Под Прицелом / Exposure (Сезон 3)

— Запасные пеленки в верхнем ящике. Подгузники лежат здесь, на полке в конце стола, а в холодильнике есть с десяток бутылочек на случай, если они проголодаются. Если мы вам понадобимся, у меня с собой сотовый, номер есть на… Харпер, смеясь, обнимает меня. — Chér, Брайан знает, где что находится. Он ведь тоже здесь живет. И он знает твой номер наизусть. Я запрокидываю голову, чтобы посмотреть на нее. — Конечно, давай, смейся, Таблоид. Ты намного хуже меня, и ты это знаешь. — Mais non! — невинные голубые глаза встречаются с моими. — Брайан знает, что я просто убью его, если с детьми что-нибудь случится, пока нас не будет. Брайан драматично подносит свои часы к глазам и указывает на них. — Эй! Посмотрите на время! Разве вы не должны уже выехать, чтобы не опоздать на бронирование? В ответ Харпер наклоняется и целует меня. Не совсем та реакция, которой добивался Брайан, но я, конечно, нисколько не жалуюсь. Я начинаю отстраняться, но рука Харпер поднимается и обхватывает сзади мою шею. Она продолжает целовать меня, неторопливо, глубоко, не заботясь о том, что Брайан находится в помещении. Я слышу, как закрывается кухонная дверь, и предполагаю, что Брайан ушел. Надеюсь, он не побежал за камерой. Ооо, как же хорошо. Харпер потрясающе целуется, это уж точно. Неудивительно, что я женилась на ней. Пока все не зашло слишком далеко, а мне еще слишком рано до этого доходить, я начинаю отступать. Я покрываю ее легкими поцелуями, уводя нас от края пропасти. Когда я отстраняюсь на этот раз, Харпер тяжело дышит, ее глаза заметно потемнели. Я улыбаюсь. — Готова идти? — Ох, chér, что ты со мной делаешь. * * * Я отвожу Келс в центр города, во Французский квартал. На сегодня никаких серьезных приключений не запланировано. У нас впереди целая жизнь, чтобы познакомить ее с этим замечательным районом. Сегодня вечером мы лишь мельком заглянем в квартал, чтобы сходить в Red Fish Grill. Я не хочу, чтобы моей девочке приходилось слишком много ходить. Она говорит, что после кесарева сечения ей стало лучше, но я не хочу рисковать. Мы устраиваемся в задней части ресторана, в отдельном зале, где тихо и уединенно. Метрдотель хорошо знает мою семью, и он узнал Келс, как ведущую из телевизора. На стенах развешаны черно-белые фотографии, сделанные матерью владельца, на которых запечатлены Новый Орлеан и Луизиана в те времена, когда все было проще. Наш столик окружен старыми ставнями, оставшимися от снесенных особняков. Это создает ощущение уединения. Мы делаем заказ и расслабляемся перед тем, как нам принесут ужин. — Материнство идет тебе на пользу, chér. От тебя захватывает дух, как никогда прежде, — я наслаждаюсь улыбкой, появившейся на губах Келс в ответ на комплименты. — Я так рада, что наша семья теперь в полном составе. — Нам есть чем гордиться. Мы прошли долгий путь. — Я вспоминаю прошлый День благодарения и Рождество, насколько все было по-другому. Насколько другими мы были. — Как ты думаешь, когда мы сможем свозить двойняшек в Дисней Уорлд? — Ну, мы можем свозить их, когда им исполнится шесть или семь и они станут достаточно взрослыми, чтобы получать от этого удовольствие, но тебя я отвезу в любое время, когда ты захочешь. — Правда? — Круто! Отлично! Я хочу поехать! Хотя, наверное, сейчас еще слишком рано оставлять двойняшек. Может быть, в январе. — Спасибо, chér, — я тянусь через стол и беру ее за руку. — Как ты вообще, милая? Она испускает вздох, который я чувствую у себя в груди. — Разные бывают моменты. Все говорят мне, что это нормально. Ты ведь знаешь. Ты была со мной все это время. Я провожу большим пальцем по тыльной стороне ее ладони. — Ты была великолепна. Что я могу сделать, чтобы помочь тебе? — Ты уже делаешь все, что должна. Дело не в тебе, а во мне. Это все те мерзкие остатки детских гормонов. Гормоны-то во меня есть, а детей больше нет. Несмотря на то, что последние несколько недель были дискомфортными, сейчас я чувствую, что какой-то части меня не хватает. Я скучаю по ощущению того, как они двигались, понимаешь? Это странно, но это так. Это странно, потому что у меня все совсем наоборот. Я так счастлива, что они здесь, где я могу их видеть и чувствовать, как они двигаются. И все же в этом есть смысл. Я говорю ей об этом. — Могу ли я что-нибудь для тебя сделать? Если это поможет, ты можешь лечь на диван в большой футболке, а я подложу под нее двойняшек. Этим я зарабатываю искренний смех от своей девочки. — Почему-то я не думаю, что им это понравится. Им нравится быть снаружи, — она берет меня за руку и щекочет мою ладонь. — Им нравится быть с тобой. Да, им нравится. Почти так же сильно, как мне нравится быть с ними. — Я не могу с этим поспорить, chér, — я говорю это в своей лучшей шутливой манере. — Даже и не предполагала, что ты это сделаешь, Таблоид, — она похлопывает меня по руке таким же снисходительным жестом, как и ее тон. — Я все еще думаю, что идея с футболкой могла бы сработать. — Поверь мне на слово. Мы все трое не будем от этого в восторге. — Как насчет того, чтобы я залезла туда сегодня вечером? — ухмыляюсь я. — Веди себя прилично, — это говорится при подаче наших блюд. Келс заказала филе желтоперого тунца на гриле с гикори, а я — сома со сладким картофелем. Здесь это почти так же вкусно, как готовит Мама. Почти. — Хорошо, но только сейчас. Итак, что ты хочешь на Рождество? — У меня есть все, чего я хочу, Таблоид. Не беспокойся обо мне. Теперь у тебя есть еще два человека, которых ты можешь баловать. — Я уже заказала два персонально изготовленных Харлея, — я говорю это только для того, чтобы увидеть ее реакцию. Три, два, один… — Ага, конечно, — хммм, моя девочка не купилась на это. Я, должно быть, теряю навык. — Ты хочешь поговорить об этом? — я вполне могу поднять эту тему. У меня такое чувство, что за столом с нами сидит розовый слон. И, черт возьми, здесь точно не достаточно места для нас троих. — О чем? — О твоей матери. Келс перестает есть и серьезно смотрит на меня. — Зачем портить этим такой замечательный вечер? Ладно, похоже розовый слон остается. Я просто подвинусь немного, чтобы было больше места. — Нет никакой причины, chér. Я просто подумала, что, поскольку нас сейчас никто не отвлекает, мы могли бы поговорить. Но я так же счастлива — беру свои слова обратно — я буду гораздо счастливее, если буду просто сидеть здесь и строить тебе глазки весь вечер. Я снова слышу смех. — Что ж, пожалуйста, продолжай наслаждаться вечером. Получив разрешение, я потираюсь своей ногой о ее ногу под столом. — Будет сделано. — Рада это слышать. Я словно чувствую электрический разряд, когда она поглаживает меня в ответ. * * * — Да, это моя сладкая милая малышка, — забавно, как общение с ребенком превращает самого зрелого взрослого человека в сюсюкающего идиота. Я не исключение. Я надеваю на нее маленькие носочки, а она пинает меня, поджимая крошечные пальчики, чтобы помешать мне добиться в этом успеха. Этот ребенок не любит носить одежду. Когда она подрастет, нам придется прилагать немало усилий, чтобы одеть ее. В какой-то момент я решаю, что, пока я ее кормлю, ей будет достаточно теплой пеленки и одеяла. Так она будет чувствовать себя спокойнее. — Давай, же. Пора обедать. К тому времени, как ты закончишь, твои Мама и брат должны вернуться с прогулки с собакой. Я удобно усаживаюсь вместе с Бреннан и прижимаю ее к себе. Она немедленно начинает искать мою грудь и поворачиваться к ней. — Ты такая же плохая, как твоя Мама, — поддразниваю я ее. Боже, она прекрасна. Энергичная, дерзкая и решительная. Что ж, по крайней мере, она открыто проявляет это. Я заметила, что, когда я кормлю Коллина, ему нравится сворачиваться клубочком и прижиматься ко мне как можно ближе. Бреннан, с другой стороны, любит вытягиваться во всю длину и, кажется, сразу же расслабляется. — Завтра мы собираемся навестить твоих бабушку и дедушку Кингсли. Да, мы проведем там весь день. Это будет твой первый официальный день в «Кухонном заговоре». Там будут все твои тети. Мы будем готовить ужин и разговаривать о твоей Маме и твоих дядях. Но ты должна пообещать никому не рассказывать о том, что услышишь. Конечно, мы не говорим там ничего плохого о них, но они этого не знают, и это сводит их с ума. * * * — Не могла бы ты, пожалуйста, просто выйти на улицу к своему отцу! — шипит на меня Келс, когда я ставлю пакет с подгузниками в угол кухни. — Келс… — Вот даже не начинай. Просто иди. Я смотрю на свою Маму, которая бросает на меня неодобрительный взгляд, забирая Коллина из переноски. — Я ничего не сделала, — защищаюсь я. Это правда. Я ничего не сделала. Это не моя вина, что Келси превратилась в гормонально нестабильную женщину из ада. — Я знаю, — тихо говорит моя Мама. — Так всегда бывает после рождения ребенка. Это не будет длиться вечно. Я оглядываюсь и вижу, что Келс занята Бреннан, полностью игнорируя меня. — А как долго? — спрашиваю я уголком рта, моля Бога, чтобы эта сумасшедшая леди меня не услышала. — Пока не закончится, — большое спасибо, Мама, ты мне очень помогла. — Иди на улицу и помоги своему Папе с рождественскими гирляндами. Он пугает меня, когда залезает на лестницу и начинает размахивать разными предметами. Я вздыхаю и целую своего мальчика в макушку. Затем, осмеливаюсь проникнуть в запретную зону, надеясь сделать то же самое с Бреннан. Келс позволяет мне поцеловать мою дочь, но я даже не рискую сделать попытку получить поцелуй от нее. Мне нравится, когда моя голова остается на своем месте, большое спасибо. На выходе из кухни, Мама сует мне в руку термос и две кружки. — Это для тебя и твоего Папы. Он тебе все объяснит. Иди поговори с ним, пока не пришли твои братья. Я позабочусь о Келси. Слава Богу, кто-то же должен это сделать. Иначе я буду вынуждена подсыпать ей валиум в сок. * * * Папа стоит на стремянке, через плечо у него перекинута гирлянда, губами он держит гвозди, правой рукой — молоток. Однажды он проглотил гвоздь, и начало праздничных выходных мы провели в отделении неотложной помощи. Мама была не очень довольна этим. Папа был еще меньше доволен, когда доктор посоветовал ему позволить гвоздю выйти естественным способом. Несмотря на это, он все равно все делает так, как привык. Я открываю термос и наливаю в кружку потрясающий мамин кофе. О, как же он хорош. — Доброе утро, Папа. Он смотрит вниз и улыбается. Затем начинает говорить, но понимает, что держит в зубах и останавливается. Я поднимаю кружку, и он спускается по лестнице. Мамин кофе всегда заставляет нас, Кингсли, сбегаться к нему. Папа осторожно перекладывает гвозди в сумку на поясе для инструментов. Я не понимаю, почему он с самого начала не держал их там. Хотя все мы уже перестали задавать ему этот вопрос. Я протягиваю ему пустую кружку и наполняю ее. Он делает большой глоток. — Вот это хороший кофе, — шутит он, указывая на кружку в подражание старой рекламе Folgers. — Как дела, Папа? — Занимаюсь полезным делом. Пытаюсь развесить эти гирлянды. С каждым годом, кажется, все становится немного сложнее. Я смеюсь. — Это потому, что ты балуешь своих внуков. У тебя возле камина стоит Санта, на крыше аллигаторы и северные олени, дом украшен гирляндами, на каждом окне развешаны венки, а на каждой ветке нашего старого дуба тоже всякие огоньки и лампочки. Неудивительно, что на установку всего этого каждый год уходит целая вечность. — И знаешь, что в этом самое прекрасное, Харпер? Ну, помимо того, что детям это нравится? Я засовываю руку в карман джинсов. На улице холодно без перчаток. — Нет, Папа. Что? — Все это реально сводит с ума мадам Дюбуа, которая живет дальше по нашей улице. Не думаю, что у этой старой склочницы есть хоть капля радости в сердце. Она просто бесится, когда видит столько огней на одном доме, — Папа начинает очень реалистично изображать ее. — «Это делает наш район дешевкой. Ты что, не понимаешь, что живешь в Гарден Дистрикт?» — он отпивает еще кофе. — Не нужно отказываться от удовольствия в жизни. Кроме того, это делает счастливыми моих детей. — Это ведь все для того, чтобы дети были счастливы, да? Он хлопает меня по спине, отчего я чуть не давлюсь своим кофе. — Ты начинаешь это понимать, да? Расплата, Харпер Ли. Боже, я надеюсь, что нет. Я умру, если мои дети будут слишком сильно похожи на меня. — Вопрос, Папа. Как мне сделать так, чтобы моя жена была счастлива? — А что не так? Я пожимаю плечами и качаю головой. — Хотела бы я знать. Она стала какой-то одержимой. Приказала мне убраться с кухни, а Заговор еще даже не собрался. Всю дорогу сюда она была просто в бешенстве и зла на меня. И, Папа, я ничего не сделала. Клянусь. Это все равно что жить с доктором Джекилом и мистером Хайдом. — Так и есть, милая. — Правда? — черт. Он ставит свою кружку и начинает взбираться обратно по лестнице. — Да. Это называется послеродовая депрессия, и это та еще задница. — Это еще мягко сказано, — я забираюсь по стремянке следом за ним и присоединяюсь к нему на крыше. Я люблю аллигаторов. Конечно, я всегда питала слабость к диким зверям. Кстати, о них. — Может, объяснишь? — Мы с твоей Мамой проходили через это вместе пять раз. Обычно это проявлялось примерно через две недели после рождения одного из вас. Она быстро уставала, впадала в депрессию и становилась более капризной, чем подобает каджунской женщине, — мой отец садится на одного из аллигаторов. — Иногда я был искренне рад, что мой французский не так хорош. Или, зачастую, я притворялся, что не понимаю, что она говорит. — Как долго это продолжалось? — Всегда по-разному. Обычно пару недель. Просто пережди это с Келс. Проявляй доброту. Помогай с детьми. И, что бы ты ни делала, Харпер Ли, не объясняй причину своих действий Келс. — Говоришь по личному опыту, Папа? Он кивает, выражение его лица говорит само за себя. — Когда родился Жерар, я не понимал, что происходит. Но к появлению Жана, я уже понимал. И рассказал Сесиль, почему она так плохо ко мне относилась. Я пересказал ей медицинскую информацию, которую мне удалось узнать, и рассказал о том, что это просто ее гормоны вышли из-под контроля. Я закрываю глаза, представляя себе эту сцену. Зрелище не из приятных. — И что было дальше? — Давай скажем так, что мне пришлось притвориться, что я плохо знаю французский. Мне повезло, что я смог подержать своего сына на руках в ближайшую неделю. И хотя меня не вышвырнули из нашей спальни, там было очень холодно. — Я поняла. Не говорить Келс, что я знаю, что к чему. — Ни в коем случае, если ты хочешь дожить до первого дня рождения двойняшек. * * * Я укутываю Коллина одеялом, когда он собирается вздремнуть. — Спи крепко, Пушистик. Я возвращаюсь на кухню, где наконец-то собрались остальные члены Кухонного Заговора. Взяв свой сок, я опускаюсь на стул и наблюдаю, как Кэтрин укачивает Бреннан. — Вот, что в нашей семье самое лучшее: теперь уже у младших ее членов начинают рождаться малыши. — И не говори, — ворчит Рене, проводя рукой по животу. О, я ей сочувствую. — Мы с Кэтрин просто кайфуем от того, что имеем возможность пообнимать и потискать новорожденных, без необходимости заводить собственных, — говорит Элейн, занимая свое место за столом. — Теперь мы можем предоставить делать это младшим и более энергичным из наших сестер. — В последнее время я энергична, как улитка, — я опускаю голову на стол, что вызывает взрыв смеха. Я поднимаю ее, когда чувствую Мамину руку на своих волосах. — Харпер не помогает тебе так, как должна? — О, нет! Большую часть времени Харпер все делает великолепно. Пока не скажет какую-нибудь глупость, и мне хочется ее убить. — О-ой, — я слышу, как все мои сестры и Мама произносят это одновременно. — Что? Это правда. На днях я спросила ее, как я выгляжу, и она ответила: «Отлично для женщины, которая недавно родила двойню». Я имею в виду, почему она просто не сказала: «Келси, ты выглядишь как альпийская корова?» Теперь они все взрываются от хохота. Элейн так сильно смеется, что у нее на глазах выступают слезы. — Что?! — Келс, Харпер была искренна. Ты действительно отлично выглядишь для женщины, у которой недавно родились двойняшки, — говорит Рейчел. — Ты просто неправильно все поняла. Такое часто случается после рождения ребенка. Поверь мне, — она обводит рукой стол. — Я часто видела это с этими тремя. — Это уж точно, — Мама забирает Бреннан у Кэтрин и дает малышке бутылочку, которую только что разогрела. — В этом нет ничего постыдного, и ты не можешь это контролировать. Мы с Джонатаном проходили через это пять раз, и я видела это в каждой из вас, девочки, — она целует Бреннан в макушку, затем слегка качает головой. — Кэтрин чуть не довела бедного Жерара до слез однажды, после рождения Джозефа. Вы все можете быть злобным порождением гадюки, когда захотите. — Я не хочу на нее так сильно рычать, — серьезно отвечаю я. — Это как-будто просто вырвалось само собой. — Мы знаем, Келс. Поверь нам, мы знаем, — Кэтрин похлопывает меня по руке. — И это пройдет. Просто постарайся не быть с ней слишком суровой. У нее добрые намерения. — Я знаю. И она прекрасно справляется с детьми. Так почему же меня так раздражает даже просто то, как она дышит? И если я услышу из ваших уст слово «гормоны», я закричу. Они все молчат. Но они бесшумно посмеиваются надо мной. Я люблю свою семью. — Это пройдет. Но постарайся не убить Харпер в процессе, — Мама улыбается и подмигивает мне. — Я слишком стара, чтобы заменить ее, и я бы не прошла снова через то, через что сейчас проходишь ты, даже за все золото Форт-Нокса. Я вырастила своих детей, и теперь мне предстоит баловать своих внуков. Кроме того, я не думаю, что Джонатан смог бы вынести, если бы снова появилась — как он там меня назвал? — Каджунский Женщина-Демон, — она проверяет бутылочку Бреннан. — Боже, какой у тебя аппетит, малышка. От кого из своих мам ты его унаследовала? * * * — О, погода на улице ужасная, но огонь в камине такой чудесный, и, поскольку нам некуда пойти, пусть идет снег, пусть идет снег, пусть идет снег! — подпеваю я Натали Коул. Мы всей семьей едем покупать нашу первую рождественскую елку. Двойняшки безмятежно спят на заднем сиденье. Им нравится, как я пою. Келс протягивает руку и выключает автомобильное радио. А моей жене, судя по всему, не нравится. Мысленно я начинаю напевать свою новую любимую песню на мотив «Rawhide»: Гормоны, гормоны, гормоны. Ох уж эти мерзкие гормоны. Гормоны сводят мою жену с ума. Гормоны. О, как я надеюсь, что они скоро покинут ее тело. И мы все снова будем счастливы. Гормоны. Руководи ими. Изгоняй их. Гормоны! Я спасаю свою жизнь тем, что не пою это вслух. Я улыбаюсь Келс и заезжаю на парковку питомника. — Мы на месте, — объявляю я без всякой необходимости. Я выхожу из машины, стараясь не запереть двери и не закрыть двойняшек внутри. Почему-то мне кажется, что в нынешнем состоянии, Келс над этим не так-то просто посмеяться. Я достаю Бреннан из автокресла и укладываю ее в кенгурушник. Она тихонько вскрикивает, недовольная тем, что ее сон прервали, но я быстро ее успокаиваю. Келс смотрит на меня поверх машины так, словно может забрать у меня ребенка, если я не буду осторожнее. Гормоны, гормоны, гормоны. Ох уж эти противные гормоны. — Идем! — восклицаю я, немного чересчур радостно, но, какого черта. Она надевает маленькую шапочку на волосатую голову Коллина и следует за нами с Бреннан в сторону питомника. Я прохожу туда, где вдоль стены выстроились деревья, разделенные по видам. Я сразу же направляюсь в восточную секцию Красного кедра. Он мой любимый. Это красивое дерево, очень густое, темно-зеленое, и у него чудесный аромат. Я начинаю искать лучшее из предложенных вариантов. Вот оно. — Посмотри-ка на это, Бреннан, — шепчу я своей спящей малышке. — Это идеальная рождественская елка, — я поворачиваюсь и смотрю на свою девочку. Она смотрит на рождественскую елку Чарли Брауна. Нет, нет, нет. Этого никогда не будет. Я подхожу и протягиваю ей руку. Я рискую, делая это. Она с такой же вероятностью может по ней ударить, как и взять ее. — Пойдем, посмотришь, что я нашла. Она неохотно берет меня за руку. — Хорошо. Оказавшись там, Келс долго разглядывает дерево. Я совершенно уверена, что это нехороший знак. — Она довольно большая. — Я знаю! Разве это не офигенно? Она будет доставать до потолка в гостиной. И у нас будет так много места для украшений и елочных игрушек! — А у нас есть украшения? — с сомнением спрашивает Келс, все еще разглядывая елку. Хм. Я пожимаю плечами и очаровательно улыбаюсь. — Будут. — Понятно, — она указывает на дерево Чарли Брауна. — Вот эта мне нравится больше. — Chér, ты же прикалываешься, да? Сердитые зеленые глаза, смотрящие на меня в ответ, кричат «нет». — Харпер, я не вижу причин приносить целый лес в наш дом. Он просто завянет там, оставив тысячи иголок на ковре, — она протягивает руку и касается дерева, но тут же резко отдергивает ее. — Иголки очень колючие, — она смотрит на меня так, словно это я сделала елку такой. — Двойняшки могут пораниться. — Ну конечно. Когда они встанут, пройдут через всю комнату и залезут на нее, — как только эти слова слетают с моих губ, я понимаю, что допустила огромную тактическую ошибку. Келс чешет лоб, вероятно, пытаясь удержать свои дьявольские рога от роста. — Харпер, нет. Нам не нужен этот монстр в доме. Боже милостивый, какое же оно высокое. Ты только подумай: маленькие дети, маленькое дерево. Когда они вырастут, тогда и дерево может вырасти, — она тычет большим пальцем себе за плечо. — Это совершенно прекрасное дерево. — Это просто кустик, — возражаю я. — Родная, в моей семье всегда были большие елки. Роби будет ржать надо мной в моем собственном доме, если увидит это в гостиной. — Харпер, это дерево почти два метра высотой. Оно очень пышное и солидное. А вот это, — она указывает на мое дерево, — по сравнению с ним просто секвойя. — Мне всегда нравились секвойи. Келс, милая, в моей семье всегда были такие деревья, когда я росла. И я очень сильно хочу подарить такое же своей семье на Рождество, — я делаю свои лучшие щенячьи глаза. Посмотрим, нравятся ли этому монстру щенки. Или она ест их на завтрак. Келс делает глубокий вдох. — Если я найду хоть одну иголку на полу, ты и твоя елка встретите Рождество с Мамой и Папой. Я импульсивно наклоняюсь вперед и целую ее в лоб. — Значит, мне придется притвориться Санта-Клаусом и уйти от тебя в Рождество? Келс не отвечает. Я попробую еще раз. Моя девочка должна улыбнуться. Я знаю, что физически она способна на это. — Мне придется вести себя как Майкл Джексон и изобразить лучшую лунную походку? — Харпер, не провоцируй меня сделать тебе больно. Эту угрозу я считаю серьезной. — Я пойду заплачу за елку. Она кивает и обнимает Коллина. По крайней мере, мой маленький мальчик с ней в безопасности. — Хороший план. Когда мы вернемся домой, у меня будет долгий разговор с Брайаном о ежечасной уборке пылесосом. Я бы предпочла провести Рождество со своей семьей. * * * Елка оказалась дома без всякой суеты. Я заплатила за ее доставку. Выражение глаз Келс, когда я предложила прикрепить ее на крышу арендованного «Лексуса», было бесценным. И прожигающим до костей. Теперь, когда дерево здесь, я попросила Роби помочь мне занести его в дом и установить в гостиной. Сначала я, не задумываясь, попросил Брайана. Он испугался, что елка расцарапает его нежные ручки. Чтобы отметить появление в нашем доме первой рождественской елки, Роби пригласил весь клан. Одна из первых улыбок, которую я увидел на лице моей жены, появилась, когда Кристиан бросился к ней. Он самозабвенно обнял ее, не заботясь о гормонах дикого зверя или о чем-то подобном. — Тетя Келс! — закричал он Келс обнимает его в ответ. Меня так не обнимали уже несколько дней. Я подумываю о том, чтобы отпихнуть Кристиана и занять его место, но сдерживаюсь. — А вот и мой большой мальчик! Как ты сегодня? — Мне три с половиной! — восклицает он, поднимая вверх пальцы. — Да, это так. Вот почему ты мой большой мальчик. Роби хихикает и подталкивает меня локтем. — На днях он спросил, не помешает ли Рождество его подаркам на день рождения. Рен объяснила, что до его дня рождения осталось полгода. С тех пор он называет свой возраст, чтобы никто не спутал эти две даты. Я качаю головой. Боже. Все мы, Кингсли, ненасытные маленькие негодники. Кристиан переводит взгляд на наше дерево. — Какая большая елка! Келс многозначительно смотрит на меня. — Это уж точно. Я сверкаю улыбкой. — Mais, oui! Рене подходит к дивану и плюхается рядом с Келс. Она потирает живот, и, судя по выражению ее лица, моя племянница явно выдает ей пару быстрых пинков. — Как ей удалось уговорить тебя на это? — Было проще согласиться, чем спорить с ней. У меня болела голова. — Ты ведь понимаешь, что теперь я должна согласиться на как минимум такое же большое дерево в нашем доме, да? Роби слышит этот комментарий и бросается к Келс. — Спасибо, chér! — он быстро целует мою очень удивленную жену в губы. Моя девочка поворачивается к Рене. — Или мы могли бы вдвоем с тобой и с малышами переехать в ваш дом, а этих великовозрастных детей оставить здесь с елкой, — она одаривает меня стоваттной улыбкой, сопровождая это предложение. — Нееет, он мне нужен, чтобы менять подгузники. Я не могу отказаться от этого сервиса, — опровергает Рене. Фух. На какое-то мгновенье я даже испугалась. — Перестань целовать мою жену и иди сюда, Роби. Какое-то время мы работаем над креплением для елки. Она едва помещается в него. Слава Богу, что итоге ствол влез. Если бы не влез, моей заднице не поздоровилось бы. Даже не хочу представлять, чем бы это закончилось. Я бы слушала об этом весь остаток нашей супружеской жизни. Как только подставка установлена, мы снова поднимаем елку. О черт. Она не влазит. Примерно 20 сантиметров ее верхушки сгибаются под потолком. Келс театрально вздыхает. В последнее время она неплохо научилась делать это. — Рене, я плачу Брайану хорошие деньги за смену подгузников. Ты уверена, что не хочешь тоже воспользоваться его услугами? Иначе Харпер придет и к тебе перекрашивать потолок. — Все в порядке. Никаких серьезных повреждений. Давай положим елку, и я схожу за пилой. Мы начинаем опускать ее на пол, когда кричит Рене: — Кларк! Ее младший сын ловко уворачивается с того места, куда падает дерево. Брайан подхватывает его на руки, издавая громкий вопль. Это пробуждает Бреннан и Коллина от дремоты. Кам начинает лаять, просто чтобы принять участие в этом действе. Я знаю, что во всем этом обвинят меня. — Харпер Ли, тащи сюда свой зад! — я оборачиваюсь и вижу, что Келс идет к люлькам. — Кам, тихо! Отлично, теперь она кричит и на собаку. Я просто обречена. — Да, дорогая? — Выведи свою собаку на улицу, — она указывает на Кама, у которого при слове «на улицу» опускается хвост. — Затем вернись и помоги мне со своими детьми. После этого можешь дальше играть со своей елкой. Ооо, что-то, что звучит непристойно, но таковым не является. Но будь я проклята, если упомяну об этом сейчас. — Харпер попала, Харпер попала! — нараспев стебется Роби. Я надеру ему задницу позже. Я вывожу собаку на улицу и забираю своего сына. Кажется, женщины в семье настроены сейчас против меня. Роби, чтобы спасти свою жизнь, идет на кухню за ящиком с инструментами. — Все в порядке, Коллин, — я целую его маленькую пушистую головку и смотрю на свою жену. Она все еще выглядит раздраженной. Рене подходит и обнимает Келс за плечи. — Как ты, Келс? — Мама абсолютно точно уверена, что я не могу убить ее? Рене торжественно кивает. — Пес будет по ней скучать. К счастью, Келс смеется. — Да, что ж, я тоже. Наверное, — она бросает на меня взгляд. — Со временем. — Полагаю, это лучше, чем никогда, — растягиваю я. Келс ухмыляется. — На твоем месте, я бы пока держалась хотя бы за это. Это самое милое, что сказала мне Келс за сегодня. Я пользуюсь случаем и подхожу к ней. Рене отступает, чтобы я могла обнять всю свою семью. Боже, как это приятно. — Хорошо, — шепчу я. — Если ты будешь хорошо себя вести, я, возможно, позволю тебе извиниться позже. В этот самый момент Роби начинает пилить, нарушая ту толику спокойствия, которой мы наслаждались. Но он приближает меня к тому, чтобы установить дерево. Я целую висок Келс. — Жду этого с нетерпением, родная. * * * Воскресным утром в дверь звонят раз двадцать, прежде чем я решаю высунуть голову из окна. Я планирую запустить чем-нибудь в того, кто там находится. — Что? — рычу я, стараясь не разбудить малышей. Роби отступает от двери и поднимает голову. — Харпер Ли! Спускайся сюда! У меня есть места в скайбоксе на сегодняшнюю игру «Сэйнтс». И мы идем! Да! Прошло так много времени с тех пор, как у «Сэйнтс» был сезон, на который стоило пойти. Места в скайбоксе в Супердоуме на домашнюю игру. О да. — Они играют с «Денвером», верно? — Абсолютно верно. Черт возьми! Мне не нравились «Бронкос» с тех пор, как Элвей перешел туда. Возможно, он и был хорошим квотербеком, но я все еще недовольна его отношением к «примадонне». Его честно и справедливо задрафтовал «Балтимор». Он просто не хотел играть с ужасной командой. Так что, в любое время, когда у меня есть возможность посмотреть на игру «Денвера» и поболеть за них, я это делаю. А теперь главный вопрос… отпустит ли меня Келс? — Выйду через минуту, Роби, — я закрываю окно и поворачиваюсь лицом к своей проснувшейся жене. Я возвращаюсь к кровати и забираюсь к ней под одеяло. — Доброе утро, chér, — я наклоняюсь для поцелуя, надеясь получить его сегодня утром. Я хорошо извинилась вчера вечером. И меня им вознаграждают. Это было приятно. Коротко, но приятно. — У тебя холодные ступни, — жалуется Келс, и я начинаю тереться ими о ее теплые ноги. Она игриво хлопает меня по плечу. — Почему твой брат будит нас в такое время в воскресенье? Прошлой ночью я просыпалась четыре раза, чтобы покормить Коллина. Я морщусь. Я знаю. — Ты же знаешь, какой Роби. Он вообще не думает. У него сегодня билеты на «Сэйнтс». Хочет, чтобы я пошла с ним на игру. Ты не возражаешь? Впервые за чертовски долгое время у нас появилась команда, на игру которой стоит посмотреть. — О, конечно, иди. Отдохни. В конце концов, я ведь не спала почти всю ночь, — приятный момент, которым мы только что наслаждались, безвозвратно потерян. Моя жена продолжает: — Я прекрасно понимаю, что после этого тебе нужно отдохнуть от жены и детей. О черт. — Дорогая, я не нуждаюсь в этом и не хочу отдыхать от тебя или детей. Честно, не хочу. Но просто… это ведь места в скайбоксе на Супердоуме. В этом сезоне у нас 8-4, мы лучшие в нашем дивизионе. — Эй, я все прекрасно понимаю, — Келс выскальзывает из постели и натягивает халат, слишком туго затягивая его на талии. — Я знаю, что билеты на футбол гораздо важнее, чем время, проведенное с твоими детьми. Ну, в смысле, им три недели от роду. Они же останутся такими навсегда. Я бы тоже не беспокоилась о том, что могу пропустить время, проведенное с ними, — она подходит к кроваткам и проверяет, как там Коллин и Бреннан, которые, к счастью, все еще спят. Затем она идет в ванную. Я следую за ней. Это не самый мудрый выбор, но я его делаю. — Мы говорим о шести часах, Келси, а не о целой жизни. Я не понимаю, почему ты ведешь себя так, будто я ухожу от вас насовсем. Келс делает глубокий вдох, и я готовлюсь к еще одной вспышке гнева. Вместо этого она говорит: — Ты права. Прости меня, Харпер, — в следующую секунду Келс уже обнимает меня и крепко прижимает к себе. Опешившая, но счастливая, я обнимаю ее в ответ. Я не хочу, чтобы она хотя бы на секунду почувствовала себя нежеланной. — Давай, иди на игру. Желаю хорошо провести время с Роби. Ты тоже заслуживаешь передышку. Я целую ее в волосы. — Мне не нужно отдыхать ни от тебя, ни от двойняшек. Я просто хочу поболеть за Saints и увидеть Монстра Фетча. — Ну, тогда дай мне отдохнуть от тебя, — дразнит она. — Я даже не буду спрашивать, что такое Монстр Фетч. — Я все равно тебе расскажу, — я ненавижу гормоны, но рада, что мы справились с этой маленькой вспышкой без особых проблем. — Монстр Фетч — это большая старая австралийская овчарка, которая приносит нам мяч на всех домашних играх. Кстати, его настоящее имя Блю. У него есть свой собственный фан-клуб. — И я уверена, что ты его почетный член, — она нежно похлопывает меня по груди. — Иди. Одевайся и сходи повеселиться с Роби. Я надолго завладеваю ее губами, пока у нее хорошее настроение. Или пока у меня хорошее настроение. Когда мы наконец отрываемся друг от друга, я подмигиваю. — Спасибо, chér. Я принесу вам сувениры. * * * Я смотрю на Коллина, который сидит в своем маленьком качающемся стульчике и жует свой кулак. — Да, Пушистик, ты следующий, — он машет рукой и дрыгает ножками. — Ты можешь протестовать сколько угодно, но мыться нужно обязательно, и тебе придется это сделать. Бреннан хлопает рукой по воде и немного выливается из ванночки на столешницу. — А тебе, малышка, это, похоже, слишком сильно нравится, — она хватается за мочалку и пытается поднести ее ко рту. Ей всегда хочется что-нибудь взять в рот. — Как ты можешь быть так похожа на меня внешне, а вести себя в точности, как твоя Мама? — когда я протираю полотенцем ее крошечное тельце, ей, кажется, и это действительно нравится. Я просто качаю головой. Я беру большое, плотное фиолетовое полотенце и разворачиваю его, прежде чем приподнять Бреннан, уложить ее себе на плечо и укутать, чтобы ей было уютно и тепло. Это ее любимая часть. Чаще всего она засыпает, завернувшись в полотенце, пока я ее вытираю. Я кладу ее на стол, быстро пеленаю и одеваю, чтобы она не простудилась. Оттолкнув с лица полотенце, она смотрит на меня, и на краткий миг я понимаю, что именно здесь мое будущее. Мое будущее лежит передо мной, и они верят, что я буду заботиться о них, всегда буду с ними рядом. Это не закончится, когда им исполнится восемнадцать. Это не закончится до тех, пока я не закрою глаза в последний раз. Они всегда будут моими малышами. Какими бы взрослыми они ни стали. Неважно, чем они будут заниматься в своей жизни. Моя любовь к ним должна быть больше, чем я когда-либо кому-либо дарила. Слезы наворачиваются на глаза, когда я осознаю, что это так. Теперь у них есть я. Навсегда. Я смахиваю слезы и улыбаюсь своей маленькой девочке. Из-под красных губок выглядывает крошечный розовый язычок. — Ну, это твое мнение, — говорю я ей, застегивая последнюю пуговицу на ее пижамке. Когда я целую ее в щечки, она извивается и вертится, издавая тихие детские звуки. — Хорошо, теперь очередь твоего брата, — я укладываю ее в кресло, укрываю одеялом и пристегиваю ремнем безопасности. Она поворачивает голову налево в поисках своей соски, которая прикреплена к креслу веревочкой. Блестящее решение проблемы, с которой Брайан столкнулся на прошлой неделе, когда купал их. Бреннан все время выплевывала соску, пока он пытался искупать Коллина. В конце концов он привязал ее к креслу, чтобы не искать и не отвлекаться, пока занят Коллином в ванночке. Я даю ей соску и наблюдаю, как ее глазки закрываются. Она искупана, накормлена, ей тепло, она счастлива и готова ко сну. И в этом отношении эта маленькая девочка в точности похожа на меня — она любит поспать. Боже, разбудить ее — это преступление, наказуемое самым жестоким образом, на который она способна, и она может закатить настоящую истерику, если решит, что это необходимо. Коллин выглядит по-настоящему испуганным. Он терпеть не может купаться. Я знаю, если бы он мог говорить, я бы услышала свое первое: «Ой, мам, мне обязательно это делать?» — Да, Пушистик, обязательно, — хихикаю я. Пока я раздеваю его, в ванную заходит Брайан. — Ооо, принцесса спит. Хочешь, я отнесу ее в твою комнату? Глядя на ее брата, я киваю. — Да, я думаю, он сейчас устроит мне скандал. — Келс, он такой же, как все мужчины, которых я когда-либо знала. Если ты не будешь делать то, что, по его мнению, ты должна была делать, когда раздевала его, он устроит тебе скандал. Я смеюсь и заканчиваю раздевать Коллина. — Какой ты злой. — Нет, я реалист, — он осторожно берет Бреннан на руки, стараясь не разбудить ее. Брайан всегда так нежен с ними, это так мило. Когда-нибудь он станет отличным отцом, если захочет. — Эй, босс. Как у тебя дела? Все хорошо? Я заворачиваю Коллина в одеяло и укладываю обратно в кресло, пока набираю для него чистой воды в ванну. — Да, все хорошо. Я просто привыкаю к тому, что я мама. Всегда есть миллион мелочей, которые нужно учитывать, и я понимаю, что теперь постоянно стараюсь думать на три шага вперед. Боже, Брайан, — я возвращаюсь к столику с детской ванночкой. — Я так их люблю. Но это утомляет не только физически, но и морально, — я улыбаюсь Коллину и тянусь к нему. — Пойдем, Пушистик, помоем тебе волосы. — Могу ли я еще чем-нибудь помогать тебе? Иногда мне кажется, что я беру деньги просто так. Вы с Харпер всегда здесь. — Ну, что ж, — я расстегиваю подгузник Коллина, но не снимаю его. Мне не потребовалось много времени, чтобы усвоить первый урок того, что значит быть мамой маленького мальчика. — Ты с лихвой отработаешь свои деньги, когда мы вернемся в Нью-Йорк, и мы с Харпер выйдем на работу. Но сейчас я просто хочу быть здесь, с ними. Опуская Коллина в воду, я вытаскиваю из-под него подгузник и накрываю мочалкой. — Сегодня ты меня не достанешь, писюн, — поддразниваю я, протягивая руку за второй мочалкой. Он издает долгий, громкий стон протеста. — Тебе следует научиться расслабляться и получать от этого удовольствие так же, как это делает твоя сестра, — я вознаграждена за свои мудрые слова тем, что получаю брызги прямо в лицо, когда его кулаки и ноги опускаются в воду. — Так, перестань. Брайан целует Бреннан в макушку. — О-о-о, малышка, от тебя так приятно пахнет. Вся в свеженькой присыпке. Давай отнесем тебя в твою кроватку и укроем твоим особенным одеялком, да? Ему не требуется много времени, чтобы отнести ее и вернуться. Мне осталось только вымыть Коллину голову и привести его в порядок. На самом деле, сегодня он держался не так уж плохо. Он довольно спокойно отнесся ко всему этому, хотя мне нужно переодеться, потому что я сама почти полностью помылась вместе с детьми. — Надо сфотографировать его, пока его волосы мокрые и красиво лежат, — Брайан улыбается Коллину, который держит за палец свою няню, пока я его одеваю. — Сделай это, — я провожу щеткой по волосам малыша и приглаживаю их, стараясь не задеть его уязвимое место на голове. — Твой дядя Брайан собирается тебя сфотографировать, Пушистик. Постарайся хотя бы выглядеть счастливым. Потому что, через двадцать пять лет, когда я достану эту фотографию, чтобы показать твоей второй половинке, я не хочу, чтобы она подумала, что с тобой плохо обращались в детстве. А купание не считается жестоким обращением. Что бы ты ни думал. * * * Наконец-то. Тишина и покой. Двойняшки спят. Брайан уехал погулять по Французскому кварталу. А мы с Келс уютно устроились перед камином рядом с нашей только что украшенной елкой. Гирлянды то вспыхивают, то гаснут. Было непросто договориться, чтобы развесить их на елке. Келс была уверена, что они станут причиной пожара. Мне пришлось показать ей гарантию Лаборатории по технике безопасности, чтобы она сдалась. Но даже при этом она еще какое-то время ворчала. Но сейчас, при мягком мерцании камина и огоньков на елке, мы окутаны романтическим освещением. Келс в моих объятиях, и на данный момент у нее хорошее настроение. Я намереваюсь сохранить его. Перед нами стоят кружки с горячим шоколадом, поднос с выпечкой из пекарни Haydel's, а на заднем плане звучат рождественские песни. На самом деле, они одни из моих любимых. — На лугу мы можем слепить снеговика, — тихо подпеваю я на ухо Келс. — И представим, что это Парсон Браун. Он спросит, женаты ли мы, и мы ответим: «Нет, дружище, но ты можешь обвенчать нас, когда будешь в городе». Позже мы вместе будем мечтать, сидя у костра, без страха глядя на планы, которые построили, гуляя по зимней стране чудес. Келс прижимается ко мне еще теснее. Если бы это было возможно, мы бы сейчас сидели в одной коже. Я целую ее за ушком. Это одно из моих любимых местечек для поцелуев на ее теле. — Мы неплохо справились с нашими планами, верно, chér? — Мы очень хорошо справились с нашими планами, Таблоид. А что? Я снова целую это место и несколько долгих мгновений просто прижимаюсь носом к ее коже. — Да ничего, в общем-то. Просто последние пара дней выдалась довольно ухабистыми. Хотела убедиться, что мы не выпали из седла. — Ну, мы определенно все еще в седле. Но, думаю, в данный момент оно у меня слегка поскрипывает. Прости, что со мной было так тяжело уживаться в последнее время. Я приподнимаю ее подбородок, чтобы она посмотрела на меня. — С тобой всегда легко уживаться, chér, — я глажу ее по щеке, в очередной раз восхищаясь мягкостью ее кожи. — Мне повезло, что ты есть в моей жизни. Даже в самые худшие дни, моя жизнь становится в тысячу раз лучше, когда в ней есть ты. К тому же, мне нравится, что у меня самая красивая жена из всех жен Кингсли, — я целую ее в нос. — Не подлизывайся, — она поворачивает голову и вытягивает шею. — Я так устала. Не знаю почему. Но это действительно приятно — вот так расслабляться. — Ты устала, потому что растишь двух самых красивых и умных детей в мире. Это отнимает у тебя много сил. — Ты тоже растишь их со мной. Почему ты не устаешь? Я решаю, что, вероятно, безопасно немного поиграть. Выжидаю мгновение, а затем ухмыляюсь. — Я моложе тебя. — Знаешь, это реально хороший аргумент, — Келс легонько тычет меня в бок. — Так что, именно поэтому, сегодня вечером ты ответственная за пропитание этой семьи. А я буду спать. Ты можешь выплеснуть немного своей молодой энергии. — По рукам. Учитывая, что я не могу использовать эту энергию другими способами, — я улыбаюсь, чтобы смягчить остроту своих слов. Я вполне счастлива подождать, пока она будет готова, захочет и сможет возобновить другие занятия. — Но, серьезно, дорогая, я думаю, это отличная идея. Почему бы нам не постелить тебе в комнате для гостей, чтобы тебя точно никто не беспокоил? — Нет. Так я не хочу. Мне достаточно знать, что мне не придется вставать сегодня ночью. — Тебе не придется вставать. На самом деле, я хочу, чтобы ты поспала как можно подольше. Утром мы с Брайаном заберем двойняшек погулять, — я наклоняюсь вперед и позволяю себе еще раз поцеловать мою девочку. — Прямо с этого момента твоя очередь побаловать себя. Хорошо? — Я с удовольствием приму твое предложение. Может быть, утром я буду чувствовать себя чуть более похожей на человека, и мы все вместе сходим куда-нибудь позавтракать или что-нибудь в этом роде. Брайан тоже очень много работает. Кстати, нам нужны подгузники. Не знаю почему, но это вдруг кажется мне невероятно забавным. Вот мы здесь, наслаждаемся приятным романтическим моментом, любящие друг друга, и она говорит со мной о подгузниках. Кажется, я теряю хватку. Я начинаю смеяться, не в силах остановиться. — И что же такого смешного ты нашла в моих словах, Таблоид? Я сдерживаю очередной смешок. — Ну, chér, мы сидим здесь, обнимаемся у камина, и ты говоришь мне о подгузниках. Я что, совсем потеряла хватку? Теперь, когда она поняла, она присоединяется к моему смеху. — Нет, конечно, нет. Это просто пришло мне в голову, и я так устала, что подумала, что должна упомянуть об этом, пока не забыла. Потому что, позволь мне сказать, тебе будет совсем не так смешно, если мне придется использовать твою толстовку с надписью «Тулейн», чтобы прикрыть попку твоего мальчика. — Никогда не вздумай так даже шутить, — я перекрестилась. Первым делом завтра я куплю подгузники. И спрячу свою толстовку. <гаснет свет>