mochims:
привет, хен
я поставил корзину рядом с кухней ~
выбрось туда свое грязное белье
agustddaeng: Круто. ок.──────── • ✤ • ────────
mochims:
ЭЭЭЙ.
мне казалось, я сказал тебе положить свои грязные носки в корзину для белья!!
mochims:
[изображение]
что это такое на полке для обуви.......
>:(
agustddaeng: Ах. упс. Несмотря на не слишком теплое отношение Юнги к нему в эти дни, Чимина все еще не могут не раздражать некоторые из его привычек… Похоже, что у парня нет системы наведения порядка. Чимин не удивлен, что Юнги никогда не прислушивается к его усилиям по поддержанию порядка в квартире. Даже после того, как Юнги пожаловался на это, он даже не извинился за то, что не выполнил свою часть сделки, когда дело дошло до уборки их общего жилого пространства. Это для него какая-то шутка Естественно, столько сдерживаемого разочарования не может оставаться подавленным так долго. Однажды субботним утром всему приходит конец, когда терпение Чимина наконец иссякает. Зная, что он всего лишь временный исполнитель на Lotte World Parade, он пошел дальше и обеспечил себе еще одно прослушивание для местного спектакля, запланированного позже во второй половине дня. Его поджилки трясутся, и то, что он заперт в этой квартире, никак не облегчает драконов в его животе. Каждый уголок грязный, и Чимин думает, что с него хватит. Если его ненастоящий муж не собирается сотрудничать с ним, то у него не остается выбора: он должен взять дело в свои руки. Юнги ушел пораньше на фотосессию в честь дня рождения ребенка с Чонгуком, он сказал, что вернется к обеду. Вздыхая, как солдат, готовящийся к войне, Чимин надевает свои доспехи — повязку на голову, чтобы уберечь его кудрявую челку от лица, и маску для защиты от пыльных частичек — и вооружается своим основным оружием: метелкой из перьев и тряпкой. — Пора, — бормочет он себе под нос, осматривая свое первое задание: кухню. Еще раз глубоко вздохнув, Чимин собирается с духом для утра, полного быстрой и напряженной уборки, и выходит в бой. Первые полчаса проходят продуктивно. Ему удается убрать ненужный хлам, чтобы сделать кухню менее раздражающей. Раковину чиста, посудомоечная машина опустошена. Все идет хорошо. Даже очень. Но мирный период — это временное облегчение, потому что отсутствие Юнги дома означает… Что на данный момент Чимин наедине с Мадлен. С Мадлен и ее непоколебимым желанием превратить жизнь Чимина в пытку. Когда Чимин поднимается на второй этаж, чтобы взять наушники, он обнаруживает ад на земле в виде своего матраса. У него отвисает челюсть. — Что за черт...? Несмотря на то, что у Мадлен есть собственная когтеточка, она, похоже, проявила (садистский) интерес к наволочке Чимина. Его сторона спальни в руинах, в то время как сторона Юнги остается первозданно нетронутой. Однако теперь, сидя чопорно перед изорванными листами ткани, рыжая дьяволица смотрит на него широко раскрытыми невинными глазами, как бы говоря: Кто? Я? При виде своего изодранного постельного белья Чимин издает мучительный всхлип и дергает себя за кончики волос, запрокидывая лицо к потолку. — Почему? — Затем, обращаясь к Мадлен: — Что я тебе когда-либо сделал, кошечка? Она смотрит на него сверху вниз. Она — кошка. Чимин — человек. Нет сомнений в том, кто на вершине, и они оба это знают. Несмотря на всю ее злобность, Чимин может только стонать и скулить, продолжая убирать беспорядок, который она устроила. — Я знаю, что тебе не нравлюсь, но не могу понять почему. Она следит за каждым его движением, золотой взгляд не мигает. Чимин саркастически замечает: — Что ж, ну извини, что мне пришлось вторгнуться в твою счастливую жизнь с твоим хозяином. Мадлен шипит при этом слове. — Ладно, ладно. Твоим папой. Счастлива? Мадлен перестает шипеть, задирая нос кверху и неторопливо удаляясь, но не раньше, чем опрокинет метелку взмахом хвоста. (Чимин клянется, что кошка может понимать человеческую речь.) (Возможно, ему следует предложить Юнги показать Мадлен местному шаману.) Она и не подозревает, что у Чимина в рукаве припрятан козырь. Компаньон по уборке. — Та-да! — восклицает он с ухмылкой некоторое время спустя, присаживаясь на корточки, чтобы положить свою подержанную онлайн-покупку— робота-пылесоса. Это черная модель Roomba 2017 года выпуска в форме диска, которой едва ли больше трех лет. Предыдущий владелец приобрел новый, и Чимин немедленно ухватился за шанс приобрести его более чем за три четверти от первоначальной цены. Настоящая халява, если что. Он нажимает кнопку включения, и Roomba с жужжанием оживает. Когда его инфракрасные датчики улавливают обстановку в помещении, он начинает медленно поворачиваться, катаясь взад и вперед. Тем временем, сидя на коврике в нескольких шагах от них, Чимин подмечает момент, когда Мадлен замирает, не сводя глаз с пылесоса. Чимин легкомысленно улыбается. — Познакомься со своим новым другом, кошечка! Roomba разворачивается и пыхтит в сторону Мадлен. Когда он подходит ближе, она встает дыбом, раздувая рыжий хвост, как будто пятится от незваного гостя. Сначала она скалит зубы на робота, но затем откровенно шипит на него, когда Roomba, похоже, не воспринимает предупреждение. Мадлен покачивает задней частью туловища, как будто готовится к кошачьей драке. Чимин поджимает губы. — Это робот, он не собирается слушать… — Он едва закончил говорить, когда Мадлен взвыла, набросилась на Roomba и... приземлилась прямо на него. Она снова замирает, пока пылесос на продолжает двигаться. Поджав лапы, она садится на корточки, в ее золотистых глазах появляется смятение. Roomba продолжает свою работу. Чимину приходится подавить смешок, когда он в замешательстве наблюдает, как рыжая кошка Юнги медленно кружится на нем. Вместо того, чтобы закатить очередную истерику и поднять бурю, как он и ожидал, Мадлен спокойно позволяет Roomba сбить ее с ног — в буквальном смысле. Дуэт выезжает из гостиной со скоростью улитки, жужжа и поднимая пыль по ходу движения. Чимин чешет затылок, сбитый с толку, но, тем не менее, позабавленный. Может быть, кошка наконец отвлечется достаточно, чтобы не устраивать ему разнос во время уборки. Но это еще не конец, совсем нет. Позже, когда Чимин пытается накормить ее пищей, она опрокидывает свою миску и разливает воду по полу. Пока он пытается вымыть пол, она запрыгивает на головку швабры так, что она подметает, что делает размахивание ею взад-вперед более утомительным и тяжелым занятием. Всякий раз, когда Чимин пытается поднять ее, она кусает его за пальцы и даже однажды умудрилась поцарапать запястья. Чимин испускает страдальческий вздох. — Что мне с тобой делать, маленькая нахалка? Очевидно, что они не друзья. Краем глаза он замечает синюю клетку под кухонной раковиной, и его осеняет мысль. Чимин улыбается.──────── • ✤ • ────────
Безумный плач и мяуканье разносятся рикошетами по всей квартире, мало чем отличаясь от визга обезумевшей сирены. — Прости, Мадлен! — Чимин кричит, застенчиво улыбаясь и вытирая застарелые пятна с кофейного столика. — Только на некоторое время, хорошо? Каким-то чудом ему удалось заманить ее в клетку, после чего он закрыл и спрятал ее в тесном пространстве под лестницей. Тюремный срок для нахальной кошечки. Блестящая идея. Теперь, когда кошка не путается под ногами, ему намного легче приводить в порядок это место и убирать — его привычка, когда он встревожен или нервничает. Позже у него прослушивание, и ему действительно нужно избавиться от этого волнения. Чимин занят тем, что убирает все дерьмо, которое Юнги разбросал по полу (стирка, выброшенные чашки из-под рамена (сколько недель назад тут выросла плесень?!), грязные полотенца, крошки сухого корма и неидентифицируемая нездоровая пища с истекшим сроком годности). Чимину уже давно не терпелось убрать эту квартиру, и теперь, когда у него появилась такая возможность, он не сдерживается. Когда он был подростком, его мать всегда надирала ему задницу, если он не убирал свою комнату хотя бы раз в неделю. Чимину легче дышится в чистой обстановке, и сейчас он не собирается отказываться от своих привычек. Он сортирует дерьмо в квартире на две кучи: мусор и не мусор. Все сломанное, непригодное для использования или вышедшее из строя отправляется в мусорную кучу, в то время как остальное аккуратно распределяется по дому. В глубине души Чимин задается вопросом, не стоит ли ему начать работать у Юнги домработником на полставки или что-то в этом роде, но, позже размышляет, ему бы это не подошло. Требуется несколько часов и кровь, пот, слезы и три баллончика спрея Lysol, чтобы избавиться от запаха и придать каждой поверхности безупречный вид, но Чимин справляется. Когда он убирает последние чистящие средства, щелкает код доступа к двери, и Юнги входит внутрь. — О. Привет! — Чимин оборачивается с широкой улыбкой, несмотря на летний пот, стекающий по его спине. — С возвращением! При виде своей квартиры Юнги останавливается как вкопанный. — Я убрался в доме, пока тебя не было, и, черт возьми, — выпаливает Чимин, не в силах скрыть волнение в голосе. — Ты никогда не говорил мне, что у тебя есть консоль Wii! Или что под всей этой дрянью у вас были мягкие коврики! Глаза Юнги бегают влево и вправо, вверх и вниз. Легкий стук по лодыжке заставляет его опустить взгляд вниз, где Roomba Чимина крутится, чтобы снова не задеть его ноги. — Это... — У меня есть Roomba! Чтобы помогать по хозяйству, — дополняет Чимин, гордо вздергивая подбородок. И просто чтобы позлить Юнги ради забавы, он не может не добавить с ухмылкой: — Я решил назвать его Юндереллой. Поскольку это ближе всего к тому, чтобы заставить тебя заняться уборкой по собственному желанию. Взгляд Юнги встречается с его взглядом, но в свете выброса адреналина от гордости за свои усилия Чимин пропускает острый блеск в глазах своего фальшивого мужа. — Итак, нравится? — Чимин прикусывает нижнюю губу, щеки пылают, он заправляет прядь волос за ушко. — Я проделал чертовски хорошую работу, не так ли? Теперь это будто другое место. Не нужно благодарностей. — Ты трогал мои вещи. — Голос Юнги ледяной. Его сумка с фотоаппаратом падает на пол. Чимин морщится и чувствует, как улыбка сходит с его лица. — Что ты… эм, ну конечно? Я трогал вещи, под этим и подразумевается уборка. — Я думал, мы договорились не лезть не в свое дело. Теперь, когда его чувства обострились, Чимин может слышать это — дрожание в голосе Юнги, которому противоречит его спокойная маска. Вероятно, ему следует извиниться. Попросить Юнги не пвоспринимать неправильно его намерения. Но Чимин ненавидит отступать. — Да? — фыркает он, тыча пальцем в пол. — На случай, если ты не заметил, я тоже здесь живу, Мин Юнги. Мое жилое пространство — это и мой бизнес тоже. — Это мой дом. Рот Чимина сжимается, осколки льда застревают в его венах. Он стоит, сжав руки в кулаки, обдумывая свою следующую фразу, когда… Из-под лестницы Мадлен воет при звуке голоса Юнги. Юнги напрягается, и его взгляд становится жестче. — Ты запер Мадлен. — Я убирался, а она продолжала устраивать беспорядок, — Чимин даже не закончил предложение, когда Юнги протискивается мимо него, грубо и поспешно, направляясь прямиком к пространству под лестницей и вытаскивая клетку Мадлен. Когда он поднимает взгляд, в его глазах горит огонь. — Она ненавидит замкнутые пространства. — Хотя он этого не говорит, его тон пропитан упреком, а выражение его лица заставляет Чимина отступить на шаг. Он никогда не видел Юнги таким разъяренным. Никогда. Чимин ерзает на месте, когда Юнги протискивается мимо него, чтобы забрать свою кошку. Когда он обретает голос, он издает гортанный писк. — Я не знал. — Конечно, ты не знал, — огрызается Юнги, наклоняясь, чтобы открыть дверцу клетки для шотландской вислоухой. Мадлен громко мяукает, прыгая в его объятия и пряча голову у него под правой подмышкой. — Ты нихуя не знаешь, потому что ты не думаешь ни о ком и ни о чем, кроме себя, Пак Чимин. Челюсти Чимина сжимаются, ноздри раздуваются. — Это неправда, я пытался помочь сделать… — Ты не подумал, что я сохраняю свое место таким образом, потому что у меня нет с этим проблем? — Юнги кипит, выпрямляется и подходит ближе. Кажется, что от каждого шага скрипят половицы, Чимина ломит кости. — Потому что я знаю, где все находится? — Я пытался помочь… — Я просил тебя о помощи? В горле Чимина образуется комок. Его грудь сжимается. Он напоминает себе медленно вдохнуть. В животе собирается свинец, отчего он кажется тяжелее, чем есть на самом деле. — Я просил? — Глаза Юнги вспыхивают тенью необузданной ярости, его и без того хриплый голос понижается с каждым слогом. Он бросает на робота-пылесоса стальной сердитый взгляд, — ты думал, что можешь просто ворваться в мой гребаный дом и перевернуть его вверх дном? — Слушай, я понятия не имел, ладно? Боже, я понимаю, ты немного злишься. — Я не злюсь. — И ты даже не даешь мне договорить! — Чимин взрывается, чувствуя, как его собственное лицо пылает от усилия подавить желание топнуть ногой. — Отлично, так говори! — Юнги закрывает глаза и массирует переносицу. — Все, что я сделал, это вынес мусор и расставил вещи по местам, — Чимин изо всех сил старается говорить ровным голосом. — Я ничего дерьмового не делал. Я просто выбросил старые вещи. При его словах глаза Юнги в панике распахиваются, прежде чем обежать взглядом всю гостиную. Он судорожно втягивает воздух и указывает на пустое место у окна. — Где мой синтезатор? На его вопрос отвечает почти тишина, если не считать жужжания пылесоса, который загромождает воздух. — О, эта старая вещь? — Чимин смущенно чешет голову. — Я его выбросил. На этот раз в глазах Юнги светится не ярость. Это боль, чистая и такая жестокая. В мгновение ока черты его лица искажаются, и он издает сдавленный крик, как будто его ударили в живот, едва внятный, но звучащий как-то вроде: — Почему. Чимин моргает, застигнутый врасплох. — Эм. Это просто сломанный синтезатор. Я подключил ее, и он не работал. Так что… То, как Юнги оседает, напоминает ему о том, как ребенок ломается, когда понимает, что его любимая игрушка сломана. Ужас начинает скручиваться в животе Чимина, когда Юнги выдавливает: — Где. — А-а? — Страх и вина теперь идут рука об руку. — Где он? — Спрашивает Юнги обиженным тоном. С растущим беспокойством Чимин поднимает руку и показывает большим пальцем за плечо. — Внизу, у общественной мусорки. Ругаясь себе под нос, Юнги, не теряя времени, прокладывает себе путь к выходу, протискиваясь через пространство между Чимином и входной дверью. Между квартирой Юнги и цокольным этажом пять этажей, пять этажей без лифта. Когда Чимин плетется за ним, чувствуя себя собачонкой, он понимает, что впервые видит Юнги таким измотанным. Парень всегда держится с такой нежной аурой спокойствия. И из-за чего? Сломанной вещи? Чимин этого не понимает. Когда они выходят на улицу, Юнги, пошатываясь, идет по узкому переулку рядом с их зданием, не останавливаясь, пока не достигает свалки, куда выбрасывается вся неиспользуемая бытовая техника. — Хен, — пыхтит Чимин. Но Юнги как будто оглох, отключившись от хаоса мира в своей безумной погоне за этой единственной вещью. Низко присев на корточки, он роется в куче ненужной электроники и стопках выброшенных картонных коробок, пока не находит то, что ищет. (Хорошо, что прошел всего час с тех пор, как Чимин выкинул это.) Это маленькая клавиатура, почти как гигантская игрушка. На таком инструменте мог бы попрактиковаться 11-летний ребенок, если начинает осваивать фортепиано. Тусклая, грязная, с пожелтевшими клавишами. Но Юнги цепляется за это. Он прижимает вещь к груди с наполовину всхлипом, наполовину вздохом облегчения и опускается на землю, как будто вся энергия покинула тело Юнги после находки. Чимин отступает назад, неловко переминаясь с ноги на ногу. Он прочищает горло, на его языке вертится водоворот слов. Вопросы, комментарии, слова утешения, которые он, возможно, мог бы предложить. Но потом (из всех глупостей, которые он мог бы совершить) Чимин смеется. — Серьезно, хен? Он довольно старый. Ну же, мы можем купить тебе новый… Юнги поднимает лицо, чтобы посмотреть на него. Слова срываются с губ Чимина, как и его невольный смех. Потому что он никогда раньше не видел, чтобы Юнги плакал. Глаза его мужа красные и блестят, и когда он шмыгает носом, из одного уголка скатывается слеза. Юнги опускает голову, позволяя волосам упасть и скрыть лицо. Чимин стоит, потеряв дар речи. Потому что он никогда раньше не видел Юнги плачущим, и это хуже, чем удар кулаком по лицу. — Эй, — Чимин заставляет себя прохрипеть. Он пытается снова… пытается найти более стабильный, обнадеживающий голос. Обычно он так хорош в этом, в утешении людей, так почему же он колеблется перед слезами Юнги? Он делает шаг вперед. — Хен, я не знал, что это так важно. Юнги был прав. Он нихуя не знает. — Тебе не следовало выкидывать его, — сокрушенно бормочет Юнги. Он все еще стоит на коленях на асфальте. Чимин сочувствует. В какой-то степени он может понять, почему Юнги так себя ведет. Но. Хотя Чимин точно не знает, что происходит... он кое-что смыслит в накопительстве. Он вздыхает, проводя рукой по волосам. — Послушай. Я понимаю, если ты коллекционер, — умиротворяюще говорит он. — И что, может быть, тебе нравится копить вещи? Я имею в виду, я видел твой дом. У тебя очень много вещей. Но ты не сможешь освободить место для новых вещей в своей жизни, если так упрямо сохраняешь то, что уже старое и сломанное. При его словах Юнги издает небольшой недоверчивый смешок и пронзает его беспомощным взглядом. — Ты этого не поймешь. Чимин медленно качает головой. Он должен стоять на своем. Пак Чимин никогда не отступает. — Нет, я думаю, ты единственный, кто этого не понимает? С вредными привычками нужно бороться, хен. Юнги вздрагивает, как будто Чимин только что ударил его так же, как в первый раз. — Плохие привычки, — без тени юмора повторяет он, вставая и хватаясь за синтезатор, как за спасательный круг. Чимин кивает. — Плохие и сломанные вещи ничего не стоят. Это, безусловно, неправильно говорить, и Чимин понимает это слишком поздно, когда его слова, кажется, запускают в Юнги еще один переключатель. Черт. С глазами, полными боли и разочарования, Юнги хрипло говорит ему: — То, что она сломана, не означает, что она бесполезна. Не говоря больше ни слова, Юнги проходит мимо Чимина и направляется обратно в дом, оставляя Чимина стоять снаружи с таким чувством, будто он только что упустил отвлекающий маневр, прячущийся прямо у него под носом. «Нет», — говорит он себе, чувствуя себя разбитым. «Это неправильно». Раздосадованный, Чимин спешит вверх по лестнице, не обращая внимания на то, как его бедра горят в ожидании отдыха, и следует за Юнги по коридору, ведущему в их общую квартиру. Но как только он доходит до входной двери, чтобы зайти внутрь, Юнги оборачивается и смеряет его взглядом, лишенным мира. — Убирайся. Чимин ощетинивается, в животе ощущение пустоты, как будто его режут осколками льда. — Ха? Что, почему же... — Убирайся. Вон. — Лицо Юнги изможденное, и последнее, что видит Чимин, прежде чем дверь захлопывается у него перед носом, — это слабое подрагивание потрескавшейся нижней губы Юнги. Горло Чимина сжимается. Что-то раскаленное добела вспыхивает внутри него, и он легонько пинает дверь. — Иди нахуй, Юнги! — Сам иди нахуй! — Эй! — приглушенный голос кричит через две двери, и Чимин замирает. Это Хосок. Сосед Юнги в квартире позади. — Что за дела? С вами, голубки, все в порядке? Мир погружается в гробовую тишину. — Только не говори мне, что вы двое ссоритесь? — Хосок продолжает, его голос звучит громко, как гудок, несмотря на расстояние. Несмотря на все это, потребность в сокрытии пересиливает гнев. — Нет, не волнуйся, просто флиртую! — Чимин кричит в ответ, сжав челюсти. — Нам нравится громко и агрессивно! — Юнги добавляет после секундного колебания из-за закрытой двери. Снова наступает тишина. Ладони Чимина становятся липкими, внутри все переворачивается от страха, что он провалил их маленькое представление. Но затем: — Извращенные говнюки. Потише, ладно? Некоторые из нас здесь не женатики. Облегчение изливается из Чимина, и его плечи прижимаются к двери, в то же время он чувствует, как Юнги наваливается на нее с другой стороны. Что теперь? Торнадо даже не могут сравниться с вихрем эмоций, охвативших его прямо сейчас. Чимин знает, что, должно быть, сделал что-то очень плохое, но в то же время он думает, что вряд ли заслуживает того, чтобы с ним обращались как с мусором, который нужно выбросить. Не тогда, когда он был тем, кто с утра в поте лица выносил настоящий мусор из этой квартиры. Он прикрывает глаза от палящего на него солнца и вздыхает. Черт, ему не нужен этот дополнительный стресс. Хрипло говорит: — У меня позже прослушивание, ты знаешь? — Надеется, что Юнги это слышит. Ответа нет, поэтому Чимин принимает это за то, что он просто разговаривает сам с собой хотя бы для того, чтобы облегчить собственное беспокойство. — У меня позже пробы, — повторяет он срывающимся голосом. — И я так разнервничался, что начал убираться, надеясь отвлечься. Так что... теперь ты знаешь, почему я это сделал. Я не хотел тебя злить. По-прежнему нет ответа. Возможно, Чимин просто разговаривает сам с собой в этот момент. Переплетая пальцы, он добавляет: — Или причинить боль. Я не хотел никого расстраивать. — Теперь, когда часть его слепой ярости рассеялась, он может мыслить более рационально. Чимин проводит пальцами по волосам и тяжело сглатывает. — Но я также понимаю, что тебе нужно побыть одному. Так что я просто сделаю, как ты сказал. Я уйду. Извини за беспокойство. Еще раз вздохнув, он встает. Юнги попросил его свалить, и он свалит. Он не придет до окончания прослушивания, может быть, заскочит к Тэхену, чтобы принять душ и одеться. У Тэхена приличный гардероб, так что этого должно хватить и ему, и Чимину на какое-то время. Возможно, Чимину даже не нужно будет возвращаться. Оставаться здесь слишком утомительно. И поскольку это реальная жизнь, здесь нет замедленного движения с музыкой, где открывается дверь и Юнги выбегает, чтобы обнять Чимина со спины. Вообще ничего подобного. Дверь за ним не открывается. Юнги не пытается удержать его от ухода. Чимин уходит.──────── • ✤ • ────────
Только несколько часов спустя, когда он сидел в комнате ожидания перед встречей с командой кастинга, карман Чимина вибрирует от 1 нового сообщения KakaoTalk. agustddaeng: не запинайся на своих репликах. agustddaeng: у тебя все получится, даже если ты думаешь, что ничего не получится. Резкий выдох, медленный рывок, вырывающийся из его груди — мир становится мягким и туманным… мир успокаивается. Чимин перестает теребить руками подол рубашки, когда песчаная буря в его животе стихает. Все, что осталось, — это вздох, тихий, как перышко. И Чимин улыбается.──────── • ✤ • ────────
Тем не менее, сказать, что он беспокоится о возвращении той ночью, было бы большим преуменьшением. Текст поддержки — это одно, но это не значит, что сейчас все в порядке. Что, если Юнги все еще зол на него? Как можно вести себя как ни в чем не бывало после такой ссоры? Итак, когда Чимин слышит приглушенную джазовую музыку, доносящуюся из-за двери, его рука застывает на цифровом кодовом замке. Это что-то новенькое. За последние несколько недель, что он живет у Юнги, он ни разу не слышал, чтобы в его доме играла живая музыка. Введя пароль, он открывает дверь и заходит внутрь, снимая ботинки, и дважды вдыхает аромат, который поражает его. Травы и специи, дым и соль. В воздухе витает пикантный аромат, который далек от того, каким обычно пахнет квартира, и у Чимина текут слюнки при первом вдохе. Кто-то готовит. Вернее… Юнги готовит. «Либо наступает конец света, либо это не его ненастоящий муж», — размышляет про себя Чимин. У него урчит в животе, когда он тихо пересекает гостиную, нос против его воли направляет его на кухню, и, конечно же, там Юнги, стоящий спиной к нему, возится у кухонной плиты. Аромат жареного мяса усиливается в воздухе, и Чимин замечает: — Вкусно пахнет. При звуке его голоса Юнги подпрыгивает и поворачивает к нему голову. — Ох. Ты вернулся. Не слышал, как ты вошел. Для того, у кого всегда припасен парочка остроумных замечаний в рукаве, Чимин всего лишь прислоняется к дверному косяку кухни и рассматривает Юнги в его розовом фартуке, слегка растерянного. Он выглядит маленьким и хрупким, стоя на тесной кухне с Мадлен, обвивающей хвостом его лодыжки. Его черные волосы торчат в разные стороны, щеки раскраснелись от жара плиты. За все время, прошедшее с тех пор, как он переехал, Чимин ни разу не видел, чтобы парень добровольно шел на кухню вымыть содержимое раковины, не говоря уже о том, чтобы добровольно готовить, и после долгого дня, проведенного вне дома, сам вид его в таком состоянии странно… Успокаивает. — Ну, вот я здесь, — произносит Чимин в качестве приветствия, вспоминая. — Привет. Возможно, джазовая музыка была хорошей идеей, хорошим заполнителем тяжелого молчания, растущего между ними, как сгущающиеся тучи. — И тебе привет. — Юнги оглядывается через плечо и встречается с ним взглядом. Какое-то мгновение они молча смотрят друг на друга, и Чимину кажется, что он улавливает проблеск чего-то похожего на застенчивость в этих эльфийских глазах. Он прикусывает внутреннюю сторону щек, чувствуя себя мальчишкой, не уверенным, как начать разговор, чтобы нарушить неловкое молчание, пока Юнги не прочищает горло и не спрашивает: — Как прошло прослушивание? Ладно, по крайней мере, они разговаривают. Чимин слегка приподнимает правое плечо и уклончиво говорит: — Все по-старому, все по-старому. Они сказали, что свяжутся со мной к концу недели с результатами. Я не очень уверен. — Почему нет? — Юнги выключает плиту и раскладывает полоски свиной грудинки на тарелке. — Просто... ну, ты знаешь. Когда тебе достаточно часто отказывают, ты учишься не возлагать слишком больших надежд. Юнги напевает. — Это называется пессимизмом, не так ли? — Я бы использовал твои слова, назвав это реализмом. — Чимин ловит себя на том, что его слова звучат так, будто он бросает вызов Юнги, который вопросительно поднимает бровь, но не настаивает дальше. Чимин наблюдает, как он суетится на кухне, чувствуя, что должен что-то делать, и Юнги чувствует его беспокойство, потому смотрит на него и говорит: — Помоги мне с рисом, хорошо? И заодно накрой на стол. — Ладно, подожди, — Чимин наклоняет голову в сторону. — Ты имеешь в виду… я могу поесть с тобой? Юнги бросает на него забавный взгляд. — Ты думал, я собираюсь съесть все это в одиночку? «Нет», — хочет сказать Чимин. Это потому, что они договорились не делиться продуктами и едой, и он не хочет снова переступать границы дозволенного. В последний раз они делились едой, когда Юнги слег с лихорадкой. — Я имею в виду, мы же не… — Сядь. Юнги жестом указывает на обеденный стол, сдвинув брови, как будто провоцируя Чимина отказаться, хотя он выглядит далеко не устрашающе, стоя там в своем фартуке. — Считай, что это редкое угощение. О-о-окей. Чимин кивает и идет накрывать на стол, и вот как они работают друг с другом — тихо и размеренно, как будто танцуют невысказанный, поставленный хореографом вальс, и мгновение спустя они сидят друг напротив друга на своих обычных (Чимин с удивлением понимает, что теперь у него есть свое обычное место) местах за столом. Но никто не делает ни малейшего движения, чтобы прикоснуться к еде первым. Под столом пальцы Чимина барабанят по бедрам. Он в нерешительности облизывает нижнюю губу. Извинения — легко услышать, трудно произнести. Как будто язык Чимина застрял в горле, останавливая речь. Он знает, что должен это сказать, знает, что сделал что-то неприятное, но это заставляет его желудок скручиваться при мысли о том, что его гордость будет раздавлена. Пак Чимин любит нравиться, хочет быть безупречным, чтобы ему не приходилось так часто извиняться. Тем не менее, он должен попытаться. — Хм. Взгляд Юнги перемещается от пустых тарелок на столе к его лицу. Чимин приоткрывает рот только для того, чтобы снова закрыть его, как золотая рыбка. Он указывает на еду и одобрительно присвистывает. — Свиная грудинка. Здорово. Я голодный как волк. Черт, черт, нет. Это не то, что он хотел сказать. Юнги кивает, но ничего не говорит, и тишина становится такой громкой, что Чимин задается вопросом, не оглох ли. Он вдыхает. Выдыхает. Проходит секунда, затем две. Проходит бесконечность. Где-то внутри дома мяукает Мадлен. Чимин опускает голову, не в силах поддерживать зрительный контакт. Поджав губы, он, наконец, набирается смелости, чтобы произнести как можно более мягким голосом: — Прости меня. — Прости меня, — одновременно произносит Юнги, опустив глаза. Они оба делают паузу и смотрят друг на друга. Пульс Чимина учащается. — Ты первый. — Нет, ты первый. — Хорошо. Со вздохом Чимин позволяет своим мыслям прорваться, как сломанной плотине. — Прости, хен. За то, что трогал твои вещи, за то, что запер Мадлен, — Юнги вздрагивает, — и больше всего извиняюсь, за то, что выбросил то, что не... мое. Ты был прав, — признает он. — Я все еще многого о тебе не понимаю. Юнги — закрытая книга, это то, что понял Чимин. Закрытая книга, каждая страница которой исписана курсивом. Симпатичная, но трудная для чтения. Чимин был бы дураком, если бы сказал, что ему ни капельки не интересно узнать ее. — Но я хочу, — добавляет он. — Я хочу попытаться мирно жить с тобой. Брови Юнги приподнимаются, глаза немного расширяются, и напряженность в них заставляет Чимина отвести взгляд. — Но я просто хотел сказать, что ты тоже был не прав по отношению ко мне. — Чимин сжимает и разжимает кулаки, разминая пальцы на столе. — Да, я действовал не подумав, но не эгоистично. Ты перешел эту черту. — Я не хотел, — поспешно съязвил Юнги, беспокойство омрачило его брови. — Я был не в ясном уме. Я был взбешен, и я просто... — Он проводит рукой по волосам, его следующие слова звучат озадаченно: — Я действительно ненавижу, когда люди трогают мои вещи без разрешения, Чимин-а. — Я знаю, и я буду более внимателен к этому. — говорит Чимин, затем осматривается. — Но ты должен признать, что твой дом выглядит намного лучше, когда он чистый. При этом левая сторона рта Юнги приподнимается. — Ну, да. Я должен поблагодарить тебя за это. На самом деле я был против не уборки, понимаешь? Просто... в следующий раз сначала поговори со мной обо всем. Пожалуйста? Юнги не всегда говорит ему "пожалуйста", возможно, отчасти из-за его характера или того факта, что он старше, и, услышав это, магма, которая текла по венам Чимина весь день, смягчается. — Да, я могу с этим смириться. — говорит Чимин, проглатывая комок в горле. — Ты тоже можешь поговорить со мной. О… разных вещах. В его словах есть подтекст, который острые уши Юнги не упускают. Его встречается с взглядом Чимина, и он открывает рот, и Чимин думает, что мог бы наконец хоть что-то сказать, но все, что выходит, это... — Да. Хорошо. Чимин вздыхает. — Я выслушаю тебя. Ты же знаешь? — Я знаю. — Взгляд Юнги возвращается, чтобы спрятаться за тем нечитаемым фильтром, который Чимин хотел бы удалить. Тем не менее, он воспринимает эти слова как достаточную уверенность. С улыбкой, как предложение мира, он берет ложку и палочки для еды. — В любом случае, я бы не хотел, чтобы еда остыла. Посмотри на это! Кто знал, что ты умеешь готовить? Поза Юнги теперь более расслабленная, и он улыбается по-настоящему. — Эй, так круто получилось, потому что я действительно взрослый человек. Узел беспокойства в животе Чимина распутывается сам собой, и он утешает себя знанием того, что, что бы ни случилось, у него всегда будет возможность вернуться к словесной дуэли с Юнги. (Мир может разваливаться на части, а они все равно, вероятно, будут ссориться до смерти.) — Ох, я даже не знаю, кто из нас лепечет по-детски, когда ему плохо. — Это было всего один раз, — бормочет Юнги, когда Чимин берет полоску свиной грудинки и макает ее в соус, и когда фейерверк вкусов взрывается у него во рту, он драматично ахает. — Вау, хен! Это нереально вкусно! Юнги морщит нос, но невольная улыбка украшает его губы, когда он застенчиво говорит: — Это буквально просто мясо. — Но это мясо Юнги! Мне это нравится. Замечание Чимина подчеркивается тишиной, и только тогда он понимает... Слабый румянец заливает щеки Чимина. — Ох. У-упс? Юнги разражается смехом. Морщинки в глазах, показываются розовые десны, плечи трясутся вверх-вниз. Каким бы тихим стаккато это ни было, Юнги смеется так, словно никогда не знал настоящей комедии, пока они не встретились, и Чимин откидывается на спинку стула с улыбкой и думает: «вот это смех». И хотя раньше было раздражающе, когда над ним смеялся Юнги, прямо сейчас Чимин обнаруживает, что улыбается в ответ, половина его испытывает облегчение, а другая половина купается в ослеплении и барабанном ритме чего-то мягкого и нового, разворачивающегося в его груди. Бутон розы, который учится распускаться. — Кстати, пришли фотографии, — упоминает Юнги после того, как успокоился, улыбаясь и прожевывая ложку риса со свиной грудинкой. Чимин выгибает бровь. — Фото? — Брачный контракт и свадебные фотографии. Они на кофейном столике в гостиной. Чонгук заходил раньше, чтобы оставить их. После того, как со стола убрано и посуда вымыта, Чимин возвращается в гостиную, чтобы найти позолоченную рамку с их свадебным портретом в натуральную величину, готовую к тому, чтобы ее повесили на стену. Это откровенный снимок Чонгука, ни один из них не смотрит в камеру, и что-то в нем заставляет Чимина покраснеть. — Ах. Видел это? — Сзади хрипло растягивает слова Юнги, подходя и становясь рядом с ним. Он скрещивает руки на груди, изучая портрет. Чимин задается вопросом, видит ли Юнги то же самое, что и он. Чонгук — талантливый парень. Чимин даже не помнит, как тот сделал это, но парню удалось поймать единственный откровенный момент, когда Чимин подкрался, чтобы обнять Юнги за плечи, и они оба улыбались чему-то невидимому за кадром.[1]
— На что мы вообще здесь смотрели? — спрашивает Юнги слабым голосом. Чимин пожимает плечами. — На 10 миллиардов вон, которые мы собираемся получить? Юнги толкает его локтем с тихим смешком. — Старина. Я удивлен, что портрет получился хорошо. — Почему? — Давайте просто скажем, что мы очень нервничали в тот день. — Опять же, почему? — Я собирался выйти за тебя. Чимин моргает, и его голова вскидывается, чтобы он мог рассмотреть Юнги должным образом. — Что ты имеешь в виду под этим? Словно кролик, попавший в ловушку, он замечает, как Юнги кусает нижнюю губу, прежде чем пробормотать: — Я-я имею в виду… то есть… Мы делали что-то рискованное! Кто бы не испугался? Чимин кивает. Но, конечно. Брачное мошенничество — это очень серьезная проблема. Чимин не понимает, почему он чувствует разочарование из-за того, что Юнги не нервничал по поводу замужества за ним, Пак Чимином, конкретно с ним. Он не должен даже тешить себя подобными мыслями. В конце концов, все это ненастоящее. Чимин морщит нос и прочищает горло. — Итак. Куда нам его устроить? И поскольку он внимательно наблюдает за лицом Юнги, он точно улавливает момент, когда взгляд Юнги устремляется в левый угол гостиной. На полке стоят его фотографии в рамках с бывшим, имя которого до сих пор остается неназванным. Чимин следит за его взглядом, чувствуя, как радостное выражение, которое он нацепил на свое лицо, по какой-то причине исчезает. Небрежно пожав плечами, Юнги разворачивается и идет в сторону ванной, оставляя Чимина разбираться с портретом. — Ну что ж. Мы можем убрать портрет в кладовку, а фотографии поменьше я могу спрятать в конверте в одном из моих ящиков. Сердце Чимина замирает против его воли. — Правда? Ты хочешь убрать их? — Ну, они громоздкие, тебе не кажется? Итак, у него нет места для их свадебных фотографий, и все же он хранит у себя на полке рамки многолетней давности. Забавно, как это работает. Чимин качает головой и расправляет плечи, чтобы ослабить нарастающее в них напряжение. — Ох. Не то чтобы он полностью ожидал, что Юнги с энтузиазмом повесит фотографии на стену, но Чимин думает, что они выглядят слишком красиво, чтобы их прятать. — Но фотографии вышли такими хорошими, — бормочет он себе под нос, еще раз бросая взгляд на полку. Дверь ванной со щелчком закрывается. Плечи Чимина опускаются. Возможно, в жизни Юнги действительно нет лишнего места для Пак Чимина. И это должно быть нормально.──────── • ✤ • ────────
Но иногда, только иногда, Чимин почти верит, что может быть по-другому. Позже, когда они находятся в темноте своей общей комнаты на втором этаже, разделенные перегородкой, Чимин слышит всевозможные шорохи простыней со стороны Юнги в комнате. Для него нехарактерно быть таким беспокойным, особенно с тех пор, как Чимин привык к тому, что он из тех, кто может заснуть практически где угодно, лишь бы была возможность прилечь. Чимин пожимает плечами. У всех нас бывают беспокойные моменты. Но потом… — Ты еще не спишь? — раздается грубый хрип Юнги, в горле пересохло, потому что они не сказали друг другу ни слова с тех пор, как выключили свет. Чимин смотрит в потолок, задаваясь вопросом, должен ли он притвориться, что уже спит. Но он не откровенный лжец, поэтому он шепчет: — Мм-хм. Чего? Снова шуршат простыни, и Чимин представляет, как Юнги меняет позу, так что они оказываются лицом друг к другу. Юнги слева, Чимин справа. Он следует примеру, поворачиваясь так, чтобы лечь на левый бок, и подпирает голову собственной рукой. — Не можешь уснуть, хен? Юнги не отвечает на это, и в доме снова наступает тишина на такое долгое время, что Чимин почти верит, что его ненастоящий муж погрузился в сон. Чимин хотел бы быть таким же болтливым и общительным с Юнги, каким он обычно бывает с большинством остальных, но в этом мужчине всегда есть что-то такое, что заставляет его задуматься, пересмотреть себя. Похоже, что Чимин никогда особо не задумывался о своих собственных действиях и поведении, пока не появился этот парень. Или, может быть, что-то в печали Юнги кажется знакомым, как будто натыкаешься на зеркало и находишь разбитое отражение многолетней давности. Затем, прорываясь сквозь поток его сознания, Юнги тихо произносит: — Эй. Хочешь пива? Чимин никогда не слышал столь заманчивого предложения. Когда возникают сомнения, алкоголь берет верх. В холодильнике есть несколько банок, и они достают по две для каждого из них, прежде чем занять места за низким столиком во внутреннем дворике на крыше. Уже далеко за полночь, и город погрузился в приглушенную тишину, такую, которая присуща разговорам в 3 часа ночи под сладким покровом простыней. Они сидят друг напротив друга, скрестив ноги, не говоря ни слова. Чимин наблюдает, как его фальшивый муж смотрит на ночное небо. Легкий ветерок поднимается в воздух, откидывая челку Юнги назад, открывая гладкий лоб. Его глаза отсвечивают янтарем от фонарных столбов, выстроившихся вдоль улиц под ними. Что происходит за этими глазами? Тихие воды на поверхности, бурлящие приливы внизу? Пока пиво охлаждает его горло, Чимин наслаждается этой спокойной атмосферой между ним и Юнги. На этот раз это молчание не кажется дискомфортным. Одобрительно кивнув в сторону террасы на крыше, он начинает: — Довольно странно, что одно и то же место может выглядеть по-разному в зависимости от времени суток, да? Ты мог бы открыть здесь бар на крыше. Его фальшивый муж криво улыбается ему и делает глоток пива. Проходят долгие мгновения, а Юнги по-прежнему не издает ни звука, и Чимин уже наполовину убедил себя, что, возможно, Юнги просто нужен молчаливый собутыльник. Скорее всего. — Это был подарок от моей мамы. Разум Чимина лихорадочно соображает, пытаясь соединить точки. Отставив банку пива, он садится прямее, ожидая продолжения Юнги. — Мне было 9 лет, я был просто еще одним ребенком, который хотел ходить на уроки игры на фортепиано, как и все остальные моего возраста в то время. — Голос Юнги такой хриплый и мягкий, что Чимин напрягает слух, чтобы отчетливо уловить некоторые его слова. — Но мы не могли себе этого позволить, поэтому она купила мне подержанный синтезатор. Чимин прикусывает нижнюю губу и подтягивает колени к подбородку. — Тебе, должно быть, это так понравилось. — На самом деле совсем нет, — сухо усмехается Юнги, потягивая свою банку. — Ненавидел тот факт, что у моих друзей были вещи получше. Но, да, мне пришлось довольствоваться тем, что я получил. Клавиатура принадлежала дочери ее босса. Как он ни старается, Чимин ни за что на свете не сможет представить детскую версию того человека, которым Юнги является сейчас, стучащего по детской клавиатуре с хмурым выражением лица. — Держу пари, ты был тогда самым ворчливым ребенком. Усмешка. — Тебе ли об этом говорить. Ты бушующий сгусток ярости. На этот раз очередь Чимина издать возмущенный звук. — Простите? — Прощаю, — говорит Юнги с тихим смехом, и Чимин задается вопросом, является ли незаконным подкидывать ящериц людям в волосы, пока они спят. Кто знает, это могло бы стать хорошей контрмерой против постоянных поддразниваний Юнги. — И да, ты был прав, — говорит ему Юнги, проводя большим пальцем по краю банки с пивом. — В чем? — Я не мог уснуть. — Почему? — Чимин устраивает целое шоу, прищелкивая языком и качая головой. — Ты съел слишком много мяса, и теперь у тебя расстройство желудка, не так ли? Не смей пердеть в мою сторону. — Завтра годовщина ее смерти. У Чимина пересыхает во рту, его шутливые слова рассыпаются в пыль на кончике языка. Его первая непроизвольная реакция — нервное хихиканье. Это, должно быть, какая-то шутка. Но Юнги выдерживает взгляд без намека на улыбку. Взгляд Чимина скользит вниз к его левой руке, которая дрожит, когда он сжимает банку пива, и каждый беззаботный ответ вылетает у него из головы. Почему? Почему Юнги не сказал этого раньше? Чимин всегда интуитивно знал, что родителей Юнги больше нет рядом, причем не только одного. Их не было в Сеуле. Их вообще не было в мире. Он догадывался об этом, но никогда не поднимал эту тему, опасаясь, что только доставит дискомфорт своими вопросами. Он просто не знал, что Юнги до сих пор скрывал что-то настолько важное. — Так что, если в последнее время я был слишком раздражительным, что ж… да… — Юнги облизывает нижнюю губу, в его глазах вспыхивает боль. Его кадык подпрыгивает вверх-вниз, когда он сглатывает. — И я понимаю, что это, вероятно, не очень веская причина… — Нет. — Чимин качает головой. — Верно. Видишь? Даже ты согласен со мной. В любом случае… — Я имею в виду, — мягко поправляет Чимин, протягивая руку, чтобы нежно положить ее на колено Юнги, — что нет необходимости извиняться за то, что ты себя так чувствуешь. Юнги застывает, его взгляд застыл на его руке, как будто это чужеродная субстанция на его теле. Чимин знает, что у них нет привычки быть чересчур тактичными друг с другом, знает, что Юнги не очень любит скиншип,<footnote>прикосновения или близкий физический контакт между родителями и детьми, любовниками и друзьями./footnote> но потребность в утешении горит в нем так сильно, что он не может этого не сделать. Но он также не хочет доставлять парню еще больше неудобств. Поэтому с печальной улыбкой Чимин прибегает к тому, чтобы дважды похлопать Юнги по колену, и отступает назад, чтобы еще раз подтянуть колени к подбородку. — Ты навестишь ее завтра? В промежутке между бровями Юнги появляется складка. — ... да. — Ну тогда, — говорит Чимин решительным тоном, допивая последнюю каплю своего пива. Он чуть ли не с легким стуком ставит банку из-под пива на стол. — Позволь мне пойти с тобой.──────── • ✤ • ────────
— Ты готов? — Юнги кричит на следующее утро, натягивая носки. — Ага. — Чимин выходит из ванной, закатывая рукава рубашки. — Это очень далеко? — Не особо. — Юнги смотрит на часы. — Мы можем вернуться к обеду как раз вовремя, чтобы накормить Мадлен. Кстати об этом. Куда подевалась его пышная подружка? Юнги вытягивает шею, чтобы заглянуть в гостиную. Никаких признаков ее. — Ты видел ее? — спрашивает он, когда Чимин подходит ближе, надевая сумку через плечо. Его фальшивый муж бросает на него взгляд. — Она наверху с Юндереллой, я думаю? Юнги корчит рожу. Этот глупый Roomba. Конечно, его кошка не стала бы дружить с глупыми кусками металла в доме. У Мадлен навыки принятия решений лучше, чем у него. Он ничего не имеет против робота-пылесоса, но то, как Чимин обращается с ним как с домашним животным, даже дает ему имя, выводит его из себя. — Неважно. Взбегая по лестнице, Юнги заглядывает в комнату и обнаруживает рыжую кошку, лежащую в гамаке у его кровати с закрытыми глазами. Облегчение наполняет его вены. — Ага, так ты все это время спала. — Спрашивает Юнги, сохраняя мягкость голоса. Наклоняясь, он нежно чешет подбородок Мадлен. — Не собираешься сегодня провожать своего папу-дворецкого, хм-м? С легким шмыганьем веки Мадлен приоткрываются. Она сонно моргает на Юнга в течение нескольких секунд... и отталкивает его руку своей маленькой лапкой. Юнги хмурится. Обычно Мадлен никогда не упускает шанса выпроводить его за дверь каждое утро. И, хотя она может быть немного опасной по отношению к незнакомцам, она ни разу не отвергала привязанности Юнги раньше. Странно. Но прежде чем он успевает поразмыслить над этим дальше, он слышит, как Чимин зовет снизу: — Давай, хен! Не заставляй ее ждать! Бросив последний взгляд на своего пушистую малышку, Юнги разворачивается и спускается по лестнице. — Иду.──────── • ✤ • ────────
Для того, кто так ценит важность мира и тишины, Юнги ненавидит заходить в колумбарий. Бывает много видов молчания — неловкое, как в тот раз, когда ему задали вопрос, на который он не смог ответить на собеседовании при приеме на работу; неловкое, как тогда, когда они с Чимином впервые поцеловались во время фотосессии в планетарии, и непринужденное, как в те редкие моменты, когда Чимин действительно пытается вести с ним нормальные разговоры. Тишина, подобная этой, никогда не бывает физической; никогда не вызывает у вас желания сорваться с места и выбежать на свежий воздух. Тишина, подобная этой, не давит вам на грудь, не сдавливает легкие и трахею. Прошло пять лет, а Юнги все еще ненавидит заходить в колумбарий. Он ненавидит звук собственных шагов, такой болезненно громкий по кафелю этого тихого коридора. Он ненавидит то, что воздух такой чертовски беззвучный, что в ушах звенит белый шум. Каждая комната здесь приобретает сохраненный, безмятежный вид, как маятник, подвешенный во времени, и он чувствует себя изгоем, будучи живым человеком в комнате, полной пепла. Когда-то этот пепел тоже жил, смеялся и любил. Он поворачивается к комнате, расположенной в самом дальнем конце южного крыла, Чимин следует сразу за ним. Внутри находится еще одна пара, отдающая дань уважения своим родственникам. Здесь есть примерно полсотни других урн для праха, расставленных в соответствующих нишах, но та, на которую падает взгляд Юнги, находится на вершине среднего ряда. За тонким прозрачным стеклом ему улыбается женский портрет, и Юнги игнорирует толчок в груди. До конца своей жизни он будет помнить ее такой: коротко подстриженные черные волосы, теплые карие радужки, морщинки от смеха в уголках ее глаз и улыбку, которая могла бы затмить луну. — Привет, мама. Чимин подходит к нему и кланяется в знак приветствия. Юнги позволяет ему представиться, позволяет ему выразить уважение, все время надеясь, что его мать когда-нибудь простит их за то, что они вступили в брак без любви, ради денег. Что бы она сказала ему, если бы могла сказать прямо сейчас? Он всегда задавался вопросом. Поддержит ли она его решения? Вероятно, нет. Она называла его дерзким, ругалась и выгоняла на целый день, но потом звала его домой, обещая приготовить его любимое кимчи чиге. И что из темного прошлого она скрывала от него все это время? Юнги даже не знал, насколько богатой была семья со стороны его матери, пока не посетил похороны своего дедушки. С другой стороны, он многого не знал. Например, своего собственного отца. Они стоят там, не говоря ни слова, оба погружены в свои мысли. Глаза Чимина пробегают по каждому украшению, размещенному на полке фоткой с Мин Соха — ее фоторамке, золотому ожерелью, сертификату достижений, отмечающему ее образцовую работу. — Твоя мама была инженером? — Тихо спрашивает Чимин, как будто боясь нарушить тишину. Юнги кивает. — Лучшая в ее команде. Я ненавижу это. Чимин издает испуганный звук из глубины своего горла. — Почему? Что не так с ее работой? Не в силах скрыть горечь в голосе, Юнги жеманится: — Это то, что убило ее. Теперь, когда шлюзы открыты, воспоминания нахлынули снова, хотя они уже не так жгучи, как раньше. Как старый карандаш, чувства, связанные с этими воспоминаниями, притупились, потеряв свою остроту. Но он все еще отчетливо это помнит. Юнги учился в университете, когда ему позвонил шурин его матери и сообщил, что Соха погибла после «инцидента» на строительной площадке. Ее команду послали расследовать неисправность Т-образной балки, когда мост рухнул. — Последнее, что она пообещала мне, было то, что она купит мне новый синтезатор, — делится Юнги хриплым голосом. Он не смотрит на Чимина, у него не хватает смелости. Вместо этого он смотрит туда, где стоит портрет его матери. Ему кажется, что он слышит шмыганье носом, но, когда поворачивается, Чимин прочищает горло и теребит воротник своей рубашки. — Я действительно… Мне жаль это слышать. Юнги рискнул бы предположить, что глаза Чимина остекленели по причинам более серьезным, чем спертый воздух вокруг них, но он не делает замечаний. Он без особого энтузиазма пожимает плечами. — Ты ничего не можешь с этим поделать. Чимин смотрит на свои ноги, размышляя. — А что насчет твоего отца? — Никогда не знал его. — Ублюдок сбежал еще до того, как он родился, и Соха никогда не говорила о нем, не сохранила никаких следов о нем, кроме его фамилии. Юнги не ненавидит этого парня. Как можно ненавидеть человека, которого никогда не было в твоей жизни с самого начала? Вместо этого он ничего не чувствует, кроме сочувствия к своей матери, сбежавшей из дома с монстром. Потому что, похоже, так оно и есть, не так ли? Богатая наследница сбегает из своей семьи, чтобы провести вечность с мужчиной, которого любит. Какой же это оказалось сказкой. Юнги вздыхает. — На самом деле это не имеет значения. Теперь я сам могу себе помочь, и, кроме того, — он бросает на Чимина косой взгляд. — У меня есть ты. Чимин резко втягивает воздух, и вот оно снова — эта напряженная тишина. Юнги не хватает смелости посмотреть ему в глаза и подтвердить заявление. Стукнув каблуками, он разворачивается, чтобы прямиком выбежать из комнаты хотя бы для того, чтобы спрятаться от любопытных глаз своей матери. Ох, как бы она безжалостно дразнила его, будь она здесь. (Она бы полюбила Чимина, если бы была здесь.) Итак, Юнги находится далеко за пределами слышимости, когда Чимин уступает, благоговейно глядя на фотографию своей свекрови: — Да. Не волнуйтесь. У него есть я.──────── • ✤ • ────────
Кнопка сброса. Это то, что нужно ему и Юнги, думает Чимин. Конечно, они начали не с той ноги, но никогда не поздно начать все сначала и наладить более дружественное партнерство, верно? В эти дни они стали менее враждебны друг к другу. Чимин не тупой. С момента их большой ссоры он заметил, что Юнги больше не кажется раздраженным каждой клеточкой своего существа. Чимин тоже на самом деле не хочет выводить из строя фамильные драгоценности Юнги каждым своим сатирическим замечанием. В последнее время все шло в гору. Однако перед каждым подъемом в гору внезапно наступает обрыв. И это происходит той же ночью, когда Юнги работает в свою смену в «Blue Rose». — Алло? — Хен? — Прижимая телефон к уху, Чимин меряет шагами кухню, время от времени бросая обеспокоенные взгляды на диван. — Мадлен. Я думаю, она заболела.