──────── • ✤ • ────────
— Ты реально его любишь, да? Юнги вздрагивает от голоса, раздающегося у него за спиной, и обнаруживает Хосока, стоящего там с глупой ухмылкой на лице, лицо которого оранжевое в свете костра. — Могу я посидеть здесь, или это исключительно для Чимина? — Да, — говорит Юнги, и даже он не уверен, на какой вопрос отвечает. — Я просто подшучиваю над тобой, — добродушно смеется Хосок, сидя с банкой пива, скрестив ноги, рядом с Юнги. — Конечно же, ты любишь его. В конце концов, он твой муж. Юнги остается тихим, виноватым. Верно, Хосок и Намджун — единственные оставшиеся, кто не знает о его лжи. Особенность лжи в том, что как только вы начинаете ее нагромождать, она нарастает как снежный ком, пока не превращается в лавину обмана, которую вы вынуждены поддерживать без выбора. Юнги хотел бы быть более честным с Хосоком — его сосед был не просто другом: он был братом, который собрал его по осколкам в то время, когда жизнь Юнги разваливалась на части. Единственный человек, который заскочил к нему домой с курочкой после того, как несколько дней не видел, как Юнги выходил из квартиры. Одно время он даже присматривал за Мадлен, когда Юнги уехал на фотосессию, которая отправила его на Чеджудо, хотя, оглядываясь назад, это был предлог сбежать из той дыры, в которую превратилась его жизнь в Сеуле после смерти его матери и Йеорыма. — Ты выглядишь счастливее в эти дни, хен. — Говорит Хосок Юнги, не сводя глаз с костра. — Я рад за вас. Я рад, что ты нашел кого-то, особенно после того, что случилось с Йорымом… — Сок-а, — хрипит Юнги, проглатывая комок в горле. — Все не так. Ты говоришь так, как будто я заменяю его. Хосок смотрит на него, поджимая губы. — Прости. — Йорым это Йорым. — Юнги зарывает пальцы ног в песок, наблюдая, тень костра играет на песке. — Чимин это Чимин. Это другое. Я другой. Он искренне верит в то, что людей нельзя заменить; как будто в человеческом сердце есть место только одного. Юнги нравится думать о своем сердце как о книге — много глав, много чистых страниц впереди. И глава «Йорым» давно пройдена. Но... — Я никогда не смогу забыть, понимаешь? Пока я жив, это то, что я всегда буду носить это с собой. Хосок кивает. — Конечно. Отпустить — это одно, но забыть — совсем другое. Юнги делает глоток пива. — Именно. — Знаешь, я всегда втайне ожидал, что ты в итоге выйдешь замуж за Йорыма. Юнги замирает, дыхание становится затрудненным. — Так почему ты этого не сделал? Что такого в Чимине? Для этого было множество причин. Они были слишком молоды, только что закончили университет; у Юнги все еще были мечты, которые он стремился преследовать в первую очередь; ни один из них на самом деле не знал плана игры. — Импровизация постепенно уходила в прошлое, на этот метод Мир Взрослых смотрел свысока. Есть множество причин, по которым Юнги мог бы сделать выбор, но он пожимает плечами и просто говорит: — Я никогда не был в него влюблен. Не могу заставить себя любить того, кого не люблю. — Кого? Это косвенное признание, у Юнги пока не хватает смелости сказать об этом откровенно. — Ты знаешь, кто. — Хосок-хен, — раздается голос. Грудь Юнги расширяется, он улыбается при звуке голоса Чимина позади них, затем оборачивается с легкомысленной улыбкой. — Эй. Чимин-и… Он прерывается. Глаза Чимина мокрые и красные. — Чимин-а, — спрашивает Хосок, — ты как? — Просто отлично. — Голос Чимина — огненный лед. — Разве нам не следует вернуться? Юнги озадаченно наблюдает, как Чимин скрещивает руки на груди, оглядывается вдаль, на другую сторону пляжа, где отдыхает группа людей. — Другие парни, должно быть, уже ищут нас, мы извинимся, что бросили корпоративный ретрит на полпути, понимаешь? — Чимин, — зовет Юнги, вставая. — Что не так? Ты в порядке? — Я в порядке. Юнги бледнеет, когда Чимин бросает на него резкий обиженный взгляд, прежде чем его разум захлестывает волна замешательства. Что происходит? Юнги теребит нижнюю губу. Неужели он обидел Чимина, зайдя слишком далеко и пошутив о его навыках целоваться ранее? Он подходит к своему мужу, протягивая руку для объятий. — Если это из-за того, что было раньше, я просто пошутил. Ты же знаешь? — О, я знаю. — Чимин вздрагивает и отшатывается от его прикосновения, как будто Юнги какой-то вирусоноситель. — Я прекрасно знаю, Мин Юнги, что для тебя все это просто одна большая шутка. Я ненавижу себя за то, что почти поверил. Кровь Юнги стынет в жилах, и его руки опускаются по бокам. Что за хуйня происходит? Это слишком резкое изменение отношения, особенно для такого теплого и доброго человека, как Чимин. — Я не понимаю. Я думал, мы договорились прекратить представление… — Это, ты и сделал. Проявилось твое истинное лицо. — Эм, — Хосок переводит взгляд между ними, настороженный и неуверенный, — Вы двое, как насчет того, чтобы мы… — Мне жаль, что я недостаточно хорош для тебя, ясно? — Чимин кипит, брови нахмурены, и что-то в Юнги увядает. Однажды в кошмарном сне Йорым сказал ему в точности эти слова. — Что… я не понимаю, пожалуйста… — Не трогай меня, — говорит Чимин, отступая назад, опустив взгляд и дрожа голосом. — Просто… пожалуйста. Пальцы Юнги сжимают подол его рубашки, и он засовывает их в карманы, просто чтобы они не предали его, снова попытавшись дотянуться до Чимина. — Я… ладно. — ЙА! — кричит Сокджин. Юнги поднимает глаза и видит, что остальные их друзья взволнованно машут им и бегут к ним. — Мы узнали, что рядом с баром на пляже есть караоке-автомат! — Сокджин хватает его за руку. — Караоке! Караоке! — Чонгук поет, явно навеселе, но не готовый поддаться опьянению. — Давай, пойдем, хен, — уговаривает Чимин тихим голосом, но Хосок качает головой и улыбается. — Как насчет того, когда мы закончим один раунд караоке, Чимин? — Предлагает сосед Юнги. — Лучший способ избавиться от плохой энергетики из нашего организма! Вы не согласны? — Так чего же вы ждете! — Сокджин и Тэхен оба хватают Юнги и Чимина, тащат их туда, но загвоздка в том, что Юнги не может не беспокоиться, когда Чимин выглядит вот так, на грани слез. Есть только один способ, который Юнги думает, сможет сделать это лучше. Ему нужно раз и навсегда разобраться в своих чувствах.──────── • ✤ • ────────
В желудке Чимина кубики льда. Это все, о чем он может думать, пока дуется в кабинке караоке, окруженный Тэхеном и Чонгуком, которые надрывают свои глотки под балладу. Юнги и Хосок, вероятно, думают, что он слишком остро реагирует, но это не так. Чимин говорит себе, что чувствовать себя обиженным вполне естественно, особенно после того, что он услышал. О чем спросил Хосок: «Что такого в Чимине?» Но даже не это убило его. А то, как Юнги уверенно отрицал, что влюблен в него. И все это время он думал... что? Чимин качает головой. Конечно, Мин Юнги, блять, не влюбился бы в кого-то вроде него: безработного, мошенника, лжеца Чимина. В нем нет ничего, за что стоило бы любить, особенно когда он так долго был такой сукой по отношению к Юнги. Прямо сейчас он здесь, сидит на противоположном конце караоке-зала, избегая зрительного контакта с Чимином. Виновен по всем пунктам обвинения. Чимин клянется отныне никогда не верить ни единому слову, которое вылетит из этого милого рта. В противном случае он бы недооценивал себя. У него во рту опилки, в животе — мусор. Горячие слезы жгут его веки, полумесяцы отпечатались на ладонях из-за того, что он слишком сильно сжимал кулаки. Чимин чувствует себя как бамбуковый плот, застигнутый насмерть свирепым морским штормом, пепельные облака расползаются по его небу. — Юнги-хен, твоя очередь! — Хосок настаивает, пока Сокджин визжит в микрофон, и да, возможно, это не самое идеальное место, чтобы дуться, кто-то, возможно, Намджун или Чонгук, тянет Чимина за предплечья и настаивает, чтобы они спели дуэтом. Чимин морщится и качает головой. — Нет, я в порядке. Не сегодня вечером, ребята. И, возможно, в выражении его лица что-то есть, потому что Чонгук и Намджун останавливаются и смотрят на него с легким беспокойством, прежде чем отступить. — У тебя все хорошо? — спрашивает Намджуна, сидя рядом с ним. «Нет», — Чимин хочет кричать. «Мне грустно и плохо, потому что я вышел замуж за мужчину, чтобы обмануть тебя ради денег, но теперь все разрушено». Но он не может сказать эти слова, особенно этому человеку, которому нужна правда, поэтому Чимин просто кивает и отпускает маленькую, горькую ложь. — Да. — Все в порядке, я спою эту песню один, — слышит он голос Юнги, эхом разносящийся по комнате, когда он говорит в дерьмовый, украшенный драгоценностями микрофон. — Я посвящу это кое-кому особенному. Раздаются возгласы «а-а-ав» и «е-е-е-е», и Чимин закатывает глаза. Какой же этот мужчина лжец. Он закрывает глаза, жалея, что не может заткнуть и уши тоже. Особенно после того, что будет дальше. — Чимин-а, я хреновый певец, — говорит Юнги в микрофон мягко, медленно и застенчиво. — Но эта песня для тебя. Чимин шмыгает носом и дергает подбородком в сторону. — Люблю тебя, облачко. У Чимина стынет кровь. Его глаза широко распахиваются, пульс учащается. — О-о-о-о, — кричат их друзья. Услышав эти слова, у него словно вышибли весь воздух из легких. Особенно, когда он знает, что все это просто ложь на лжи, на лжи перед Намджуном. Если бы только это было правдой. Но это не так, и Чимину хочется плакать. Однако первое правило актера — уметь манипулировать каждым выражением, которое появляется на твоем лице. Уметь справляться с эмоциями, чтобы не переигрывать и не играть так, словно тебе лень. Так что Чимин остается совершенно неподвижным на своем месте, изо всех сил стараясь сохранить невозмутимое выражение лица, и позволяет Юнги допеть эту чертову песню. Как только все заканчивается, он встает и направляется прямиком к двери караоке-зала. — Извините, — бормочет он, пробираясь сквозь путаницу тел на полу и закинутых на стол ног. — Чимин-а, — говорит Хосок. — Уже уходишь? Кивнув, Чимин трет глаза и притворяется, что зевает, чтобы скрыть тот факт, что он борется со слезами. — Вроде того. Устал. Увидимся завтра. Он не бросает на Юнги ни одного взгляда, направляясь к двери. Какой дерьмовый способ закончить ночь.──────── • ✤ • ────────
Или, может быть... не закончить, по крайней мере, пока. Что бы это ни было — судьба, предначертание, мактуб, какое-то расположение планет и звезд — кажется, есть какая-то сущность, которая одержима желанием сделать Чимина несчастным. — Что? — выдавливает из себя, уставившись на своих предполагаемых приятелей по ночлегу. — Да, дама на ресепшене совершила большую ошибку и перепутала наше бронирование с бронированием другой семьи, — ворчит Хакён, один из менеджеров кофейни, почесывая затылок. — Она говорит, что они вернут нам деньги, но теперь нам остается делить 2 кровати на четырех человек... что ж, теперь пятерых, если ты хочешь остаться с нами. Если ты хочешь. Что-то в том, как Хакён произносит эти слова, убеждает Чимина, что они чертовски уверены, что не хотят этого, несмотря ни на что. Он вздыхает. Никто никогда не хочет быть с ним, не так ли? — Все в порядке, — наконец бормочет Чимин. — В любом случае, у меня здесь есть несколько друзей. Дайте мне просто собрать вещи. Собирая свою спортивную сумку, он отправляет сообщение Тэхену, прося лучшего друга прийти за ним, чтобы Чимин мог убедить его позволить ему остаться на ночь. Сегодня он будет спать в хижине Тэхена, а утром рано уедет, чтобы не видеть Юнги.──────── • ✤ • ────────
vantaesty: итак, я заметил, что Чим ушел от насagustddaeng:
к чему клонишь.
vantaesty: вы, ребята, пособачились, лолagustddaeng:
я не знаю. что-то не так.
я даже не могу с ним поговорить, потому что он уже уехал в свой мотель
vantaesty: ...уехал ли? :)──────── • ✤ • ────────
Чимин ждет Тэхена, сидя на лестнице, ведущей в пляжный мотель, положив подбородок на ладони. Вверху полумесяц рассекает небо бледным когтем, и он вздыхает, пиная случайный листик у своей ноги. Он бы пошел один, чтобы добраться до хижин, но пляж огромен, и он не знает точно, как их найти. Ему бы не хотелось выглядеть идиотом, приползшим обратно после своего драматического ухода. Чимин теребит нитку на подоле рубашки, которая на нем надета, пока с запозданием не осознает, что… блять, она принадлежит Юнги. Чимин снимает ее с головы и надевает запасную рубашку, дрожа от пляжного бриза. Черт. Сегодня вечером он слишком ослабил бдительность. Должно быть, это была та пьянящая смесь алкоголя и пляжного ветра, которая окутала чувства Чимина ароматом кедрово-кокосового шампуня Юнги. Сейчас самое подходящее время покончить с этим, потому что они не… Они ненастоящие. Никогда не были. — Чимин-а! Он поднимает глаза и видит, что Хакён спускается по лестнице, держа в одной руке пару желтых цыплячьих тапочек, которые он купил в тон к кошачьим тапочкам Юнги. — Ты забыл это у двери. — Ох. — На сердце у Чимина становится тяжело, когда он смотрит на оранжевый клюв. — Спасибо, но я… — Забираю их, — отвечает грубый голос. У Чимина перехватывает дыхание, и он чувствует всепоглощающее присутствие человека, проходящего мимо него, прежде чем он видит его лицо. — Спасибо, что сохранили их, — отвечает Юнги со сдержанным тактом, забирая тапочки из рук Хакёна. — Мой Чимин-и иногда может быть немного растяпой. Сердце Чимина одновременно поет и замирает при виде этих взъерошенных черных волос, растрепанных ветром, и он не уверен, хочет ли он кричать или пялиться. — Что ты...? Где Тэ… — Он все еще гуляет с парнями и ночует с Чонгуком, — отвечает Юнги. — Полагаю, это означает, что ты застрял со мной. Чимин пристально смотрит. Застрял в… одной комнате с ним? — Чимин, — говорит Хакён, внимательно разглядывая Юнги с головы до ног, а затем придвигается ближе, чтобы положить руку на плечо Чимина. — Ты знаешь этого человека? Это то, из-за чего его всегда дразнят в Bean There Done. Чимин — бариста, который получает больше всего номеров от незнакомцев, поэтому его коллеги начали шутить, что «мы должны защищать нашего маленького Чимин-и от незнакомых мужчин!» Чимин прочищает горло, отмечая, как глаза Юнги слегка сужаются из-за руки Хакёна на нем. Что он должен был сказать? Но тогда… — Чаги-я,— зовет его Юнги, слово медленно стекает с его губ, как жидкий мед. Челюсть Чимина отвисает в тот самый момент, когда Хакён убирает руку с его плеча. — Черт, извини, чувак. — Взгляд Хакёна нервно перебегает с одного на другого. — Не знал, что вы... имею в виду, Чимин никогда не упоминал… — Он не упоминал? — Взгляд Юнги темнеет, и Чимина охватывает раздражение. У него нет права. Абсолютно никакого права вести себя как чрезмерно заботливый парень (нет, муж) после всего, что он недавно все выложил Хосоку. После раскрытия их соглашения, которое должно было храниться в секрете. Чимин усмехается и забирает свои сумки. — Да. Не было необходимости. — Он машет Хакёну на прощание и уходит. — Тц. Куда ты направляешься? — Рука Юнги ложится ему на плечо сзади, но Чимин отмахивается от нее. — Чего ты хочешь? — огрызается он, чувствуя себя глупым и слишком уязвимым, стоя там со своими сумками, как будто он бездомный. Потому что дома нигде нет. — Чтобы ты перестал вести себя как принцесса, — Юнги так сильно стискивает зубы, что Чимин видит, как напрягается его челюсть, — и быть занозой в заднице. И, к твоему сведению, хижины находятся в противоположной стороне. — Кто сказал, что я иду с тобой? — Чимин чувствует, как его гнев поднимается, как горячий ветер. Юнги всегда был немногословен в своих оскорблениях, но сегодня Чимину не хочется быть игривым. Каждое слово, вылетающее из уст этого мудака, никак не успокаивает его. — Чего ты пытаешься… — Я увольняю тебя, ясно? — Чимин говорит. — В конце концов, я же такая заноза в заднице. Юнги, похоже, в нескольких секундах от того, чтобы выцарапать глаза. Он с шипением вздыхает, разжимает челюсть, затем говорит низким голосом: — Послушай, я не знаю, что на тебя нашло, или я проебался в чем-то, но можешь ты избавить меня от этой головной боли и сказать, что не так? Получается Чимин для него просто головная боль. Примем к сведению, спасибо. — Пожалуйста. Можем мы просто… — Юнги сжимает переносицу, закрывая глаза, — сесть где-нибудь и разобраться во всем? Это бардак. Мы можем поговорить о твоих… о твоих чувствах или о чем угодно… Если уж на то пошло, Юнги — последний человек, который заслуживает слышать о том, что чувствует Чимин. — Зачем? Юнги бросает на него странный взгляд. — Что зачем? — Зачем тебе нужно что-то знать? — Говорит Чимин, его голос понижается до хрипа, как это всегда бывает, когда у него вот так стынет кровь. — Тебе нравится сбивать меня с толку? От его внимания не ускользает, что, несмотря на его опасения и планы держаться подальше, теперь они перебрались ближе к пляжу. Чимин ненавидит, что часть его так легко склонна уступать Юнги. Для того, кто так категорично отказывался сближаться, когда началась вся эта афера, Юнги определенно кажется, что он забылся. И где-то по пути Чимин сделал то же самое. — Может быть, тебе стоит помнить, — кипит Чимин, — наше соглашение… — Юнги? — вмешивается мягкий голос. Слова Чимина превращаются в пыль, он видит, как все эмоции на лице Юнги застывают в тот момент, когда они слышат это. Все искажается мириадами цветов, как абстрактная картина при свете пляжных фонарей — разбитое серое cмятение, багровый мазок унижения, и этот мазок отчаянной грусти. Паника. Оранжевая, как аварийные сирены, как тусклый фонарный столб, нависающий над их головами. — Так это ты. — На этот раз это мужской голос. Чимин поворачивается и видит мужчину и женщину средних лет, идущих по зацементированной дорожке вдоль края пляжа рука об руку. Приближаются к ним. Он слышит, как Юнги вдыхает, так быстро и резко, что ветер может шипами, пронзить его легкие. — Миссис Хван. Мистер Хван. Хван. Фамилия всплывает в памяти Чимина, но в яростном тумане, застилающем его мозг, он изо всех сил пытается точно определить, где он ее услышал. Когда пара приближается к ним, их лица попадают под тусклый свет цвета сепии. Они оба хорошо одеты, в одинаковом бархате и сатине с высокими воротниками, как будто они только что вернулись с тщательно спланированной церемонии, а не с моря. Тонкие линии морщин украшают их лица, как трещины на асфальте. Ни один из них не улыбается. — Я рада видеть, что с тобой все хорошо, — язвительно замечает женщина, и это не звучит искренне. Глаза Юнги опускаются в их присутствии, покорные и послушные, он кланяется на целых девяносто градусов. — Для меня большая честь снова встретиться с вами, — произносит он, как заученную хвалебную речь. — Прошло много времени. Мужчина (с лысеющими волосами, достойными быть голубиным гнездом, отмечает Чимин) надменно кашляет. — Не так уж и много. Три года — ничто по сравнению с тем, как долго мы растили... — Мы с Чанхёком просто возвращались в наш отель, — отрезает женщина. Она улыбается, но ее улыбка холодна. — Хэри сегодня вышла замуж. — Я заметил, что сегодня днем была свадьба на пляже, — Юнги говорит, как робот, взгляд пустой и затравленный. Чимин прирос к земле. — Поздравляю. — Не смей говорить нам это, — насмехается Чанхёк. — Не тогда, когда Йорым должен был жениться первым. Чимин ловит обиженный взгляд, промелькнувший в глазах Юнги, прежде чем он снова низко опускает голову, и мимолетный взгляд на его руки — единственный верный знак, который нужен Чимину. Юнги сжимает кулаки так сильно, что костяшки пальцев становятся призрачно-белыми. — Я… — хрипит Юнги. Все это сразу становится понятным, как будто поставленная на паузу пластинка внезапно начинает крутиться снова. История о бывшем Юнги всплывает в голове Чимина, врезаясь в его мозг так, что он задыхается от своей неспособности вспомнить это проклятое имя раньше. Его взгляд мечется туда-сюда между Юнги и родителями Йорыма, они смотрят на него сверху вниз, как будто он единственный источник всех страданий и бесчестья в мире. Чимин даже не может их винить. Небеса свидетели, что его собственные родители перевернули бы весь мир с ног на голову, если бы он умер сразу после того, как ему безжалостно разбили сердце. Родители всегда будут родителями. Эмпирическое правило гласит, что родительская любовь простирается за пределы жизни — как вашей, так и их. Чимин не может винить их за боль. Но Юнги потратил слишком много времени, неся бремя, которое изначально никому не принадлежало. Боль не может компенсировать потерю. И вот, настолько громко и демонстративно, насколько он может, Чимин зевает и потягивается, прежде чем схватить Юнги за руку. — Чаги-я, я думал, ты собираешься проводить меня обратно в нашу хижину? Юнги подпрыгивает, как испуганный кот, и поворачивает голову, чтобы посмотреть на Чимина, и только когда его пальцы сжимаются, Чимин понимает, какими ледяными стали его руки. Его разум унесся по спирали куда-то в темноту. «Пожалуйста», — Чимин молится. «Не иди туда, где я не смогу дотянуться до тебя». — «Чаги-я» ...? — повторяет миссис Хван, переводящий взгляд с одного на другого. — Юнги, я очень возмущена, пока мы скорбели о потере, ты развлекался с дешевками. Чимин чувствует, как пальцы Юнги сжимаются в его руке. — Чего ты ожидала, Мирэ, — комментирует отец Йорима. — Подобное притягивает подобное. — При всем моем уважении, — опровергает Чимин, не зная, где он находит силы, чтобы сохранить свой голос ровным и уверенным, несмотря на бурю в груди. Он предпочел бы наорать, черт бы их побрал. Но Чимин отказывается опускаться так низко, и он не хочет подливать масла в огонь, разгорающийся в глазах Юнги. — Юнги не обязан вам своей жизнью. Ваш сын встречался с ним, и мы с моим мужем глубоко сожалеем о вашей потере, но... — Чимин смотрит им в глаза, склонив голову набок. К черту, гни свою линию. — Он заслуживает того, чтобы двигаться дальше. Вы тоже. Все это он излагает голосом настолько спокойным и нежным, насколько это возможно. Чимин — это своего рода тайфун, который никто не может предсказать, но, когда он обрушивается, то попадает точно в цель. — Я надеюсь, вы обретете счастье. Если и есть что-то, чему его научила мать, так это доброта. Он отводит Юнги в сторону. — Пойдем. И точно так же, как он сделал на их свадебной церемонии, когда Юнги был ошеломлен возгласами толпы после поцелуя с ним, Чимин уводит его из центра внимания, подальше от любопытных глаз. Он крепко держит Юнги за руку, боясь, что тот может ускользнуть, как только он отпустит. Несмотря на всю боль, которую он испытывает, Чимин не может позволить себе потерять привилегию держать эту руку. Ему не привыкать к миру боли. Он тоже был сломлен, покрыт синяками, избит. Но он никогда не узнает всей глубины горя Юнги, и поэтому все, что он может сделать, это… быть рядом с ним. Он не знает, куда они направляются, на самом деле ему все равно. Все, что он знает, это то, что идти куда-то лучше, чем застрять на месте. И так они идут. Пусть даже не обменялись ни единым словом, но это и не обязательно. Слов будет недостаточно, но… Юнги знает. Чимин знает. Он не осознает, как далеко они продвинулись по берегу, пока не чувствует, как холодная вода просачивается между пальцами ног, а когда он выходит из задумчивости и смотрит вниз, перед ним чернильная гладь моря. Море, ослепляющее на закате, теперь черное, как ночь. Он останавливается, и Юнги, спотыкаясь, повторяет за ним. — Холодно, — говорит Чимин, шевеля пальцами ног, и Юнги только тихонько хмыкает, когда становится рядом с ним. Ветерок ласкает его щеки и губы. Тихий уют. Юнги сжимает его руку. И затем: — Тепло. Сжимая губы в тонкую линию, Чимин бросает взгляд вбок, и их глаза встречаются. Он наблюдает, как губы Юнги подергиваются, как будто он пытается удержать свою маску спокойствия. Ох, как бы Чимину хотелось обвести кончики этих губ полумесяцем, заставить их улыбнуться поцелуем. Юнги выглядит лучше всего, когда его лицо светится радостью. Он не делает ничего из этого. — Спасибо. — Пальцы Юнги больше не холодные, как камень, они оттаяли от руки Чимина. — И… если я сказал что-то, что тебя расстроило… — Ерунда. — Но ты казался таким озверевшим... — Юнги тяжело сглатывает, голос дрожит. — Я думал, что что-то испортил. — Ты этого не сделал. Со мной все будет в порядке. — Чимин подавляет желчь, поднимающуюся в горле. — И... с тобой тоже. До боли ясно, что Юнги все еще не закончил Йорымом. Чимин не будет вмешиваться. Хотя он не может быть слишком уверен в том, что чувствует Юнги по поводу… этого и того невысказанного, что есть между ними (если оно вообще есть) он обнаруживает, что не хочет обострять внимание на том, из-за чего он весь вечер устраивал истерику. Ради Юнги Чимин может отбросить свою гордость в сторону. Он прошел через столько боли, что ее хватило бы ему уже на девять жизней. Меньшее, что Чимин мог сделать — не добавлять к своему списку забот еще и это. Это своего рода прекращение огня. Юнги смотрит на него стеклянными глазами и спрашивает: — Ты можешь рассказать мне. Чимин качает головой. — Со мной все будет в порядке. Правда. — Чтобы отвлечься, он присаживается на корточки, щурясь на песок под ногами, прежде чем указать на бледный предмет, наполовину зарытый в песок. — Что это? Юнги наклоняется и вытаскивает предмет. — Это морская раковина. — Знаешь, моя мама часто говорила мне, что море несет в себе музыку, и, если ты приложишь ухо к раковине, услышишь, как оно поет. — Чимин нежно забирает раковину из рук Юнги и прижимает уши к бледно-розовой раковине. Эхо набегающих волн рикошетом отдается в его барабанных перепонках в успокаивающем ритме, убаюкивая его неровный пульс. — Ты это слышал? Послушай. Он протягивает руку и прикладывает раковину к ушам Юнги. Его фальшивый муж поднимает бровь, глядя на него, как будто: «Серьезно, сейчас?». Но, тем не менее, слушает. Юнги закрывает глаза и мычит. После продолжительного молчания он спрашивает: — И ты хочешь сказать…? Чимин сухо улыбается. — Иногда, когда я чувствую, что жизнь становится слишком нервной, я сажусь и напоминаю себе, что за пределами этого огро-о-омного мира есть вещи, которые больше меня. Такие, как море. Когда я вижу его, слушаю, на короткое время мои собственные тревоги начинают казаться очень… — Маленькими, — заканчивает Юнги, и Чимин кивает. Он надеется, что мужчина сможет понять, что он пытается донести, надеется, что Юнги не позволит себе еще глубже погрузиться в мутный океан собственного разума. Величайший враг человека — это он сам. Чимин не хочет, чтобы Юнги потонул там. «Жизнь — это волна», — думает он. «Взлеты и падения, взлеты и падения». Хотя самым большим падением за сеголня является то, что у Чимина начинает подозревать, что заботится о Юнги больше, чем просто как друг. Эта мысль так же пугает, как импровизированное прослушивание в последнюю минуту. — Чимин-а, — бормочет Юнги, подталкивая его локтем. — Хм-м? — У нас все хорошо? Они встречаются взглядами. Улыбаются, но они близки к слезам. Полуночное море переливается рассеянным лунным светом, но глаза Юнги еще ярче переливаются от эмоций, которые Чимин не может распознать. — Да. Не совсем. Но он чертовски уверен, что не собирается распространяться об этом, особенно перед Юнги. Юнги, который просто заслуживает быть счастливым. Юнги, которого Чимин больше всего не хотел бы беспокоить странными, причудливыми фантазиями. Кроме того, он не может рисковать получить отказ прямо в лицо.──────── • ✤ • ────────
— Кстати, хен. Мы уже долго гуляем, а ты не отпускаешь мою руку. — Ну типо. На улице холодно. А нам нужно человеческое тепло. — И то верно. Тишина снова окутывает их, а затем. — Хен. — Что? — Я понятия не имею, куда мы направляемся. — Черт. Хорошо. Хижина в той стороне.──────── • ✤ • ────────
Никогда никем непревзойденный Сокджин забронировал целый ряд хижин только для того, чтобы их группа друзей могла переночевать с ними. Чимин позволяет Юнги вести его вдоль ряда соломенных крыш и волшебных огней, он держит в левой руке цыплячьи тапочки, а в правой — руку Чимина.[1-2]
— Извини за вторжение, — бормочет Чимин, снимая шлепанцы и надевая цыплячьи тапки. Юнги бросает на него острый взгляд, как бы говоря: «Ты дурак». — Мы живем вместе уже несколько месяцев, и теперь ты говоришь это? — Эй, дай мне показать свою благодарность и скромность. Юнги фыркает, и когда они входят через деревянную дверь, Чимин останавливается и видит, что… В хижине только одна кровать. — Это же не проблема, да? — Говорит Юнги, потирая заднюю часть шеи, уши краснеют. — Я имею в виду, у нас ведь дома двуспальная кровать… — Да, но... — Чимин сглатывает, впадая в нерешительность. Дома с ними на кровати была Мадлен. По крайней мере, их было трое, и Чимину нравилось думать об этом как о ночевке. Технически говоря, это тоже могло быть ночевкой, случайным эпизодом между обычными братанами, но в свете прозрения, изменившего жизнь Чимина буквально несколько минут назад, он не совсем уверен, как продолжать весь этот фарс «мы братаны и друзья», в котором они участвовали. Как начать осознавать чувства типа «больше, чем братан»? К какой категории это относится? Больше, чем братаны, но меньше, чем голубки?Возможно, Чимину стоит погуглить это позже. Знаете, когда Юнги не увидит. Черт. Быть влюбленным тяжко. Чимин прикрывает рот и издает звук, похожий на шипение чайника выпускающего пар. Он... Он влюблен. — Почему? Что? — Взгляд Юнги скользит по деревянной половице, скрипящей под их весом. — Ты где-то увидел жучка? Нет, никаких насекомых. За исключением бабочек, поселившихся в животе Чимина. Бабочек. !!! Чимин хочет бессвязно кричать в громадкую неизвестность. — Блять. Юнги бросает на него забавный взгляд и, наконец, отпускает его руку, чтобы забрать у Чимина спортивную сумку. Чимин наблюдает за выступающими венами на руках своего мужа, когда Юнги снимает спортивную сумку с плеча и бросает ее на кровать. Если подумать, у Юнги довольно привлекательное телосложение. Чимин несколько раз видел его дома без верха, но теперь в нем просачивается новый уровень осознанности, заставляющий его учитывать каждый аспект внешности Юнги. Широкие плечи, тонкая талия и… Юнги пересекает хижину, чтобы порыться в своей сумке в поисках полотенца, вытаскивая простое белое. — Вот. Ванная снаружи. — У меня есть собственное полотенце, — Чимин спешит застегнуть молнию на своей спортивной сумке, чтобы достать синее. — Хорошо. Ты выглядишь так, будто тебе нужен холодный душ. — А? Почему? Щеки краснеют, Юнги низко опускает голову, чтобы челка закрыла глаза, прежде чем прочистить горло и указать в направлении нижней части тела Чимина. Чимин ахает и опускает взгляд. Черт. Маленькому Чимин-и нужно успокоиться. — Я скоро вернусь.──────── • ✤ • ────────
[История поисковой системы Google] «означают ли стояки чувства» «признаки того, что ты кому-то нравишься» «лучшие бренды кормов для кошек» «пляжные дома в Пусане» «как справиться с возможным отказом» — Лови. Юнги отрывает взгляд от поисковой системы своего телефона как раз в тот момент, когда тонкий пакетик падает ему на колени. Он смотрит на глянцевый блеск упаковки. — Что это? — Маска для лица. — Чимин вытирает полотенцем мокрые волосы, его лицо кажется краснее обычного, но Юнги думает, что это из-за горячего душа и плохого освещения. — Зачем? — Юнги хмурится, уменьшая яркость своего телефона до минимума. Его может смущать, а может и не смущать необходимость прибегать к поиску в Google информации о взаимосвязи между функционированием полового члена и романтическими чувствами или о способах борьбы с отказом. Он пытается найти ответ здесь. Несмотря на то, что он откровенно признался ранее, он не уверен на 100%, правильно ли Чимин его расслышал. — Чтобы избавиться от твоих морщин, — заявляет Чимин с видом «ты-должен-мне-доверять». — После того, как ты сегодня весь день нахмурился, тебе нужно расслабиться. Воспринимай это как спа-ночь. — Спа-ночь? — Юнги моргает. — Да. Мы наденем маски и ляжем рядом друг с другом, как это делают спа-друганы! — Спа друганы. — Ага. — Тон Чимина сдержанный, как будто он пытается не кричать. Но Юнги слушает лишь вполуха, даже когда подчиняется и ложится на подушку, накрывая лицо маской из холодной ткани. Должен ли он спросить? Наверное, нет. Чимин ничего не упоминал. — Эй, у меня есть идея! — Чимин выпаливает с притворным воодушевлением. Юнги чувствует, как пространство рядом с ним колеблется, когда Чимин ложится на подушку, его лицо покрыто глиной. — Для полного релакса, как насчет того, чтобы включить что-нибудь из той музыки в лифтах, которая тебе так нравится? Юнги усмехается. — Прошу прощения, джаз — это не музыка в лифтах… — Так, куда дел свой телефон? Ах, вот он где. — Чимин увеличивает громкость динамика на максимум и со вздохом откидывается на подушку, когда первые ноты саксофона наполняют воздух, не оставляя места для неловкой тишины. Кажется, сегодня он особенно нервничает. Такое ощущение, что Чимин не может усидеть на месте, и то, как он барабанит пальцами по груди и покачивает ногой, действует Юнги на нервы. — Ты можешь — ты можешь перестать ерзать? Ты похож на дождевого червя с передозом кофеина. Чимин фыркает, но не отвечает. Юнги может догадаться, почему. Чимин нервничает. Язык его тела говорит сам за себя. — Чимин-а. — Эм. Да? Юнги поворачивает голову набок, ровно настолько, чтобы маска не сползла с его лица. — Все, что я сказал сегодня... ты же знаешь, что я серьезно, верно? Он всем сердцем надеется, что Чимин понимает, о чем он говорит, но, когда он видит, что в глазах Чимина мелькают только боль и замешательство, Юнги хмурится. С задумчивой улыбкой Чимин кивает, как будто признает поражение. — Я знаю. Я буду помнить свое место. Тебе тоже следует. Юнги ощетинивается. Он ненадолго задумывается, правильно ли он расслышал. Это… был не совсем тот ответ, который он надеялся получить, но чего он ожидал, на самом деле? Ранее он уже рисковал. Насколько он понял, это косвенный отказ Чимина, который слишком добр, чтобы сказать "нет". От этой мысли у Юнги сжимается горло. — Ох. Хорошо. — Да. Хорошо. Юнги вздыхает и поджимает губы. Это всё. День подходит к концу, как и их согласие прекратить этот спектакль. «Было весело», — размышляет он, — «провести этот вечер в маленьком снежном шаре временного веселья». Завтра ему придется снова возводить все стены. Но, по крайней мере, в одном он может быть честен. Он чувствует, как рука Чимина между ними опускается ниже и ложится рядом с ним. Когда их пальцы соприкасаются, Юнги совершает прыжок веры, о котором мечтал, когда был IKEA. Он соединяет их мизинцы вместе, надеясь, что Чимин не чувствует, как бешено скачет его пульс. — Это было реально весело. Сегодня. Хотя они спят в одной кровати с того дня, как купили мебель, они никогда не ложились рядом друг с другом вот так, под тихую музыку, струящуюся в воздухе, с двумя ударами сердец, работающими наперебой. Нет Мадлен, которой можно было бы заняться. Никаких домашних забот. Поэтому, когда Чимин берет его за руку и переплетает их пальцы, слезы жгут глаза Юнги. Так всегда, каждый раз. Под прикосновением Чимина он — весенний день, готовый расцвести. Он — вода, журчащая из глубин этой земли, медленно и робко струящаяся. — Лучший, — тихо отвечает Чимин. — Это был самый лучший день. Юнги хочет большего, чем просто держать эту руку, но он не делает ни малейшего движения, чтобы взять больше, чем ему позволено. — Даже несмотря на то, что Мадлен здесь не было, — добавляет Чимин, морща нос, и Юнги хихикает. — Мы увидим ее снова завтра. Хочешь поехать за ней со мной? — Несмотря на то, что упоминание о завтрашнем дне вызывает боль в груди Юнги, он радуется мысли о воссоединении со своей малышкой. Ну, его Малышка №1. Он снова смотрит на Чимина, который хмурится. — Что? — Ничего. Я просто представляю, чувак, если бы она была здесь, она бы выдрала когтями все оставшиеся волосы этого мерзкого Хван Чанхека. Оставила его лысым навсегда. Юнги издает возмущенный, но веселый вздох. — Ты дикарь. — Они перешли все границы! — Чимин раздраженно отстреливается. — Это было очень грубо. Юнги тычет его в бок, и Чимин дергается в сторону с резким смехом. — Прекрати, щекотно. А если бы я размазал эту маску по подушке, хен! — Тогда бы ты сам заплатил за дополнительные услуги, — дразнит Юнги, пихая Чимина локтем. — Если я упаду с этой кровати, ты труп. Юнги улыбается, чувствуя, как тяжесть ночи спадает с его груди при звуке смеха Чимина. — Знаешь, что еще сделала бы Мадлен? — Что? — Она зашипела бы на того парня, который прилип к тебе перед тем, как я забрал тебя из мотеля. Чимин напевает. — Хакён? Почему? Юнги до сих пор помнит, как похотливо коллега Чимина смотрел на него, как будто он был куском мяса, который можно поджарить и съесть. Ну и наглость у этого парня. — Он явно пытался склеить тебя. — Может он просто защищающий хен? — Что. Да ни за что. — Юнги садится прямо и взбивает подушку за спиной. — И даже не заставляй меня начинать с того, что ты никогда никому в том кафе не говорил, что ты замужем! — Хосок-хен знает. — Губы Чимина надуты. — Да, но все же. Другие твои коллеги не... — В чем смысл? В любом случае, мы разводимся в декабре. Юнги резко останавливается, сердце замирает. Верно. Он не имеет права так вести себя так, как будто он действительно замужем за Чимином. Чимин — это не объект, которым можно обладать. Но чувства трудно подавить, так что… — Я налагаю на тебя санкции, — жеманничает Юнги, теребя выбившуюся нитку на своих шортах. Выпрямившись, Чимин недоверчиво усмехается и скрещивает руки на груди. — Что-что? — Я не могу позволить тебе увлекаться другими мужчинами или торговать своими услугами, — невольно дуется Юнги. — Это, да это смешно! И несправедливо. — Знаешь, что несправедливо? — Юнги возражает. — Другие люди могут прикасаться к тебе в любое время! К примеру Тэхен, он может обнять тебя без необходимости платить. — Тэхен — мой лучший друг! — Чимин отражает в ответ. — И помни, я не беру с тебя денег за то, что мы сделали сегодня, ясно? Вот они снова ссорятся без причины. Превращают сделку в бизнес, в ней с самого начала не должно было быть подобных правил. Юнги ворчит. — Да, неважно. Все остальные получают бесплатные объятия, а я нет. — Но сегодня я обнял тебя бесплатно… — Я не хочу, чтобы это было только сегодня. Слова Чимина обрываются, и уши Юнги горят под пристальным взглядом, направленным в его сторону. Он совершает последний прыжок веры. Юнги чувствует, как дрожит его нижняя губа, когда закрывает глаза и признается очень тихим голосом, почти шепотом: — И я был бы благодарен, если бы ты просто брал меня за руку. Вот так, как сейчас. Блять. Он обречен. Юнги зашел слишком далеко. Он чувствует, как воздух вокруг них трещит от холода неловкой тишины. Чимин не произносит ни слова. — Прости. Это было… это было странно. — Нет, — шепчет Чимин, слабо и низко. — Это нормально. Я просто… да, все в норме. — Он прикусывает нижнюю губу, размышляя, и поворачивается, чтобы положить руки Юнги к себе на колени. — Это. Это приемлемо? С медленным выдохом Юнги кивает. — М-м-х-м. Чимин гладит Юнги по щеке, его пальцы такие теплые, что Юнги с трудом удерживается, чтобы не прильнуть к его прикосновению. — И это? Нормально? — Ну, технически ты прикасаешься к липкой маске, а не к моему лицу, типичный ты, — язвит Юнги, затем издает шипение притворной боли, когда Чимин слегка шлепает его по щеке в качестве выговора. — Я просто проверяю. Что нормально, а что нет. — Это тоже нормально. Чимин одаривает его долгим, пристальным взглядом, который заставляет Юнги задуматься, о мыслях в голове Чимина и это длится так долго, что Юнги начинает теребить воротник. — Что? — Тогда давайте прекратим это. Слова словно пуля, пронзающая Юнги насквозь. Он клянется, что его сердце почти перестает биться, его глаза расширяются. — Прекратим что? Чимин поднимает их сцепленные руки, глаза переполнены эмоциями. — Ну, давай прекратим платить за ППЛ. Я отменяю это. Тебе больше не нужно платить, так как я все равно работаю, чтобы потихонечку подкопить денег. Юнги никогда не чувствовал облегчения, захлестывающего его, подобно гигантскому цунами, его плечи опускаются на подушки. — Я думал… — Но при одном условии, — говорит Чимин, его глаза умоляют, как будто он пытается передать послание. — Больше никакой лжи, сладкий. Окей? Юнги не помнит, чтобы когда-либо лгал Чимину (по крайней мере, в последнее время, если не считать невинной лжи о том, что съел последнюю пачку рамена. Ложь? Какая еще ложь? Он хмурит брови. — Эм. Окей…? Если ты злишься из-за этого, мне жаль. Чимин сокрушенно вздыхает. — Может быть ты. — Он откидывается на подушку, заставляя Юнги снова прижаться к матрасу. — Но с меня хватит этих игр разума, хен. Давайте просто покончим с этим как можно более мирно. Покончим с этим. Как будто Юнги просто рутинная работа, которую нужно завершить. В любом случае, это правда. И из-за нежелания Чимина отвечать на его признание, Юнги просто… принимает это. С этого момента он будет брать то, что сможет получить. До конца их брака он будет стараться максимально наслаждаться каждым мгновением, которое он проведет с Чимином. (По крайней мере, объятия теперь бесплатны.)──────── • ✤ • ────────
(Позже он слишком глубоко погружается в сон, чтобы почувствовать, как Чимин снимает уже высохшую маску с его лица, чтобы заметить, как губы прижимаются к его лбу, прошептав: «Спокойной ночи. Я бы хотел, чтобы это не было притворством»)──────── • ✤ • ────────
— Чего не спим, кого ждем? Сидя снаружи на шатких дощатых ступеньках хижины, Чимин поднимает голову и видит Тэхена, неторопливо идущего к нему, держащего руки в карманах. Он криво улыбается своему лучшему другу. — Могу сказать о тебе то же самое. Пошли выпьем? Тэхен фыркает и поднимает полароид, висящий у него на шее. — Фото на память. Хочешь посмотреть их со мной? Не отвечая, Чимин отодвигается, освобождая место рядом с собой, чтобы Тэхен мог сесть. Невысказанное приглашение. Когда Тэхен поднимается по скрипящей лестнице, то бросает взгляд на хижину позади Чимина. — Мы не помешаем своим шумом? Чимин морщит нос. — Все в порядке. Он спит как убитый. Тэхен плюхается рядом с ним и размахивает поясной сумкой, где он хранил свою стопку полароидных снимков. — Сегодня я запечатлел крутые вещи, Чим. Зацени-ка это. — Крутые вещи, как… — Чимин замолкает с понимающей ухмылкой, просматривая бесконечные снимки… Чонгука. Чонгук смеется, отводя глаза. Чонгук делает стойку на руках. Чонгук с камерой, закрывающей половину его лица. Чимин напевает. — Реально крутой материал. Тэхен встречается с ним взглядом и поднимает брови. — Он просто вовремя оказался рядом. Поэтому я сделал фотографии. Все просто. Если бы только дилемма Чимина была такой простой. С вымученной улыбкой он вздыхает и игриво толкает Тэхена. — Мелкий засранец. Кстати, спасибо, что кинул меня. — Что? Что я сделал? — Ты бросил меня. — Чимин продолжает листать полароидные снимки, пока не останавливается на случайном… — с ним. Тэхен вытягивает шею, как жираф, чтобы взглянуть на фото, которое Чимин держит дрожащими пальцами. — Ах. Он. Упс? Чимин пристально смотрит. На этой фотографии он заклеивает бровь Юнги пластырем, улыбка на лице Юнги видна отчетливо. Шея Чимина горит. Призрачный поцелуй Юнги все еще остается на его губах, как изысканное вино. Иногда, если Чимин в настроении потакать своей более романтичной натуре, ему хочется верить, что Юнги хочет его таким, каким он кажется на фотографии.) — Так что-о-о? — Голос Тэхена возвращает его к реальности. Чимин моргает. — Что? — Так вы, ребята, помирились? — Тэхен поднимает бровь, глядя на него. — Я предполагаю, что вы это сделали, если ты остановился в его хижине. Чимин колеблется. — В некотором смысле, наверное? Я не знаю. — Что тебя вывело из себя? Чимин опускает голову от стыда. — Чим? — Палец Тэхена приподнимает его подбородок, уговаривая встретиться с ним взглядом, потому что его лучший друг никогда не позволял бегать от проблем, и он не собирается позволять Чимину делать то же самое сейчас. — Все в порядке? В одном этом вопросе заключено так много. — Нет. — Ответ Чимина последовал незамедлительно. — Не в порядке. Все это время Чимин чувствовал, что наконец-то учится стоять на ногах, находит свое место в мире, только чтобы понять, что все это время он стоял на коврике. И теперь… этот коврик силой дергают у него из-под ног, и он не может это остановить. — Почему? — Тэхен проводит подушечкой большого пальца под глазами Чимина, и только когда они становятся влажными, Чимин понимает, что у него текли слезы. — Это тяжело, не так ли? Чимин пожимает плечами и отводит лицо, чтобы посмотреть на пустое, черное небо. — Это неважно. — Из-за Юнги-хена? Чимин качает головой. Юнги не в чем винить. Это все из-за него самого. Он медленно втягивает воздух, затем шепчет: — Помнишь, в школе нас учили таким вещам, как метод актерского мастерства, как не ломать персонажа...? — Да? — Ну, я чувствую, что я ломаю. Всеми возможными способами. Глаза Тэхена никогда не отрываются от его глаз. — Ломаешь? Правила. И персонажа, которого Чимин создал для себя сам. В театре, когда вы получаете сценарий, вы придерживаетесь его. Конечно, вы можете внести несколько дополнений и импровизаций тут и там, но сценарий остается прежним. Если ваш персонаж А влюбляется в персонажа Б, то это всего лишь указание сценария. Ничего личного. Чимин не может избавиться от ощущения, что где-то он запутался; вышел за рамки сценария. — Мои правила. Может быть, я настолько вошел в свою роль, что перестал ее играть. — Признак опытного актера, — комментирует Тэхен, имитируя жест поцелуя шеф-повара. — Чим-Чим, ты стал лучше! — Я хочу сказать... — У Чимина пересыхает в горле, хочется сбежать. — Я думаю, что он начинает мне нравиться. И я… я на самом деле не возражаю? Рот Тэхена расплывается в широкой улыбке, и он хлопает Чимина по спине. — Так и знал! — Он смеется, затем успокаивается, все еще сдерживая смешки. — Это было не так уж тяжело, не так ли? Хотя, на мой взгляд, «начинает нравиться» — это серьезное преуменьшение. — В том-то и дело! Чимин смотрит на пальцы своих ног, его подбородок уткнулся в колени, он крепко обнимает свои ноги. — Это не должно было казаться таким… реальным. Это просто актерская работа, не так ли? И теперь, — он сглатывает, — теперь я должен разобраться с этой проблемой. — Почему это должно быть проблемой? — А? — Чимин бросает взгляд на своего лучшего друга. Тэхен смотрит на него так, как будто он только что сказал ему, что не моет руки перед едой. — Почему это должно быть проблемой, если тебе начинает нравиться твой… — он машет рукой в воздухе, подбирая подходящее слово, — твой сообщник по заговору? — Потому что, — начинает Чимин. — Потому что, что? И Чимин обнаруживает, что у него нет подходящего ответа. Оглядываясь назад, можно сказать, что его мало что сдерживает. Тем не менее, он сопротивляется. — Не очень хорошая идея влюбляться в того, с кем ты играешь. Посмотри, например, на пару Сон-Сон. Я не хочу привязываться. Тэхен бросает на него многозначительный взгляд. — Я имею в виду, вы с Юнги-хеном в любом случае тоже собираетесь разводиться, да? Как в твоем первоначальном плане. Чимин замолкает. — Или же... ты не хочешь разводиться с ним. — Да! — Чимин шипит. — Я имею в виду, нет, это все равно должно произойти… — Тогда что плохого в… — Потому что! — Чимин цедит слова сквозь стиснутые зубы, с каждой секундой становясь все более измотанным. — Я не могу влюбиться в него, чтобы потом развестись с ним. Я не могу, Тэ. — Как я уже сказал, почему бы и… — Он не влюблен в меня. — Слова на вкус как яд на языке. Это заставляет Тэхена притихнуть, и он долго и пристально смотрит на Чимина. — Да ты шутишь. Я вижу, как он смотрит на тебя, и зуб даю, Юнги-хен никогда не выглядел таким счастливым за все время, что я его знаю. — Но я слышал, что он сказал, — настаивает Чимин, — он так сказал, — парень сжимает губы в тонкую линию и опускает голову. — И у него есть бывший, которого он не может забыть. Я никогда… никогда не смогу сравниться. — Даже если так, — спорит Тэхен, не отступая. — Даже если это правда, ты не знаешь наверняка, будет ли Юнги-хен по-прежнему чувствовать то же самое завтра. Или на следующей неделе. Он звучит так убедительно, что Чимину хочется верить его словам. Он прижимает тыльную сторону ладоней к векам, вытирая горячие слезы костяшками пальцев и делая глубокие вдохи, чтобы унять бешено колотящееся сердце. Чимин ненавидит это, ненавидит спорить с Тэхеном. — Это невозможно. — Ты не можешь этого знать. — Тэхен тянется к Чимину и обнимает за плечи, проводя ладонью по спине успокаивающими круговыми движениями. — Чим, Чиииимин-а, ты забавный парень. — Что такого смешного в моих страданиях? — Чимин шмыгает носом, из него текут сопли. — Чувак. Ты беспокоишся о вещах, которые еще даже не произошли. Прими таблетку от простуды. Дыши, окей? Чимин глубоко вдыхает и выпускает воздух одним медленным вдохом. — Не переусердствуй, — говорит Тэхен, зачесывая руками назад и поправляя челку Чимина. — Ты буквально сходишь с ума из-за влюбленности. Влюбленность. Потому что это всего лишь она, верно? Когда Тэхен так говорит, Чимин внезапно чувствует себя застенчивым, как будто слишком остро среагировал на что-то настолько простое. — Да. Это просто влюбленность, но что мне с этим делать? Тэхен вздыхает и качает головой. — Ва-а-а, с меня хватит, Чимин. — Хм-м? — Чимин потирает нос. — Все это касается только тебя и Юнги-хена. Я не могу указывать тебе, что делать. — Тэхен достает полароидную фотографию его и Юнги и вкладывает ее в руки Чимина. — Все в ваших руках. Ты знаешь, что делать. Это твой выбор. У Чимина есть смутные представления, но знать, что делать, не значит хотеть это делать. — Сердце — это птица, Чим, — бормочет Тэхен, вставая и помогая ему подняться, — счастливее, когда свободно. — Должен ли я принять решение сейчас? — Спрашивает Чимин, вытирая глаза, прежде чем решиться вернуться в свою хижину. Тэхен пожимает плечами. — Решать тебе. Если уверен в своих чувствах. А ты уверен? Чимин качает головой. Все это кажется слишком новым, слишком свежим, и выпускать это наружу кажется слишком радикальным решением. — Тогда расслабься, братан. Серьезно. У тебя все будет хорошо. — Тэхен подмигивает ему, когда идет назад к своей хижине, все еще глядя на Чимина. — И, если он причинит тебе боль, звякни. Я приду с бейсбольной битой, как на вечеринку братства, на которую мы ворвались в прошлом году. Чимин издает полусмешок, полувсхлип. Есть спокойная уверенность от осознания, что независимо от того, сколько отношений может начаться и закончиться в его жизни, у него есть опора в одном Ким Тэхене. Не каждый день ты находишь теплые руки, которые помогут тебе собраться с мыслями, даже когда твое сердце разбито. Он позволяет Тэхену обнять себя в последний раз, прежде чем пойти спать. Внутри хижина освещена только тусклой оранжевой лампой, свисающей с наклонного потолка, из-за чего тени расползаются по укромным уголкам, и именно поэтому требуется столько времени, чтобы Чимин увидел нахмуренное во сне лицо Юнги, только тогда, когда добрался до середины кровати. Чимин поворачивается набок и упирается коленом в край кровати, чтобы вглядеться поближе. — Хен...? Он замечает, как на лбу Юнги выступает пот, и то, как быстро двигаются его глаза под закрытыми веками, сердце Чимина тревожно сжимается. — Юнги-хен!──────── • ✤ • ────────
Во сне снова и снова проигрывается один и тот же проклятый сценарий, как будто все его страхи попали в бесконечную петлю. Сны беззвучны, но он даже представить себе не мог, как его собственный голос взревел так громко, что у него пересохло в горле, он даже не слышал, как хлопнула дверь. Однако, в отличие от других случаев, когда ему снился этот кошмар, фигура, покидающая его дом, имеет не копну медно-рыжих волос, а светлые. Эта россыпь песочных волн обжигает его разум, пока не исчезает из его поля зрения, телефон Юнги издает трель от звонка из больницы, они называют ему имя, которое он никогда, никогда не сможет забыть вместе с "Нам жаль" и "мы сделали все, что могли". Тебе не следовало его отпускать. Эта мысль — кобра, которая извивается и разматывается в животе Юнги, выползая наружу с размыкая челюсти, чтобы затем сжаться вокруг его горла. Он корчится, легкие в огне, пока не чувствует, что… Яд. В его венах течет яд вместо крови — отравленное смятение, густое и ужасное под его кожей. Во сне Юнги солнце забыло взойти, и он остался барахтаться в полуночных водах. Размахивает руками, но к лодыжкам прикованы металлические цепи, и он опускается под воду… Вниз,вниз,
вниз.
—…ги-хен! Глаза Юнги распахиваются, он просыпается с резким вздохом, сердце колотится в грудной клетке, мир погружается во тьму, жар разливается на его коже. Он распадается, как зеркало, разбитое на семь осколков, без шанса быть собранным вновь. Юнги задыхается, задаваясь вопросом, закрывает он глаза или открывает их, потому что его зрение остается погруженным в тьму. Теплый палец. Прижался к его щеке. Он вздрагивает с тихим вскриком. — Юнги-хен? Лунный свет просачивается во тьму. — Эй, ты как? — Теперь чья-то рука обхватывает его лицо, другая проводит по волосам, это происходит медленно, как распускающийся цветок. Юнги открывает глаза, чтобы последовать за звуком этого серебристо-сладкого голоса. Море утихает, и его лодыжки свободны. — Сделай глубокий вдох, чаги. Тебе приснился кошмар. — Руки обвиваются вокруг его плеч, и Юнги становится податливым, позволяя заключить себя в кокон объятий теплой печи. — Вода. Тебе нужно немного воды … — Чимин. — Это хрипение, первое, что вырывается у Юнги. Чимин. Забавно, как одно имя может заякорить блуждающую душу. — Да, я здесь, я здесь. — Чимин крепче обнимает Юнги, забравшись к нему в постель, и кладет его голову ему на грудь. — Но дай я принесу тебе бутылку с водой, ладно… — Не надо, — шепчет Юнги, обеими руками хватаясь за подол рубашки Чимина. — Не уходи. Останься. Будь он более бдительным, его скрытая ото всех часть задалась бы вопросом, мог ли он когда-то произнести те же слова тому же человеку, находясь в лихорадочном тумане. Юнги чувствует, как кадык Чимина упирается ему в лоб, когда он сглатывает. — Я никуда не собираюсь. Пока что. Но скоро... Люди всегда так делают. Было бы так легко потерять это безопасное место. На глаза Юнги наворачиваются слезы, и он зарывается лицом в рубашку Чимина. — Останься навсегда, — бормочет он, но слова теряются, приглушенные звуки отдаются в грудь его мужа. Они вместе тихо и неподвижно лежат, пока сердце Юнги не уравнивается с ритмом сердца Чимина. — Я видел тебя, — шепчет Юнги. — В моем сне. — Я был хорошенькой феей? О-ох, спасибо, — пытается Чимин беззаботно пошутить, но Юнги не отвечает. Версия Чимина ему нравится больше. Темно, думает он, и, возможно, это продлится дольше, чем он думал. Но, по крайней мере, он не одинок. Было время, когда Юнги когда-то верил, что любовь будет пылающе-красной, как вспыльчивый характер Йорыма и такой же алой, как его волосы. Но теперь, вглядываясь в звездные глаза Чимина, полные беспокойства, в его песочные локоны, освещенные теплой лампой хижины, Юнги понимает. Любовь не красная, она золотая. Как дневной свет.──────── • ✤ • ────────
Когда сердцебиение Юнги успокаивается, а дыхание становится тихим из-за сна, Чимин выбирается из объятий всего на несколько дюймов, чтобы изучить его лицо. По уголкам глаз Юнги остаются засохшие дорожки от слез, которые Чимин нежно смахивает большим пальцем, чувствуя пустоту. Он хотел бы стереть поцелуями эти слезы, стереть поцелуями вину, сомнения и стыд, пока они не превратятся в пыль, но он не знает, есть ли у него какое-либо право подобраться ближе, чем они сейчас. И вот Чимин делает следующую лучшую вещь: он тянется к руке Юнги, медленно поворачивая ее, чтобы тот не проснулся, и нежно касается губами каждой костяшки, которые Юнги обжег на гриле сегодня, когда Чимин подкрался к нему. Кажется, что это было вечность назад. — И что же мне делать с тобой, хен? — бормочет Чимин, подкладывая руку под голову и проводя пальцами по волосам Юнги. Лицо Юнги остается безмятежным во сне, и, наблюдая за ним сейчас, Чимин жалеет, что не может запечатлеть этот момент и навсегда запереть его в каком-нибудь священном и тайном месте внутри себя. Муж глубже зарывается лицом в его грудь, дыша ровно и размеренно. Чимин шмыгает носом, чтобы сдержать рыдания, и нежно гладит Юнги по затылку, как делала его мать, когда в детстве снились кошмары. У него на языке вертятся слова, о которых ему запрещено думать, не то, что произносить. Поэтому вместо этого Чимин наклоняется и слегка прижимается губами к маленькому порезу на брови Юнги. С окончанием лета наступает смена времен года — заметный переход от палящей жары к спокойной прохладе — и, хотя Чимин никогда особо не верил в судьбу, он не может отделаться от мысли, что это какой-то заговор, предписанный звездами, в который он бросается вслепую… …и падает.