобы любоваться видом. Его глаза были закрыты. К счастью, он дышал. Я бы не удивился, узнав, что ранее он слишком много выпил, заснул и умер от переохлаждения. — Лорд Ивашков, — позвал я чуть резче, чем было необходимо. Он подскочил от внезапного шума, быстро повернувшись ко мне лицом. — Ты доведешь кого-нибудь до сердечного приступа! Часть меня хотела ухмыльнуться его реакции, потому что мне смутно нравилось шокировать избалованного ребенка, но его реакция была настолько близка к той, которую Роуз давала в подобных случаях, что мое настроение было недолгим. — Ты не являешься студентом Академии. Что привело тебя в кампус? То, как он посмотрел на меня, говорило о том, что ответ должен был быть очевиден. Я просто продолжал смотреть. У меня не было времени играть в его игры. Через мгновение он закатил глаза с драматическим вздохом. — Я здесь из-за Роуз. То есть, я отчасти здесь из-за Роуз. Я работаю с Лиссой над духом в надежде, что мы сможем найти ее. Я просто кивнул. Мой опыт в магии Духа был довольно ограничен связью Розы с Василисой. Я знал, что способность чувствовать мысли и местоположение — это только один путь, и, к сожалению, это был не тот путь, в котором мы отчаянно нуждались прямо сейчас. Однако Адриан помог нам найти местонахождение Розы и остальных в Спокане, поговорив с ней в одном из ее снов. Возможно, он мог бы сделать это снова. Вопрос в том, почему он до сих пор этого не сделал. Я почти боялся спрашивать. — Ты сумел добраться до нее? Он покачал головой, не глядя на меня. — Что это значит? — я был удивлен, что отчаяние, которое я чувствовал, не звучало в моем голосе. — Честно говоря, — он впервые встретился со мной взглядом, и я заметил темные круги под глазами, — я понятия не имею. — Ты что, пил? — я не хотел, чтобы это прозвучало так обвинительно, но в этот момент мои нервы были на пределе, и это прозвучало крайне резко. Он вскочил со скамейки и направился ко мне с такой скоростью, с какой я никогда раньше не видел, чтобы морои двигались. — Слушай сюда, совратитель малолетних. Я не выпил ни капли с того момента, как она исчезла из заточения. Я день и ночь пытался связаться с ней, но безуспешно. Я не знаю, что это значит, но я буду продолжать пытаться, пока не умру или не сойду с ума. Вспыхнувший гнев был вызван вышеупомянутым безумием Духа. Однако я заметил, что он забыл один вариант… — Что, если она уже мертва? Он покачал головой, на мгновение возвращаясь к реальности из того места, где были его мысли. — Нет. Я так не думаю. Я могу…я чувствую ее, — он потянул себя за волосы, как будто боль могла помочь ему сосредоточиться. — Если бы она была мертва, тогда я бы вообще не смог ее почувствовать. Я все еще чувствую ее ауру, но она почему-то недосягаема. Как будто она там, но в то же время ее там нет. Я не знаю, как это объяснить. — Может быть, кома? — это означало бы, что она ранена, но жива. Это было немного, но уже кое-что. — Возможно, — ответил он. — Я мало что знаю о такой степени бессознательности. Неловкое тяжелое молчание повисло между нами. Мне не нравился Адриан, и я знал, что я ему тоже не нравлюсь. Однако в этот момент у нас было кое-что общее: мы оба заботились о Розе. Как бы он ни обвинял меня в том, что я-совратитель несовершеннолетних, а я обвинял его в том, что он-бабник, я знал, что мы оба сделаем почти все, чтобы узнать, где она. Мы боролись за ее привязанность, но в этот момент я знал, что любой из нас отступил бы ради другого, если бы это означало, что Роза будет цела и невредима.***
Настал день похорон. Как и ожидалось, это было торжественное и печальное событие. Смерть ребенка всегда была ужасной, и этот случай не был исключением. Часовня была заполнена так, как никогда не было в субботу, эхом отдаваясь звукам траура. Технически я был на дежурстве, поэтому стоял сзади, наблюдая за разворачивающейся вокруг меня сценой. Родители Мэйсона, мать-дампир и отец-морой, не принадлежащий к королевской семье, которые воспитали его в любящем доме, сидели впереди. Его отец едва сдерживал слезы, когда благодарил тех, кто выразил свое сочувствие. Его мать позволила слезам свободно течь по ее щекам, но в остальном, казалось, находилась в состоянии шока. Ее глаза были пустыми, как будто она была за миллион миль отсюда. Я понимал это чувство. В моей груди тоже было пусто. Пока я физически был здесь, мой разум, казалось, жил воспоминаниями о прошлом, как будто он цеплялся за любое счастье, которое мог найти. Я был уверен, что она делает то же самое. Это было все, что мы могли сделать, чтобы пережить этот день. Принцесса Василиса и Кристиан сидели вместе. Он бережно обнимал ее за плечи. Я знал, что они пришли сюда, чтобы оплакать Мейсона и сказать свое последнее «прощай», но среди нас было несколько человек, которые оплакивали другого человека. Возможно, я должен быть благодарен, что это не были двойные похороны, но отсутствие завершенности, когда дело касалось Розы, съедало меня заживо. Эдди сидел по другую сторону от Лиссы, склонив голову. Вина, лежавшая на его плечах, была заметна и казалась физическим грузом, который он изо всех сил пытался нести. Миа тоже была там. Все ее поведение изменилось за последние несколько недель. Все началось с убийства ее матери, но пребывание в плену укрепило это чувство. Я видел в ней новую решимость быть сильной, защищать себя и других. Хотя было приятно видеть позитивные перемены по сравнению с неуверенной в себе «дрянной девчонкой», которой она была раньше, но то, как это было заработано, сделало перемену горько-сладкой. Адриан выглядел так, словно его тошнит. Он был бледнее обычного, с темными кругами под глазами. Верный своему слову, он все еще не пил, но его психическая устойчивость сильно пострадала из-за этого. Рефлекторно он потянулся за своей фляжкой, обычно спрятанной в кармане куртки, но она оказалась пустой. Несколько стражей, включая меня, выстроились вдоль стены, создавая иллюзию безопасности, в которой все еще так отчаянно нуждались после трагедии. Честно говоря, дежурные стражи были почти так же рассеяны, как и те, кто посетили панихиду в свое свободное время. Отчасти это было связано с явной катастрофой, которая свела нас вместе. Тем не менее, я думаю, что большая часть заключалась в том, что несколько сильных стражей были близки к критической точке. Альберта Петрова, капитан школьной охраны, разрывалась между тем, чтобы прятать собственные слезы и утешать других. Она была не самой тревожной. Нет, самым удручающим зрелищем было видеть, как Джанин Хезевей, известная своим бесстрастным профессионализмом, тихо рыдает в углу. Мне потребовалось некоторое время, чтобы узнать темноволосого, демонстративно одетого мужчину позади нее. Я не видел Эйба Мазура, известного в Бийске как Змей, с тех пор, как был подростком. Он был довольно опасным человеком, известным своей эффективностью в борьбе с людьми, стоящими у него на пути. Я не знал, как реагировать на его неловкие утешительные жесты по отношению к Джанин, и на его собственную скорбь. Это на мгновение пробудило мое любопытство, но оно быстро угасло. У меня едва хватало мотивации заниматься повседневными делами, такими как еда, у меня не было умственной энергии, чтобы задаваться вопросом, почему Змей заинтересовался похоронами студента. Не успел я опомниться, как похороны подошли к концу. Я не мог вспомнить ни слова из службы. Я отдал последние почести Мейсону, прежде чем вернуться в свою маленькую квартирку. Как и все остальное в наши дни, она казалась холодной и пустой. Я никогда не был сторонником чрезмерного дизайна, но теперь даже небольшие изменения, такие как моя коллекция книг, не приносили ни радости, ни комфорта. На самом деле, в последнее время была только одна вещь, которая приносила мне утешение. Я сел на кровать и прислонился спиной к стене, одновременно залезая под подушку и нащупывая спрятанную там деревянную рамку. Закрыв глаза, я прижал фотографию к груди. Я запомнил эту фотографию и мог вспомнить ее в любое время, но держать ее в руках было самым близким к тому, чтобы держать Роуз. Через мгновение я открыл глаза. К своему стыду, я украл эту фотографию из комнаты Розы через несколько дней после того, как мы вернулись из Спокана. Это был момент слабости, но во время одного из моих обходов женского общежития дампиров я не смог удержаться и использовал свой мастер-ключ, чтобы отпереть ее дверь. Я искал утешения, но вместо этого нашел только разбитое сердце. Тонкий слой пыли красноречиво свидетельствовал о том, что ее здесь давно не было. Однако ее тень, казалось, все еще оставалась в комнате. Одеяла на ее кровати все еще были откинуты с того последнего утра, когда она проснулась здесь. Школьные бумаги были разбросаны по ее маленькому столу. На прикроватном столике у нее даже стояла маленькая чашка с водой, на стекле виднелись линии испарения с течением времени. Внезапно стало больно даже дышать. Я позволил себе поддаться воспоминаниям о ней. Я поддался ужасной мысли, что, возможно, никогда больше ее не увижу, и мне было физически больно представлять себе жизнь без нее. Мне нужно было быстро отвлечься, пока депрессия не овладела мной, как это случалось каждую ночь перед тем, как я засыпал. На самом деле я никогда раньше не был в ее комнате, но было легко представить ее здесь. Я позволил своим рукам пробежаться по прикроватному столику, прежде чем открыть маленький ящик. В нем было немного: несколько украшений, включая знакомое ожерелье в форме розы, немного мелочи и маленький блокнот. Я взял ожерелье, вспоминая, когда видел его в последний раз и как оно все изменило. Воспоминания о той ночи промелькнули у меня в голове, как в старом фильме, и, прежде чем я смог оправдаться, я сунул кулон в карман. Я уже собирался снова закрыть ящик, когда почувствовал легкое притяжение к блокноту. Это не выглядело как что-то особенное, но когда я открыл первую страницу, я поняла, что это был дневник, который был начат через день или два после того, как я нашел ее и Лиссу в Портленде. Не задумываясь, я прочитал первую страницу и рассмеялся, когда она пожаловалась на своего нового «Русского тюремщика» и поклялась «устроить ему ад» за то, что он затащил их обратно в Академию. Однако уже в следующей строчке она выражала свою благодарность за то, что я подставил ей плечо и предложил стать ее наставником, когда ее собирались отчислить. Видя, что она была так открыта, я вспомнил, что это были ее личные мысли, и мне вдруг стало стыдно за то, что я вторгся в них. Я закрыл блокнот, намереваясь положить его обратно, но потом заметил свободную страницу, которая выпадала. Или я думал, что это была страница. На самом деле это была эта фотография. Должно быть, это было во время той поездки в Миссулу. Я смутно помню, как Лисса сделала снимок на свой телефон. У Розы были собранные наверх волосы, она была одета просто, с улыбкой на лице, которая, казалось, была воспринята как смех. Я стоял немного позади нее. Хотя я был довольно заметен, я сомневаюсь, что Лисса даже заметила меня на фотографии; было очевидно, что я не был предполагаемым объектом. Я смотрел на Роуз со своей собственной неопределенной усмешкой. Большинство истолковало бы этот взгляд как выражение гордости, но для меня — и, возможно, для Розы тоже — было очевидно, что я влюбился в нее уже тогда. Чувства, которые вызывал этот образ, были горько-сладкими. Я был благодарен за эту неизвестную фотографию нас двоих, но это было напоминанием о том времени, когда я принимал ее как должное; каждый момент я отталкивал ее или держался на расстоянии, потому что это было «правильно». Я был благодарен за небольшой момент мира между нами в ту ночь, когда она исчезла, а не за все напряжение и споры, которые привели к этому, но если бы я мог вернуться, я бы многое сделал по-другому. Мой телефон издал тихий звуковой сигнал, предупреждая меня о том, что моя ночная смена почти закончилась. Вместо того чтобы положить фотографию и дневник на прикроватную тумбочку, я взял их с собой вместе с ожерельем. Оглядев комнату в последний раз, я запер дверь, расписался в журнале дежурств и вернулся в свою квартиру. Я предположил, что с комнатами Роуз и Мейсона будут обращаться как с комнатами падшего стража. Члены семьи скоро заберут все вещи, и все будет так, как будто их никогда и не существовало. Скоро не останется и следа того, что Роза когда-либо жила там.