──────── • ✤ • ────────
Ближе к вечеру, когда Чимин возвращается в мир живых, хотя бы немного подкрепившись, он потягивается и зевает, головная боль утихла. Его взгляд падает на поднос с водой, немного Адвила и маленькую бутылочку слабого женьшеневого тоника на низком столике рядом с ним. Только сейчас он задается вопросом, сколько алкоголя он выпил прошлой ночью, чтобы у него было такое похмелье. Чимин ни в коем случае не слабак, и он может крепко держаться в большинстве общественных соревнований по выпивке. Оглядываясь назад, он понимает, что даже не знает, что пил прошлой ночью. Что означает: он не помнит, что, черт возьми, делал прошлой ночью. Ноль. Ничего. Рот Чимина приоткрывается, и он в ужасе хватается за щеки. Он сказал что-нибудь слишком смелое? Слишком не от мира сего? Он вспоминает сегодняшнее утро, когда впервые проснулся. Поскольку Юнги уже дразнил его подобным образом, то он, должно быть, дал волю чувствам и сделал что-то постыдное прошлой ночью. Он качает головой и стонет. Он даже не хочет вспоминать. Есть что-то безумно успокаивающее в незнании вещей. Может быть, если Чимин сделает вид, что ничего не произошло, тогда мир последует его примеру. (Но опять же... любопытство всегда было одним из его слабых мест.) Он направляется в ванную, чтобы плеснуть водой на лицо, и когда видит, что у него на подбородке растет щетина, то наносит немного крема для бритья, чтобы привести себя в порядок. Всякий раз, когда Чимин оказывался в какой-либо Ситуации, он всегда приводил что-то в порядок — дом, свое лицо. — Ты проснулся. Чимин чуть не выпрыгивает из своей кожи при звуке голоса Юнги у двери ванной. Он смотрит на своего мужа через отражение в зеркале — волосы Юнги растрепаны так, что Чимину хочется провести по ним руками, и он выглядит... хорошо. Несправедливо. Чимин привык к тому, что на него глазеют как мужчины, так и женщины, поэтому он на самом деле не понимает, что в Юнги привлекает внимание. Парень прост, как картонная коробка! Его кошачьи глаза не такие красивые. Его фарфоровая кожа не так уж и хороша. Он такой заурядный! Обычный! — М-м-м, — отвечает Чимин, медленно проводя бритвой по подбородку. — Спасибо за еду. И тоник. Юнги молча кивает и прислоняется к дверному косяку, изучая его, как будто он препарат под микроскопом. Чимин оборачивается. — Что? Пожал плечами. — Ничего. — Тогда перестань пялиться! — Не могу. Глаза Чимина расширяются от недоверия, и теперь снова появляется это покалывание, начинающееся в груди и распространяющееся по животу. — П-почему… — Потому что ты пропустил место. — Юнги указывает на область над своей челюстью. — Вот здесь. Сердце Чимина падает. Ох. Ложная тревога. — Здесь? — Еще левее. Чимин подчиняется. — Здесь? Юнги цокает языком и недовольно заходит в ванную. — Здесь. Позволь мне сделать это. Садись. Непонятно, помнит ли Чимин, как передавал ему бритву, но, прежде чем он это осознает, сидит на крышке унитаза, а Юнги нависает над ним. — Кажется выпивка волшебным образом уменьшает твои мышечные рефлексы? — Юнги дразнит, крепко держа Чимина за одно плечо, в то время как другой рукой нежно проводит бритвой по его подбородку, сфокусировав взгляд. Его глаза. Чимин никогда не знал истинного цвета, пока не увидел янтарь в глазах Юнги. Он сглатывает и отводит взгляд. Задается вопросом, как он выглядит прямо сейчас, щеки пылают, нижняя половина лица покрыта белой бородкой из крема для бритья. — Я не понимаю, о чем ты говоришь. Со смешком Юнги наклоняет голову Чимина вправо, чтобы получить лучший ракурс. — Как ты себя чувствуешь сейчас? У Чимина сжимается горло. Юнги (этот Юнги, который почти не делится ничем личным) действительно спрашивает о чувствах? Что Чимин должен сказать? «Мне реально нравится, как ты смотришь на меня прямо сейчас?» — Какого рода, эм. Чувства? — Спрашивает Чимин. Юнги хмурится, между его бровями появляется складка. — Разве у тебя не было похмелья? Чимин моргает, и учащенный стук его сердца успокаивается. Верно. Возьми себя в руки, Чимин. — Ммм, теперь уже не так дерьмово. По крайней мере, в моей голове больше не стучат молотки, боже. — Хорошо. — Юнги наклоняет лицо, его губы оказываются прямо в поле зрения Чимина, и Чимин поджимает собственные. Он целовал эти губы прошлой ночью? Он что-нибудь делал с Юнги? Он хочет выброситься из окна. Память, о, как она она хрупка перед опьянением! У Чимина есть гордость, и гордость говорит: «не спрашивай». Он не готов к беседе тет-а-тет с Юнги, чтобы услышать о событиях прошлой ночи. Чимин крепко сжимает пальцами подол собственной рубашки, чтобы не сказать ничего, что могло бы еще больше смутить его. Скрывай, не чувствуй. Не спрашивай, не спрашивай, не… — Чимин-а. — Юнги нарушает напряженную тишину в воздухе. Чимин чувствует, как волосы у него на затылке встают дыбом от того, как губы Юнги произносят его имя. — Да? — Чимин отвечает искаженным голосом. Он прищуривает глаза, собираясь с духом. Пальцы Юнги колеблются, отстраняясь на несколько дюймов от челюсти Чимина. — Послушай. Я знаю, что ты стремишься стать актером, и тебе больше нравятся выступления на сцене, но мне просто интересно, готов ли ты поработать моделью? Чимин по-совиному моргает, глядя на него. Это вовсе не то, что он ожидал услышать. — Что ты имеешь в виду? — Ну. Временно. — Юнги еще раз прижимает бритву к коже Чимина, чтобы возобновить бритье, удерживая его запястье. — У нас с Чонгуком запланирована фотосессия завтра вечером, но модель отказалась в последнюю минуту, и мне просто интересно… Я имею в виду, ты показался мне подходящим для этой работы с точки зрения внешности, и я подумал… если ты готов к этому… — Хен, это потрясающе, — прерывает Чимин своего фальшивого мужа, ощущение в груди растворяется, как от бомбочка для ванны, опущенная в теплую воду. — Это будет здорово для моего портфолио. — Не волнуйся, это оплачиваемая работа. Чимин удивлен, что даже не думает о деньгах. — Даже если это не так, я бы действительно… Я хотел бы помочь даже в качестве запасного в экстренной ситуации. Он не упускает из виду, что взгляд Юнги немного смягчается, когда фокусируется на растительности на лице вдоль челюсти Чимина. Не упускает из виду, как вечерний свет, падающий через окно, превращает его обычно темные радужки во что-то золотое, во что-то святое. Слабая улыбка тронула губы Юнги. — Отлично. Я сообщу команде, что теперь они могут прекратить поиски модели. — Спасибо, хен. — Чимин надеется, что Юнги слышит искренность в его голосе. — Правда. Улыбка Юнги становится шире, и он поднимает свободную руку, чтобы погладить Чимина по затылку. Чимин почти давится собственной слюной, затем заставляет себя дышать ровно. Это что-то новенькое. — Это ерунда. Рад помочь. В ванной внезапно становится слишком тесно и душно. Чимин на мгновение подумывает выпрыгнуть из окна или удрать, но на его лице все еще остается крем для бритья. Ему просто нужно стиснуть зубы, несмотря на эту странную близость, и покончить со всем этим испытанием. Он старается не ерзать и не знает, куда смотреть, поэтому останавливается на случайном месте стены ванной. Тишина между ними ощущается надувание воздушного шарика. Что ж, думает про себя Чимин. По крайней мере, Юнги, кажется, спокоен по поводу прошлой ночи, что бы там ни произошло. В конце концов, он не упоминает об этом. — Что ж, — язвит Юнги, уголок его рта приподнимается в едва заметной ухмылке. — Прошлая ночь была дикой. А может и нет. Чимин морщится и отшатывается, забывая о том, что к челюсти прижата тонкая, но острая бритва, и он чувствует тот самый момент, когда его кожа разрезается. Снаружи ванной зевающая Мадлен подпрыгивает, когда слышит взрыв: — А-а-а-а-й!──────── • ✤ • ────────
Лейкопластырь в форме облака украшает левую щеку Чимина. — Никогда больше, — кипит он, прищурившись. — Никогда больше я не позволю твоим рукам приблизиться к моему лицу. Они сидят друг напротив друга за обеденным столом (Чимин замечает, что это становится для них местом для их Совещаний), а Юнги смотрит на него с совершенно безразличным выражением лица. — Я сказал тебе не двигаться, — оправдывается Юнги. — И что же ты сделал? — Это из-за того, что ты сказал! — Что? — Говорит Юнги, потягивая чай. Он настоял, чтобы Чимин пил много жидкости, так что вот этим они сейчас и занимаются. — Насчет прошлой ночи? Я не лгал. Ты ж был там. Чимин мрачно надувает губы, не отвечая, и видит, как в глазах Юнги мелькает сомнение. — Если только... — Юнги ставит свой чай, на его челюсти дергается мышца. — Ты не помнишь? Чимин корчит рожу. Из-за чего он так разочарован? Он должен быть рад, что Чимин очень даже готов все не вспоминать. Но, конечно, Чимин есть Чимин, он не собирается отступать. — Конечно, я помню, — фыркает он, гордо задрав подбородок. Его испорченная, ободранная челюсть. Он надеется, что рана от бритвы не оставит шрама. Юнги внимательно смотрит на него, на его лице отражается множество эмоций. — Правда? — Его глаза загораются. — Я НИКОГДА не забываю, — врет Чимин. — На самом деле, я очень даже подробно могу рассказать тебе обо всем. Брови Юнги удивленно приподнимаются. — Ну так что? Энергично кивая, Чимин наклоняется вперед. — Все прошло примерно так...──────── • ✤ • ────────
В баре был парень, который подмигивал ему через всю "Голубую розу", пытаясь привлечь внимание Чимина. Сначала он подал ром; но, когда Чимин попросил лонг-айленд, он подал его. Чимин окрестил его Безымянным милашкой № 1. Но, будучи замужним человеком, Чимин ДОЛЖЕН был игнорировать его. Юнги был тих, как в пантомиме, сидя с ним в кабинке, скрестив руки на груди, и говорил о том, как капитализм разрушает то, как работает мировая экономика. Чимин, будучи хорошим слушателем, уделял ему все внимание в мире. Они должны были выглядеть настолько влюбленными, насколько это возможно. Но тогда! Возможно, дело было в блеске, который нанес Чимин, чтобы придать губам дополнительнок мерцание в тот вечер, или ванильных духах, которыми он воспользовался, чтобы пахнуть вкусно, но довольно скоро длинная очередь завидных холостяков и холостячек выстроилась в очередь, чтобы сделать с ним селфи. Но Чимин был Человеком Высокой Морали. Изобразив свою самую ангельскую улыбку, он скрестил руки, изображая символ «X», в то время как явно ревнивый Юнги зарычал: — Он замужем, ублюдки. — Извините! — Сказал Чимин, помахав на прощание, голосом низким и страстным с нотками шоколада, с фундука и всем прочим вкусным.──────── • ✤ • ────────
— Ты был очень заботлив, — говорит Чимин, кивая с притворным одобрением. — Это был впечатляющий поступок. — М-м-м-м. — Юнги неподвижно сидит напротив него с непроницаемым выражением лица, молча все время, пока Чимин рассказывал свою фальшивую историю. — Серьезно, сейчас? — Ага. Отличная игра от нас обоих. — Он смотрит на Юнги, ожидая, что тот обвинит его в его бредятине, но обнаруживает, на самый короткий момент, что… Юнги выглядит на грани слез. Слезы скапливаются в уголках его покрасневших глаз, адамово яблоко подергивается, когда он тяжело сглатывает. Хах. — Хен, что случилось? Юнги низко втягивает голову в плечи и проводит тыльной стороной ладони по лицу. — Ничего, — выдавливает он, в его тоне слышится что-то грубое и обиженное. — Просто мне что-то попало в глаз. — Не будь странным, — осторожно говорит Чимин. — Ты неправильно все запомнил. Чимин замирает. Ох. Пойман на лжи. Он склоняет голову набок в задумчивости. — Возможно, я упустил, а возможно, и нет, несколько деталей... Покачав головой, Юнги снова поднимает лицо, и на этот раз его выражение превращается в маску совершенного спокойствия. Как будто он не был близок к тому, чтобы сломаться всего несколько мгновений назад. — Нет. Ты ошибаешься. В голове Чимина возникают вопросительные знаки, и он прикусывает нижнюю губу. — Что... что случилось потом? Вот что вышло. С таким же успехом Чимин мог бы сказать, что он ни хрена не помнит. Юнги ухмыляется, но это выглядит вымученно. Без ухмылки. Тем не менее, он дразняще растягивает слова: — Все было так... Там Чимин стоял на барной стойке, ерзал и играл на воображаемой гитаре, крича во всю силу своих легких: — МАМА-А-А-А-А ~ О-О-О-О-О-О! Юнги, будучи ответственным взрослым человеком, изо всех сил старался уговорить его спуститься. Горе, горе. Такова жизнь женатого мужчины. Позже, когда они вошли в квартиру, Чимин начал раздеваться, пока не остался только в своих нежно-голубых боксерах с облачным принтом, к большому разочарованию Юнги. Осторожно и обеспокоенно Юнги медленно отошел в противоположный конец кухни, в сторону ванной, чтобы принять душ. Но без предупреждения полуобнаженный Чимин запрыгнул на обеденный стол и, мурлыкая, пополз к Юнги. — Р-р-р-р, — мяукнул Чимин с розовым, как у херувима, лицом. — Сделай со мной р-р-р, ты, секси щечки. Мне нужна твоя любовь. В ужасе Юнги убежал, чтобы спрятаться в ванной.──────── • ✤ • ────────
— Ты уверен, что не описываешь сюжет плохого инди-порно? — Чимин возмущенно перебивает, потому что он знает себя и знает, что никогда не совершил бы таких скандальных поступков, даже будучи пьяным. — Ох. А-а-ах, хен. Ты непослушный котенок. Может быть, это твои фантазии обо мне. Но Юнги просто пожимает плечами с пустой улыбкой в глазах. — Ты устроил мне ад прошлой ночью, Чимин-и. Мне было о-о-очень больно. — Он хватается за грудь и драматично морщит лицо. Чимин надувает губы. — Да ни за что. — Вот мы сейчас это переживаем, а я мог бы сказать тебе прямо сейчас, что... — Юнги замолкает, колеблясь. — Что? — Чимин давит, весь разгоряченный и готовый пристрелить его. Юнги вдыхает, прежде чем выдавить еще одну легкую улыбку. — Что ты чуть не помочился мне на спину, и поцеловал меня в щеку, и держал меня за руку всю дорогу домой... — он встречается взглядом с Чимином. То, что он говорит, звучит так, как будто это сделали бы обычные пары. Так нормально. Так скучно. Чимин почти хочет ему поверить. Но они ни в коем случае не обычная пара, даже не настоящая, поэтому Чимин громко смеется. — Уву. Это мило, сладкий, но невозможно. Даже если бы это было правдой, ты должен знать, что я склонен нести чушь, когда я пьян. Эй, тебе следует сделать это со своим следующим парнем после того, как мы разведемся. В глазах Юнги вспыхивает боль, острая, как шок. Это все равно что наблюдать, как увядает подсолнух, как он сутулится и опирается на локти, замыкаясь в себе. Он не поддразнивает в ответ, и у Чимина возникает смутное ощущение, что он, должно быть, ляпнул что-то очень, очень неправильное. Но что? — Итак, эм. Не переживай, — добавляет Чимин в отважной попытке сохранить настроение. — Ты можешь просто не обращать внимания на то, что произошло прошлой ночью, потому что это, вероятно, ничего не значило. Я знаю, что не помню, но все же… я действительно надеюсь, что не сделал тебе ничего оскорбительного. Еще один пласт тишины лежит между ними, как выброшенный кусок ткани, и чем дольше она тянется, тем сильнее пальцы Чимина ерзают под столом. Его разум жаждет, чтобы он что-нибудь сказал, но губы не в состоянии произнести ни слова. Где-то в доме Мадлен мяукает, прося ужин. — Хен, мы… — Прости. — Юнги встает. — Время кормления. Он встает из-за обеденного стола, не встречаясь взглядом с Чимином, который может только смотреть ему вслед с гигантским вопросительным знаком над головой, который становится все больше и больше. Юнги не разговаривает с ним остаток ночи, и это такой поразительный контраст с тем, как он обращался с Чимином этим утром, что Чимин воспринимает это как нечто определенно… Неестественное. Что только что произошло?──────── • ✤ • ────────
Если жизнь чему-то и научила Юнги за 25 лет его существования, так это тому, что ожидание — корень всей сердечных страданий. Он должен был знать лучше, что все может пойти куда-то не туда после... после всего, что произошло в «Голубой розе». Черт, даже такие мысли кажутся нарушением правил, которые они с Чимином установили в начале этой сделки. Он не должен этого делать. Это не значит, что он может что-то с этим поделать. Мин Юнги не умеет ловко лгать, и он знает, как трудно было бы притворяться, что с ним все в порядке на 100%. Во всем виноват Чимин. Как человек может напиться до амнезии? Юнги разочарованно ворчит. Почему он чувствует себя таким раненым, он точно не знает. Такое ощущение, что он ест отравленные суши, судя по тому, как у него сводит желудок всякий раз, когда Чимин приближается. Вот почему сегодняшний день особенно мучителен. — Тебе нужно, чтобы я принес какую-нибудь одежду для съемок? — Спрашивает Чимин сверху, пока Юнги ухаживает за фонтанчиком Мадлен на кухне. — Нет. — Юнги потирает подбородок Мадлен и выпрямляется, перекидывая сумку с фотоаппаратом через левое плечо. — Все, что нам понадобится, уже на площадке. Ты уже закончил? — Не-е-ет, — в отчаянии стонет Чимин. — Мои волосы сегодня меня не слушаются. Подожди меня, хен! Юнги поджимает губы и чешет затылок, сожаление переполняет его. Ему не следовало просить Чимина быть их запасной моделью для этой съемки. Достаточно тяжело делить одну крышу, учитывая всю их недавнюю неловкость. Как он теперь собирается держаться в стороне и сохранять самообладание? Словно почувствовав гнев Юнги, Мадлен крутится его лодыжки и мягко мяукает. Юнги шмыгает носом. — Все будет хорошо, — бормочет он, больше для себя, чем для кого-либо другого. Он бросает суровый взгляд на свою любимицу, лишь наполовину осознавая, как надуты его губы. Он ничего не может поделать со своей озлобленной частью. — А что касается вас, юная леди, постарайтесь не брататься с врагом, ясно? Пак Чимин нам не друг. Иначе ты обожжешься, как и я. Золотистые глаза Мадлен смотрят на него в течение длительного сердцебиения, прежде чем она прерывает их телепатический взгляд, облизывая свою лапку. — Что? — Сверху снова доносится голос Чимина. — Ты мне что-то говорил? Я тебя плохорасслышал. Юнги морщится. — Нет. Ничего. — Он гладит Мадлен по голове. Обращаясь к Чимину, он решительно говорит: — Я подожду в машине. Поторапливайся. — Ах, хен, да ладно, хотя бы скажи мне, что я хорошо ли я выгляжу, прежде чем мы выйдем из дома… Входная дверь захлопывается прежде, чем Юнги успевает выслушать остальную часть просьбы своего фальшивого мужа.──────── • ✤ • ────────
Возможно, небеса сговорились сорвать операцию Юнги "Игнорируй Пак Чимина настолько, насколько это возможно", потому что, когда он прибывает в студию, то обнаруживает, что Чонгук смотрит на него и Чимина с сильным шоком. — Хен, — Чонгук приветствует Юнги, все бегают глазами и украдкой бросают взгляды на Чимина. Он подходит ближе и шепчет себе под нос: — Чимин-хен — наша модель? Ты не против, что он это сделает? Юнги прищуривает глаза. — Почему бы и нет? Я предложил, и мы оба не против. — Да, я имею в виду, не сомневаюсь в вас, ребята, или что-то в этом роде, — Чонгук опускает взгляд на планшет в своих руках. — Просто в большинстве сетов фигурируют только плавки, помнишь? Это графа для журнала: фотосессия в мужском купальнике. Такое ощущение, что осколки льда царапают стенки горла Юнги, и он подавляет сдавленный звук. — Подожди, что? Я думал, что это каталог мужской пижамы. Чонгук посылает ему забавный взгляд. — Клиент прислал нам новую концепцию на прошлой неделе, ты разве не проверял свою электронную почту? Они сказали, что хотят, чтобы мы сосредоточились на линии плавок? Что ж. Блять. Они вдвоем украдкой оглядываются на Чимина, который смотрит на них невинными, широко раскрытыми глазами. Юнги чувствует, как головная боль начинает пульсировать у него в висках. Он ни в коем случае не ханжа, и он верит в то, что на работе нужно оставаться профессионалом, но провести день, фотографируя своего полуобнаженного фальшивого мужа, — это не совсем то, как он планировал провести свой день. Все это, и сейчас только 10 утра. — Итак, ребята, во что вам нужно, чтобы я переоделся? Где одежда? — Спрашивает Чимин, теребя пальцами воротник. Юнги поворачивается и обращается к своему фальшивому мужу, прикрываясь планшетом Чонгука, как каким-то щитом. Он раздраженно вздыхает. — Чимин. Чимин подходит к ним, не отрывая глаз от планшета. — Это список снимков? — Да, и эм... — Юнги справляется с тиком в челюсти. — На самом деле тебе не нужно много делать. — Правда? — Да. Просто разденься. Выражение лица Чимина меняется от любопытства к полной растерянности, а Юнги уже запинается в словах в нерешительной попытке объяснить ситуацию. Когда он заканчивает говорить, проверяет, не выглядит ли Чимин смущенным этой концепцией. — Итак, тебя устраивает это? Юнги не сводит глаз с лица Чимина, когда его муж слабо кивает, потирая руки. — Я не настолько уверен в себе, потому что в моем теле нет ничего особенного, но я буду стараться изо всех сил. Хорошо. Юнги кивает и молча отступает назад. Небеса знают, что он бы в мгновение ока отменил все, если бы Чимин сказал "нет". Рядом с ними Чонгук хлопает в ладоши и ухмыляется. — Хорошо, давайте установим свет. Мы начнем, когда клиент прибудет, чтобы наблюдать за съемкой. Час спустя они ждут, когда Чимин выйдет из раздевалки, и Юнги начинает нервничать при мысли о том, что все в этой студии увидят его… ну, его бизнес партнера… в таком виде. Не то чтобы, Чимин принадлежит ему, и он это знает, но трудно подавить раздражение, вспыхивающее в нем, когда клиент, Чхве Хену, издает волчий свист, когда Чимин с важным видом входит в студию, одетый в… Юнги облизывает нижнюю губу. Чимин одет в пару облегающих серых плавок, которые подчеркивают каждую мышцу на верхней его части бедер. Под ярким освещением ё его медовая кожа сияет так, что Юнги хочется глазеть и отводить взгляд одновременно. Чимин расправляет плечи, привлекая внимание Юнги к четко очерченному торсу, который выглядит особенно гладким из-за масла, которое визажистка нанесла на его обнаженную кожу. Юнги вроде как хочет испариться в воздухе. В студии повисает тягостная тишина, и только когда Чонгук прочищает горло и подталкивает его локтем, Юнги понимает, что все ждут его первых указаний. Юнги громко прочищает горло. — Так. Пак Чимин-ши, не могли бы вы занять свое место на табурете, пожалуйста. — Он указывает на высокий стул в центре студии, и Чимин повинуется без слов. Вопреки опасениям Юнги, первая половина съемки проходит гладко. Чимин — профессионал в позировании. Он знает, как работать со светом, чтобы показать свои лучшие ракурсы, и вряд ли нуждается в подсказках со стороны съемочной группы. Он флиртует с камерой, даже не подозревая об этом, и Юнги обнаруживает, что расслабляется. Юнги погружается в туман, вызванный работой, в который он всегда погружается, когда поглощен съемками, и на несколько фантастических часов так... легко потеряться в этом ритме. На короткий момент Юнги позволяет себе восхищаться Чимином через объектив. Позволяет себе насладиться всем великолепием линии подбородка своего мужа, грациозным изгибом его спины, восторгом в его глазах, когда он наклоняет голову набок. То есть до тех пор, пока они не делают перерыв, и Юнги не слышит смех Чимина сзади, пока он занят пролистыванием снимков. Когда он поднимает взгляд, его взгляд падает на то место, где Чимин сидит на своем стуле, игриво похлопывая Чхве Хену, который шепчет шутки ему на ухо. Юнги борется с желанием закатить глаза. — Они, кажется, сдружились, — уклончиво замечает Чонгук рядом с ним, также просматривая их фотопленку. Юнги не позволяет себе кипеть от злости. Он не имеет права. — Наверное, делает это, чтобы угодить клиенту. Мне плевать. Он чувствует, что Чонгук смотрит на него, но благодарен, что младший не давит. Съемки продолжаются большую часть дня. На этот раз Чимин в черно-красных плавках, которые еще короче, чем предыдущие. Юнги пытается вернуться к тому же комфортному рабочему темпу, что и раньше, но на этот раз его немного раздражает, когда Чхве Хен Ву продолжает командовать ему «приблизить изображение» или «постараться сделать фокус на названии бренда на резинке», — потому что это означало бы увеличить изображение промежности Чимина. Если бы Юнги не знал кого-то похуже, он бы принял клиента за извращенца или что-то в этом роде. Через камеру он внезапно замечает, как Чимин потирает руки, дрожа, и Юнги понимает, двое кондиционеров работают по полной, чтобы их осветительное оборудование не перегрелось. Все здесь в лонгсливах, свитерах, за исключением Чимина. Как долго парень терпел холод? — Мин Юнги-ши? Юнги резко возвращается к реальности, обнаруживая, что его клиент выжидающе смотрит на него. — Пардон? — Я сказал, мне не очень понравился снимок, который вы только что сделали. Сделайте мне сет с акцентом только на нижнюю половину, — приказывает Чхве Хену, выгнув бровь. — И может кто-нибудь нанести больше бальзама для губы на модели? У него потрескались губы. — Это потому, что холодно, — неожиданно для себя говорит Юнги. — Я предлагаю сделать еще один перерыв и на время увеличить температуру в кондиционерах. — Нет, я думаю, мы можем сделать еще один раунд дублей. — Чхве Хену-ши, — произносит Юнги спокойно и осторожно. Он кладет свою камеру на ближайший студийный ящик. — Моей модели холодно. Рот клиента закрывается, и он с интересом рассматривает Юнги. — Замечательно. Тогда последний перерыв, прежде чем мы закончим? Юнги кивает и жестом просит менеджера студии изменить температуру кондиционера. Подойдя к своей сумке, он роется в ней, чтобы вытащить рубашку (всего лишь тонкую желтую фланель, но это все, что у него есть) и подходит к полуобнаженному Чимину, сидящему посреди студии. Он натягивает застегнутую рубашку через голову своего фальшивого мужа, из-за чего Чимин издает удивленный возглас, прежде чем вернуться на свой пост у стойки с камерами, не сказав ни единого слова. Он не может сказать что-то полезное, поэтому не утруждает себя. Несмотря на все это, Юнги замечает, с какой ухмылкой Чонгук смотрит в его сторону. Пока они стоят близко друг к другу, чтобы проверить снимки, Чонгук говорит беззаботным тоном: — "Мне плевать", не вешай мне лапшу на уши. Юнги хмуро смотрит на него. Это нехорошо.──────── • ✤ • ────────
— О? Чимин-а, — говорит Хосок в тот момент, когда замечает Чимина, входящего в кафе "Bean There Done". Он одет в униформу баристы, почти закончив протирать стол. — Доброе утро! Кофе? — Нет. — Чимин качает головой и указывает на табличку, приклеенную к стеклянной входной двери. — Работа. Прошло несколько дней с момента фотосессии, когда они с Юнги в последний раз сказали друг другу больше двух слов. Чимин не может избавиться от ощущения, что Юнги становится все более и более отдаленным в эти дни, и он бы солгал, если бы сказал, что это не дерьмово. Даже во время их кратких встреч дома Юнги оставался холодным и резким, ведя себя так, как будто его заставляли даже смотреть на Чимина. Чимин испробовал несколько тактик, чтобы заставить Юнги… что ж, уделять ему больше внимания, включая распределение обязанностей по дому и расспросы о расписании посещений ветеринаром Мадлен, но что-то в Юнги, кажется, изменилось. Он только отвечает на вопросы Чимина и оставляет все как есть, не утруждая себя продолжительными разговорами, как раньше. Это нервирует, напряженный воздух между ними, кажется, никогда не рассеется. Странно привыкать к отчужденному молчанию того, с кем ты никогда дважды не думал, прежде чем отпустить шутку. С того самого дня, когда Чимин проснулся с похмелья, отношение Юнги к нему резко изменилось. И это видно. Что касается Юнги, его поступки говорят громче слов. Прошлой ночью Чимин обнаружил, что черные кошачьи тапочки пылятся на верхней полке в кладовке. Очевидный знак. И этим утром Юнги пил из обычной черной кружки вместо своей парной с цыпленком Чимина. Он ведет себя так громко, не говоря ни единого слова. Чимин задается вопросом, сделал ли он что-то, что оправдывает отчуждение Юнги. Как он ни старался, Чимин ни за что на свете не смог бы понять, что именно у них пошло не так. Он что-то такое сказал? Что-то сделал? Кто знает. Обычно он спрашивает, но Юнги в эти дни едва ли удостаивает его взглядом, так зачем утруждать себя унижением из-за отказа? И Чимин не самый терпеливый, особенно с теми, кто любит закатывать пассивно-агрессивные истерики, так что... нет, спасибо. Чтобы избавиться от ощущения безнадежности, гложущего его изнутри, он решил использовать свое нынешнее свободное время, найдя работу на неполный рабочий день. Как эта. — Ты можешь начать прямо завтра, так что, я думаю, тогда мы и увидимся, — радостно говорит Хосок, сияя, когда его глаза просматривают резюме Чимина. — Кстати, как там Юнги? Чимин пристально смотрит на своего соседа. Почему людям нравится спрашивать о супругах, как будто они продолжение тебя? — Он... — Чимин прикусывает губу, потому что на самом деле не знает. Он не умеет читать мысли, и, хотя он может догадаться, что Юнги был расстроен в последнее время, он не может понять, почему или что заставляет его вести себя так отстраненно. Пожав плечами, он отвечает: — Это ж Юнги, все по-старому, как обычно. Хосок слегка улыбается ему. — На самом деле я начинаю задаваться вопросом, что означает «по-старому» для хена, потому что он так изменился с тех пор, как вы двое поженились. Чимин моргает. — Он изменился? — Да. Стал как-то ярче, полнее жизни. — Почему… каким же он был... раньше? — Просто... другим. — Глаза Хосока затуманиваются, когда он, кажется, вспоминает далекое воспоминание из прошлого и выглядит так, словно может проболтаться, сказав что-то еще, но в этот момент приходит клиент, и он спешит обслужить его. — Приближается час пик, извини, Чимин. Эй, увидимся завтра? — Увидимся, — Чимин даже не успевает закончить свои слова, как Хосок вскакивает со стула в укромном уголке кафе, где у них было предварительное собеседование, —... завтра. И так получается, что всю следующую неделю Чимин занят своей новой работой на полставки. При этом он совмещает прослушивания и поисками роли, при этом никогда не забывая о своих обязанностях по кормлению Мадлен (он привязывается к маленькому рыжему монстру и ненавидит это признавать). Чимин не дает себе времени на раздумья. На безделье всякая дурь в голову лезет. Он работает, учится обслуживать столики и мыть полы, и у него чертовски хорошо получается варить отвратительный эспрессо. Он работает, потому что это лучше, чем чахнуть где-то, где кажется пусто, даже когда внутри есть кто-то другой. Квартира похожа на ледяной замок. Теоретически, это хороший механизм преодоления трудностей, заменяющий зияющую дыру работой. Теоретически, это должно занять Чимина до бесчувсвия. Но иногда проскальзывает пара предательских мыслей. Иногда (не всегда, конечно же, нет), когда он возвращается домой вымотанный, Чимину хочется, чтобы у него были руки, к которым он мог бы прильнуть домой, или, по крайней мере, уши, которые его слышат, чтобы посплетничать о привередливых посетителях кофейни. Но обычно дома для этого никого нет — отчасти по его собственной вине. Он намеренно выбрал такой рабочий график, чтобы как можно реже встречаться с Юнги. Чем меньше они видят друг друга, тем лучше. Самое худшее, когда ты скучаешь по кому-то — когда тот человек рядом с тобой, делит с тобой одну крышу и одно пространство, но все равно ты чувствуешь будто между вами расстояние измеряется в световых годах. Но Чимин не ракета и поэтому не знает, как преодолеть эту дистанцию. Иногда это нормально. В конце концов, напоминает себе Чимин, Юнги не обязан с ним болтать по-пустякам. Оглядываясь назад, они немного больше, чем соседи по дому. Сожители. Но в другие дни, когда Чимин не получает роль (в очередной раз)... что ж. Это становится менее нормальным. — Я знаю, о чем ты думаешь, и я не жалуюсь, ясно? Это не напыщенная речь. Это... своего рода монолог, — начинает Чимин, сидя на подоконнике и обнимая колени. — Это просто. Тебе не кажется, что в доме в последнее время стало тихо? Сидящая перед ним Мадлен зевает. — Ты тоже это почувствовала, не так ли? — Чимин качает головой и смотрит на безоблачное, безлунное небо через оконное стекло. Черт, даже небо одиноко без луны. («Бледные вещи лучше всего сияют в тени», — размышляет он.) Мадлен сидит прямо и прижимает лапу к уху. — Расскажи мне секрет, Мадлен. — Чимин сидит, скрестив ноги, и устремляет на кошку, как он надеется, серьезный взгляд. — Почему у Юнги-хена такой горячий и холодный характер? Мадлен смотрит на него не мигая, и Чимин надувает губы. — Верно. Хороший ответ. Окей, следующий вопрос. Как твоему отцу удавалось годами жить одному, во всей этой... этой невыносимой тишине? И тут его пронзает новая мысль. Если неделя этого сокрушительного затишья уже довела его до предела, то как Юнги справлялся все это время? Чимин никогда не утверждал, что он эмпатичный гений, но он действительно знает пару вещей о том что, если слишком долго оставаться в одиночестве, то одиночество разъедает тебя изнутри. Термит — вот что это такое. Он находит самые хрупкие деревянные балки, трескающиеся в твоем здравом уме, и прогрызает все дальше, дальше, дальше. В эту долю секунды в голове Чимина проносится серия сценариев: Юнги, ест рамен в одиночестве. Юнги, радующийся одиночку победе своей любимой бейсбольной команды по телевизору. Юнги, свернувшийся калачиком в постели, плачущий в одиночестве, потому что у него слишком высокая температура, чтобы выходить из дома. О душевной боли можно многое сказать — она бывает разной степени. От щемящих ощущений до напряженных, учащенных вздохов, настолько интуитивных, что они становятся почти физическими. На этот раз для Чимина это последнее. Что-то в нем меняется, когда его взгляд снова останавливается на Мадлен, облизывающей лапку. — Я многого не понимаю в Юнги, — говорит ей Чимин мягко, как будто делится секретом. — Но я думаю, что понимаю, почему он так сильно дорожит тобой. Мадлен делает паузу, чтобы одарить его долгим, внимательным взглядом. И затем прямо у него на глазах происходит чудо. Мадлен переползает через подоконник и плюхается к нему на колени, мурлыкая, как будто она знает, что он ей только что сказал. Впервые за долгое время Чимин улыбается, не заставляя себя. Его взгляд смягчается, и он гладит ее по маленькой пушистой голове. — Спасибо. Похоже, что в этом доме ему предстоит научиться поддерживать не только одни отношения.──────── • ✤ • ────────
В конце концов, их холодная война заканчивается, но не так, как надеялся Чимин. Видите ли, в последнее время каждый раз, когда он проходит мимо той деревянной полки в гостиной, его взгляд всегда цеплялся к аккуратному ряду фотографий Юнги и его бывшего. И хотя он знает, что у него нет права быть против них (в конце концов, это квартира Юнги) при виде этих кадров, выставленных на всеобщее обозрение, Чимин чувствует, что к горлу все время подкатывает кислая желчь. Особенно каждый раз, когда он вспоминает, как Юнги так бездумно выбросил их свадебные фотографии (причем официальные фотографии!) на дно ящика и в дальнюю часть кладовки. По его мнению, это веский повод. Достаточно сильная, чтобы начать разговор с Юнги. Он просовывает голову в дверной проем кухни и спрашивает Юнги, который ест ужин, приготовленный им самим: — У тебя есть свободная минутка? Юнги подпрыгивает, как будто Чимин прокричал ему в ухо, хотя это был всего лишь вопрос, заданный обычным тоном. Он поднимает взгляд. — Что? Чимин тычет большим пальцем себе за плечо. — Я убираю гостиную и думаю... — Он колеблется, прикусывая внутреннюю сторону щек. — Я хочу убрать эти фото. Если несколько мгновений назад лицо Юнги было холодным, то ничто не сравнится с тем, как его лицо темнеет сейчас. — Почему. Чимин чувствует, что может обмочиться в штаны. Он крутит большими пальцами за подолом рубашки, скрывая половину своего тела за дверным проемом. — Просто... понимаешь, я просто беспокоился. Что, если Намджун заскочит к нам в гости без предупреждения и увидит эти фотографии вместо… — Вместо чего? — Вместо свадебных фотографий. — Чимин прерывисто выдыхает, и когда Юнги не отвечает, морозная тишина разрывает воздух между ними. — Наших свадебных фотографий. — Херня полная, — ворчит Юнги, металлическая ложка стучит по его керамической тарелке. — Что, блять, заставило тебя подумать… — Это несправедливо! Слушай, я тот, на ком ты женился, — говорит Чимин, начиная волноваться, хотя и не знает почему. — Так что тебе нет смысла хранить памятные вещи, потому что это разрушило бы наш … — Разрушило наше что? — Юнги шипит, глаза краснеют. — Потому что я ни за что не уберу их. Это не то направление, к которому стремился Чимин. Он хотел подразнить, хотел игриво поссориться. Ничего подобного. Но Юнги снова ведет себя слишком нахально, и он не может удержаться от насмешки: — Ты заебал меня, Юнги, по крайней мере, научись двигаться дальше… Юнги издает смешок, настолько лишенный всякого юмора, что граничит с маниакальностью. — Двигаться дальше? Ты не имеешь права указывать мне, что я должен чувствовать к единственному человеку, который полюбил меня. Заботился обо мне. — Эй, я забочусь о тебе … — По-настоящему, — назло добавляет Юнги. Рот Чимина закрывается, и он может только стоять и смотреть, хрипло дыша. Юнги закрывает глаза и проводит рукой по лицу, делая несколько глубоких, успокаивающих вдохов. — Слушай, зачем ты вообще спросил, когда знал, что я скажу «нет»? — Мне было одиноко. — Правда. Честноё. Кровь стучит в висках Чимина так громко, что он едва слышит собственное дыхание. — Я просто хотел поговорить с тобой снова. Глаза Юнги распахиваются, но Чимин спешит закончить предложение. Иначе он никогда бы не смог снова произнести эти слова: — Сказать по правде, такое чувство, что я борюсь за место с призраком в твоей памяти, и это просто... Самый отвратительный вид драки, продолжает он в своей голове, но никогда не скажет. Он позволяет своим словам раствориться в кратком молчании, сердце колотится о грудную клетку. Зачем он вообще все это сказал? На самую короткую секунду лицо Юнги искажается, как будто он пытается изобразить гримасу. Затем он приоткрывает губы и произносит вполголоса: — Чимин-а. Ты же знаешь, что все это фальшивка, верно? Легкие Чимина сжимаются, пока не возникает ощущение, что из него выходит весь воздух. Верно. Он не должен забывать. Все это ненастоящее, напоминает он себе, хотя булавочные уколы в его сердце ощущаются, как угодно, но только не как подделка. Как на это реагировать? Юнги прав (он не забыл их первоначальное соглашение, так что Чимину тоже не следует позволять себе увлекаться). — Да. — Хорошо. — Медленно, как будто он боится наступить на еще одну мину, Юнги отступает к обеденному столу, чтобы вернуться к своей почти забытой тарелке с чапчхэ, опустив голову, оставляя Чимина стоять там, его кожа саднит, как будто он только что обгорел на солнце. «Приди в себя», — говорит голос на задворках его сознания. Чимин разворачивается и уносит ноги прочь, чувствуя, что его душа только что глубоко нырнула в овраг, из которого не может выплыть. Он думает: «Это выходит из-под контроля». (Он думает, что по крайней мере, Мадлен принимает его.)──────── • ✤ • ────────
— Что за грустное лицо? Чимин прислоняется к креслу в углу "Bean There Done". У него перерыв в середине смены, но у него нет аппетита, поэтому он поспешил сюда за столь необходимым утешением. Хосок, должно быть, заметил, что он хандрит. Пожимая плечами, Чимин вздыхает: — Я не корчу никаких рож. — Да, конечно, так. Поэтому ты весь день хмурился и вздыхал. — Это неправда. — Чимин вздыхает, его плечи опускаются. Юнги раньше называл его каплей, и, возможно, так оно и есть, учитывая то, что сейчас он просто хочет упасть и раствориться в полу. — Но ты только что сделал это снова. — Хосок хватает стул и садится напротив него с открытым и серьезным лицом. — Дома все в порядке? Нет. — Да, — говорит Чимин, качая головой. — Ты говоришь "да", но вертишь головой в стороны. Мне это кажется подозрительным. Ох. Чимин даже не заметил язык своего тела. Он поднимает голову и смотрит на Хосока. — Иногда это сложно. — Ну, что я могу сказать. — Хосок пожимает плечами, покачивая одной ногой на другой: — Иногда так действительно бывает. О чем ты? Давай, хен тебя послушает. Чимин не из тех, кто открывает свое сердце и душу кому попало, особенно когда его проблема связана с чем-то столь рискованным, как брачное мошенничество, поэтому он говорит более мягкую версию правды. — Просто... я поссорился с Юнги. Хосок кивает. — Выглядит именно так. — Я понимаю, что ты знаешь его дольше, чем я, учитывая, что вы так долго были соседями... — Чимин прикусывает губу, мысли путаются. — И я понимаю, что должен знать его лучше всех… — Но иногда просто нужен совет со стороны? Я понял, — щебечет Хосок, наклоняясь вперед. — Просто иногда мне трудно понять его, — признается Чимин. — Странно, правда? Тебе, должно быть, интересно, почему я вышел замуж за кого-то, кого я не знаю полностью... — М-м-м? — Хосок качает головой. — Я так не думаю? Никогда невозможно полностью узнать кого-то, Чимин. Брови Чимина взлетают вверх. — Ты, правда, думаешь? — Конечно. Нашей жизни, вероятно, никогда не будет достаточно, чтобы полностью узнать другого человека. Простая истина. Кстати, я цитирую одну из любимых книг моего отца. — Хосок подмигивает. — Как она называется? — Не знаю, я сейчас выдумал. Чимин улыбается впервые с момента скандала прошлой ночью, и Хосок поднимает руку, чтобы дать пять. — Дааа. Это больше похоже на тебя. Это наш счастливый Чимин! Пользуясь случаем, Чимин отваживается задать личный вопрос: — Хосок-хен. Ты когда-нибудь слышал о... хм. Бывших Юнги раньше? Хосок ахает. — Ты имеешь в виду, что он никогда тебе не говорил? — Не говорил мне что? — Чимин изо всех сил старается не выглядеть слишком невежественным, слишком нетерпеливым. В глазах Хосока мелькает неуверенность, и он опускает взгляд, когда отвечает: — Об этом, я думаю, тебе придется поговорить с Юнги. Когда-нибудь пробовали просто поговорить? Разговоры — что за концепция. — Я не эксперт по отношениям, — Хосок наклоняется вперед, как будто собирается сообщить какой-то сверхсекретный код, — но я узнал, что люди склонны меньше ссориться, когда они, типа, не ссорятся. Чимин морщит нос. — Что? — Я имею в виду РАЗГОВОРЫ. Это так просто. — Хосок издает милые звуки, поднимая обе руки, изображая кукол в носках, разговаривающих друг с другом. — Скажи, что ты хочешь. Спрашивай, что хотчешь. И обязательно внимательно слушай. Старайтесь не злиться, не выслушав все сначала. Это так просто и так сложно одновременно. Эти мысли крутятся в голове Чимина, пока он поднимается по лестнице в их квартиру на крыше. Поскольку Юнги не вернется домой рано, будет ли все это место предоставлено ему для размышлений на некоторое время… Нет. Чимин останавливается, подняв одну ногу на последнюю ступеньку лестницы, когда слышит проникновенную мелодию, играющую в воздухе. Кто-то вынес свои колонки в зону отдыха на крыше. Это не живая музыка, так что это Юнги определенно не играет на каком-либо инструменте, но Чимин, не задумываясь, следует за звуком, и вот он находит Юнги, сидящего за низким деревянным столиком посреди террасы на крыше. Он отдыхает, уткнувшись головой в предплечья, опираясь на оба колена. Спит? А может и нет. При приближении звука тапочек Чимина Юнги поднимает голову и смотрит на него покрасневшими глазами. Наполненными непролитыми слезами. Сердце Чимина сжимается, и он низко опускается, чтобы сесть напротив своего мужа, не сводя глаз с лица Юнги. — Привет. — Ты дома, — шмыгает носом Юнги, пуговка краснеет, когда он проводит по нему рукой. Словно вид этих печальных глаз разрушает любые стены гордости вокруг сердца Чимина, потому он отвечает мягко, правдиво: — Да. Да, я дома. Что ты здесь делаешь? Юнги вздыхает и снова прячет лицо. Глаза Чимина замечают блеск пустых пивных банок, окружающих Юнги. — Я не могу поверить, что ты стал пить без меня, — шутит он, чтобы поднять настроение, несмотря на то что прекрасно знает, что Юнги не обязан ничего делать вместе с ним. Единственный ответ, который Юнги дает на это — унылый вздох. Чимин только однажды видел, как Юнги плачет, когда он прижимал к груди свою драгоценную клавиатуру, и, увидев это снова, он чувствует себя ничтожеством. Слезы Юнги не к лицу. — Почему ты плачешь, хен? — спрашивает он. — Я не плачу. — Голос Юнги приглушен звуком стола. — Дай мне перефразировать, — говорит Чимин и, вопреки своему желанию, успокаивающе проводит пальцами по копне волос цвета воронова крыла Юнги. Напряжение спадает с плеч Юнги от его прикосновения, и Чимин находит в себе смелость продолжить. — Хен, я собираюсь спросить тебя кое о чем, и ты не обязан отвечать, но... — Он вдыхает и медленно выдыхает. — Я надеюсь, что ты это сделаешь. Я здесь, чтобы выслушать тебя. Юнги не даже не шелохнулся, но Чимин знает, что он слушает. Он не хочет верить, что такой человек, как Юнги, сломлен, поэтому он собирает остатки мужества, чтобы спросить, опасаясь, что его сердце может расколоться от ответа: — Хен, что тебя расстраивает?──────── • ✤ • ────────
— Хен, что тебя расстраивает? — спросил Чимин, и Юнги обнаружил, что у него есть миллион ответов и ни одного сразу. Грусть — это должно быть это чувство? Но Юнги слишком долго жил, отрекшись от них, и теперь это кажется частью его. И поэтому он вяло пожимает плечами, жалея, что у него нет надежного ответа, который Чимин мог бы понять. И все же Чимин ждет. Терпеливо, на его лице не отражается вчерашняя ярость, а Юнги тоскует. Ох, как он же жаждет ответить. Сердце Юнги — это дом. Некоторые двери навсегда заперты, а ключи выброшены. Таким он был всегда. До Чимина. Пока он не постучался, пытаясь проникнуть внутрь, даже не имея ключа в кармане. Юнги поднимает голову, чтобы встретиться взглядом с Чимином. — Я впервые встретил Йорыма в университете.──────── • ✤ • ────────
В какой-то момент нашей жизни у нас всегда будет этот человек — тот, который покинул нас. Юнги помнит все это слишком хорошо. Тогда он был первокурсником колледжа из Тэгу. Как и большинство молодых людей, впервые почувствовавших вкус свободы вдали от дома, студенты колледжа были голодны до чувств. Жаждущие опыта, жаждущие чувства принадлежности к чему-то, жаждущие найти любовь. Сосед Юнги по комнате был ярким примером этого. Не прошло и двух недель после того, как он освоился в общежитии, как обнаружил, что периодически получает пинки от своего соседа по комнате и его девушки, чтобы они могли побыть наедине. Каким бы упрямым Юнги ни был, он никогда не был из тех, кто кричит в ответ и наотрез отказывается, поэтому он всегда выполнял просьбу, даже когда это выводило его из себя. В такие поздние ночи, как эта, он находил утешение не в таких местах, как общая гостиная общежития, и не в читальном зале, а в прачечной. — Раньше я сидел на низком табурете в углу прачечной, — рассказывает Юнги, уставившись в одну точку на столе, где сидят он и Чимин. Он открывает новую банку пива и делает глоток. — А потом я часами читал там книгу или изучал свои записи, пока мой сосед по комнате не писал мне, что можно вернуться. — Что за мудак. Юнги криво улыбается. — Но, если бы не он, я бы кое-что не нашел. Вернее, кое-кого. Это стало своего рода его убежищем, тем уголком в прачечной, на который Юнги претендовал всей душой. Так было до тех пор, пока однажды он не зашел и не увидел… Как кто-то сидел на его табурете. На его табуретке! В его углу! Отвратительно! Конечно, Юнги не смог поругатся его или прогнать, и во многом он был обязан этому тому факту, что, когда Похититель Места поднял на него взгляд, мозг Юнги застыл при виде копны ярко-рыжих кудрей, падающих на темные глаза. Не было никакого столкновения звезд перед его глазами, никакого выстраивания планет, чтобы обозначить какое-то событие, но вид этого лица в форме сердца и тонкого носа заставил интерес Юнги взлететь до небывало высокого уровня. Несмотря на то, что у него заплетался язык, все, что он мог сделать, это указать на табурет и пробормотать: — Это мое место. Кудрявый парень моргнул на него раз, другой, прежде чем поспешно подняться со стула, как нервный щеночек. — О-о. Прости, я не знал… — Все в порядке. — Юнги прочистил горло, размышляя, что делать своими руками. — Это только мое, типа, по духу. Парень сделал неуверенную паузу и улыбнулся. — Тогда, надеюсь, ты не возражаешь, если я вломлюсь. И Юнги сразу понял: ему конец. — Ты стираешь одежду или что-то в этом роде? — Не-а. — Глаза кудрявого забегали по комнате. — Убегаю от лицезрения секса моего соседа по комнате. Юнги фыркнул. — Забавно, что ты это сказал. Парень с любопытством промычал. — Почему? — Кажется, мы в одной лодке. — Ох. — Кудрявый пристально посмотрел на него, и Юнги поджал губы. — Надеюсь, это не станет ежедневным занятием. — Все станет еще хуже, поверь мне. Секс — это наркотик. Его звали Хван Йорым, и он специализировался на социологии. Он жил этажом выше и, как Юнги, был первокурсником. Ему также, как отметил Юнги, очень нравились мужчины. Это он ясно дал понять после их первого разговора, судя по блеску в его глазах при каждом взгляде. С некоторыми людьми вы встречаетесь впервые, но сразу же сближаетесь, как будто знаете друг друга с рождения. Юнги не был склонен был верить в концепцию судьбы и родственных душ, пока не появился Йорым и не доказал, как это может быть... как это легко. Разговаривать, смеяться, делиться. И так случилось, что со временем этот маленький уголок в прачечной стал их любимым местом. Их секретное убежище, безопасное пространство, которое они держали между собой, как локальную шутку, в которую остальной мир не был посвящен. Они не были друзьями, пока нет, но они были чем-то другим. Так продолжалось до тех пор, пока Юнги не посетил новогоднюю вечеринку несколько месяцев спустя, где он столкнулся с тем же парнем со знакомой копной кудрей, красных, как лепестки розы. От него пахло изысканным вином и бергамотом, и когда он посмотрел в глаза Юнги при свете праздничных огней, у Юнги возникло смутное ощущение, что Йорым точно знал, чего хотел той ночью. Они оба были навеселе, когда наступил новый год, разгар зимних холодов они разделили между собой общий шарф, а также застенчивый первый поцелуй. Следующий год был сплошным блаженством. Любить Йорыма было так же легко, как дышать. Он был милым, ни разу не властным и всегда давал Юнги пространство даже без его просьбы об этом. Они уважали друг друга как партнеров и личностей, и Юнги было комфортно. Они были похожи. Иногда даже слишком похожи. Не то чтобы это было проблемой — у Юнги не было предыдущих отношений, с которыми можно было бы сравнить, и поэтому он не был уверен, что это то, что должна ощущаться любовь, настоящая любовь. Где же был выброс адреналина, этот прилив головокружительной энергии? Он не мог знать наверняка и задавался вопросом, было ли это тем чувством, которое усиливалось со временем. Когда они делили наушники в метро, Юнги подумал: «Это любовь». Когда миссис Мин показала Йорыму детские фотографии Юнги, он подумал: «Наверное, это она». Когда Йеорым рассказал ему все о своем прошлом, говоря, что его будущее — это Юнги, Юнги задумался: «Должно быть, это она и есть». И когда его мать скончалась в результате несчастного случая на работе, а Юнги всю ночь рыдал в грудь Йорыму, он тогда поверил: «Это. Это любовь». Но любить кого-то — это совсем не то же самое, что быть влюбленным в кого-то. Юнги понял это поздно, слишком поздно. — Что ты имеешь в виду? — Спрашивает Чимин, и Юнги понятия не имеет, почему его ненастоящий муж теперь сидит рядом с ним, а не напротив, но вот они здесь, руки соприкасаются, и у него не хватает духу жаловаться. Кроме того, рядом с ним тепло. Чимин — огонь для льда Юнги. Юнги несчастно вздыхает. — Я был трусом. Два года. К тому времени они с Йорымом были вместе два года, и Юнги никогда не сомневался, что попытался бы продлить это дольше, если бы только Йорым не появился однажды ночью в его квартире и не предложил… — Давай жить вместе. Одно дело быть в отношениях, и совсем другое — начать жить вместе как пара. Возможно, в какой-то момент во время их отношений кто-то из них сбился с пути, потому что Юнги не знал, хочет ли он больше идти по тому пути, который хотел Йорым. Он не был готов. Это была их одна из редких, но сильных ссор, фестиваль слез, который длился больше часа и закончился тем, что Юнги порвал с ним, потому что отношения шли в никуда, и они оба стали другими людьми. Любовь может длиться вечность, да, но со временем сердца некоторых людей меняются. Это случается. Йорым ушел из жизни Юнги посреди ночи, неся коробку со всеми своими вещами, которые постепенно скапливались в квартире Юнги и с глазами, затуманенными слезами. Но потом. Раздался визг шин. Звонок в больницу. Грохот и возгорание Позже, за пределами отделения неотложной помощи больницы, то, что безжалостно пронзило сердце Юнги, он понял, что было последним образом Йорыма: залитые слезами щеки и влажные волосы, прилипшие ко лбу, когда он сказал Юнги, прежде чем в последний раз выйти за дверь: «Мне жаль. Мне жаль, что я был недостаточно хорош для тебя». Последней каплей для Юнги стал плач его матери за пределами операционной. Она заметила, что он был поблизости, и когда их взгляды встретились, ее глаза вспыхнули, она крикнула ему: — Убийца, — теперь Юнги хрипит, не в силах смотреть в глаза Чимину. Рука Чимина скользит в его ладонь, крепко сжимая. — Какая же сука, — с горечью замечает Чимин. Вот чего вам никогда не скажут о горе: оно никогда не бывает чистым. Оно не бывает просто откровенной агонией. Это циклон вины, стыда, сожаления и этого гребаного, проклятого «что, если». Что, если. Что, если. Что, если. Два слова, которые преследовали Юнги каждую ночь в течение трех последующих лет. Мин Юнги считает, что за все, что он сделал, за всю причиненную им боль он больше не имеет права влюбляться или быть любимым в ответ. Ему не позволено. Забыть было бы полным неуважением, а двигаться дальше было бы все равно что нарушить невысказанное обещание, скрепленное чьей-то оборванной жизнью. Хуже всего то, что ему некого винить. Жизнь — вот такая загадка. Нет коварного злодея, нет злобного бывшего, нет единого существа, на которое можно указать пальцем, когда у него не получается жить долго и счастливо. Некоторым людям суждено остаться только в качестве наших "когда-то давным-давно", но не более того. Это были жестокие три года. Иногда он почти думает, что с ним все в порядке, но всегда будут редкие моменты, когда непрошеные воспоминания захлестывают его с силой приливной волны, которая приковывает его к постели целыми днями. Это долгая, утомительная работа. Громкое всхлип вырывает Юнги из его туманной прогулке по воспоминаниям, и его голова поворачивается вправо. Рядом с ним Чимин прикрывает рот обеими руками, чтобы заглушить звуки своих рыданий, но это никак не останавливает крупные слезы, стекающие из его глаз на подбородок. Юнги легонько подталкивает его локтем. — Эй. Что случилось? — Он тычет указательным пальцем сторону трицепса Чимина. — Почему ты плачешь? Это... — Он тоже подавляет желание всхлипнуть. — Ничего страшного… — Ничего? — Чимин повторяет, широко раскрыв глаза и раздраженно, убирая руки от лица. — Хен, пожалуйста. Ты серьезно… я хочу… Юнги с тревогой наблюдает за множеством противоречивых эмоций, мелькающих на лице Чимина, прежде чем он, наконец, закрывает глаза и говорит ровным тоном, который показывает, как сильно он пытается контролировать свой голос: — Знаешь, это нормально, сказать мне, что тебе больно. — Чимин подчеркивает свои слова глубоким вздохом. У Юнги сжимается живот, грудь опускается, и он смотрит вниз, туда, где его липкие ладони лежат на коленях. Слова не приходят на ум, но Чимин, кажется, все равно его понимает. Затем Юнги замирает в шоке, когда его спрашивают: — Разреши обнять тебя, хен? Юнги тупо моргает. Прежде чем он осознает это, Чимин наклоняет свое тело и обхватывает Юнги обеими руками, заключая его в свое успокаивающее тепло. Юнги напрягается, когда чувствует, как грудь Чимина вздымается с его собственной, сопровождаясь всхлипами и икотой, и, положив подбородок на плечо Чимина, снова спрашивает: — Эй. Почему это ты здесь плачешь? Разве он не должен был выплакаться? И все же его глаза сухи. (По крайней мере, Юнги хотелось бы верить, что он безупречно справляется с маскировкой своего выражения лица.) — Просто позволь мне поплакать от твоего имени, — шепчет Чимин ему в шею. — Я... Прости меня. Я никогда не знал. Так что позволь мне испытать боль за тебя. Вот тогда дамба прорывается, и Юнги позволяет пролиться одной слезинке. Возможно, он тихо всхлипнул, а возможно, и нет. Хватка Юнги на рубашке Чимина усиливается. — Все в порядке. Ты не мог знать. — Спасибо, что поделился этим со мной, — продолжает Чимин, его пальцы успокаивающе выводят узоры на спине Юнги. — Спасибо, что доверяешь мне, хен. Я просто... ух, прости меня за то, что я был сукой все это время. Юнги прижимается головой к плечу Чимина. Он ничего не говорит, потому что впервые за долгое время он думает, что, возможно, в тишине, которая возникает между ним и Чимином, сказано гораздо больше, чем когда они говорят одно, но имеют в виду другое. — Хен, ты когда-нибудь задумывался о терапии горя? — Мягко спрашивает Чимин. — Я работаю над этим, — отвечает Юнги с сухим смешком. — Как ты думаешь, куда я пропадаю каждый четверг вечером? Чимин отстраняется и смотрит на него широко раскрытыми глазами, блестящими от слез в мягком свете ламп на крыше. — Тогда в таком случае, ты не мог бы разрешить мне время от времени сопровождать тебя? Просто... я не знаю. Чтобы поддержать тебя. И вот она — нервная привычка Чимина, проявляющаяся в полную силу. То, как он ковыряет свои ногти, то, как его подбородок опущен так низко, что почти касается груди. Юн протягивает руку, чтобы погладить его по голове. — Дай мне подумать над этим. Уголки рта Чимина приподнимаются. — Эм. А еще... — он колеблется. — Хм-м? — Юнги бросает на него вопросительный взгляд. Покусывая нижнюю губу, Чимин произносит медленно и осторожно: — Я был бы реально, по-настоящему признателен, если бы мы могли делать это чаще. Если бы ты позволил мне быть рядом с тобой, утешать, когда тебе плохо. По крайней мере, позволь мне быть твоим другом. Пожалуйста. Они просто вдвоем наедине на крыше. За исключением редких проезжающих машин на улице внизу, здесь тихо, настолько, что, если Юнги напряжет слух, он сможет услышать каждый удар сердца Чимина о ребра. Джазовая музыка, которая все это время звучала из динамиков его телефона, смолкает, поскольку плейлист Юнги подходит к концу. Друзья. Юнги может смириться с этим. Они могут быть дружелюбны, на этот раз без притворства. Это хорошее, честное начало. — Хорошо.