──────── • ✤ • ────────
В разгар осеннего сезона остров Нами притягивает туристов. С октябрем наступает идеальная погода для семейных прогулок и любых свиданий: не слишком холодно, чтобы носить более трех слоев одежды, но и не настолько изнуряюще жарко, чтобы люди могли обгореть, проведя целый день на свежем воздухе. Это похоже на один гигантский парк в форме одинокого острова на гористой окраине Капхёна. Парочки в легких пальто прижимаются друг к другу, держась за руки, прогуливаясь мимо продавцов, торгующих хот-догами и мороженым; владельцы домашних животных неторопливо прогуливаются, их собаки тянут поводок. Среди желтеющих деревьев гинкго и толп ссорящихся групп школьников, отправившихся на экскурсию, Чимин вместе с Юнги и его командой выбирают более тихий уголок на самом краю острова, самый удаленный от оживленных мест. Вдали от неистовой энергии посетителей умиротворяющий пейзаж встречает их: справа — узкий мост из деревянных досок, пересекающий нефритово-зеленое озеро, которое спокойно плещется у берегов острова. Слева от них ряд шале и коттеджей, выходящих окнами на озеро, их крыши под тенью нависающих деревьев. Чимин не может удержаться, чтобы не сфотографировать это место. В конце концов, провести выходные здесь не так уж плохо. Даже если это ради работы. — Мило, — комментирует Чонён, одна из моделей агентства, с которой Чимин, по-видимому, будет работать для CF. Не то чтобы он обижается на мелочи или что-то в этом роде, но Юнги не упоминал, что это будет не сольная съемка. Она тихо присвистывает, встряхивает своим гладким каре и вытягивает шею, чтобы посмотреть на ряд причудливо выглядящих домиков. — Мы остановимся в одном из них? — Да, — отвечает Юнги, поправляя ремешок своей камеры и осматриваясь в поисках идеального укрытия для размещения их оборудования. — Мы забронировали несколько домиков на выходные, да, Гук? Чонгук, который, как обычно, работает ассистентом фотографа, кивает, раздавая штативы и осветительное оборудование одно за другим. Он выглядит особенно самодовольным, когда говорит: — Я выбрал те, что ближе всего к грилю, чтобы мы могли устроить вечеринку с барбекю вечером, если все «за». — Замечательно! — восклицает Чонён, прежде чем бросить украдкой взгляд на Юнги, по которому Чимин очень сильно Не Скучает. — Мы можем выбрать себе соседей по комнате? Глаза Чимина превращаются в щелочки, когда он рассматривает их окружение одного за другим. Здесь есть он и Чонён, модели; Юнги и Чонгук в качестве основных операторов; два других студента, проходящих стажировку в качестве ассистентов; два визажиста и три сотрудника со стороны клиента, присланные компанией для наблюдения за съемкой. Не то чтобы Чимина это должно волновать, но с кем эта женщина подумывает жить в одной комнате? Чонгук? Да хоть с диллером? Юнги, Господь благослови этого человека, обдумывает вопрос, морща нос. Заменяя батарейки в камере, он рассеянно говорит: — Э-э, да, я думаю… — Чаги-я, — воркует Чимин, подбегая и обнимая Юнги одной рукой за талию. Он прекрасно понимает, какое шокированное, подавленное молчание вызывает это ласковое обращение, и что-то в осознании того, что эти люди не знают, что Юнги замужем, выводит Чимина из себя. Прижатый к нему Юнги не имеет другого выбора, кроме как замереть и повернуть голову, чтобы посмотреть на Чимина вопросительным взглядом. — Мне холодно, — не слишком тихо заявляет Чимин, извиваясь в объятиях Юнги так, что его мужу приходится обнять его одной рукой за плечи. — Бр-р-р-р! Боковым зрением он замечает, как Чонгук роняет отражатель, у него отвисает челюсть от его чудного проявления привязанности. Тем временем Юнги все еще открыто пялится на него, одними губами говоря: «Что на тебя нашло?» В своих мыслях Чимин бросает кинжальные взгляды на Чонён. «Верно, он живет со мной в одной комнате». Он решает вернуть смущенное выражение лица Юнги улыбкой, дополненной невинным взмахом ресниц. Кто-то прочищает горло. — Мин Юнги-ши, — начинает одна из клиенток, та, что представилась как Чан Юнми. Она теребит свои наручные часы. — Мы не знали, что один из моделей твой… — Муж? — Беззаботно заканчивает Чимин, наклоняясь ближе и со смешком прижимаясь щекой к щеке Юнги. — О да, это я. Пак Чимин, его супруг. — Адресуя Юнги ледяную улыбку, его голос сочится скрытыми нотками его лучшего леденящего тона, когда он заявляет: — Мы поженились летом, разве вы не знали? Все, кроме Чонгука, неловко качают головами, и у Чимина скручивает живот. Юнги действительно не хватило вежливости хотя бы проинформировать своих коллег по работе, хах? Чимин прикусывает внутреннюю сторону щек и делает полшага назад, порыв холодного резкого ветра врывается в новое пространство между ним и его фальшивым мужем. Чимин говорит себе, что, Мин Юнги нет необходимости разглашать что-то настолько временное, особенно… Его разум выходит из-под контроля, когда одна рука обвивается вокруг талии, чтобы притянуть ближе. — Это не будет проблемой, верно? — Говорит Юнги, вздергивая подбородок, встречаясь взглядами с клиентами и командой. Он слегка сжимает бедро Чимина, прежде чем отпустить его и снять сумку с фотоаппаратом с другого плеча. — В конце концов, мы в профессиональной среде. Его заявление встречено множеством согласий. — Нет, конечно, нет. — Нет, все в полном порядке! Мы рады за вас двоих. — Примите запоздалые поздравления! Юнги отворачивается, чтобы начать распаковывать остальное их оборудование, но от внимания Чимина не ускользает, что его уши красные, как болгарский перец. От холода? Или от чего-то еще? Тем временем Чонгук одаривает его и Юнги хитрой ухмылкой, а Чимин пожимает плечами с понимающей улыбкой, и в груди у него становится бесконечно легче. Он бросает взгляд на Чонён, которая рассекает воздух короткой стрижкой и, развернувшись, направляется к своему визажисту. Чонён: 0. Чимин: 1. И хотя никакого соревнования вообще не происходит, Чимин чувствует, что он только что что-то выиграл.──────── • ✤ • ────────
Первый съемочный день проходит без сучка и задоринки, они снимают в течение всего дня, остановливаясь только один раз на обеденный перерыв. Хотя CF продвигает новую линию рюкзаков, удобных для путешествий, что означает больше снимков его спины, чем лица, Чимин прилагает все усилия, чтобы привлечь внимание камеры исключительно потому, что он знает, что за ней стоит Юнги. Его муж не проявляет никаких признаков того, что на него действуют ухмылки Чимина или полуприкрытые соблазнительные взгляды типа «подойди поближе», но его шея становится все краснее и краснее по мере того, как день переходит в сумерки. Чимин гордится тем, что его фирменная харизма не угасала. В какой-то момент между дублями Чонгук дергает его за рукав и просит «немного расслабиться» перед камерой. — Почему? — Спрашивает Чимин, упираясь рукой в бедро. — Ты выглядишь так, словно хочешь выцарапать глаза Чонён, — он получает смеющийся ответ. Хах. Чимин не хочет думать о том, почему он чувствует себя особенно диким из-за того, что хочет убедиться, что весь мир знает о том, что Мин Юнги принадлежит ему (по крайней мере, временно). Все доходит до такой степени, что он практически следует по пятам за ним, куда бы тот ни пошел, не позволяя себе упускать его из виду. Пока Юнги настраивает камеру, Чимин нависает над его плечом, наблюдая за работой, скрестив руки на груди. Пальцы Юнги замирают над кнопками управления, и он бросает на него косой взгляд. — Что случилось? Чимин качает головой, изображая саму невинность, и говорит то же самое, что сказал Юнги, когда они были на пляже: — Просто оцениваю вид. Чимин четырехмесячной давности прибил бы его, если бы увидел эту дерзость. Юнги недоверчиво фыркает, но слишком поздно — Чимин уже уловил этот короткий изгиб его губ. Затем он мягким голосом замечает: — Макияж и гардероб хорошо смотрятся. Чимин морщит нос. — А? — Это пальто выглядит мило. — Юнги не смотрит ему в глаза, пока говорит, сосредоточившись на экране своей камеры. Он прочищает горло и небрежно добавляет: — Ты хорошо выглядишь, облачная детка. Как будто кто-то схватил сердце Чимина и швырнул его в закатное небо. Все, что он слышит, это шум крови в ушах, затем отступает назад, проводит рукой по зачесанным назад волосам, стараясь не слишком широко улыбаться. Черт возьми. Снова застигнут врасплох! Мин Юнги действительно должен предупредить его, если планирует говорить подобную чушь… — Чимин-ши. — Тихий мышиный писк визажиста разносится по воздуху, вырывая Чимина из головокружительного оцепенения, вызванного Юнги. — Не забудь подойти ко мне подправить макияж перед следующим дублем, ясно! Хвала небесам за маленькие милости. Чимин разворачивается на каблуках и уходит, так что Юнги не замечает, как его щеки покраснели. К концу дня он так устает от всех этих прогулок и позирования перед камерой, что реально подумывает отказаться от душа в пользу того, чтобы поваляться на сене. Но Чимин — мужчина со строгими стандартами гигиены. К счастью, в двухкомнатном домике есть гидромассажная ванна, они с Юнги делят его с Чонгуком и еще одной ассистенткой по освещению по имени Суджин,. К несчастью, Чимин даже не может начать фантазировать о том, что, возможно, случайно затащит Юнги в горячую ванну, чтобы расслабиться, потому что Юнги остался на месте съемок, чтобы обсудить план на следующий день с остальной командой. И вот. Он лежит, погрузившись по подбородок в теплую ванну с пеной… в трагическом одиночестве, мысли устремляются в такие дебри, которые он и представить себе не мог. Например: тот факт, что они с Юнги поженились и даже не провели вместе медовый месяц. Или: как бы он был благодарен Мадлен за ласку прямо сейчас. И, возможно, ему понадобились бы теплые медвежьи объятия, но только от одного определенного седовласого тупицы. Чимин вздыхает. Люди всегда говорят, что разум превыше материи. Но если Юнги важен, и он всегда в мыслях Чимина, то что же тогда не имеет значения и что можно не брать в голову? — Придай этому смысл, Пак Чимин, — ворчит он себе под нос, качая головой, прежде чем окунуть ее в теплую воду. Чимин полагает, что немного странно, что такой прямолинейный и откровенный человек, как он, вдруг спотыкается и трясется перед лицом... необоснованных чувств. Забавно. Он съеживается и издает фырканье, создавая поток пузырьков под водой. Осознавать свои эмоции — это одно, но примириться с ними — это совсем другая история, конец которой Чимин не уверен, что хочет знать. Он вытирается чистым полотенцем пастельно-желтого цвета и переодевается перед сном в простой белый свитер и темно-синие спортивки. К тому времени, как Чимин выходит из ванной, Чонгук и Суджин уже развалились на диване в общей гостиной домика, играя в игры на своих телефонах. — Где..? — Чимин замолкает, стараясь говорить непринужденно. — О-о, — говорит Чонгук, ни на секунду не отрывая глаз от экрана телефона. — Юнги-хен? Он немного задерживается, потому что бренд-менеджер хотел обсудить с ним и Чонён-нуной другой предстоящий проект. Нервы Чимина сдают. — С Чонён? — М-м-м-хм. — Если Чонгук и услышал повышенные нотки в голосе Чимина, он не показывает этого. — Ты не присоединился к собранию? — Спрашивает Чимин. Разве Чонгук не должен ученик Юнги, который должен следить за каждым шагом наставника? — Нет. Он сказал, что мы можем продолжать работу после того, как соберем вещи. — Наконец, Чонгук поднимает голову, переводя взгляд с Чимина на приоткрытую дверь ванной. — Ты закончил с душем, хен? Чимин моргает, желудок сводит. Он думает, что, возможно, заболел, тысячи возможных сценариев возникают в его голове, как незваные гости. Но он просто сжимает руки в кулаки и кивает. — Иди. — Супер. — Я спать, — объявляет Чимин. — Доброй ночи. Прекрасно. Если Юнги (его Юнги) хочет разгуливать с какой-нибудь другой девушкой, как будто он, блять, и не замужем, так тому и быть. Чимину все равно! Втянув голову в плечи, он удаляется в их спальню, едва замечая двуспальную кровать, на которой они должны были спать, и подходит к окну, чтобы раздвинуть шторы. Их комната выходит окнами на озеро, и почти в 10 вечера остров оживлен, как город-призрак, его воды тихи и безмолвны. Лунный свет проникает сквозь ставни, слабый, тусклый. Где же ты? Он к этому не привык. Больше не привык спать один. Эта тишина ощущается как ледяной саван, ему хочется только тихих разговоров, нежного поддразнивания и рыжей кошки, мурлыкающей у него на коленях. Чимин смотрит на свой телефон, руки чешутся нажать на значок приложения KakaoTalk. Он мог бы с легкостью написать Юнги и спросить о его местонахождении, но что-то в нем отказывается сдаваться. Гордость, простое упрямство — называйте, как хотите. Чимин не будет стереотипной прилипчивой штучкой в этой ситуации. Он отворачивается с презрительным фырканьем. В конце концов, он напоминает себе в сотый раз, что они не по-настоящему в браке, так что у него нет права ожидать чего-то... большего. И вот, с одиноким полумесяцем в качестве спутника перед сном, Чимин забирается под одеяло и закрывает глаза, бессмысленно повторяя имя Юнги снова и снова, пока полная темнота не поглощает его.──────── • ✤ • ────────
Он просыпается, но не от нежного тепла утреннего солнечного света, льющегося в окно. Луна все еще висит в небе, как сверкающий кулон, спрятанная за пучками тонких серых облаков. Чимин не понимает, что именно заставило его очнуться, пока не шевелится и не переворачивается на другой бок. Сонно потирая глаза, он замечает, что место рядом с ним по-прежнему пусто. Простыни с левой стороны кровати не помяты. Совершенно нетронуты. Что означает… Юнги все еще не вернулся. Чимин с кряхтением тянется за своим телефоном. 3:00 ночи. Ноль новых сообщений. Только сейчас первые уколы беспокойства терзают Чимина изнутри. Где он, черт возьми? Соскользнув с кровати, он надевает белые гостевые тапочки и шаркающей походкой выходит из комнаты, сжимая телефон в руке. Общая гостиная погружена в кромешную тьму, а дверь в комнату Чонгука и помощника по освещению, Суджина, в противоположном конце коридора закрыта. Чимин сжимает губы в тонкую линию, одной рукой теребя ткань подола пижамы. Юнги заблудился, пытаясь найти хижину? Может быть, его поймали... белки? Кролики? Чимин морщит нос. Бред. Остров Нами не особенно много карманников, потому что на нем изначально не так уж много жителей. Он также точно знает, что Юнги не страдает топографическим кретинизмом, так что его отсутствие может означать только одно... Ужасная, ужасная мысль пронзает голову Чимина. Что, если Юнги решил, что больше не хочет оставаться с ним в одной комнате? Или еще хуже… что, если он ушел спать с этой Чонён?! Чимин ахает и в ужасе прикрывает рот обеими руками. Возможно, сегодня он вел себя слишком бесстыдно или навязчиво, и теперь Юнги отвернулся от него навсегда. Он захочет развода! Чимина выгонят, и ему придется бродить по улицам одиноким и голодным… В этот момент его испуганный взгляд останавливается на фарфоровом чайнике на кухонном столе. Чимин щурится в темноте и бредет через гостиную, чтобы вглядеться поближе, едва избегая книжного шкафа, стоящего у него на пути. Из носика чайника идет пар. Свежезаваренный. Чимин оглядывается по сторонам, но остальная часть хижины нетронута. Никаких признаков жизни. Так было до тех пор, пока его взгляд не остановился на входной двери, приоткрытой и пропускающей тонкую полоску лунного света. С любопытством напевая, он подходит, чтобы закрыть дверь, но как только его пальцы смыкаются на металлической дверной ручке, Чимин замечает темную фигуру, движущуюся вне хижины. Приоткрывая дверь пошире, он высовывает голову, чтобы проследить за источником движения. Холодный осенний воздух касается его щек, но ему все равно. Вон там. У Чимина перехватывает дыхание, и хотя беспокойство спадает с плеч, словно камень, его сердце оживает, как двигатель. Потому что Юнги потягивает чай под гигантским деревом рядом с хижиной, тем самым, на нависающих ветвях которого развешаны маленькие красно-синие фонарики. Ранее днем все было выключено, но теперь гирлянда сияет при свете звезд, отбрасывая мягкое фиолетовое сияние, которое освещает гладкое лицо Юнги. Он похож на персонажа из фильма студии Ghibli: сидит, вытянув одну ногу перед собой, другую подогнув, чтобы опереться на нее предплечьем. Глаза горят, но остекленели. Погружен в свои мысли. Чимин мог бы смотреть, как созвездия танцуют в этих глазах, до рассвета. Но глупое сердце превратило его в глупого человека, поэтому, прежде чем он успевает опомниться, нарушает безмятежную сцену. — Вот ты где. Юнги моргает, выходя из оцепенения, и чуть не опрокидывает чашку, зажатую в указательном пальце. Его голова поворачивается к Чимину, стоящему у двери. — О, привет. — Привет, хен. — Я думал, ты спишь. — Я мог бы сказать о тебе то же самое. — Чимин дрожит от порыва ветра, пронизывающего до костей. — Почему ты не пошел спать? Юнги качает головой и пожимает плечами. — Не мог уснуть. У меня многое в голове. — Он прислоняется к стволу дерева и смотрит в небо. — Тебе лучше вернуться в постель. Завтра у нас ранняя съемка. Чимин четырехмесячной давности без колебаний уступил бы, назвав Юнги упрямым болваном, и скользнул бы обратно под теплое одеяло. Он бы оставил своего фальшивого мужа наедине со своими мыслями. Чимину четырехмесячной давности было бы все равно. Но теперь его ноги отказываются уходить. Он наблюдает, как розовые губы Юнги осторожно прихлебывают из чашки, как трепещут его ресницы каждый раз, когда он закрывает глаза, как его серебристые волосы напоминают тонко сплетенные лиловые нити, смягченные сиянием чертополоха в свете фонарей. Он красив, как никогда. — Тебе не холодно? — Чимин, наконец, справляется, ненавидя себя за то, что его голос стал хриплым. Может быть, ему тоже нужна чашка чая. Для успокоения. — Хм. Не особо, — отвечает Юнги, прежде чем подкрепить свои слова своевременной дрожью. — Верю-верю, — Чимин усмехается, прежде чем ему приходит в голову идея. — Подожди здесь. Он шаркает обратно в дом, направляясь прямиком в спальню, где срывает одеяло с кровати и перекидывает за плечо. Затем он возвращается в общую гостиную, чтобы налить себе чашку теплого чая, снимает свое пальто с вешалки у входной двери и выходит в раннюю осеннюю прохладу. — Что ты делаешь? — Юнги спрашивает с подозрением в голосе, когда Чимин выходит и садится рядом с ним под деревом. — Та-да! — Чимин улыбается и набрасывает одеяло им на плечи, чтобы они могли разделить его. — Это как пикник под звездами! — Ты же его испачкаешь. — Юнги морщит нос, но не сбрасывает с себя одеяло, как Чимин опасался, что это может произойти. На самом деле, он даже зарывается в него, пока одеяло не закрывает ему шею. Чимин фыркает и прислоняется к дереву, его правое плечо задевает плечо Юнги. — С каких это пор тебя беспокоит поддержание порядка? Юнги не отвечает, но на его щеках остаются мелкие розовые пятна, и Чимин добродушно смеется. — Я просто пошутил, хен. Так тебе теплее? — Немного. — Юнги сдвигается так, что его тело немного прислоняется к Чимину, и Чимин воспринимает это как сигнал соединить их руки под одеялом. Это нормально, уверяет он себя. Вернувшись в Пусан, он и Юнги разорвали соглашение о плате за ППЛ, так что технически им разрешено заниматься подобными вещами, верно? — Серьезно, зачем ты вышел на улицу? — Спрашивает Юнги. — Холодно же. — А почему ты вышел? — Чимин презрительно фыркает. — И вообще, два теплых тела лучше, чем одно. Я не могу позволить тебе вот так замерзнуть. — Он делает глоток из своей чашки и вздрагивает. — И, ну-у-у. Я тоже долго не мог заснуть. — Почему? — Юнги игриво напевает. — Ах, это потому, что Мадлен здесь нет? Я видел, как вы двое обнимаетесь перед тем, как уснуть — Нет. — Чимин наклоняет голову и шепчет в свою чашку: — Тебя рядом не было. Юнги делает паузу, затем тихо выдыхает. — Ох. Они замолкают. В воздухе жужжат цикады, а опавшие осенние листья шелестят, уносимые ветром. Чимин задается вопросом, не звучит ли он слишком резко, или Юнги молчит, потому что понимает, что он пытается сказать. Чимин не сводит глаз с ряби в своей чашке, опасаясь того, что может обнаружить, если встретится взглядом со своим мужем. Насколько он знает, он ведет себя как грубый идиот, а Юнги просто слишком вежлив, чтобы сказать «нет». Юнги глубоко вдыхает, затем объясняет: — Извини. Меня задержало совещание по постпродакшну. Чимин делает кислую мину и опускает свою чашку на землю, чтобы скрестить руки. — Что ж… я слышал. Совещание с Чонён, а не со мной. — Почему у тебя такой злой голос? — Юнги снова поворачивается лицом к Чимину, изучая его лицо. — Да, верно. У тебя злой голос. — Нет. Мне просто не нравится, когда другие люди пытаются претендовать на то, что принадлежит мне. — Слова вылетают прежде, чем Чимин успевает остановиться, он прикусывает язык, морщась. Глаза Юнги чуть расширяются, минуту назад он хмурил брови, а теперь в уголках его рта появляется намек на легкую улыбку. — Оу? — Его голос мелодичный, но низкий. — И что же принадлежит тебе? Руки Чимина становятся липкими, и он высовывает язык. — Неважно. — Он сдерживает вскрик, когда Юнги нащупывает под одеялом его руку, переплетает их пальцы… и прижимает их ладони к левой стороне своей груди, прямо над бьющимся сердцем. — Что насчет этого? — Юнги сжимает руки Чимина. На его лице улыбка, которая удерживает вселенную. — Это тоже твое? — Право держаться за руки? — Чимин приподнимает бровь. В эту игру могут играть двое. — Возможно. Затем он выдергивает руку из хватки мужа, надеясь, что Юнги не заметил, насколько она вспотели, несмотря на осенний холод. Он сжимает руки в кулаки и кладет себе на колени, чтобы унять дрожь, затем отводит пальцы Юнги в сторону. — У тебя ледяные руки, хен. Кыш-кыш. Юнги усмехается, глаза прищурены, десна обнажены, губы по-колдовски соблазнительны. Он красив. Он разрушителен. Чимин может взорваться, если в ближайшее время не вспомнит о том, что нужно дышать, потому что в этот момент все, о чем он может думать, это об их судьбоносном «несвидании» в парке развлечений много месяцев назад. Чимин чувствует себя на самой вершине американских горок, балансирующим между безопасностью и падением. Но отрицать падение означало бы заставить замолчать свою душу, а Чимин никогда не был из тем, кто отказывается от чудес неизведанного. Или, может быть, он упал давным-давно, и это просто головокружительные последствия падения. Что написал Шекспир во втором акте «Макбета»?«Сердце, чтобы любить, и в этом сердце есть мужество, чтобы заявить о своей любви.»
Возможно, единственная разница между приземлением и крушением — это смелость прыгнуть. Чимин никогда не узнает, если не попытается. Но сначала ему нужно плавно направить разговор в это русло. И он спрашивает: — Хен, ты веришь в родственные души? На что Юнги отвечает: — Не-а. Брехня. Чимин закрывает глаза и борется с желанием укусить себя за кулак, проклиная звезды. Вот и начинается его любовная прелюдия. У Юнги всегда был талант разрушать представление Чимина о романтике, обломщик. — Я скорее верю в концепцию лучших друзей, — продолжает Юнги, не замечая внутренней боли Чимина. — Родственные души немного нереалистичны, тебе не кажется? Даже если бы она у меня была, вероятно, у меня отрицательный пятипроцентный шанс найти ее. Но я здесь! Внутренняя природа Чимина вопит. Минус пять процентов, черт бы тебя побрал. Он подавляет недовольное ворчание и вместо этого сочувственно кивает. — Д-да. Родственных душ си-и-и-льно переоценивают. Найди кого-нибудь, с кем ты почувствуешь себя... хм-м, как в фильме студии Ghibli! Глаза Юнги загораются, и он кивает в ответ на слова Чимина. — Это реально хорошая аналогия. Как ты до этого додумался? Потому что мультфильмы студии Ghibli радуют душу и развевают ее по ветру, уносящему на неизведанные территории… вроде этой. Никогда раньше Чимин так отчаянно не хотел выразить то, что внутри, открыть свое сердце, как какая-нибудь карикатура на Вирджинию Вульф, но так уж случилось, что слова подводят его, когда он больше всего в них нуждается. Вот и все, что нужно для того, чтобы стать актером. Кажется, быть честным самим с собой сложнее, чем притворяться. Чимин бросает на Юнги испепеляющий взгляд, чувствуя себя уязвленным после всех его неудачных попыток выразить свои чувства. — Потому что у меня есть такой человек. Юнги становится раздражительным. — Что? Кто? — Не скажу. — Чимин вздергивает подбородок, шмыгая носом. Возможно, Юнги был прав. Возможно, ему следовало остаться в постели и выспаться. Почему каждый разговор, который он пытается завести со своим мужем, превращается в чертову катастрофу? — Как бы то ни было, — тихо говорит Юнги, и вау… Чимин не помнит, когда муж придвинулся достаточно близко, чтобы его губы коснулись мочек ушей Чимина —...Мне хотелось бы верить, что ты мой лучший друг, Пак Чимин. Чимин поперхнулся чаем, который пил. — Ты в порядке? — рука нежно хлопает по спине, пока он откашливается от шока. — Принести тебе воды? Должно быть, он ослышался. Наверняка Чимин просто так сильно желал привязанности Юнги, что его воображение случайно спроецировало галлюцинацию, верно? Он бьет себя рукой в грудь, продолжая хрипеть, как старик с гриппом. Юнги собирается встать, но Чимин мягко хватает его за локоть. Его сердце становится хрупким, как бумага, готовым разорваться при малейшем отказе. Надежда висит на одинокой веревке воздушного змея. — Хен. — Да? — Скажи это еще раз. И Юнги, Господь благослови, благослови этого мужчину, ухмыляется и притворяется, что думает об этом, прежде чем односложно повторить: — «Это». Если бы Чимин не был так влюблен, то прикончил бы его. Он отпускает своего мужа и резко выдыхает, что проявляется в виде облачка холодного тумана. — Я реально ненавижу тебя. — Чимин так устал от этой игры, от этого бесконечного «тяни-толкай». Ради всего святого, они же люди, а не кошки-мышки! — Мин Юнги, я реально… Юнги целует его. Это скорее целомудренный чмок, чем настоящий поцелуй, но он настолько молниеносный, что Чимин даже не успевает моргнуть, как Юнги уже отстраняется, кончики его ушей розовеют. Чимин забывает, что хотел сказать. — Прости, ты просто... — Юнги морщит нос от хрипотцы в голосе. — Ты выглядел таким милым. Прости. И теперь Чимина словно переключается в автоматический режим, потому что он уже тянется к челюсти Юнги, притягивая его обратно. — За что ты извиняешься, глупыш? — шепчет он, прежде чем их губы снова соприкасаются. Они целуются прямо здесь, прямо сейчас, когда только луна и звезды являются их единственными свидетелями. Только они вдвоем, на их собственной планете. Ни друзей, которых нужно убедить, ни свидетелей, которые могли бы доказать, что они в законном браке, все это последнее, что беспокоит Чимина. Потому что Юнги отвечает на его поцелуй с таким же пылом, как будто Чимин — воздух для дыхания, а его рот — его последняя надежда жить. Он обхватывает Чимина за талию, притягивает его ближе, пока Чимин не оказывается у него на коленях. Душа Чимина хочет петь луне, проглотить солнце. В этот момент они не Мин Юнги, начинающий пианист, и не Пак Чимин, начинающий театральный актер. В этот момент они Юнги и Чимин, две двойные звезды, столкнувшиеся в сверхновой. Они отстраняются друг от друга, чтобы перевести дыхание, и Чимина охватывает трепет, когда его взгляд перемещается от красных губ Юнги к его темным, расширенным зрачкам. Он наклоняется вперед, чтобы соприкоснуться лбами, страстно желая оставаться ближе и ближе. — За то, что не сделал этого раньше, — шепчет Юнги ему в губы, заправляя выбившуюся прядь волос за левое ухо Чимина. Его голос звучит так, словно все любимые песни Чимина сливаются в единую гармонию. — Прости, облачный малыш. Чимин ухмыляется. — Тогда наверстай упущенное. — С мягким смешком он целует уголок рта своего мужа, обвивая обеими руками шею Юнги, чтобы прижать его затылок к грубой коре дерева. Юнги втягивает воздух и поворачивает голову, чтобы соединить их губы, приоткрывая рот Чимина переплетая языки. На вкус он как ромашка. На вкус он как обещание сладкого греха. Сердце Чимина — это выпущенная на свободу колибри. Юнги покусывает нижнюю губу, и Чимин отвечает низким стоном, который, кажется, подбадривает мужа, потому что хватка Юнги крепче сжимает его бедра. Он проводит руками вверх и вниз по талии Чимина, заставляя лаву бежать по его венам. Одеяло спадает, и прохладный октябрьский воздух щиплет их за щеки, но никакой холод не сравнится с теплым убежищем в объятиях Юнги. Юнги поднимает обе руки, чтобы обхватить лицо Чимина, острая дрожь пронзает его тело. Он откидывается назад и берет большие руки Юнги в свои. — Черт, хен, твои руки холодные, как ледники. — Ох. — Лицо Юнги пылает, и он пытается вырвать свои руки из хватки Чимина. — Не-а. Так не пойдет. — Чимин цокает языком и трет руки Юнги, молясь о достаточном трении, затем разжимает костяшки пальцев Юнги. — Нужно согреть тебя, мой чувак. Он слышит череду тихих ругательства, срывающихся с губ Юнги, и поднимает взгляд. — Что? Юнги удивленно, но с вызовом поднимает бровь. — "Мой чувак"? — Он клюет Чимина в нос. Чимин взрывается смехом, когда управляет руками Юнги, чтобы они снова обвились вокруг его талии. — Чаги, — поправляет он себя, наклоняясь вперед, уже страстно желая мягкого прикосновения губ Юнги. Он чувствует, как Юнги ухмыляется в поцелуй, и борется с желанием захихикать, поджимая пальцы на ногах. В груди Чимина разливается такое тепло, что оно может вместить ядро новой звезды. Это безумие, он муза. Но у него всегда была склонность ко всему причудливому, не так ли? Чимин верит, что единственные люди, предназначенные для него, — это безумцы… достаточно безумные, чтобы впадать в транс, достаточно безумные, чтобы верить в него, даже после неудач, достаточно безумные, чтобы вдохнуть жизнь в его угасшую веру. Если это так, то поцелуй Юнги - любимый вид безумия Чимина. Он просовывает руки под пальто Юнги, чтобы погладить его по спине, но первое же прикосновение кончиков пальцев к пояснице заставляет Юнги застонать, и на этот раз не от боли. Чимин снова прерывает поцелуй и отстраняется, от беспокойства у него залегла складка между бровями. — Что-то не так? Юнги тяжело дышит, лицо напряжено. — Извини, я просто… у меня немного болит спина от того, что я весь день таскал оборудование. — О-о-оу, — напевает Чимин, прижимаясь к Юнги и притягивая его в объятия. Он шепчет Юнги на ухо: — Ты слишком много работаешь. — Это твоя вина, — Юнги шмыгает носом, пряча лицо в изгибе шеи Чимина. — Да ладно. Что я еще натворил? — Чимин усмехается, нежно поглаживая костяшками пальцев мышцы спины. — Только не говори мне, что ты не пялился в мою камеру все это чертово время… ой, ой, — шипит Юнги от боли, когда большой палец Чимина давит по особенно чувствительному месту у него на спине. Чимин хмурится еще сильнее. Дело дрянь. Как Юнги собирается пережить завтрашний день, если он уже в таком состоянии? Чимин похлопывает мужа по спине и встает. — Давай зайдем внутрь. Нам обоим нужно поспать. И впервые с тех пор, как он встретил этого парня, Юнги действительно выглядит расстроенным мыслью о сне. Он продолжает прислоняться спиной к дереву, нижняя губа выпячена, и сердце Чимина сжимается. — Давай, хен. — Он переплетает их руки и тянет Юнги вверх. — Я даже сделаю тебе массаж.──────── • ✤ • ────────
— А-а-а-ах, Чимин-и, это больно, ох, блять. — Я не слишком напорист? — Ах… немного. — Хорошо, как насчет этого? Как давление? — Чимин сидит верхом на бедрах Юнги, в то время как муж лежит на животе. Ловкими руками он массирует обнаженную спину Юнги, и его муж прерывисто выдыхает. — Черт возьми, хен, ты такой напряженный. — Он наклоняется вперед и проводит губами по затылку Юнги, наслаждаясь мурашками, которые вызывает его прикосновение. — Расслабься немного, ладно? — Это тяжело, окей. Я был на взводе весь день, — Юнги почти ноет. — Ч-ш-ш, вот почему я здесь. Позволь мне еще раз смазать тебя маслом.──────── • ✤ • ────────
В противоположном конце коридора, за плотно закрытой дверью и бессмысленным барьером из слишком тонких стен, Чонгук и его сосед по койке обмениваются подавленными взглядами. Чонгук качает головой и ворчит себе под нос: — Молодожены.