Под Прицелом / Exposure (Сезон 3)

Я встаю рано, оставляя Келс спать. Чуть позже я начну суетиться по дому, как назвала бы это Мама. Между небольшим испугом Келс на прошлой неделе и сегодняшней церемонией награждения, я — ходячий сгусток энергии, которому нечего делать. Баскетбол. Отличный вариант. О! Роби. Я надеваю кроссовки и направляюсь к дому моего брата. Когда я подхожу к задней двери, я слышу, что кухня наполнена голосами. Кажется, все уже встали. Я стучу, и дверь открывает Кристиан. — Tante Харпер! — он бросается ко мне и обнимает мои ноги. Ну, что ты тут скажешь, он все еще любит и меня тоже. Я подхватываю его на руки. — Привет, маленький человек. Он обнимает меня и заглядывает мне за спину. Затем он смотрит на меня, приподняв брови. — Тетя Келс? — Все еще спит. — Малыши тоже все еще спят? — Скорей всего, иначе тетя Келс не спала бы, — разве это не правда? — Хочешь хлопья? — Да, Харпер, заходи и поешь хлопьев, — рычит Рене. — У нас есть как минимум три разных вида, два из которых на полу. Ооо, моя сестра немного раздражена. — Я разберусь, милая, — слышу я бормотание Роби. Я приседаю и вижу, что он вытирает хлопья под столом для завтрака. Я взрываюсь от хохота. — Это сейчас тебе смешно, — он свирепо смотрит на меня. — Кристиан, возвращайся за стол и ешь свой завтрак. Я опускаю малыша на пол. — Да, Папа, — моего племянника отругали заслуженно и он это знает. Сквозь смех мне удается выдавить: — Нужна помощь? — Да нет, я уже почти все, — закончив, Роби вылезает из-под стола. Я наблюдаю, как он подходит к раковине и споласкивает полотенце. — Кофе, Харпер? — Я налью, — я наливаю себе кофе и смотрю, как Рене пытается заставить Кларка съесть свой завтрак. Роби вытирает руки и подходит к ней. Он растирает ей плечи, и она стонет от облегчения. — Все идеально чисто, милая. — Напомни мне еще раз, почему нам нужен еще один ребенок? — спрашивает она, зачерпывая ложку хлопьев своему младшему сыну. — Потому что здесь слишком много мальчиков, — говорит Кристиан, с набитым хлопьями ртом. Я изо всех сил сдерживаюсь, чтобы подавить очередной смешок. Предполагаю, что это было мантрой в доме. Бедная Рене. Сейчас она в меньшинстве. Роби поворачивается, скрещивая руки на груди. — Ты по какому-то делу или просто пришла посмеяться надо мной и выпить мой кофе? — Ну, черт возьми, Роби, у тебя отличный кофе, — я демонстративно делаю большой глоток. — Кстати, с днем рождения, — угрюмо бухтит он, но я знаю, что он говорит искренне. — О, да! — Рене встает и подходит ко мне, крепко обнимает и целует. — С днем рождения, Харпер! — Спасибо, Рен. — Кристиан, принеси подарок для тети Харпер, — подсказывает своему старшему сыну Рене. Он соскальзывает со стула, бежит в гостиную и возвращается с тремя маленькими коробочками, связанными вместе. Я наклоняюсь и принимаю от него подарки. — Merci, petit homme. Я открываю верхнюю коробку и вижу пару солнцезащитных очков Fossil. О да. Я буду хорошо в них смотреться. Я достаю их и примеряю, сразу замечая, что у них линзы по предписанию моего врача. — Они офигенные! — восклицаю я. Роби кивает. — Когда мы ездили на байках, я заметил, что у тебя не было солнцезащитных очков, подходящих тебе после изменения зрения. Поэтому я позвонил Келс. Меня осеняет: — Вот почему она на днях спрашивала имя моего окулиста. Спасибо, ребята. — Открывай другие, — торопит меня Кристиан. Я открываю. Внутри две крошечные пары солнцезащитных очков, очевидно, для двойняшек. Я смеюсь, представляя, как круто они будут выглядеть в них. Слишком круто для школы. Или детского сада. — Это я их выбирал. Я улыбаюсь Кристиану. — Спасибо. Им очень понравится. — У меня тоже будет Келс, — гордо заявляет он мне. — Я знаю. — Она наша. Ты не сможешь забрать ее. Я торжественно киваю. — Хорошо. Но ты должен заботиться о ней. Ты знаешь, что все, кого зовут Келси, очень, очень особенные. — Я буду заботиться, — обещает Кристиан. — Итак, Харпер, зачем ты пришла, кроме как за подарками? — поддразнивает Роби. — Дома с Келс все в порядке? — Вообще-то, я пришла узнать, не хочешь ли ты пойти покидать мяч в кольцо, но уже вижу… — Нет, нет, на самом деле, Харпер, это отличная идея, — Рене улыбается мне. — Забирай его, — она указывает на Роби, — и его, — кивает на Кристиана. — И идите к тебе во двор поиграть. * * * Кам и Кристиан резвятся и играют во дворе, в то время как мы с Роби бросаем мяч в кольцо на подъездной дорожке к моему дому. Это не наша обычная площадка в парке, но и эта тоже хороша. — Чего я не понимаю, — я бросаю мяч, — так это того, как у женщины могут быть схватки, которые длятся с интервалом в десять минут, а затем они просто прекращаются. Ну типа, раз начались, так давайте до результата, или вообще не начинайтесь, — я говорю Роби то, что никогда не смогла бы сказать Келс. Она бы надрала мне задницу за этот комментарий. — Не пытайся понять это, Харпер. Просто радуйся, что ты успела вовремя. — Едва-едва, — я бросаю, мяч один раз прокатывается по краю, а затем попадает внутрь. Я бросаю, я забиваю. — Особенно учитывая то, что Рене заставила меня принять душ, прежде чем отправиться в больницу. Он хватает мяч. — Да, но ты все-таки успела. Плюс, Рене сказала, что от тебя воняло на расстоянии километра, когда ты вошла в дверь. Обожаю свиней. — Я вообще не должна была уезжать… — я все еще зла на Лэнгстона. Не могу поверить, что он позвонил мне. Не могу поверить, что я поехала. — Ладно, не начинай опять корить себя из-за этого. Ты должна признать факт: с твоей работой ты будешь многое упускать. — Что? — об этом я даже не задумывалась. — Мне жаль, Харпер, но ты не сможешь быть с ними все время. Что ты будешь делать, когда им исполнится около шести месяцев, ты позвонишь домой, и Келс скажет тебе, что Бреннан села или Коллин начал ползать? О, боже. Этого просто не может случиться. — Нет. Я буду рядом, когда все это будет происходить, — я отбираю мяч обратно. — Я работаю в двадцати минутах езды от дома. В тот день, когда Рене позвонила мне в офис, чтобы Кристиан мог впервые сказать мне «Па», мое сердце чуть не разбилось. Он сказал ей это за полчаса до этого звонка. * * * Я отвлекаюсь от нанесения макияжа, чтобы понаблюдать, как Харпер расхаживает взад-вперед мимо двери ванной, молча репетируя свою речь. Она выглядит великолепно в потрясающем костюме от Армани. Он идеально сидит на ее теле, подчеркивая ее естественную красоту. — Расслабься, — говорю я ей. — Тебе легко говорить. Ты привыкла быть перед толпой. Ты привыкла к тому, что люди смотрят на тебя, ожидая, что ты что-то скажешь. Я продюсер не просто так. — Верно, — отвечаю я, тщательно нанося тушь. Нет ничего, что я ненавижу больше, чем когда тыкаю кисточкой себе в глаз. — И по какой же причине ты продюсер? — Я не люблю быть в центре внимания. — Да, точно, — фыркаю я. Я удивлена, что ей удалось сохранить серьезное выражение лица, рассказывая мне эту вопиющую ложь. — Придумай что-нибудь поубедительней, Таблоид. Она заходит в ванную и прислоняется задницей к столику, спиной к зеркалу. — Ладно, мне нравится быть в центре твоего внимания. Мне нравится, когда она так на меня смотрит. Мне нравится, что она так смотрит на меня, когда я почти на девятом месяце беременности. Почему-то я знаю, что она так же будет на меня смотреть и через пятьдесят лет. — Быстренько поцелуй меня, Жеребчик, пока я не накрасила губы. Она наклоняется и удовлетворяет мою просьбу качественным поцелуем. Ужин? Награда? Предполагается, что сегодня вечером мы будем делать что-то еще, кроме как прижиматься друг к другу перед камином? — Воздух… — я почти задыхаюсь и немного отстраняюсь. — Веди себя прилично, негодяйка, — я слегка тычу ее и снова тянусь за косметикой. — Мне показалось, вышло неплохо, — она поднимает брови, глядя на меня. — Так оно и было, и если ты продолжишь в том же духе, мы не успеем на торжественный ужин. * * * Мы встречаемся с Мамой и Папой в отеле «Ритц Карлтон» на Канал-стрит, где в Тулейне проходит банкет по случаю награждения. Меня немного трясет от радостного волнения. У меня день рождения. Я получаю награду от своей альма-матер. Здорово присутствовать на подобном мероприятии. Я держу свою девочку под руку, и она выглядит потрясающе. Я не знаю, как ей удается находить эти невероятные наряды, которые позволяют ей выглядеть исключительной даже во время беременности. Я замечаю, как ее волосы завиваются за ухом, изящно спадая на шею. Боже, я люблю эту шею. Ее зеленые глаза, кажется, искрятся, подчеркнутые серьгами с изумрудами и бриллиантами, и подходящим к ним ожерельем. Роби и Рене приехали с нами. Я настояла на том, чтобы взять «Лексус». Никогда не знаешь, когда мне может понадобиться эта функция отображения карты. Я очень вежливо попросила Бреннан и Коллина остаться там, где они есть, на сегодняшний вечер. Это ненадолго. Сначала нам предстоит торжественный прием. На нем почетные гости, попечители университета, администрация и руководители различных отделов, а также члены нашей семьи, встретятся за коктейлями и закусками. Затем мы отправимся в бальный зал на ужин и выступления, за которыми последует десерт. Во время которого я и другие лауреаты произнесем короткие речи, рассказывающие о том, какие мы потрясающие и как умно они поступили, оказав нам честь и награждая нас. Ну, не так длинно, конечно. Я разрешила двойняшкам родиться завтра. Завтра День благодарения. Хотя технически это не мой день рождения, символически это все же так, поскольку я появилась в доме вместе с индейкой. Было бы забавно разделить это с детьми. Итак, если все пойдет хорошо… сегодня мы тут потусим, поедим, пообщаемся, а утром отправимся к Маме за вкусной едой. После жареной индейки я отвезу Келс в больницу, и мы поприветствуем наших двух новорожденных детей. Я заношу это в свой наладонник. Вот как все будет происходить. Папа прерывает мое планирование, когда подходит и толкает меня локтем. — Ты чего такая довольная, Харпер Ли? — Жизнь прекрасна, Папа. Разве не так? Он одаривает меня понимающей улыбкой. — Я всегда в это верил, — он протягивает руку, берет предложенный официантом бокал вина и передает его мне, затем берет один для себя. Он поднимает свой бокал. — За мою малышку, которая всегда делала меня самым гордым папой в мире. С днем рождения и мои поздравления! Я сглатываю ком в горле. — Спасибо, Папа. — Твоя речь готова? Я пожимаю плечами, пытаясь казаться небрежной, несмотря на то, что потратила часы на пятиминутную речь. — Думаю, да. Я приписываю заслуги за все, чем я являюсь и чего достигла, тебе и Маме, а затем ухожу со сцены, — это было бы недалеко от истины. — Харпер Ли, самое замечательное, что мы с твоей Мамой когда-либо делали для наших детей — это убирались к чертовой матери с их пути. Мы любили вас, мы давали вам возможности и все необходимое, но, когда пришло время вам прокладывать свой путь в этом мире, мы отошли в сторону. Ни один из вас не разочаровал нас. — Правда? Даже я? — особенно учитывая то, какой образ жизни я вела раньше. — Особенно ты, — мы потягиваем вино, и Папа замечает Маму в толпе. Он улыбается так, как он улыбается только глядя на нее. — Прости, я кажется нужен Сесиль, — тридцать восемь лет спустя после свадьбы у них все еще медовый месяц. Я смотрю в другой конец зала в поисках своей второй половинки и вижу, что она беседует с Рене. Я всегда буду благодарна за их дружбу. Роби был моим лучшим другом и доверенным лицом с тех пор, как я была ростом по колено кузнечику. Я люблю Рене, как никого другого. И Кристиан с Кларком могли бы стать моими детьми, если бы родительские права присуждались на основе силы эмоций. Видеть Келс настолько полностью влившейся в мою семью — это радость, которую я никогда не ожидала познать. — Харпер Кингсли, — рокочет у моего уха глубокий баритон. — Я так рад, что ты оставила эту бульварную сенсационную чепуху и занялась серьезными вещами. Я поворачиваюсь и вижу своего первого профессора журналистики. Что ж, шоу начинается. * * * Я беру сестру за руку и веду Рене в угол, подальше от толпы в вестибюле. — Сестренка, дорогая? — Да? — она изучает меня мгновение, моментально улавливая, что означает выражение моего лица. Она понимающе приподнимает бровь. — Какой интервал, Келс? — Около десяти минут. — Сильные? — Намного сильнее, чем в прошлый раз, — вынуждена признать я. — Я думала, что схватки продлятся пару часов. Дома все еще было не так уж плохо, но они набирают скорость и интенсивность. — Нам нужно забрать Харпер и отвезти тебя в больницу. — Нет. Я не хочу все ей испортить. Она и так нервничает, а это очень важное событие для нее. Ну серьезно, ей только что исполнилось двадцать семь, и ее альма-матер уже чествует ее за достижения в своей области. Все, что мне нужно сделать, это пережить этот час коктейлей, погонять по тарелке резинового цыпленка, послушать ее речь, а потом мы сможем поехать в больницу. Ничего сложного. — Келс! — Рене, — я сжимаю ее руку. — Пожалуйста. Мне нужно, чтобы ты помогла мне дойти до нашего столика. У нас есть пара часов. Надеюсь, этого времени будет достаточно. — Я не знаю, кто из вас двоих более упрямый, — она поднимает руку и подзывает Роби. На его лице играет улыбка, но потом он смотрит на меня и она исчезает. — О боже, ну вот опять. — На этот раз это не ложная тревога, Роби, — уверяет его Рене. — Помоги ей сесть за наш столик. Мне нужно найти Маму и Папу, — Рене спешит в том направлении, где мы их видели в последний раз. Роби протягивает мне руку. Я сжимаю ее, не желая отпускать единственный спасательный круг, который у меня есть на данный момент. Он наклоняется и шепчет мне: — Давай, Келс, дыши глубоко и спокойно. Я делаю, как он говорит, и поворачиваюсь к нему. — Ты уже делал это раньше, не так ли, большой мальчик? — поддразниваю я, делая выдох. — Пару раз, — он одаривает меня фирменной улыбкой Кингсли. — Но Рене сказала бы, что я вряд ли помог. — Я рада, что хотя бы у одного из нас есть какой-то опыт. — Ты отлично справляешься, Келс, — он нежно поглаживает мою руку. — Как только Рене вернется, я найду Харпер, и мы отвезем тебя в больницу. — Роби, пожалуйста. Мы оба знаем, что это может занять несколько часов. Давай посмотрим, смогу ли я потерпеть, пока длится этот ужин. Это очень важно для Харпер. — Так же как и рождение ее детей. Боже мой, да она скачет как под допингом с самого Марди Гра. — Я знаю, но нет причин, по которым она не может получить и то, и другое. Мне дискомфортно, но в остальном у меня все в порядке. Сам доктор Макстон сказал не приезжать, пока схватки не начнутся с интервалом в восемь минут. Я обещаю тебе, что в тот момент, когда это случится, мы уйдем отсюда. * * * Почетные гости рассажены за столами в центре бального зала. Каждому из нас разрешили привести с собой пятерых гостей, а на оставшихся местах за столами сидят люди из университета. Поскольку Мама и Папа пожертвовали значительную сумму денег университету, ректор, его жена и дочь сидят с нами. Час коктейлей прошел весело. После того, как профессор Рейли задал мне жару, у нас состоялась очень интересная дискуссия о средствах массовой информации. Я никогда не представляла, что буду разговаривать с ним как профессионал в этой области. И когда он спросил мое мнение обо всем освещении президентских выборов в средствах массовой информации, я чуть не грохнулась в обморок. Он счел забавным, что один из моих коллег в Северной Ирландии предложил прислать наблюдателей за выборами в 2004 году. Ужин, на удивление, не так уж плох. У нас есть на выбор филе-миньон, жареная курица по-корнуолльски или лобстер. Мне пришлось объяснить Келс, что в Новом Орлеане нет вегетарианцев. Большую часть ужина она ковырялась в своем салате. — Ты не голодна, chér? — спрашиваю я, наклоняясь ближе. Мне не нужно было быть так близко для этого вопроса, я просто хотела почувствовать запах ее духов. Она склоняет голову ближе к моим губам. — Не особо. Я думаю, что один из двойняшек сидит у меня на желудке. — Скоро, родная. Скоро все это закончится. Келс одаривает меня загадочной улыбкой. — Это правда. Тебе нравится твой день рождения? Я энергично киваю. — Безусловно. Я только хотела бы, чтобы пара монахинь из моей приходской школы были здесь. Согласно словам одной из них, в данный момент я должна гореть в неугасимом огне ада. Келс под столом сжимает мою руку. — Тебе действительно следует быть повежливее с монахинями, Харпер, — ее хватка на моей руке на мгновение усиливается. — Ты говоришь о сестре Кларисе? — спрашивает Роби, перегибаясь через Рене, чтобы присоединиться к нашему разговору. — Mais oui, она меня ненавидела. — И ты, конечно же, ничего не сделала, чтобы заслужить это, — его голос полон сарказма. Он знает, что я сделала, чтобы заслужить это. По сей день я все еще не понимаю, что такого плохого было в том, чтобы посадить небольшую стайку цыплят на балкон хора. Они звучали лучше, чем монахини. Я так и не смогла посмотреть фильм «Сестричка действуй» именно по этой причине. Слишком громкий призыв к прекращению недоверия. Поющие монахини, херня все это. Мама оглядывает нас и обращается е Келси. — Как у тебя дела, ma petite? — Все хорошо, Мама. Мама возвращается к своему разговору с женой канцлера. Хах. Интересно, о чем. * * * — Граница между новостями и развлечениями становятся почти неразличимой, — я слегка поправляю очки, бросая взгляд на свою речь. Я записала ее на случай, если, поднявшись сюда, у меня отключится мозг. Пока у меня все в порядке, но это была только моя вступительная фраза. — Рост интереса к сенсациям очевиден даже для случайного зрителя вечерних новостей. Все чаще журналисты стремятся быть как создателями знаменитостей, так и самими знаменитостями. Я смотрю на аудиторию и улыбаюсь Келс. Однако, кажется, я не могу поймать ее взгляд, что немного расстраивает. Я вроде как надеялась, что она будет смотреть на меня с обожанием. Вместо этого она перешептывается с Рене. — Еще больше омрачает картину корпоративная собственность новостных организаций. Когда Disney владеет ABC, а Time Warner владеет CNN, страх перед корпоративным творчеством, распространяющимся на отдел новостей, не может быть неуместным. Сейчас Келс разговаривает с Мамой. Эй, там! Кто-нибудь вообще обращает на меня внимание? Я прочищаю горло, надеясь, что они поймут намек. — Я, безусловно, участвовала в этой деградации профессии журналиста в своей собственной карьере, за что я уже была должным образом отчитана профессором Рейли, — я делаю паузу, чтобы дать всем посмеяться над моим смешным, импровизированным комментарием. Все смеются. Но не за столом моей семьи. Сейчас все они, кажется, увлечены какой-то жаркой дискуссией. Что в мире может быть важнее меня прямо сейчас? Это отсутствие интереса выбивает меня из колеи, и я вынуждена снова посмотреть в свои записи. — Так что я чрезвычайно польщена этим признанием со стороны альма-матер, которая так дорога моему сердцу. Мы часто слышим разговоры о «людях, сделавших себя сами», но я рада, что многие приложили руку к моему становлению. Конечно, моя семья… — я продолжаю отдавать дань уважения своей семье, но довольно автоматически, потому что я отвлекаюсь. Роби теперь смотрит прямо на меня и мотает головой. Какого черта? Он что, пытается заставить меня провалить свою речь? Я снова делаю паузу, снимаю очки и складываю их. Я засовываю их в карман, надеясь, что если не смогу так отчетливо видеть свою семью, они не будут так сильно меня раздражать. Вот. Так-то лучше. Я возвращаюсь к непринужденному ритму своих комментариев. — …содействуя ответственному освещению событий в том виде, в каком они происходят, а не в том виде, в каком мы их себе представляем. Роби встает, обходит стол и помогает Келс с трудом подняться на ноги. О черт. Прислушайся к своему собственному совету, Харпер. Смотри на то, что происходит на самом деле, а не на то, что ты хочешь, чтобы происходило. Ты станешь мамой. Конечно, ты можешь и дальше стоять здесь и бубнить без умолку, пока Келс в больнице. Мама и Рене следуют за Роби и Келс, когда они выходят из бального зала. Папа встает и грозит мне пальцем. — Мне нужно идти, — говорю я аудитории. — У меня сейчас родятся дети. * * * Как только дверь машины закрывается, я проскальзываю в объятия Харпер и кладу голову ей на плечо. Ее руки обвиваются вокруг меня, и она прижимает меня к себе. — Ты должна была сказать мне, — ворчит она на меня. — Как ты, chér? — она очень нежно поглаживает мой живот. Я делаю глубокий вдох, и мне удается ответить ей. — Не хотела испортить… — я хватаюсь за ее пиджак, когда боль усиливается. — Прости. — Шутишь? Это самый идеальный подарок на мой день рождения, chér, — я чувствую, как она целует меня в макушку и притягивает ближе. — Какой интервал? — Восемь минут. На этот раз все случится. Ты готова? — Нет. А ты? — Нет, но сейчас у меня нет особого выбора, — я бросаю взгляд на переднее сиденье. У Роби и Рене все под контролем. Почему-то я рада, что Харпер не за рулем. Быть здесь, на заднем сидении, в ее объятиях, гораздо приятнее. Я сжимаю ее руку и делаю глубокий вдох, сдерживая боль. — Нет. Давай, Крошка Ру. Дыши. Ты знаешь, медленно выдыхай. Давай. Я киваю и делаю, как она сказала. Я знала, что она здесь не просто так. Материнство и роды могут быть естественным процессом, но все это «дыши так и вот эдак» — настоящая серая зона для меня. * * * Я смотрю на капельницу на тыльной стороне ладони. Я наблюдаю, как физраствор поступает из пакета, висящего у кровати, в мою руку. Забавные вещи замечаешь между схватками. — Еще льда? — я бросаю взгляд на Харпер и просто качаю головой в ответ на ее вопрос. Она так старается быть полезной, но я сейчас не очень хороший собеседник. Я думаю, ей кажется, что я на нее злюсь. Схватки идут с интервалом в шесть минут. Медсестры постоянно проверяют меня, и все идет хорошо. Доктор Макстон прибыл чуть позже полуночи, осмотрел меня, убедился, что все его распоряжения выполняются, а затем объявил, что идет в свой кабинет вздремнуть. Чего бы я только не отдала, чтобы иметь возможность вздремнуть сейчас. Я уже чувствую усталость, а мы еще даже не добрались до сути дела. Харпер проводит пальцами по моим волосам. — Я могу что-нибудь сделать для тебя, родная? — Спина, — она сразу понимает, чего я хочу, переходит на другую сторону кровати и начинает растирать мне поясницу. — Лучше? Все, что я могу сделать, это кивнуть и глубоко дышать во время очередной схватки. — Время, — это сигнал для Харпер следить за продолжительностью и тем, насколько далеко друг от друга они сейчас проходят. Дверь открывается, я поднимаю взгляд и вижу Рене. Она подходит к кровати и берет меня за руку. — Как у тебя дела? — Норм, — выдавливаю я. Мне не нужно пытаться объяснить Рене, каково это — испытывать постоянную боль. Она все прекрасно понимает. — Пять минут, — тихо говорит Харпер. Она все еще старательно растирает мне спину. — Как ты сюда попала? Рене смеется, поглаживая живот. — Похоже, у меня идеальная маскировка для передвижения по родильному отделению. Остальные члены семьи вернулись бы, но они не хотят перенапрягать Келс, — она улыбается мне. — Но я хотела узнать, как у вас дела. Мне нужно передать всем подробный отчет. — Скажи им, что я в порядке, — мне удается улыбнуться теперь, когда боль прошла. — Но во всем виновата Харпер. Рене смеется. — Ну вот, теперь ты на самом деле понимаешь, для чего нужны роды. Во время них ты можешь обвинять ее во всем, от убийства Кеннеди до налогов. Я слышу стон Харпер. Рене улыбается ей, указывая на нее пальцем. — А ты просто молчи, сиди здесь и со всем соглашайся. Это меньшее, что ты можешь сделать, — дразнит она. Я представляю, как Харпер покорно кивает и смиряется со своей судьбой на эту ночь. Боже, пожалуйста, не дай мне быть слишком жестокой к ней. Когда я могу только хныкать при следующей, гораздо более болезненной схватке, рука Харпер на моей спине усиливает давление, пытаясь унять боль. Рене наклоняется и целует меня в лоб. — Ты отлично справляешься, Келс. Мне пора идти. Увидимся позже. Я едва осознаю, что Харпер говорит со мной, но я знаю, что это ее голос, и он успокаивает. Я автоматически делаю все, что она мне говорит. * * * Ну вот и все. Я с трудом сглатываю и сосредотачиваюсь, приподнимая Келс, чтобы она могла тужиться. Я слышу ее тяжелое дыхание рядом с моим ухом, чувствую пот с ее волос на своей щеке и слабый запах мятных леденцов, которые я дала ей перед тем, как нас перевезли в родильную палату. Это на самом деле происходит. Скоро я буду держать в своих руках маленькую жизнь, и она станет частью меня. Частью нас. Частью нашей семьи. А потом, после этого, еще одну. Двое. Сын и дочь, оба рассчитывающие от меня на совет, наставление, любовь, заботу, защиту. На все то, что мои родители так бескорыстно давали мне, пока я росла. И до сих пор дают. Еще двое навсегда. Келс единственная для меня. Навсегда стала такой частью меня, что я не могу сказать, где заканчиваюсь я и начинается она. Навсегда лучшая из моих грез, защитник моей надежды. Теперь Бреннан и Коллин присоединяются к ней в этом разреженном пространстве моего сердца. Плоть, рождающая родственную плоть, состоящую из ее собственной. От первого прикосновения здесь, в этой залитой слезами комнате, до последних мгновений в другой, они принадлежат мне. И, что более важно, я принадлежу им. — Ох! — выдыхает Келс, наваливаясь одновременно на наших детей и на мою руку. — Больно. Я целую ее волосы, прямо за ухом. — Ты молодец, chér. Еще немного для этого раза, — сильные удары сердец, которые мы слышим на мониторах плода, успокаивают меня. Теперь нет шансов вернуться назад. Точно так же, как Келс полностью посвятила себя родам, я должна быть полностью посвящена воспитанию детей. Больше никаких дней разгильдяйства. Больше никакой жизни для себя и своих собственных нужд и желаний. И все же, я обретаю целый мир. — Я вижу головку, — сообщает нам доктор Макстон с другого конца стола. — При следующей схватке я хочу, чтобы ты сильно тужилась, Келси. — С радостью, — рычит она. — Ты всегда был напористой, — поддразниваю я. — Следи за словами, Таблоид, — предупреждают меня. Я следую ее совету и смотрю в зеркало, когда начинаются схватки, и мы начинаем отсчет. Когда мы досчитываем до десяти, Келс немного расслабляется. Теперь я вижу макушку нашего первенца, покрытую волосами того же пшеничного цвета, что и у Келс. — Отличная работа, Келси. Еще один толчок, и головка выйдет наружу. Мы уже на пути наружу. Очередная схватка, Келс сгибается, я поддерживаю ее, и мы снова считаем. В ее маленьких ручках так много силы. У меня будут синяки еще несколько недель. Доктор Макстон осторожно направляет нашего ребенка, пока Келс стонет и тужится в очередной раз. — Очень хорошо, Келси, — хвалит он. — Головка прошла. Еще один толчок, чтобы прошли плечи, и готово. — Наполовину, — следует поправка. Никогда не говорите женщине, у которой рождаются двойняшки, что она почти закончила, когда даже первый еще не появился на свет. Мы ждем финальных схваток, чтобы Келс смогла полностью произвести на свет нашего первенца. Мы видим это на мониторе еще до того, как она это чувствует, хотя она чувствует это достаточно скоро. Она тужится, и крошечная жизнь покидает ее тело и попадает в руки врача. Мы обе замираем, вытянувшись, пытаясь увидеть все, что происходит. Ожидая, конечно, крика, который возвестит о новой жизни. Мы его не слышим. Мне сейчас станет плохо. Доктор отодвигает пуповину в сторону и объявляет: — Это ваша дочь, — он начинает чистить ей рот и нос маленьким синим прибором. Давай, Бреннан. Поздоровайся с мамой. Потренируй свои знаменитые легкие Кингсли. Как по команде, Бреннан открывает рот и приветствует всех нас мощным криком. За этим следует икота, и ее маленькие глазки распахиваются, желая рассмотреть свет, который помешал ей спать. — Она в порядке? — спрашивает Келс за нас обеих. Я все еще слишком боюсь озвучить этот вопрос. Доктор Макстон улыбается. — Она идеальна. Харпер, подойди и перережь пуповину. Я подчиняюсь. Я целую Келс в макушку и подхожу к концу стола. Доктор кладет Бреннан на живот Келс, и моя супруга немедленно трогает нашу дочь, чего и я хочу. Макстон протягивает мне хирургические ножницы и приподнимает пуповину. — Режь между двумя зажимами. Я делаю, как он говорит. — Могу я подержать ее? — спрашиваю я. Макстон кивает. — Безусловно, — он внимательно осматривает Келс и убеждается, что ее состояние по-прежнему стабильно после первой половины родов. — Ты отлично справилась, Келси. Еще один, и мы оба сможем немного поспать, — он поднимает глаза и подмигивает ей. Я подхожу сбоку и смотрю на Бреннан, пытаясь придумать наилучшую стратегию, как взять ее на руки. Она крошечная. Она, наверное, длиной с мое предплечье и ярко-красная. Но, думаю, я была бы такой же, если бы мне пришлось протискиваться через такой крошечный выход. Она булькает в мою сторону. Кажется, она очень довольна тем фактом, что Келс придерживает ее. — Привет, Бреннан Грейс, — шепчу я, протягивая руку и поглаживая кончиками пальцев ее крошечную головку. — Позволь мне представить тебя твоей Мамочке, — очень осторожно я просовываю руки под нее и поднимаю ее вверх по торсу Келс, чтобы прижать ее к груди своей девочки. Келс целует Бреннан в макушку, и я пытаюсь запомнить этот момент. Я никогда не хочу его забывать. Никогда. Все остальное в комнате исчезает, и мы здесь остаемся только втроем. Я кладу свою руку поверх руки Келс, которая лежит на спине Бреннан, обнимая мою семью. — Отличная работа, chér, — я наклоняюсь и нежно целую Келс. Келси плачет. Я предполагаю, что от радости, а не от боли; хотя, возможно, это сочетание того и другого. — С ней все в порядке? Я смотрю на Бреннан, которая, кажется, вполне довольна своим новым местом для сна. — Ты только представь — тихая Кингсли. Она идеальна, но мы можем провести инвентаризацию, — я переворачиваю Бреннан, вызывая еще один крик, успокаивающий меня больше, чем я хотела бы признать. Положив ее на спину, мы пересчитываем пальцы на руках и ногах, убеждаясь, что все основные части тела присутствуют и учтены. — У нее твой подбородок, — указываю я, дотрагиваясь до нужной части тела. — И твои волосы. — Она крошечная, — голос Келс полон удивления и подавляемых эмоций. — Как ее Мамочка. Келс вздрагивает, и я вижу на мониторе, что ее схватки возобновились. — Скоро, — говорит она сквозь зубы. Сью, наша акушерка, прикасается к моей спине. — Нам нужно забрать ее на несколько минут. Я почти рычу. Мысль о том, что кто-то другой прикоснется к моему ребенку сейчас крайне неприятна. Но мне нужно помочь моей супруге доставить к нам нашего второго ребенка. Я бросаю на медсестру взгляд, предназначенный для устрашения, затем беру Бреннан на руки и долго прижимаю к себе. — Ты скоро вернешься к нам, Бреннан Грейс. Мама любит тебя, — я снова целую ее, неохотно отпуская. — Харпер! — зовет Келс. Я передаю своего ребенка и возвращаюсь на свое место позади Келс, поддерживая ее. — Еще один, родная. Почти закончила. — Я так устала, — она слегка всхлипывает. — Я не могу, Харпер, я просто… — Да, ты можешь, Келс. Мы почти закончили, Крошка Ру. Ты отлично справляешься! Давай, дорогая. — Боже, это так больно! Я смотрю на Макстона. На протяжении всех родов Келс не жаловалась — ну, настолько серьезно — на боль. Это меня беспокоит. Что меня по-настоящему пугает, так это когда я слышу, как срабатывает какая-то сигнализация. — Что происходит? — спрашивает Келс, сжимая мои предплечья так сильно, что я знаю, у меня будет еще больше синяков. Макстон поднимает взгляд со своего места в конце стола. — Заднее предлежание, — это замечание адресовано его сотрудникам, а не нам. Люди вокруг нас начинают готовиться действовать в любую секунду по его слову. — Что? — спрашивает Келс, боль и страх не дают ее вопросу быть озвученным до конца. — Он выходит попкой вперед, — я как-то поняла это, несмотря на стресс момента. — Что вам нужно сделать, док? — спрашиваю я, хотя подозреваю, что знаю ответ. — Возможно, нам придется сделать кесарево, но сначала я попытаюсь перевернуть его. — Все в порядке? — Келс стонет от новой схватки. — Мне нужно, чтобы ты не тужилась, Келси. Я знаю, это тяжело, но расслабься и позволь мне на секунду взять всю работу на себя. Я наблюдаю, как он пытается перевернуть Коллина внутри Келс. Он пытается не очень долго. Его брови хмурятся, и он качает головой. — Ничего хорошего. Выпадение. Поднимите шторку. Сью подходит к нам. — Все будет хорошо. Нам просто нужно достать его. Он выходит задом наперед, и, похоже, у него выпадение пуповины. — Что это значит? — спрашиваю я. — Он не получает достаточно кислорода. — О Боже! — кричит Келс, крепче сжимая мою руку. — Все будет хорошо, Келс, — Господи, пожалуйста, сделай чтобы так и было. Я не смогу пережить потерю нашего сына. Давай, Коллин, просто выйди сюда, к нам. Перестань пугать свою мать. И меня. Меня оттесняют назад, чтобы я встала за головой Келс, когда ее перекладывают на стол. Я наблюдаю, как медсестры приступают к работе. Одна подключает новую капельницу к руке Келс, другая устанавливает хирургическую шторку вокруг ее живота. Сью подходит с уколом для Келс. — Просто расслабься. Мы просто достанем его и все будет в порядке. Келс кивает, и ее глаза закрываются. Мне сказали оставаться на месте, чтобы не загрязнять область, где будет проходит хирургическое вмешательство. Я осталась одна. Келс сейчас под наркозом, ее тело передано на попечение медицинского персонала. Наш сын тоже на их попечении, его жизнь зависит от их способности быстро работать. Нашу дочь где-то взвешивают, измеряют, снимают отпечатки ног и ухаживают за ней. Хотела бы я обнять ее прямо сейчас. Возможно, я не была бы в таком ужасе. Моя рука тянется к волосам Келс, и я нежно глажу их. Надеюсь, она почувствует меня. Это то, чего она боялась месяцами. Я борюсь со слезами, когда наконец понимаю это. Я молю Бога, чтобы мне не пришлось принимать это ужасное решение. Я не хочу терять ни одного из них. Я высокая, но недостаточно высокая, чтобы видеть происходящее за шторкой. Мне приходится полагаться на зеркало, расположенное сверху. Я с легкой тошнотой наблюдаю, как они разрезают живот Келс. Разрез не такой большой, как я ожидала. Я отвожу взгляд, когда из женщины, которую я люблю, вытекает кровь. Мы знали, что ей, вероятно, придется рожать по крайней мере одного ребенка с помощью кесарева сечения, но мне все равно очень страшно это видеть. Через мгновение я снова поднимаю взгляд и слежу за тем, как руки Макстона исчезают внутри Келс, чтобы забрать нашего мальчика. Давай, приятель, с тобой все будет в порядке. Я впервые вижу Коллина, и я в ужасе. Он серый, в отличие от Бреннан, которая была агрессивно красной, раздраженной тем, что ей пришлось покинуть свой теплый и уютный дом. Он не двигается, что еще страшнее. Я рада, что Келс без сознания. Мне еще много лет будут сниться кошмары. Доктор передает Коллина Сью, которая немедленно переносит его в теплую кроватку. Я тоже хочу пойти туда, но остаюсь на месте. Пожалуйста, позволь мне услышать твой плач, Коллин. Тебе еще слишком рано доводить меня до седины. Я наблюдаю, как они моют его, растирают его крошечное тельце, чтобы улучшить кровообращение, и используют большой отсасывающий катетер, чтобы прочистить дыхательные пути и удалить лишнюю жидкость. Я давлюсь, наблюдая за этим. Как только они избавляются от жидкости, они поворачивают его к источнику кислорода. Все это время они разговаривают с ним, поощряя его как-то отреагировать на них. Ответь, сынок. Одна из медсестер рядом с Келс, пытается ее разбудить. Не буди ее сейчас, чтобы она увидела это. Пусть она все проспит. Если с Коллином что-нибудь случится, я не хочу, чтобы она что-то помнила. Достаточно того, что буду помнить я. Напряженную тишину в комнате разрывает сердитый крик. — Merci, Bon Dieu, — шепчу я. Мои колени подгибаются, и я оседаю рядом с Келс. Я хватаюсь за стол и обнаруживаю, что плачу, видя, как слезы падают на металл. Коллин продолжает плакать на заднем плане. Я никогда больше не буду жаловаться, слыша этот звук. Он в безопасности. Он здесь. Мне нужно пойти к нему. Он должен быть встречен своей семьей. Я заставляю себя подняться и нетвердой походкой подхожу к теплому боксу. Сью смотрит на меня с состраданием, она видела, как слишком многие родители переживали подобный страх, и у кого-то все заканчивалось гораздо хуже. Он наливается цветом и ерзает. Он возражает, когда Сью привязывает бирку ему на лодыжку, а затем заворачивает его в одеяло. — Можно мне? — спрашиваю я, едва ли достаточно громко, чтобы быть услышанной из-за криков моего мальчика. В ответ Сью поднимает его и передает мне на руки. Два с небольшим килограмма никогда не казались мне такими приятными. Я обнимаю его так крепко, как только осмеливаюсь, целуя каждый сантиметр его лица и головы. Бреннан светловолосая, а у него густые темные волосы, которые, как я теперь замечаю, стоят дыбом в стиле Дона Кинга. Я приглаживаю их и начинаю с ним разговаривать. — Bonjour, малыш. Я так рада тебя видеть. Он делает глубокий вдох, собираясь закричать снова, но не делает этого. Вместо этого он зевает. — Вот и правильно. Все в порядке. Тебе нечего бояться. Мама здесь, — он хмурится, как будто оценивает мою состоятельность. — Да, это я. Та, что с фонариком. Та, кто читает тебе «Зеленые яйца с ветчиной». Ты меня знаешь. Губы Коллина формируют маленькую «о». — Никогда больше так меня не пугай, ладно? Мое сердце этого не выдержит. Твоя бедная Мамочка тоже испугалась, — я оборачиваюсь и смотрю на нее. Доктор закончил удалять плаценту, убедившись, что сохранил пуповинную кровь от обоих двойняшек, как мы просили, и зашил Келс. Она приходит в себя. Я слышу, как она неуверенно зовет меня и Коллина. — Мы здесь, chér. — Коллин? — спрашивает она. Я поворачиваю его так, чтобы она могла его видеть. — Присутствует и учтен. Ее глаза трепещут, когда она смотрит на него. — В порядке? — С ним все в порядке. Ты же знаешь мужчин Кингсли, они всегда все делают через задницу. Он отлично вписывается, — немного юмора никогда не повредит ситуации, как я знаю. Я вознаграждена легкой улыбкой. — Расслабься, милая. Ты проделала сегодня много тяжелой работы. И эти двое скоро заставят нас побегать. Поспи немного. Мы будем здесь, когда ты проснешься. — Обещаешь? — Абсолютно. * * * Мне разрешили отнести Коллина в детскую, где его тоже взвесят, измерят, снимут отпечатки ног и осмотрят. Сейчас он выглядит намного лучше, ярко-розовый, и он настолько бодр, насколько это возможно для ребенка младше часа от роду. Там мы находим его сестру, которая сейчас безмятежно спит в маленькой люльке. Она завернута в розовое одеяло, а на голове у нее маленькая розовая шапочка, скрывающая большую часть ее светлых волос. Я кладу Коллина туда, куда мне указывает Сью, и наклоняюсь, чтобы поцеловать Бреннан в щеку. — Она тоже ваша? — спрашивает другая медсестра. Я киваю в ответ, по какой-то причине я слишком подавлена, чтобы выразить свой ответ словами. — Она красивая. — Да, красивая, — шепчу я, обретая голос. Сью оглядывается на меня со своего места, где она ухаживает за моим сыном. — Вы уже сообщили остальным членам своей семьи? Ох. Точно. Держу пари, Мама уже ползает по стенам. — Пойду сделаю это, — как можно скорее. Прежде чем Мама успеет причинить вред людям или предметам. Медсестра одаривает меня очень доброй улыбкой, понимая, что я сейчас как в тумане. — Да, это было бы хорошо. К тому времени, как вы скажете им, мы переведем двойняшек обратно в палату Келси. Они будут там, когда вы вернетесь. — Замечательно, — я направляюсь к дверному проему, не желая покидать их, хотя я должна это сделать. — Спасибо за всю вашу помощь. Я поражена, что могу достаточно хорошо ориентироваться в больничных коридорах, чтобы найти комнату ожидания для беременных. Там я нахожу Маму, бодрствующую, настороженную и раздраженную. Я думаю, даже если бы я выходила к семье с ежечасными новостями, этого было бы недостаточно. Этот момент я тоже запечатлеваю в памяти. Мама будит Папу локтем; Роби гладит волосы Рене, чья голова покоится у него на коленях, и она крепко спит. — Они абсолютно прекрасны и совершенны, — я не могу использовать традиционную фразу «Это мальчик!», поскольку мы уже знали, кто у нас будет. Мама издает радостный возглас, и внезапно всем все прощается. Она подбегает и заключает меня в объятия. Она обнимает меня так крепко, что я чувствую, как у меня перехватывает дыхание. — Подарок от Бога, — шепчет она. — Так значит, они не похожи на тебя, да? — спрашивает Роби. Рене шлепает его по бедру. Похоже, Мамин крик разбудил ее. Она проводит рукой по своему растущему животу, в котором обретает форму и содержание другая Келси. Интересно, какому счастливчику или женщине однажды повезет полюбить ее. — Как Келси? — спрашивает Мама. — С ней все в порядке, она спит, — я смотрю на часы. Половина шестого утра. Она заслуживает сна после всего, что сделала сегодня вечером. — Как прошли роды? — вопрос исходит от Рене. — Бреннан вышла настолько легко, насколько это возможно. Но Коллин устроил нам немного поволноваться. Сначала он попытался выйти не тем концом, поэтому доктору Макстону пришлось вмешаться и оказать ему небольшую помощь. — Пришлось делать кесарево? — уточняет Папа. — Да. На мгновение я была уверена, что мы потеряли его, — я чувствую, как мое сердце и горло сжимаются при этой мысли. Я заставляю себя сделать глубокий вдох и вспомнить его твердый вес в моих объятиях всего несколько мгновений назад. Он здесь. Жив и здоров. — Но сейчас с ним все в порядке. Я думаю, он просто хотел привлечь к себе внимание, поскольку Бреннан украла первое место. — С Келси все хорошо? Я сжимаю Мамину руку в знак ободрения. — Конечно, Мама. Она сейчас спит. Двойняшек осматривают, а потом их принесут в палату, — я внезапно чувствую себя обессиленной. — На самом деле, я собираюсь присоединиться к ним ненадолго. Мама вроде успокаивается. — Мы вернемся позже днем, после того как вы все немного отдохнете. Тогда мы сможем должным образом представиться друг другу. Какой же это счастливый День благодарения! * * * Каждая мышца в моем теле болит. Это первое, что я осознаю. У меня болят мышцы, о существовании которых я даже не подозревала. Затем я вспоминаю. Я — мама. Я поворачиваю голову, открываю глаза и улыбаюсь. Вот они, все трое. Харпер устроилась в кресле-качалке, прижав к себе два крошечных свертка. Она мягко покачивается и говорит с ними очень тихо. — Привет, Таблоид, — я улыбаюсь и протягиваю руку. — Кто это у тебя там? — Ооо, мои малыши, посмотрите, кто решил присоединиться к нашей вечеринке. Это ваша Мамочка. Давайте познакомимся с ней, а? Она довольно замечательная. Я думаю, мы оставим ее себе. Она осторожно встает с кресла и присоединяется ко мне на кровати. Двигаясь медленно, я использую регулятор, чтобы немного приподнять спинку. Мне нравится эта кровать. Она широкая, так что места хватит всем нам. Харпер особенно осторожна, когда устраивается рядом со мной. Первое, что я вижу — закутавшись поглубже в одеяло на сгибе ее левой руки, лежит крошечная головка с густыми темными волосами, выглядывающая на меня из-под очень глупой маленькой синей шапочки. Я протягиваю руку и немного откидываю одеяло, чтобы заглянуть в самое безмятежное лицо, которое я когда-либо видела. — Поздоровайся с нашим сыном, Крошка Ру, — она передвигается, чтобы я могла взять его на руки. И вот я уже вся в слезах. Я позволяю им течь безостановочно, когда подношу его крошечную ручку к своим губам и целую ее. Боже мой, я держу своего сына на руках. Я прижимаю его к себе и шепчу: — Добро пожаловать, Коллин, я люблю тебя. — А это, — теперь она поворачивает его сестру так, чтобы ее я тоже могла видеть, — его большая сестра. — Старшая, — поправляю я с легким смешком, зная, как она препирается со своими братьями. — Точно, — сухо говорит она. — Бреннан, поздоровайся со своей Мамочкой, — она откидывает одеяло. — Она немного зануда, но мы ее любим. Моя дочь машет мне маленькой ручкой и зевает, как будто ей уже совершенно наскучила вся эта ситуация. Затем ее рука возвращается ко рту, и она начинает сосать ее. Я вытираю слезы со щек. — Они прекрасны, Харпер. Абсолютно прекрасны, — я снова смотрю на своего сына. Я не могу поверить, что они действительно здесь и кажутся такими довольными. — Они уже поели? — Да. Ты была довольно уставшая, родная. Мне пришлось покормить их из бутылочек, которые мы приготовили ранее. Надеюсь, все в порядке. Я улыбаюсь ей. — Конечно. Им нужно было поесть, — я рада, что она смогла это сделать. Я знаю, что она наслаждалась каждым моментом. — Знаешь, — обращаюсь я к сыну, — ты меня изрядно напугал, — я смотрю на свою дочь. — Вы оба, вообще-то. Так что давайте прямо сейчас договоримся больше так не делать. — О, мы уже поговорили об этом, Крошка Ру. Они обещали впредь вести себя хорошо. — Хорошо, — я тянусь к ней и целую ее. — Спасибо. — О нет, chér, это тебе спасибо. Сегодня ты действительно сделала мою жизнь полной. Ты замечательно справилась. — Мы замечательно справились, Харпер Ли. Думаешь, мы сможем продолжать в том же духе еще лет двадцать или около того? — Двадцать? Пятьдесят, пятьдесят пять, шестьдесят. Сама выбирай. К тому же, я не думаю, что у нас теперь есть большой выбор, — она целует Бреннан в лоб. — Они такие крошечные, — поражаюсь я, когда Коллин обхватывает маленькой ручкой мой мизинец. — С ними действительно все в порядке? — я не могу не восхищаться крошечными ноготками. Они выглядят так, будто недавно был сделан маникюр. — Они идеальные, Келс. Абсолютно идеальные. — Так кто же из них нарушитель спокойствия? — Тебе обязательно спрашивать? — она слегка усмехается, указывая подбородоком в сторону нашего сына. — Настоящий мужчина Кингсли. Он появился на свет задом наперед и с тех пор, как попал сюда, жалуется на это, как будто это моя вина. Он точь-в-точь как его дяди. Я смеюсь, но заставляю себя остановиться. Это слишком больно. — О, не делай так. Мне еще слишком больно для этого. — У тебя сегодня была отличная тренировка. — Самая лучшая за всю жизнь. * * * Я неохотно расстаюсь с Келс и детьми рано утром. Мне нужно было принять душ, как мне вежливо сообщила Келс. Мне также нужно было сменить одежду и забрать кое-какие вещи для моей девочки. Я не могла заснуть. Я была слишком взволнована. Уже почти одиннадцать утра, когда я, наконец, прибываю в больницу с пакетами в руках. Одна из медсестер сжалилась надо мной и открыла дверь в палату Келс. Келс проснулась и сидит на кровати, совершенно сияющая. — Доброе утро, chér. Келс смеется надо мной. — Доброе утро, Таблоид. Ты ограбила Санту? Я осторожно пробираюсь к пустому креслу и ставлю на него стопку коробок. — Неа, всего лишь маленького эльфа. Ты еще ничего не видела, дорогая, — как только мои руки освобождаются, я подхожу к кровати и наклоняюсь, чтобы поприветствовать жену должным образом. О да, у нее это хорошо получается. — Как ты себя чувствуешь? — спрашиваю я, когда мы отрываемся друг от друга. — Я в порядке. Все болит. Немного устала, — она бросает взгляд на люльку Коллина. — Твой сын решил, что его нужно покормить примерно четыре раза прошлой ночью. — Все в порядке? — малыш беспокоит меня. — Он получает достаточно? Или он просто нашел что-то хорошее и не может оторваться? — последнее я произношу с легкой усмешкой, надеясь придать немного легкомыслия, несмотря на свои переживания. — Все отлично. У него просто очень здоровый аппетит, — она протягивает руку и гладит меня по тыльной стороне ладони. Это меня сразу успокаивает. — Медсестры говорят, что для детей нормально сначала хотеть немного больше. Дай ему несколько дней, и все устаканится. — Хорошо, — я сжимаю руку Келс, подхожу к креслу и беру огромный букет цветов, лежащий сверху. В нем много фрезии, ее любимого цветка. Аромат потрясающий. — Для тебя, — я вручаю их ей. — Спасибо, Таблоид. Ты такая милая. Я снова тянусь к креслу и беру одну из коробок. Протягиваю ее Келс. — Для тебя. — О, я вижу, ты обо всем позаботилась, — говорит она, доставая хрустальную вазу. — Окажешь мне честь? — я послушно беру вазу и иду в ванную, чтобы наполнить ее водой. Я возвращаюсь и расставляю в ней цветы, а Келс продолжает. — Кстати, ты позвонила Кендре и рассказала ей о малышах? Я знаю, что на работе есть несколько человек, которые ждали новостей. — Я оставила голосовое сообщение. Одно для нее, одно для Лэнгстона и одно для Фрэнки. Хотя, держу пари, все они были немного невнятными. Я была немного уставшая, — я беру с кресла еще одну коробку и вкладываю ее в руки Келс. — Ты — транжира. Продолжай в том же духе, и ты разоришься, — она начинает разворачивать следующий подарок. — Мне нравится тебя баловать, — я наблюдаю за ней, наслаждаясь тихим временем со своей девочкой. — Ооо, ну, теперь я должна признать, что мне нравится быть избалованной. И как только мне помогут привести себя в порядок, я надену это, — она прикрывает грудь верхней частью нового флисового спортивного костюма. Темно-зеленый цвет подчеркивает оттенок ее глаз. — Мне будет так приятно снова надеть свою обычную одежду. — Дорогая, ты же знаешь, если тебе нужна помощь, чтобы привести себя в порядок и помыться, я к твоим услугам, — я украдкой целую ее, а затем вручаю последний из подарков. Сейчас это соответствует теме. В этой упаковке самая прозрачная, самая сексуальная, черт возьми, ночная рубашка, которую я когда-либо видела. Я не могу дождаться, когда увижу ее на Келс. Ненадолго. После этого больше будут важны не мысли, а действия. Келс поднимает комбинацию за лямки и качает головой, забавляясь моим видом. — Это… ммм… ну, наверное, для этого придется подождать, понимаешь? Мне понадобится немного времени. Но, я обещаю тебе, как только я буду готова… — она останавливается и возвращает мне мой хитрый взгляд. — Ты это узнаешь. — Ну, таков и был мой план. Ты знаешь, как я к тебе отношусь. Так что, чтобы я не приставала к тебе по этому поводу, когда будешь готова, просто появись в спальне в этом. Я гарантирую тебе, тебя ждет теплый прием. Мне нравится наблюдать, как румянец заливает ее щеки. — Что ж, Жеребчик, я не уверена, что мое тело уже полностью готово к этому, но я гарантирую тебе две вещи. Во-первых, когда я буду готова, у тебя не останется никаких сомнений. И, во-вторых, как только мое тело будет готово к этому, я использую его возможности на полную. Я сокращаю расстояние между нами, откладывая коробку в сторону. — Я хочу, чтобы ты знала, что я люблю тебя больше, чем кого-либо или что-либо еще в этом мире. Поэтому я собираюсь заранее попросить у тебя снисхождения и прощения, — заметив недоуменный взгляд моей жены, я продолжаю. — Думаю, я буду немного чокнутой из-за наших детей. Я знаю, в это трудно поверить, — мы обе смеемся над этим очевидным преувеличением. — Но я хочу, чтобы ты знала: я помню, что ничего из этого не было бы возможно, если бы не ты. — Мы сделали это вместе, — я прижимаюсь к ее ладони, когда она гладит мою щеку. — Я не смогла бы сделать это без тебя и семьи, — она качает головой, выражение ее лица задумчивое. — Я не думаю, что вообще зашла бы так далеко без тебя. Я ловлю ее руку и запечатлеваю поцелуй на ладони. — Ты никогда больше не будешь одна, chér. Я тебе обещаю. Громкий плач прерывает наш интимный момент. Мы обе оборачиваемся, чтобы посмотреть, кто этот ребенок-нарушитель. — И, как по команде, твоя дочь подтверждает твое заявление. Я присоединяюсь к смеху Келс, поднимаясь, чтобы подхватить очень капризную девочку. Малышке всего один день от роду, а у нее уже чемпионские легкие. Я держу ее и заворожена ее формами. Она поворачивается к моей груди, очевидно, ища чего-то, чего у меня нет. Ну, у меня есть, но мой резервуар пуст. Я передаю ее. — Я думаю, она хочет тебя. Келс меняет подаренную ночную рубашку на нашу дочь. Она начинает кормить ее, а я просто наблюдаю за еще одним чудом в своей жизни. * * * — Ой, вовсе он так не делает, — Харпер спорит, даже когда укладывает Бреннан в люльку, чтобы та могла поспать. — Очень даже делает, — я глажу Коллина по щечке, и он делает это снова. Его маленькая нижняя губка выпячивается. — Он надувает губы совсем как ты. — Я не надуваю губы. — Мне-то не рассказывай, Таблоид, — я расстегиваю халат и подношу его к груди для первого кормления. С Бреннан все прошло очень хорошо, и теперь я немного увереннее в своей способности это делать. — Ой! Он родился с зубами? — у него сильный инстинкт сосания. Он унаследовал это от своей Мамы. — Ого! Харпер находит это забавным, она чуть не выплевывает свой кофе через всю комнату. — Давай, смейся над этим, леди. Тебе это не покажется таким смешным, когда ты снова будешь изгнана на диван. — Даже не шути по этому поводу, — она присаживается на край кровати, чтобы посмотреть, как ест наш сын. — Как насчет того, чтобы я пошла и нашла тебе что-нибудь поесть? — Да, пожалуйста. Я умираю от голода. — Представляю. Ты справишься с ними, пока меня нет? — Да, у нас все будет хорошо. Не могла бы ты подвинуть его люльку поближе и люльку Бреннан тоже? — Конечно, — она делает паузу. — Знаешь, когда я вернусь, нам стоит попытаться вывести тебя на прогулку. — Поддерживаю, но ты должна пообещать, что будешь терпелива со мной и мы будем гулять очень медленно. — Даю тебе слово, — она наклоняется и целует меня. Затем она улыбается нашему сыну и проводит пальцем по его щеке. По выражению ее лица я могу сказать, что ее предложение достать мне завтрак — давно забытая мысль. — Харпер? — Да? — Жена. Еда. Еще помнишь обо мне? Она одаривает меня смущенной улыбкой. — Точно. Я скоро вернусь. Я вижу, что она не хочет уходить, но делает это. Медленно. Очень медленно. — Я тебе обещаю, Таблоид, мы все еще будем здесь, когда ты вернешься. * * * Коллин накормлен и переложен в люльку, и теперь оба малыша мирно спят. Я с трудом заставляю себя оторвать от них взгляд, но я делаю это, чтобы позвонить своему отцу. Я уверена, что кто-то уже позвонил ему с новостями, но хочу сама поговорить с ним. Телефон звонит два или три раза, прежде чем отвечает Аманда. Я смеюсь еще до того, как успеваю произнести эти слова. — Привет, бабуля. — Ох, Келси, ты жестокая женщина, — смеется она в ответ. — Ты сама вышла замуж за моего отца и навлекла это на себя. — Верно. Как ты? — голос Аманды теплый и дружелюбный, в нем слышится искренняя озабоченность. — Я просто прекрасно. Ты бы их видела. Они идеальные. — Мы хотели приехать, но твой отец пока связан здесь по рукам и ногам. Эта новость меня нисколько не удивляет, но, по крайней мере, теперь я лучше это понимаю. — Он сегодня дома? — в конце концов, сегодня День благодарения. — Да, но он на селекторном совещании с Парижем. Подожди секунду. Позволь мне сказать ему, что ты звонишь. — Хорошо, — обычно я бы не позволила ей прерывать его, но сегодня праздник, и я только что потратила больше двенадцати часов на рождение его внуков. Он может взять перерыв, чтобы поговорить со мной. — Привет, милая! Как там моя девочка? — у него очень счастливый голос. — Со мной все хорошо, папа. А ты теперь дедушка. — Я знаю. Сегодня около шести утра я получил очень короткий, но восторженный звонок от твоей лучшей половины. Как поживают мои внуки? — Отлично, — я смеюсь над собой. Я уже говорю, как типичный родитель. — Вы вообще сможете приехать? Мы с Харпер, вероятно, не вернемся в Нью-Йорк до конца года. — Мы планировали приехать на следующей неделе. Я успею тут все закончить, а у тебя будет время вернуться домой и обустроиться. — Отличный план. Я не могу дождаться, когда ты их увидишь. Они абсолютно прекрасны, они оба. У Бреннан светлые волосы, а у Коллина копна густых темных волос. — Что ж, не удивляйся, если это изменится. Когда ты родилась, твои волосы были рыжими. Потом они все выпали и снова выросли уже светлыми. — Мне будет все равно, даже если они облысеют и их волосы никогда не вернутся. Я все равно люблю их. — Говоришь уже, как настоящая мать. Мать. От этого слова у меня по спине пробегает холодок. — Нет, я буду лучше, чем это. Я буду Мамой. * * * Когда я возвращаюсь с завтраком для Келс, я нахожу Жерара и Кэтрин в комнате с ней. Каждый держит на руках по одному из двойняшек и воркует с ними. Я ставлю поднос на маленький столик рядом с Келс и придвигаю его к ней. — Они прекрасны, Харпер, — говорит Кэтрин, не отрываясь от Бреннан. — Спасибо, — я целую их мать, а затем подхожу посмотреть на своих детей. Я провожу кончиком пальца по щеке Коллина, и он причмокивает губами. Жерар ухмыляется мне. — Конечно, тебе повезло, что ты их видишь, не так ли, Харпер Ли? Я имею в виду, судя по тому, что нам рассказала Келс, ты все еще могла бы выступать со своей речью в «Ритце». Значит, вот как это будет, да? — В свою защиту отмечу, что мне никто не сказал, что у нее схватки. Мне объяснили это с помощью шарад. Сначала я подумала, что это какой-то розыгрыш Роби, но… — О, признайся, Таблоид, ты была так увлечена этим моментом, что нам чуть не понадобились сигнальные ракеты, чтобы привлечь твое внимание, — она игриво приподнимает бровь. — Всегда приятно быть в центре внимания, но твои дети просто решили превзойти тебя. Жерар взрывается от смеха, и маленький Коллин подпрыгивает от этого у него на груди. — Ooo la la, Харпер. Ты будешь слушать это всю жизнь. — Не расстраивайся так сильно, — вмешивается Кэтрин. — Жерар вел себя еще хуже, когда родился Ти-Жан. — Ой, вот только давай не будем переходить к рассказу этих сказок, Кейти, — предупреждает Жерар. — Ой, вот давай будем, — настаиваю я. Кэтрин целует Бреннан в макушку и укладывает ее обратно в люльку. — Возможно, я поделюсь этим с Кухонным Заговором, когда Келс сможет присоединиться к нам. — Ооо, я только за, — Келс уже съела примерно половину своего завтрака. Она улыбается мне. На мгновение я принимаю это за сладость, но затем она говорит: — Я уверена, у меня появилось несколько новых историй про Харпер, которые вы еще не слышали. Жерар передает Коллина мне. — Может, нам следует устроить еще один вечер покера в ближайшее время. Я киваю. — Полагаю, мы и так уже пропустили парочку. Кэтрин подходит к Келс и нежно обнимает ее. — Поздравляю, Келс. Убедись, что Харпер хорошо о тебе заботится. — У нее нет выбора. Я знаю, где она живет. Жерар смеется надо мной. — Добро пожаловать в родительство, Харпер Ли, — он целует Келс в висок. — Удачи. Я пожимаю плечами и беру Келс за руку. — Она мне понадобится, это уж точно. * * * Ближе к вечеру в нашу больничную палату пробираются Мама и Папа, с достаточным количеством еды, чтобы накормить небольшую армию. Судя по всему, традиционное празднование Дня благодарения продолжается, несмотря на наше с Харпер отсутствие. Меня это нисколько не беспокоит. В следующем году мы будем со всеми. А двойняшки впервые попробуют жареную индейку. Мама ставит огромную корзину для пикника на стул и подходит к люлькам. Она улыбается Коллину и Бреннан, ее глаза блестят от непролитых слез. Харпер стоит рядом, широко лучезарно улыбаясь. Она похожа на ребенка, который только что выиграл самый фантастический приз и хочет показать его своим родителям. Она тянется к люльке, берет Бреннан на руки и осторожно передает ее Маме. — Это твоя внучка, Бреннан Грейс Стэнтон Кингсли. Мама целует ее в лоб и шепчет молитву на французском. — Джонатан, — подзывает она Папу и передает ему Бреннан. Он берет малышку на руки и начинает нежно укачивать. — А это твой внук, Коллин Ли Стэнтон Кингсли, — теперь Харпер передает Коллина его бабушке. Прическа нашего сына не перестает меня забавлять. Там, где волосы Бреннан такие светлые, что кажется, будто она лысая, Коллин выглядит как Chia pet. Мама произносит над ним ту же молитву, целуя его веки. Мама смотрит на меня. — Спасибо тебе, Келси. Три слова, которые говорят мне о многом. Харпер садится на кровать рядом со мной и обнимает меня. — Да, спасибо тебе, Келси. Папа идет с Бреннан к корзинке для пикника, и я только сейчас замечаю, что на ней лежат два завернутых подарка. Он берет пакеты и приносит их мне. — Кое-что от нас. Мы с Харпер вместе разворачиваем первый подарок. Внутри футбольная майка «Тулейн» детского размера с надписью «Кингсли» на спине. Думаю, мне лучше привыкнуть к тому, что в семье есть футболист. Или, скорее, Коллину лучше привыкнуть к этой идее. Вторая упаковка — баскетбольная майка «Тулейн» детского размера с надписью «Кингсли» на обороте. Кажется, теперь я знаю, каким видом спорта Бреннан будет заниматься, когда вырастет. — Они замечательные! Спасибо, Папа! Мама! — восклицает Харпер, сияя. Она поворачивается ко мне, и я легко читаю вопрос в ее глазах. — Нет, тебе придется подождать, пока мы привезем детей домой, прежде чем надевать их. Они все еще слишком маленькие, — она надувает губы точно так же, как это делает Коллин. Я оттягиваю ее нижнюю губу и затем целую. — Скоро, дорогая. Они достаточно скоро подрастут. * * * Вскоре после того, как уезжают Мама с Папой, заходят познакомиться с новыми членами семьи Люсьен, Рейчел, Жан и Элейн. Они пробыли у нас почти час, подвергая меня разнообразным поддразниваниям, но к Коллину и Бреннан они относились с должным обожанием. После их ухода, все уже почти улеглись вздремнуть, когда дверь в палату распахивается. Я мгновенно вскакиваю на ноги, готовая защищать свою семью, когда понимаю, что чуть не атаковала плюшевого мишку. Огромного плюшевого мишку. Которого держит наша очень счастливая няня. — Дядя Брайан прибыл! — верещит он. Бреннан тут же начинает плакать, не столько испуганная, сколько раздосадованная тем, что ее сон был нарушен. По крайней мере, я так предполагаю по выражению ее лица. Я поднимаю ее и прижимаю к себе, пока Келс делает то же самое с Коллином. Мы обе одариваем Брайана возмущенными взглядами. — Скажи «привет» своему дяде Брайану, — шепчу я Бреннан, едва слышимая из-за ее криков. Я целую ее пушистые волосы и укачиваю на руках. Моей маленькой девочке не нравится, когда ей мешают спать. — Упс, — говорит Брайан, прикрывая рот рукой. — Я их разбудил? Келс качает головой. — Все в порядке, Брайан. Но в следующий раз было бы предпочтительнее менее… драматичное появление. — Только посмотрите на эту шевелюру! — Брайан подходит и рассматривает моего сына поближе. Он начинает хохотать, при взгляде на копну волос Коллина, которая имеет склонность торчать во все стороны, несмотря на маленькую шапочку. — Почему он в ермолке? — Мы евреи. — Серьезно? — Брайан принимает мою шутку за чистую монету. — Я и не знал. «Рассвет, закат, рассвет, закат, как же быстро текут дни!» — его певческий голос оставляет желать лучшего. Он протягивает руки, и Келс немного неохотно передает ему Коллина. — Ты раньше держал детей на руках? — спрашиваю я с другого конца комнаты, подходя поближе на случай, если я понадоблюсь моему мальчику. — Конечно, — Брайан берет Коллина и поднимает его в стиле Кунта Кинте. Каким-то образом мы перешли от еврейских традиций к африканским. — Пусть река течет, — щебечет он. — Брайан, — перебиваю я, — это песня из «Деловой девушки». И подними его. Не пугай моего сына. Брайан немедленно подчиняется и передает Коллина обратно Келс. Я расслабляюсь. Он оглядывается и одаривает меня обаятельной улыбкой. — Привет, Жеребчик. Они великолепны. Должно быть, взяли это от Келси. Я прикусываю губу. Это правда. Я, определенно, не буду спорить с этим. — Как ты, Келс? — мягко спрашивает он. Несмотря ни на что, Брайан обожает мою девочку. — Я в порядке, спасибо. Теперь, когда дети здесь, намного лучше, — она целует Коллина в лоб. Он уже спит у нее на руках. Бреннан зевает у меня на руках. Я укладываю ее обратно в люльку. Келси сказала мне, что я не могу держать их, пока они спят. Я не думаю, что это потому, что она не хочет их избаловать, скорее, она не хочет избаловать меня. Я сажусь на стул между двумя люльками и смотрю на своих малышей, пока Келс болтает с Брайаном. Им всего один день от роду, а мне уже грустно из-за того, что они вырастут и уедут. Рассвет, закат, это уж точно. * * * — Харпер Ли? — я опускаю голову, слушая, как она в пятый или шестой раз проверяет ремни безопасности. — Да, родная? — Если ты прямо сейчас не сядешь в эту машину и не отвезешь нас домой… — Я проверяю детские кресла. Я делаю глубокий вдох, пытаясь напомнить себе, что она всего лишь проявляет осторожность. Она делает это, потому что любит их. А не потому, что целенаправленно пытается свести меня с ума. — Харпер, ты проверяла автокресла по меньшей мере двадцать раз, — я поворачиваюсь и указываю на младенцев. — Посмотри на них. Они крепко спят. Совершенно счастливы. Очень довольны. А вот твоя жена… Она поднимает на меня глаза, легко читая выражение моего лица. — Поняла. Ты хочешь домой? — Очень хочу. — Ладно, ладно, не обязательно разбивать о мою голову кирпичи. Нет, но мне лучше не пытаться загораживать ей вид на детей. Я вздыхаю, когда она, наконец, закрывает дверцу машины и садится за руль. Затем она тратит еще минуту или около того, чтобы убедиться, что нигде нет заложенных бомб и что зеркало заднего вида расположено идеально. — Харпер? — Да? — Ты меня вообще любишь? — Крошка Ру, ты — любовь всей моей жизни. — Тогда, ради бога, пожалуйста, отвези нас домой прямо сейчас, — на данный момент я не против даже того, чтобы умолять. Она заводит двигатель и выезжает с парковки. Наконец-то! Моя бабушка двигалась и водила машину быстрее, чем она, даже когда у нее был ревматоидный артрит. Я качаю головой и воздерживаюсь от того, чтобы сказать ей, что ездить со скоростью ниже разрешенного минимального лимита — незаконно. По крайней мере, мы едем. И мы даже движемся в правильном направлении. Я благодарна за эту доброту. Я откидываюсь на спинку сиденья и закрываю глаза, желая, чтобы малыши проспали всю дорогу домой. Одному богу известно, что бы сделала Харпер, если бы они сейчас начали возиться. — Устала? — Харпер берет меня за руку. Я открываю глаза и поворачиваюсь лицом к самому счастливому человеку на планете. — Да. Немного. С нетерпением жду возвращения домой. — Что ты сделаешь первым делом? — Ну, — я смотрю на заднее сиденье. Мои малыши. Наши малыши. Наша прекрасная семья наконец-то вместе. — Убедившись, что все счастливы и устроились, я приму марафонский горячий душ. Затем я найду свои самые мешковатые и удобные спортивные штаны, пару больших толстых носков и попрошу тебя развести огонь в камине. Затем я приготовлю себе чашку хорошего горячего чая, устроюсь на диване и порадуюсь тому факту, что могу видеть свои ноги, — я снова смотрю на оговоренные части тела. Кажется, я часто это делаю с тех пор, как родились дети. У меня красивые пальчики на ногах, если вы спросите мое мнение. * * * Это абсолютное блаженство. Мой первый душ дома. Вода горячая, а напор идеальный. Я поворачиваюсь к ней спиной и просто позволяю ей массировать мне спину и плечи. Трех дней в больнице с малышами мне было более чем достаточно. Я очень счастлива быть дома со своей семьей. Я улыбаюсь. Харпер абсолютно очаровательна. В данный момент я просто не существую в ее мире. Она слишком занята детьми. Даже когда я собиралась принять душ, она растянулась на кровати, подперев голову ладонью. Рядом с ней лежали оба ребенка, довольные и крепко спящие. Все, чего она хотела в этот момент, это смотреть, как они спят. Я поняла, что мы ее потеряли, когда объявила, что иду в душ, а она даже не потрудилась взглянуть на меня. Она махнула рукой и пробормотала что-то в моем направлении, не сводя глаз с младенцев. Я стою под напором воды еще несколько минут, прежде чем выключаю ее и выхожу. Я почти боюсь внимательно смотреть, но, когда пар в ванной немного рассеивается, я, наконец, поворачиваюсь к зеркалу. Ладно, я могу с этим справиться. Дайте мне еще несколько дней, чтобы зажил разрез после кесарева, и я начну с легкой программы упражнений. Мне уже определенно лучше. Я надеваю халат и набрасываю полотенце на голову. Я слышу, как кто-то хныкает, когда вытираю волосы полотенцем и направляюсь в спальню. Это не Харпер. — Кто у нас тут ворчит? — Твой сын, — радостно отвечает Харпер, подхватывая его на руки. — А, понятно. Теперь я знаю, как все будет. Когда они хорошие, они наши, а когда плохие, они мои. — Нет, вовсе нет, Крошка Ру, — заверяет она меня с улыбкой. — Когда они хорошие, они мои. Когда они плохие, они твои. Я заправляю полотенце за ворот халата и протягиваю руки. — Тогда отдай мне моего сына. — Эм… ну… — такого она явно не ожидала. — Ну? — я снова протягиваю руки. — Давай, Таблоид. Отдай его, — хныканье моего сына становится почти полномасштабным, прежде чем Харпер, наконец, уступает, понимая, что у меня есть то, чего он хочет в данный момент. Вздохнув, она освобождает для меня место на кровати и передает Коллина мне, чтобы я могла покормить его. Каким-то образом Харпер удается держать Бреннан одной рукой и позволить мне прижаться к себе с другой стороны, пока я кормлю Коллина. Мы дома. Мы устроились и обжились. Я был неправа насчет душа. Вот оно — абсолютное блаженство. * * * Я сижу на полу в гостиной и наблюдаю за нашими детьми. Им пять дней от роду. Они уже самые умные и красивые дети, которые когда-либо рождались. Я точно знаю это. Все вокруг знают это. Каждый, кто их видит, знает это. Просто такой вот неоспоримый факт. У наших умных, красивых детей есть три основных занятия: спать, есть и какать. Я удивляюсь, насколько они не привередливы. Когда они плачут, в этом всегда есть смысл. Они либо устали, либо голодны, либо мокрые. Почему другие родители не в состоянии понять эти основные сигналы? Коллин в данный момент спит, покусывая свой крошечный кулачок. Бреннан то погружается в сон, то просыпается. Я наблюдаю, как ее крошечные веки трепещут и открываются каждые несколько мгновений. Сейчас у обоих малышей голубые глаза, но нет способа узнать наверняка, останутся ли они такого цвета. Однако мы знаем, что они будут светлыми. Я пытаюсь помогать Келси, насколько это возможно. Двойняшки живут в нашей спальне, спят рядом с нашей кроватью. Когда их нужно покормить на ночь, я встаю и беру на себя одного из них. Келс заранее готовит бутылочки с грудным молоком, чтобы я могла участвовать в этом аспекте ухода за ними. Я также специалист по смене подгузников мирового класса. Я могу помыть детей, присыпать попки и сменить подгузники в рекордно короткие сроки. Сегодня мы купаем обоих двойняшек. О боже, Коллин был очевидно недоволен таким поворотом событий. Ему было холодно и страшно, но он снова стал счастливым ребенком, когда мы вытерли его и уложили обратно в кроватку. Бреннан же, наоборот, довольно вздохнула, когда мы протерли ее маленькой мочалкой. Она гедонистка. Точно говорю. Я думаю, что в ней оказалось слишком много моих генов. Келси абсолютно безупречна с двойняшками. Ее переживания о том, что она будет плохой матерью — всего лишь беспочвенные страхи. Она высмеивает меня за то, что я очарована этими двумя маленькими жизнями, но она ни чуть не лучше. Может быть, даже хуже. Я проснулась посреди ночи и обнаружила, что она наблюдает за ними и за мной. Она попыталась найти какое-то оправдание, но я поймала ее с поличным. Когда я впервые увидела, как она кормит грудью наших детей в больнице, я почувствовала, как меня захлестывает примитивное чувство собственничества. Видя, как фундаментально она связана с Бреннан, я была готова сражаться и умереть, защищая их. Если Келс думала, что я перегибала палку, когда она была беременна, то она еще ничего не видела. Каждый шорох, каждое странное событие воспринимается мной как повышенная опасность. В этом мире этих двоих детей некому защитить, кроме нас. Я скорее умру, чем подведу их. Моим чувствам к Келси тоже удалось вырасти и стать сильнее. Я не думала, что это возможно, но, видимо, возможно. Осознание того, что она может создавать жизнь внутри себя, ошеломляет меня. Прошлой ночью я лежала в постели рядом с ней, массируя ее ставший плоским живот. Мне так приятно прижимать ее к себе, чувствовать, как она держит мою руку возле своей груди. Никакими другими способами она меня к ней и близко не подпускает. Я попытался пошутить насчет того, что просто попробую на вкус, и эта шутка явно не достигла чартов. Келс не знает, что я попробовала немного из одной из бутылочек, которые она наполнила. Было сладко, как сгущенное молоко из банки. Но мне запрещено приближаться к источнику. Я переживу. Пока к источнику есть доступ у Бреннан и Коллина, жизнь прекрасна. Они набирают вес и растут. Интересно, насколько будет заметна разница между Бреннан, которая родилась естественным путем, и Коллином, которому оказали некоторую помощь. Она только недавно перестала выглядеть немного помятой. Я внимательно слежу за Коллином с момента его драматического начала в жизни. Он чуть меньше Бреннан и кажется мне более хрупким. Разумеется, упрямый характер Бреннан делает ее похожей не на младенца, а на очень, очень маленькую взрослую. Очень маленькую требовательную взрослую. Келс заходит в комнату и одаривает меня снисходительной улыбкой. — Весело тебе там, Таблоид? Я улыбаюсь и похлопываю по полу рядом с собой, приглашая ее присоединиться ко мне. — Очень. Она садится и прислоняется ко мне. — У нас есть около часа до того, как они захотят, чтобы их покормили. Я смотрю на свои часы. — Ага, — я наклоняюсь и поглаживаю ступню Коллина. Он булькает и убирает ножку от моего раздражающего жеста. Келси смеется. — Ты такой безнадежный случай. Я хмурюсь. Хм. Что бы это могло значить. Я отстраняюсь и смотрю на нее. — Почему? Она поворачивается ко мне лицом, откидывает назад мои волосы, позволяя своим пальцам коснуться моей скулы, шеи и затем мягко скользнуть на затылок. — Наши дети спят. На данный момент они в тепле, сытые и сухие, — я заглядываю ей через плечо и подтверждаю каждое из этих утверждений. Она снова поворачивает мой подбородок к себе. — Фактически, Харпер, я делаю тебе заманчивое предложение. И, тем не менее, ты смотришь только на этих двоих. — Предложение? Разве еще не слишком рано? Она мило улыбается. — Ну, да. Но я подумала, что ты была бы не против пообниматься со мной на диване. — Не против? — я не могу удержаться от смеха при этой мысли. Думаю, нет. — Я только положу их в люльки. Келс подмигивает. — Такой и был план, Жеребчик. Их кроватки всегда находятся недалеко от того места, где я располагаюсь с двойняшками. Я осторожно поднимаю их и переношу в люльки. Келс накрывает их одеялами и целует. Я бы оставила их на полу, если бы не боялась, что Кам может ворваться сюда, когда Брайан приведет его с прогулки. Кам так забавно себя ведет с двойняшками. Когда Келс кормит их грудью, он лижет им ноги. Он чрезвычайно нежен с ними. Он просто хочет попробовать их на вкус. Кажется, он понимает, что они наши, и он также назначил себя их опекуном и защитником. Келси приглашает меня в свои объятия на диване. Я ложусь на него, и она плюхается на меня сверху. Она вздыхает, ее дыхание обдает мою рубашку и кожу. — Боже, я скучала по этому. — По чему? — По тому, чтобы лежать на животе, — она потирается об меня. — Вообще-то, ты лежишь на моем, — я смеюсь. — Щекотно, — я извиваюсь под ней. Это приятнее, чем я думала, просто обнимать ее таким образом. Прошло слишком много времени. Я крепко прижимаю ее к себе. Она зарывается головой мне под подбородок, и мы некоторое время отдыхаем вместе. Я вдыхаю аромат киви от ее шампуня. — Эй, я думала, ты хотела побаловаться. Она приподнимается и смотрит на меня, складывая руки на моей ключице и упираясь в них подбородком. — Ну… Я наклоняюсь вперед и завладеваю ее губами. Мне не нравится, что моя девочка раздумывает, стоит ли целовать меня, даже если она просто дразнит. Мои руки скользят вверх и вниз по ее телу, заново знакомясь с ее естественным телосложением. Она отстраняется, тяжело дыша. — Тебе понадобилось некоторое время, но ты приходишь в себя. Я озадаченно приподнимаю бровь. — А? — Харпер, Харпер, Харпер, — упрекает она меня. — Ты такая забавная в последнее время. Эти малыши обернули тебя вокруг своих крошечных пальчиков. Что ж, это правда. — Разве это не здорово? — может, я что-то делаю не так. — Конечно, это хорошо. Просто это не очень лестно для меня. Я позволяю этому нахлынуть на меня. — Прости, chér. Это только потому, что я так долго ждала, чтобы увидеть их, и вот теперь… Я не хотела обидеть тебя. Келси улыбается. — Ты не обидела меня, родная. Я слишком хорошо тебя знаю для этого. И я в восторге от твоей любви к Бреннан и Коллину. Я просто хочу, чтобы ты смотрела на меня так, как раньше, вот и все. — Я не думала, что переставала это делать, — я совершенно сбита с толку. — Сейчас ты даже не замечаешь, что я в комнате. Я позволяю ленивой улыбке расползтись по моим губам. — О, chér, вот тут ты ошибаешься. Я замечаю все, что связано с тобой. — А-ага. Рассказывай давай. — Нееет, я лучше поцелую тебя. — Тогда заткнись и действуй, Жеребчик. Хорошо. <гаснет свет>