~ Роуз~
Я снова «проснулась» от одного из своих странных снов наяву. Это было так странно, как будто я перенеслась в другое место, смотрела на все чужими глазами. Сегодня я, казалось, была на похоронах. Люди плакали вокруг меня, и я испытывала непреодолимое чувство потери. Темноволосый парень с голубыми глазами пытался утешить меня, несмотря на его собственную очевидную скорбь. Светловолосый парень с другой стороны от меня выглядел настолько поглощенным чувством вины, что казалось, будто еще чуть-чуть и он потонет. Позади него маленькая, хрупкая девушка с почти кукольными чертами лица, казалось, терзалась одновременно чувством вины, печалью и странной решимостью утешить других, в то время как парень чуть постарше выглядел почти сумасшедшим, когда он рассеянно снова и снова доставал что-то из кармана. Я обернулась и увидела рыжеволосую женщину лет 40, сидевшую через несколько скамей от меня, которая изо всех сил старалась заглушить рыдания и скрыть слезы, но у нее это плохо получалось. Другая женщина обняла ее и тоже заплакала. Наконец, я повернулась, чтобы посмотреть в конец комнаты, и мой интерес привлек высокий мужчина с темными волосами до плеч. Я видела его и других несколько раз в этих дневных снах, но именно в этом мужчине было что-то особенное. Я никогда не чувствовала этого во время самого сна наяву, но когда я возвращалась в реальность, я всегда испытывала странное желание увидеть его снова. Сегодня он стоял один у стены, немного в стороне от всех остальных, даже в переполненной часовне. Он не скорбел открыто — ни слез, ни чего–либо еще, что могло бы передать его эмоции, — но в его глазах была пустота, которая наводила на мысль, что ему было хуже, чем казалось. Это был почти затравленный взгляд. Я не могла долго смотреть на него и снова повернулась лицом к разворачивающейся перед моими глазами картинке, прежде чем изображение исчезло, и я вернулась к настоящему моменту. Как обычно, я просто тряхнула головой, чтобы избавиться от странных мыслей, и вернулась к своим обычным занятиям. Врачи сказали, что эти моменты были всего лишь частью моей диссоциативной амнезии. Они могли быть чем угодно, от воспоминаний, пытающихся вернуться ко мне, до простого побочного эффекта моей травмы, который абсолютно ничего не значил. Они даже могут быть просто чрезмерно активным воображением. Хотя это несколько раздражало, я училась жить со странными происшествиями. Они становились все реже и реже, но все равно были непредсказуемы, когда приходили. Хуже всего было постепенно смириться с тем, что я, возможно, никогда ничего не вспомню из того, что было до несчастного случая. Я в последний раз посмотрела на себя в зеркало, прежде чем услышала, как Мари просигналила. Она не только любезно приняла меня после того, как меня выписали из больницы, но и устроила мне собеседование на работу в то место, где она работала. Вот куда я сейчас направлялась. Мне действительно нужны были деньги. Я была многим обязана Мари. Она покрывала расходы на еду и даже собрала для меня у своих друзей подержанную одежду примерно моего размера. Я была более чем готова отплатить ей за ее благодарность и начать действовать самостоятельно. Мои волосы были распущены, свободно покрывая плечи темными локонами. Неясный голос прозвучал у меня в ухе: «Зачеши их наверх», но я отбросила нелепую мысль, прежде чем схватить свою сумку и выбежать на улицу. Запрыгнув на пассажирское сиденье маленькой синей «Хонды», я нервно улыбнулась Мари, когда она начала съезжать с подъездной дороги. Она уже была одета в свое черное поло, готовая к своей смене в том же баре, куда я подала заявление. Мари была официанткой, и я надеялась стать такой же к концу дня. Мари работала в баре ресторана, где «чаевые становились тем выше, чем пьянее были посетители», по крайней мере, так она говорила. К сожалению, как новичок, я не начну с барной стойки. В конце концов я бы сумела пробиться в бар в течение нескольких месяцев. Несмотря на то, что я не могла пить алкоголь, я имела абсолютно законное право продавать его лицам, достигшим 18 лет, в Спокане, штат Вашингтон. Ну, по крайней мере, мне было около 18 лет. Врачи сказали, что мне может быть от 17 до 19 лет, но поскольку семнадцать лет превратили бы меня в несовершеннолетнюю и мне потребовалось бы гораздо больше бумажной волокиты, я выбрала 18. В третий раз за этот день мне напомнили о том, насколько странной была вся эта ситуация. Я все еще не привыкла к своим обстоятельствам, хотя и не могла вспомнить ничего другого из своей прошлой жизни. Мне нужно было не только выбрать дату своего рождения, но и выбрать свое полное юридическое имя и почти всю другую идентификационную информацию. Теперь мое официальное имя было Айви Мэри Джонс. Поскольку я уже начала называть себя Айви, менять имя не имело смысла, Мари была просто благодарностью моей единственной подруге, а Джонс было просто одним из самых общих имен, которые я могла вспомнить. В моей жизни было достаточно странностей, возможно, наличие скучной фамилии уравновесило бы мою странную судьбу. По сути, я выбрала новую личность. Бумажная волокита была сумасшедшей, но социальный работник, который взялся за мое дело, заступился за меня и помог мне довольно быстро привести все в порядок. Я даже работала над получением аттестата зрелости. Возможно, я не помню школу, но, думаю, я сохранила информацию, которую почерпнула в ней… ну или большую часть информации. Очевидно, я была посредственным учеником. В остальном я была в значительной степени способна функционировать, как любой другой взрослый в стране. Мы прибыли в гриль-бар Салливана через несколько минут, и Мари посмотрела на меня с широкой оптимистичной улыбкой на лице. — Готова? — спросила она. — Настолько готова, насколько я когда-либо буду, — мне хотелось украсть часть ее энтузиазма. — Ты уверена, что я вообще подхожу для этого? У меня нет никакого опыта…по крайней мере, я так думаю. Она рассмеялась, громким заливистым смехом, который так противоречил ее миниатюрной фигуре, и это заставило меня рассмеяться. Какой бы запутанной ни была моя жизнь в настоящее время, Мари помогла мне увидеть юмор в ситуации, и это стало для нас чем-то вроде шутки. Ей также нравилось придумывать теории о моей прошлой жизни. Чем более возмутительно, тем лучше. Лучшим на данный момент было то, что я была истребительницей вампиров а-ля Баффи, но ее мысли о том, что я дочь какого-то босса мафии, тоже были довольно хороши. — Я уже рассказала Робу о твоей уникальной ситуации и пообещала, что обучу тебя и быстро доведу до кондиции, если он тебя наймет. В любом случае, не так много людей претендуют на эту работу, и он предпочитает делать как можно меньше работы сам. Соедини это с тем фактом, что он мне должен, и я почти уверена, что ты — принята, еще до того, как ты войдешь туда, улыбнешься и не испортишь собеседование. Я благодарно улыбнулась ей, прежде чем выйти из машины и войти в старое здание, а Мари последовала за мной. Полчаса спустя я была одета в то же черное поло, как и остальные официантки.***
Я быстро училась. В течение месяца я была такой же быстрой и подвижной, как и любой другой обслуживающий персонал, и чаевые были тому доказательством. Я официально переехала к Мари и начала платить арендную плату. Мари в конце концов начала работать в баре, и жизнь в целом была довольно хорошей. Самым худшим в моей работе были нежелательный флирт со стороны клиентов. Я не слишком много получала в ресторанной сфере, но в те редкие дни, когда я подменяла за барной стойкой — отсутствие у меня разрешения на продажу спиртных напитков, по–видимому, была для моего босса определенной концепцией — я могла получить как минимум один телефонный номер, а также пару синяков на заднице, если клиент был исключительно смелым или пьяным. Именно в один из таких дней мне довелось кое-что узнать о себе: я била не как девчонка. Я подменяла бармена, и пара парней из студенческого братства были слишком увлечены. Мари прекратила с ними общение некоторое время назад, но они все еще оставались поблизости, допивая остатки своей выпивки и пытаясь флиртовать с нами обеими. Мы обе привыкли к этому, но в этот конкретный день с меня было достаточно. К счастью, наши смены подходили к концу, так что мы просто смирились с этим. Когда мы возвращались к машине Мари, я услышала, как они окликают нас. Это были обычные «кис-кис-кис», но когда они не отступили, ситуация начала немного накаляться. Они пытались уговорить нас поехать с ними домой. Мы сказали им отвалить. На самом деле, язык Мари был немного более красочным, но вы поняли суть. В конце концов, пьяный и раздраженный, очевидный лидер схватил меня за запястье, и во мне словно что-то щелкнуло. Прежде чем я поняла, что происходит, он упал на пол, а несколько его друзей, которые пытались поддержать его, были побиты и истекали кровью. Мари и несколько парней, которые были достаточно трезвы, чтобы отойти в сторону, просто уставились на меня в шоке, и я их не винила. Честно говоря, я понятия не имела, что только что произошло. Мальчики поднялись и убежали, обзывая нас какими-то отборными словами, пока бежали. Мари сразу же начала восклицать, как это было потрясающе, и спрашивать меня, как я это сделала. Очевидно, я понятия не имела, как я делала то, что делала, но всю поездку на машине я пыталась понять, где я могла научиться драться в своей прошлой жизни. Одно можно было сказать наверняка: тот, кто обучал меня, проделал убийственную работу. Обнаружив свой скрытый талант, я начала ходить в местный тренажерный зал почти каждый день. Казалось неправильным позволить этим навыкам пропасть даром, даже если их цель была неизвестна. Несколько дней в неделю я занималась с одним из местных инструкторов по боевым искусствам, но чаще всего мне просто нравилось бегать по дорожке или работать с боксерской грушей. В конце концов я перешла на некоторые занятия в тренажерном зале, включая танцы. Хотя в них я и не была такой «естественной», какой была в боевых искусствах, в конце концов я стала довольно хороша.— DIMITRI —
Шесть месяцев. Прошло почти шесть месяцев с тех пор, как я в последний раз видел Роуз. Я все еще думал о ней каждый день, но жизнь имеет свойство двигаться дальше, хочешь ты этого или нет. Хотя я по-прежнему смотрел на ее фотографию каждое утро и вечер, я никогда больше не осмеливался открывать ее дневник с тех пор, как впервые обнаружил его. Даже когда она ушла, это казалось неправильным. Я смутно задавался вопросом, было ли это потому, что я все еще не был уверен, что она действительно умерла. Мы так и не нашли ни одного тела. Она по-прежнему официально числилась «пропавшей без вести», хотя на самом деле ее больше никто не искал. Я часто думал о том, чтобы вернуться в Спокан и попытаться найти ее, но меня всегда сдерживал тот факт, что я понятия не имел, с чего вообще начать свои поиски. Некоторые дни были лучше, чем другие. Сегодня был плохой день. На самом деле, за исключением, возможно, того, что должно было стать ее 18-летием, это был худший день до сих пор. Выпускной класс новичков сидел прямо перед сценой. Официальный выпускной в школе был проведен ранее в тот же день вместе с моройскими учениками, и теперь настало время для церемонии Знака Обещания. Каждому студенту будет официально зачитан результат его финальных испытаний, прежде чем он получит татуировку. Мой разум с тоской представил, как я бы я чувствовал себя, стоя здесь, не произойди эта трагедия более шести месяцев назад. Честно говоря, мало что изменилось бы. Я бы все еще был здесь, с гордостью поддерживая своего ученика в качестве его наставника. Этот студент все равно должен был стать моим партнером-стражем в защите принцессы Василисы Драгомир. Я даже не сомневаюсь, что мой ученик все равно получил бы самые высокие пробные баллы за вечер. Единственная реальная разница заключалась в том, что вместо Эдисона Кастиля этой студенткой была бы Роуз. Примерно через месяц после исчезновения Роуз Эдди нашел меня в спортзале. Приближался комендантский час для студентов, и я вымещал очередной приступ гнева и разочарования на боксерских грушах. Честно говоря, я был удивлен, что он вообще подошел ко мне в таком состоянии. Большинство учеников — и даже некоторые стражи — теперь держались на расстоянии, если только им не нужно было говорить со мной. Я стал чем-то очень близким к тому человеку, которым был, когда впервые поступил в Академию после смерти Ивана. Возможно, даже хуже. Я был тихим, целеустремленным и делал не намного больше, чем ел, спал и выполнял свои необходимые смены. Даже Альберта пыталась поговорить со мной о внезапном рецидиве, но я совершенно ясно дал понять, что я здесь не для того, чтобы общаться и заводить друзей. Я был здесь, чтобы помогать обучать начинающих учеников, пока не смогу занять официальную должность стража принцессы. Долг был единственным, что удерживало меня в здравом уме в те первые месяцы. Тем не менее, Эдди пришел, и он пришел с просьбой. Я услышал, как он приближается, прежде чем увидел его. Он был спокоен, но я все равно мог уловить его волнение. Я надеялся, что если я проигнорирую его, он уйдет, но я чувствовал, что он ждет, когда я замечу его. Наконец, я прекратил свою жестокую атаку на боксерскую грушу и повернулся к нему лицом. — Страж Беликов, — поприветствовал он. — Кастиль, — ответил я. Последовало короткое молчание, пока я видел, как он набирается решимости произнести следующие слова. Этого времени мне хватило, чтобы осознать, насколько мы стали похожи. Там, где когда-то был яркий, счастливый, общительный молодой человек, теперь была оболочка, в которой не было ничего, кроме боли, вины и чувства долга. Я всегда был довольно тихим и сдержанным. Гораздо более неприятно было видеть, как эти черты укоренились в ком-то, кто не был таким от природы. — Я бы хотел, чтобы вы тренировали меня. Его просьба потрясла меня. Честно говоря, это было последнее, чего я ожидал, и моей естественной склонностью было отказать ему. У меня не было никакого интереса наставлять другого ученика. Честно говоря, я начал наставлять Роуз только потому, что меня практически вынудили к этому. Однако у меня не было возможности сказать «нет», прежде чем Эдди начал снова. — Я знаю, что у меня нет такого же потенциала, как у Розы, — мое сердце сжалось при ее имени, — и я никогда по-настоящему не смогу заменить ее, но я хотел бы предложить себя принцессе Василисе в качестве ее второго стража, поскольку Роза сейчас… недоступна, — он говорил так официально, но его голос дрогнул на последнем слове, и он отказался встретиться со мной взглядом. Он глубоко вздохнул и взял себя в руки. — Я чувствую, что, по крайней мере, частично несу ответственность за то, что Роуз и Мейсона здесь нет, и хотя я не могу их вернуть, я, по крайней мере, могу сделать все возможное, чтобы заполнить дыры, которые они оставили. Я знал, что должен сказать ему что-то вроде «это была не твоя вина», но я не мог заставить себя сделать это. На самом деле он не был виноват в сложившейся ситуации, но в моем нынешнем разгневанном состоянии это, казалось, не имело значения. На краткий миг я мог бы переложить на него вину за смерть Мейсона и исчезновение Роуз. Но этот момент был недолгим, потому что если кто-то и был виноват в их исчезновении, так это я. Я рассказал Розе о зацепке в Спокане. На более поздних допросах Эдди рассказал, что Роуз проговорилась Мейсону. В то время как Мейсон был тем, кто решил продолжить расследование и взял с собой Эдди и Мию в качестве прикрытия, а Роуз попыталась вернуть их до того, как их отсутствие было замечено, я не мог не взвалить на себя вину, зная, что они оба все еще были бы здесь, если бы я просто держал рот на замке. Возможно, тот факт, что мы оба чувствовали себя виноватыми, был причиной, по которой я сказал «да». Теперь у нас было несколько общих черт, в том числе наше самообвинение в потере наших лучших друзей, и это привело к странному виду общения. Мы сразу же приступили к тренировкам, пробежав круги уже на следующее утро. В целом мы хорошо работали вместе, но время от времени между нами возникали разногласия. Внутренне я не мог не сравнивать его с Розой. Он был хорош, но у него никогда не было такого же природного таланта. Я старался замалчивать эти сравнения, но когда я давил на него слишком сильно, он с горечью напоминал мне, что он не Роуз и никогда ею не будет. Несмотря на наши нечастые проблемы, мы стали самыми близким друзьями друг другу. В конце концов, нам обоим стало лучше. Мы так и не смогли по-настоящему преодолеть свои потери, но через некоторое время к нам вернулось некоторое чувство нормальности. Я был там, когда он пошел к Лиссе и предложил занять место Розы в качестве ее стража, заверив ее, что он с радостью уйдет в отставку, если ее когда-нибудь найдут. Я вступился за него, когда Лисса подала заявку на назначение его ее стражем за несколько недель до выпуска. Хотя я никогда ничего не говорил ни ему, ни кому-либо еще, Эдди в конце концов догадался, что мои отношения с Роуз не были такими чистыми, как казалось со стороны. И вот теперь, несколько месяцев спустя, мы были здесь, на выпускном, и я одновременно праздновал его успех, в то же время снова оплакивая потерю Роуз. Я знал, что он понял. Хотя для него это должен был быть чрезвычайно счастливый день, празднование всего, чего он достиг, не требовалось слишком много усилий, чтобы понять, что он просто напускает на себя веселый вид. Для тех из нас, кто знал его лучше, мы могли видеть, что он едва сдерживался. В течение недели я взял на себя официальную роль стража Лиссы. Вскоре после этого Эдди получил официальную должность ее второго стража. Лисса переехала ко Двору после окончания школы, ее готовили на какую-то высокопоставленную должность в совете королевы Татьяны. Технически, она не могла занять официальное место в совете, поскольку не было других представителей от ее семьи, но королева работала над исправлением этой оплошности. Естественно, мы с Эдди последовали за ней, как и Кристиан. Адриан тоже вернулся с нами ко Двору. Я не был в восторге от его присутствия, но его Духовная работа с Лиссой привязала его к нашей маленькой группе. Однако было негласное соглашение, что никто из нас не будет упоминать Роуз. На самом деле, со временем никто из нас не упоминал о Розе. Не то чтобы мы пытались забыть ее, потому что это было невозможно, но воспоминания о ней приводили только к печали. Следующей осенью мы отправимся в ближайший университет, где Кристиан и Лисса будут получать высшее образование. Лисса однажды призналась, что это был не ее первый выбор, но, похоже, большая часть уверенности принцессы исчезла вместе с Розой, потому что она никогда даже не просила о поступлении в Лихай, о котором она так мечтала. На самом деле, Лисса стала слишком слабой, когда дело касалось Татьяны. Она выполняла почти все просьбы королевы, кроме одной: она никогда не рассматривала другого жениха, кроме Кристиана. Я бы вряд ли считал себя романтиком, но, возможно, потеря Роуз зажгла во мне какую-то форму этого чувства, потому что я молча аплодировал ей за то, что она отстаивала их отношения. Она вряд ли была бы прежним человеком без Роуз рядом с ней, но никто из нас на самом деле не был таким. По крайней мере, у нее был кто-то, кто удерживал ее на земле.